Глава 26. Феригморд Волчья Голова

Лошади месили грязь на разбитой дороге. Моросил надоедливый дождь. Всадники промокли до нитки. Поход и непогода порядком их вымотали, но воины утешали себя мыслью о скором ночлеге, куске жареного мяса и кубке вина. Феригморд шёл впереди в ламеллярном доспехе, усиленном кольчугой, наплечниками, налокотниками, перчатками и поножами. По своему обыкновению вожак носил шлем в виде волчьей головы, за что и получил прозвище. За ним шёл знаменосец. На чёрно-красном штандарте красовался серебряный меч и волчья голова в левом верхнем углу. Следом тащились вассалы и слуги, около полусотни бойцов, закованных в латы.

Отряд давно достиг бы родового замка господина, но вояк сдерживал обоз – десяток подвод с железными клетками. В них и везли добычу. Феригморд верой и правдой служил мажордому герцога и некромантам. Последние появились в Йирке лет двадцать назад в пору юности Волчьей Головы. Мажордом быстро обрёл статус влиятельного вельможи, опутал герцога паутиной лести, внушил ему веру в возможность обрести бессмертие. В столицу стекались некроманты со всего Дэорума. Гаэрд, став вторым человеком в государстве, взял их под свою опеку и сделал элитой местного общества. Колдуны за герцогский счёт энергично принялись разгадывать тайну смерти, чтобы через неё постичь природу бессмертия.

Феригморд в глубине души питал определённые сомнения в искренности адептов ордена некромантов, но их считал за лучшее держать при себе. На то имелись все основания. Его отец лет десять назад бесследно исчез. Поговаривали, он перешёл дорогу главе чёрных магов. Феригморд не хотел рисковать. У герцога он был на хорошем счету, в дворцовые интриги старался не лезть, все поручения по службе выполнял точно и в срок. Его мало беспокоило, что многие из заданий имели деликатное свойство. Некромантам для дьявольских экспериментов постоянно требовались ингредиенты, порой весьма экзотические, вроде хрящей нерождённых младенцев или крови девственниц. Власти Йирка не хотели озлоблять местных крестьян, поэтому недостающие компоненты приходилось добывать с боем в пограничных тамарвалдских землях. Эти вылазки не обходились без потерь. Имперские солдаты не дремали, постоянно устраивая засады. Но военное счастье улыбалось Волчьей Голове. В этот раз у него всего трое раненых.

Феригморд вспомнил о последней стычке и улыбнулся. Воистину боги ему благоволят. Пару дней назад у границы отряд по счастливой случайности наткнулся на небольшой торговый караван. Собственно, даже не караван. Какой-то местный купчишка средней руки решил переселиться в более спокойные края и перевозил пожитки. Торговец с женой и двумя дочерьми, пять человек челяди да двое охранников. Несколько телег с барахлом стали лёгкой добычей. Вассалы Волчьей Головы быстро перебили прислугу, хозяина прирезали, бабу и малолетних девок пустили по кругу, а шмотьё и товары поделили. Феригморд не стал мараться, взял лишь кошель с золотом.

К вечеру главарь планировал вернуться в замок. Всё складывалось слишком удачно, и это настораживало вожака. Мутная история вышла с одной из наёмниц из охраны негоцианта. Красивая черноволосая тэйрэ с золотистой кожей. Любой в Йирке о них наслышан, и всем ведомо, тэйрэ, как и д'айдрэ, отличные бойцы и магией владеют в совершенстве. Пусть и баба, но одна такая могла изрубить с пяток людей Волчьей Головы без особого труда. Но не изрубила. Почему? Она лишь вяло отбивалась и по какой-то непонятной причине никого даже не покалечила. Феригморд среди рыцарей Йирка слыл человеком храбрым, жестоким и осторожным. В силу природной подозрительности он и обратил внимание на столь беспримерный случай, но не знал, с какой стороны ожидать удара. От греха подальше приказал заковать пленницу в цепи, посадить в клетку и не спускать глаз с тэйрэ, а по возвращении решил допросить златокожую с пристрастием.

Моросящий дождь превратил дорогу в болото. Грязь летела из-под копыт, колёса телег вязли в трясине. Возницы хлестали лошадей. Капли дождя мешались со слезами пленниц. Несчастные не питали иллюзий. Каждая из них с малолетства слышала леденящие кровь истории о чёрных рыцарях. Жертвам оставалось рыдать и молить богов о быстрой смерти. И только черноволосая тэйрэ, закованная в железо, сохраняла спокойствие.

За лесом показались высокие башни замка. Воины приободрились. Животные, почуяв скорую еду и отдых, ускорили шаг. Деревья, дорогу и небеса поглотила ночная тьма. Шум дождя, храп лошадей, скрип телег мешались в сердцах с ужасом и надеждой. Послышался лязг цепей и грохот подъёмного механизма. Мост переброшен через ров, охрана отворила массивные дубовые ворота, обитые широкими полосами металла. Процессия медленно вползала в каменную утробу цитадели. Копыта звонко застучали по булыжникам мостовой. Феригморд тяжело вздохнул и перевёл дух. На этот раз обошлось.

Хозяин замка спешился. Подбежал конюх, низко поклонился, взял поводья и увёл лошадь. Господин усталой походкой направился в покои, на ходу раздавая распоряжения. Пленниц приказал свести в темницу, а тэйрэ запереть в нижнем ярусе башни. Оттуда точно не сбежит. Сам же поспешил в пиршественный зал, где властелина с дружиной ожидал сытный ужин.

Воины расселись за длинным столом. Первый кубок подняли за вожака и его военную удачу. Второй опрокинули за окончание славного похода. Третий пили за герцога. Четвёртый… Феригморд плохо помнил четвёртый тост. Усталость и вино сделали своё дело. Глаза закрывались сами собой. Он хотел пойти в башню посмотреть на златокожую, да ноги его не держали. Двое слуг подхватили господина под руки и поволокли в спальню. Кое-как сняв латы, Феригморд прямо в поддоспешнике завалился спать.

Голова трещала, безбожно ныло колено. По всему видать, Зигфрида сильно тряхнуло. Он не помнил, как выкарабкался из горящего бронетранспортёра. Скорее всего, выбросило взрывной волной, припечатало о стену дома или мостовую. Каска от удара слетела, карабин потерялся.

Пальцы не гнулись от холода. Он пытался согреть руки под рваной, почти чёрной от грязи камуфляжной паркой. Рукавицы куда-то пропали. Может, их подобрал кто-то из местных или «иваны». Да чёрт с ними, с рукавицами. С Зигфрида хватило и того, что жив, не обморожен, лежит на каком-то дырявом матраце в тёмном сарае среди всякой хозяйственной рухляди.

Наверное, та сердобольная женщина, что два раза в день приносит ему кусок хлеба и кружку кипятка, подобрала его, оглушённого взрывом, и притащила к себе в сарай. Храни её Господь. Если бы не она, то быть Зигфриду уже вторые сутки в лучшем из миров или в плену, как Вернер и Хуго. Да живы ли они?

Мысль о боевых товарищах быстро покинула Зигфрида. Куда больше его мучил голод, холод и неопределённость. Он не мог вечно прятаться в старом сарае. Городок наверняка захвачен русскими. Рано или поздно его найдут. И что тогда? Пуля в лоб или позорный плен? Впрочем, уже всё равно. В этом мире всё имеет начало и конец. И даже его мучения когда-нибудь кончатся. И так ли важно, что оборвёт страдания? Он больше никогда не увидит проклятый уродливый мир. У мальчишки с ним свои счёты. Слишком много поводов для ненависти дала судьба в последнее время.

Зигфрид ощупал кобуру. Верный «вальтер» на месте. В обойме оставалось несколько патронов. Хватит для последнего боя. Боль вновь напомнила о себе. Юнец застонал. Тяжесть покидала тело. Он улетал прочь, проваливался в бездну, видел лица Вернера и Хуго. Вновь ледяная пустыня поглотила его без остатка…

Старый Пауль напевает какую-то дурацкую песенку:

Вернер и Хуго курят «аттику», подмигивают Зигфриду. Но ему не до папирос. Он мечтает о тёплом деревенском доме, горячей похлёбке и куске хлеба. Канонирам выпало несколько свободных минут. Можно расслабиться и предаться глупым фантазиям.

«Физелер-Шторьх» хищной птицей кружит в сером небе над колонной бронетехники, посылает дымовые сигналы, покачивает крыльями, выпускает сигнальную ракету. Бряцая гусеницами, ворча и громыхая железом, многотонный монстр трогается с места. Мир быстро погружается в сумерки.

– Быстрее! Приготовьте пулемёт и гранаты! Внимание справа и слева! Приближаемся к городку! – кричит взводный.

«Консервную банку» тряхнуло так, что люди попадали друг на друга. У Хуго изо рта выпала папироса. Он стал проклинать всё на свете. Дистанция сохранена. За головной машиной следуют три «Ганомага». Их догоняют «охотники за танками» и штурмовые орудия.

Скорая ночь опустилась на усталую землю. В непроглядной тьме, разрываемой светом фар, едва угадываются очертания полуразрушенных домов. Колонна тормозит, двигается со скоростью шага, опасаясь засады. На противоположной окраине захолустного городка слышны глухие раскаты артиллерийской стрельбы и пулемётные очереди.

– Чёртово дерьмо! – ругается взводный. – Швартинг, останови! Выключи мотор!

Вернер и Хуго всматриваются и вслушиваются в темноту. Где-то совсем рядом раздаются голоса и шум двигателя.

– Они тут, поблизости, – шепчет радист.

– Вперёд, поехали! Эй, Швартинг, быстрее, – командует лейтенант.

– Там, там! Они там! – орёт радист не своим голосом.

Вернер и Хуго открывают стрельбу из пулемёта. Шквал свинца и огня обрушивается на полумёртвый городок, перемалывая в пыль кирпичную кладку домишек и булыжники мостовой. Ураганное пламя вырывается из ствола, сметает всё живое вокруг. Гигантским факелом вспыхивает русский грузовик, освещая перекрёсток. Там суета и беготня, как в разворошенном муравейнике. Крики, вопли… Глаза Вернера и Хуго безумно блестят. Они в плену боевого азарта и ненависти. Смерть торжествует, собирает обильную жатву.

– Стреляйте! Стреляйте по всем! Швартинг, вправо! Реттлингер, радиодонесение ре…

Вспышка! Взрыв! Взводный падает, водитель что-то кричит. Рвутся гранаты, глухой удар рядом, но пулемёт продолжает работать…

Бездна милостиво отпускает Зигфрида из цепких объятий. Сознание на короткое время вновь возвращается.

Опять пришла та добрая женщина. Принесла кусок хлеба и кружку кипятка. Зигфрид приподнимается на локтях, жадно глотает, обжигает пальцы, губы и дёсны. Русская что-то лопочет по-своему. Зигфрид не понимает ни слова, но не устает благодарить. Её серое, измученное годами и войной лицо воскрешает в памяти полузабытый образ матери. Две женщины разных культур и народов так не похожи, но глаза…

«Мама, мама, мамочка», – мысленно обращается к ней Зигфрид. По щекам текут слёзы. Какой он к чёрту солдат! По-прежнему мальчишка! Ему хочется обнять безымянную спасительницу, расплакаться у неё на груди и сказать: «Ну вот, мама, я вновь дома и больше никогда тебя не покину».

Откуда ему знать, что американская бомба убила мать месяц назад? Проклятый взводный сжёг письмо соседей, унёс маленькую семейную тайну с собой на тот свет. А он продолжал ей писать.

Тогда их взвод отбился от своих и попал в окружение. Малочисленная колонна двигалась по трассе, прокладывала огнём путь на запад. Всюду лежали трупы русских солдат. В агонии бились раненые лошади. Брошенные сани с боеприпасами заполонили дорогу. Чтобы выбраться из этого хаоса, приходилось ехать зигзагами и часто съезжать на обочину.

Вновь послышалась пулемётная стрельба и разрывы гранат. Головной бронетранспортёр загорелся. Чётко сработала противотанковая пушка. Под обстрелом в самое неподходящее время машина заглохла, не выдержав мороза и напряжения. «Ганомаг» приходится брать на буксир. Впереди, по данным разведки, большое скопление «иванов». Колонна сворачивает с трассы и движется в сторону леса. Там, под защитой деревьев, можно немного передохнуть, заняться ремонтом техники и расчисткой дороги. От холода и ветра кожа на руках лопается и кровоточит. Сдаёт и железо. У головной машины лопнула гусеница. Проклятая зима! Изо всех сил приходится махать лопатой, хлеб отогревать паяльной лампой, а колбасу рубить топором.

После обеда колонна двинулась дальше, обходя вражеские заслоны, проносясь через мосты, которые обрушиваются под тяжестью лязгающих чудовищ.

Глаза русской женщины не дают Зигфриду покоя. Два ослепительных солнца посреди холодной бесконечности. Лицо растворилось в тумане слёз, остались только глаза, самые обыкновенные серые глаза. В мире таких миллионы, но нет, не этих! Это глаза Бога, источающие покой, умиротворение и любовь.

Поднялась страшная снежная буря, заметая всё вокруг. Двигаться дальше невозможно. Взводный гонит людей расчищать дорогу, но метель в считаные минуты уничтожает человеческие труды. Колонна замерла. Благо кто-то из командования догадался пустить вперёд танки. Они умудрились прорыть в снегу огромный ров. Метр за метром техника движется по сверкающему коридору. Зловещие тени кружат над головой. Возможно, это всего лишь выхлопы машин, а вовсе не души умерших.

Начинается пологий спуск с холма. Внизу, у подножия, на берегу скованной льдом речушки раскинулась неприметная деревенька. Занята ли она врагом? Фронт рухнул, русские могут быть всюду. Взводный не захотел рисковать и послал в сельцо лыжную разведку.

Зигфрид прислонился к снежной стене и пытался разжевать заледенелый кусок колбасы. Сумерки начали сгущаться.

– Танк! – испуганно шепчет Вернер.

Люди напряженно вслушиваются в завывание метели. Чёрт возьми! Парень прав! До ушей едва доносится низкий рокот мотора. Русский танк, без сомнения, карабкается по склону в нескольких сотнях метров от замершей в ожидании колонны. Вернер бежит к танкистам. Те уже наготове. Наводчик на месте и держит палец на гашетке. Ничего, пусть «иван» подойдёт поближе. Вражеский танк медленно поднимается.

– Эге! Он поворачивает башню, – шепчет Вернер на ухо камераду. – Видишь пушку?

Вдруг Хуго, второй номер пулемётного расчёта и лучший товарищ Вернера, разражается истерическим смехом.

Перед солдатами вздымается исполинский сибирский бык, голову которого они приняли за башню, а рога за пушку. Все от души хохочут над своими страхами, пургой, морозом и сумерками, сыгравшими с ними злую шутку.

Зигфриду не до смеха. Среди снежных заносов показалась сутулая фигура человечка в тощем, не по погоде, пальтишке. Мальчишка вскинул карабин и передёрнул затвор. Человечек шёл прямо на юнца. Какое-то мгновение тот стоял как вкопанный. Глаза парня полезли на лоб, и показалось, каска сползла на затылок. Зигфрид узнал его. Перед ним, кутаясь в хилую одежонку, стоял отец, Макс Гесснер, зарезанный в тридцать втором во время пьяной драки в одной из мюнхенских пивных. Какой-то беглый уголовник пырнул его ножом, когда отец отказался уплатить карточный долг. Серое лицо мертвеца, покрытое трёхдневной щетиной, ничуть не изменилось за двенадцать лет. Лицо или маска… Перепуганный до полусмерти, Зигфрид уже не мог различить ни врага, ни друга.

– Убей меня! Убей! – змеёй шипел герр Гесснер. Он плевался кровью. Тёмная струйка пульсировала и вырывалась изо рта.

Зигфрид ощутил, как могильный холод заползает в душу, пробирает до костей, волосы под подшлемником встают дыбом и сосуды едва не лопаются от напряжения. Так он простоял всю ночь посреди мёртвой снежной пустыни. Вернер и Хуго утверждали иное. Поздно вечером они затащили обессиленного Зигфрида в тёплую деревенскую избу и вдоволь накормили горячим украинским борщом. Наверное, это был дурной сон, который порой приходит на полный желудок.

Предрассветная серость утра едва проникала сквозь щели меж досок старого сарая. Зигфрид лежал на груде тряпья, едва шевелил обветренными губами, проклинал того, кто насылает на людей ночные кошмары, убивает мечты и надежды, смешивает сновидения и реальность.

Чудовищный холод не отпускал ни на минуту. Мальчишке казалось, так будет продолжаться до скончания века. Он пришёл не в тот мир и в самое неподходящее время. Ему выпал худший жребий. Но надежда пока жива. Будет новая попытка. Сам не зная почему, он твёрдо уверовал в ту нелепицу. Чем меньше оставалось сил, тем крепче становилась вера в благополучный исход игры. Его невидимый соперник сделал ход. Теперь слово за Зигфридом.

Временами он проваливался в пустоту, путал бред с действительностью, ощущал себя безумцем, окончательно свихнувшимся в кровавой мясорубке войны. Игра?! Воистину это безумие! На что он мог надеяться? Наверняка он уже находится в глубоком русском тылу. Но плен теперь не пугал. Зигфрид чувствовал себя гостем, пришельцем из иного мира, путешественником среди бездн вселенского хаоса. Эти бредовые выдумки означали только одно – скорый конец. Но именно они заставляли биться сердце и разгонять стылую кровь по жилам, поддерживали огонёк жизни в обессиленном теле. С надеждой ведь и умирать веселее.

Игра… Подобный поворот позабавил и даже увлёк. Теперь его ход, и он не даст обвести себя вокруг пальца. Игра? Какая к чёрту игра?! Пустые надежды. Это всего лишь смерть идёт за ним, стучит корявой клюкой по булыжной мостовой.

И вновь остановка. Через минуту бронетранспортёр дёрнулся, проехал метров пятьдесят и замер. Так будет продолжаться целый день. Дорога занесена снегом и запружена техникой. К обеду отступающим удалось вырваться на равнину. Справа – сосновый лес, слева – речная пойма. Слышны глухие далёкие взрывы. Внезапно прямо под колёса бросаются несколько канониров. Они что-то кричат и размахивают руками. У тягача лопнула гусеница. Взводный приказал взять орудие на буксир. Артиллеристы не скрывают радости. Вернер и Хуго угощают их сигаретами. Всё идёт нормально, и жизнь продолжается.

Бронетранспортёр опять замер. Зигфрид головой ударился о какое-то железо. Водитель притормозил у крутого спуска к мосту, перешёл на первую скорость. «Ганомаг» в сцепке с орудием медленно пополз к реке. Проклятье! Пушка скользит и вслед за правым бортом заваливается в чёртову придорожную канаву. Водитель жмёт на газ, дёргает рычаги, давит педали, но всё безуспешно. Каким-то чудом ему удаётся выбраться. Мост остался позади. Впереди – крутой обледенелый подъём, отполированный сотнями машин до зеркального блеска. Начали! Два-три метра вперёд и вновь назад. Всё скользит. Едва удаётся подняться на горку. Морда бронетранспортёра задралась к небу. Колёса крутятся, не касаясь земли.

– Ну и свинство! – раздосадованно кричит взводный.

Артиллеристы, Вернер, Хуго, Зигфрид и все остальные прыгают в снег, пытаются из последних сил подтолкнуть «Ганомаг». Экипаж соседней машины приходит на помощь. Получилось! В ближайшей деревне отцепили орудие. Расчёт с жаром благодарит Зигфрида и его товарищей. Сегодня им удалось выскользнуть из-под самого носа «иванов» и сохранить орудие. Им повезло, и есть за что благодарить судьбу…

На улице послышалась какая-то возня и женские крики. Зигфриду показалось, его спасительница о чём-то просила, причитала, молила. Внезапно волна холода вместе с кровью ворвалась в сердце, заставила его трепетать в предсмертных конвульсиях. Говорят, в последние мгновения человек вспоминает пережитое. Пожалуй, это правда. По крайней мере, Зигфрид убедился в этом.

Потемневшие от времени и непогоды доски сарая, старый хлам, свет нового дня, пробивающийся сквозь щели… Всё исчезло. Лицо вечно усталой матери, измождённой годами и несчастьями, постоянно пьяный отец, слывший среди соседей дебоширом и неудачником, сверстники и друзья по гитлерюгенду стремительно уносились в вечность перед мысленным взором.

Зигфрид видел себя со стороны, одиноко стоящим посреди пустынной улицы на булыжной мостовой. Шёл дождь. Рубашка и штаны на помочах промокли, тянули к земле, на дно свежевырытой могилы. Капли били по щекам, мешались со слезами.

Всю свою короткую жизнь Зигфрид мечтал обрести силу и могущество знаменитого тёзки, стать сказочным великаном, наследником славы мифических нибелунгов. Судьба жестоко посмеялась над ним, даровала незавидную участь плаксы и слабака. Но так могло показаться лишь тем, кто не пережил зиму сорок четвёртого среди бескрайних русских просторов, гибель товарищей по оружию, бесконечную тоску и холодный страх безысходности. Слёзы очистили душу, нечаянная радость поселилась в сердце. Один, последний шаг – и он получит долгожданную свободу, обретёт память о тех, перед кем дал страшную клятву, принеся в жертву ненасытным богам своё естество.

– Пошла прочь, немецкая подстилка! – Лейтенант в новеньком, пахнущем кожей тулупе навёл пистолет на обезумевшую от страха Марью Петровну.

Два бойца с автоматами наперевес стояли поодаль, ожидая приказа командира.

– Да как вы смеете?! Я советская учительница! У меня муж без вести пропал, и сын на фронте! – Женщина едва шевелила языком, выдавливая из себя каждое слово.

– Тем хуже для тебя, безмозглая дура! – невозмутимо продолжал офицер. – Пригрела немчурёнка, гнида! Пошла прочь!

Марья Петровна пыталась собой заслонить дверь в сарай, но удар по лицу рукоятью тэтэшника ослепил, отбросил её на грязный мартовский снег. Смершевец что есть силы пнул сапогом дверь. Та слетела с верхней петли, завалилась набок, открыла путь в темноту.

Зигфрид попытался подняться, но резкая боль остановила его. Лишь рука машинально потянулась к кобуре.

– Ну что, допрыгался, сучёнок? – Лейтенант осклабился, показал жёлтые прокуренные зубы. – Я тебя и здесь достал!

Зигфрид вздрогнул. Он уже слышал этот голос, видел эти глаза! Но где и когда? В ином мире или в другой жизни? В голосе этом чудился холод гробницы, а в глазах – выжженная каменистая пустыня. Одно он помнил чётко – смерть, принятая от руки врага, погубит окончательно.

Пальцы коснулись металла. Ладонь обняла массивную рукоять. На миг показалось, это не старый верный «вальтер», а игральные кости. Теперь его ход. Слеза скатилась по щеке. Ствол упёрся в подбородок. Главное не мешкать, опередить соперника. Указательный палец дёрнулся сам собой. Выстрела Зигфрид так и не услышал.

Феригморд проснулся в холодном поту. Голова трещала, тело крутило, трясло и выворачивало наизнанку. Он попытался встать. В глазах потемнело. Но вовсе не тяжёлое похмелье испугало рыцаря. К таким вещам он давно привык, ведь напивался до беспамятства не раз. Но сны! Пьяные видения, ночные кошмары… Они изводили комтура всё чаще. Порой казалось, он сходит с ума. Нелепые картины иного мира. Непонятные, пугающие. И среди них он видел самого себя. Он, Волчья Голова, не раз смотрел смерти в лицо, а сейчас покрылся холодным потом от страха и больше походил не на воина, а на щенка, поджавшего хвост.

Иногда казалось, в тех снах заключена тайна судьбы. Даже несколько раз порывался навестить знахаря или колдуна, но необъяснимый ужас останавливал. И так продолжалось целый год. За это время Феригморд выучил много слов чужого языка и мог сносно ориентироваться в видениях. В том, чужом мире шла война. Люди использовали оружие, которое не встретишь в Йирке. Волчья Голова научился им кое-как управлять. В приступах ужаса он порой терял суть событий и не мог толком понять, где его настоящее: здесь, в каменном замке среди густых лесов, или в заснеженной полуразрушенной стране, где груды железа источают смрад и смертоносный огонь.

Феригморд позвал слугу, приказал наполнить горячей водой большую деревянную лохань. С тех пор как его стали посещать диковинные сны, он, сам не зная почему, пристрастился к купанию в лохани. Обычай для жителей Йирка более чем странный. Местные устраивали помывку раз в месяц, а Волчья Голова делал это каждые пять дней, чем невольно вызывал подозрения соседей. Иные строчили на него доносы, обвиняли в колдовстве, поклонении чужим богам, святотатстве и государственной измене. Благо мажордом не давал ход этим делам. Он нуждался в хороших солдатах, ведь от них больше проку, нежели от трусливых писак.

Купание принесло облегчение, силы медленно возвращались. Феригморд вылез из лохани, вытерся, оделся и отхлебнул немного вина из кубка, оставленного слугой на столе. Жизнь вновь наливалась красками, входила в привычную колею. Ночное видение померкло, сгинуло в глубинах памяти. Волчья Голова вспомнил о делах, приказал отправить добычу в столицу. Сам решил остаться в замке, доверенному человеку велел кланяться мажордому и передать тому на словах свои нижайшие извинения, дескать, занемог хозяин. Поначалу Феригморд долго колебался, но всё же решил никуда не ехать. Такой поступок несколько нарушал дворцовый этикет, но рыцарь и впрямь скверно себя чувствовал. А вдруг по дороге хватит удар или приключится иная хворь и слабость? Не ровён час, можно не удержаться в седле и свернуть шею.

Отдав распоряжения, Феригморд вспомнил о тэйрэ. Самое время навестить пленницу. Такая добыча не каждый день попадает в силки. О представительницах древней расы ходили самые разнообразные слухи. Болтали, они весьма искусны в любовных утехах. Эти сплетни он и собирался проверить в первую очередь, а уж потом допросить по всей строгости.

Чёрный рыцарь спустился в подвал, охране приказал убираться восвояси. Факелы плохо освещали подземную тюрьму, но и того чахлого света хватило рассмотреть златокожую. В отблесках пламени лицо её казалось отлитым из меди, а вовсе не золотистым. Чёрные волосы… нет, не чёрные, а цвета штандарта Волчьей Головы, цвета запёкшейся крови. В огромных глазах не было страха. Невозмутимость и спокойствие, почти равнодушие к собственной участи, стали раздражать Феригморда. Он не привык к неповиновению, всегда упивался страхом и беспомощностью жертвы, но тэйрэ вовсе не походила на униженную и подавленную. Ничего, сейчас он стянет с неё доспехи, поставит на колени и… Проклятье! Вся мужская сила ушла прочь, испарилась, растаяла утренним туманом в лучах восходящего солнца. Странное чувство охватило комтура. Стало вдруг противно, почти стыдно за грязные мысли. Местные женщины его мало привлекали. Он числился среди завидных женихов, и многие родовитые дамы, равно как и девицы, хотели забраться к нему в постель. Только от тех немытых красавиц несло потом, гнилыми зубами и болотной тиной. В глубине души он мечтал о чистом и высоком чувстве, да только всё как-то не складывалось. Случайные связи быстро надоедали, за ними стояла лишь похоть, жажда богатства и титула. В обладании тэйрэ, казалось, и заключена тайная мечта. Но не вышло…

– Опечален, далг? – послышалось из полумрака. Голос пленницы звучал мягко и нежно.

– Ты… – вспылил оскорблённый Феригморд. – Как смеешь?!

– Не горячись. Ты хотел грязной любви? Но будешь ли ты счастлив? Радость плотских утех развеется дымом костра, останется только горечь и разочарование.

– Правду о вас говорят! Ты – ведьма! – Хозяин замка хотел скрыть смущение и испуг. Ему показалось, он и впрямь испытывает стыд, чувство доселе неведомое.

– Нет, я хранительница жизни, – спокойно отвечала злато кожая.

– И потому не убила ни одного из моих людей? А ведь могла! Говори!

– Я хотела подобраться к тебе поближе…

– Зачем? Чтобы убить? Кто подослал тебя?! – взревел Феригморд.

– Нет. Моё призвание в ином. Я послана тебя спасти.

– Врёшь, стерва! – Волчья Голова ощутил, как слабеют руки и ноги. Проклятая тэйрэ его околдовала, выпила жизненную силу.

– Не спеши с выводами. Наши мудрецы предрекли скорый конец мира. И сохранить его можешь только ты! Звучит нелепо, но такова правда.

– Бредишь? Смотрю, ночь в темнице свела тебя с ума. Я прикажу тебя казнить!

– Хорошо. Пусть будет так. Но сначала выслушай.

– Я не желаю слушать вздорные россказни спятившей шлюхи!

– Придётся. Ты, Феригморд Волчья Голова, вовсе не ты. В твоём теле живет дух, древний, как сам Дэорум. Твоё тело всего лишь временное пристанище, футляр, сундук, в котором спрятано великое сокровище. Хочешь доказательств? Тогда ответь, откуда я знаю о твоих ночных видениях. Ты жил чужими воспоминаниями, воспоминаниями Зигфрида. Он пришёл в наш мир, чтобы обрести оружие невиданной мощи, способное сокрушить даже богов. Но над ним, и над тобой, нависла смертельная опасность. Тебя хотят убить и тем прервать длинную цепь воплощений посланника, нарушить ход вещей и погрузить планету в кровавые бездны хаоса.

– И кто желает моей смерти? – презрительно хмыкнул рыцарь.

Ничего глупее ему не приходилось слышать. Он помнил себя с раннего детства. Какой к хорсу дух? Но пусть тэйрэ выговорится перед казнью.

– Мажордом герцога. Да он и не мажордом на самом деле. Дэорум стал полем битвы сил, о которых ты и понятия не имеешь. Глава ордена некромантов лишь раб, покорный слуга одного из властелинов ночи. Но и Гаэрд преследует собственные цели. Как думаешь, зачем ему бессмертие? Полагаешь, он хочет осчастливить безумного герцога? Как бы не так! Опека господина порядком надоела старому интригану и некроманту. Он сам желает управлять своей судьбой. Но он только слуга, он мёртв уже тысячи лет. Сила хозяина дарит ему призрачную жизнь. Забота о благе герцога – не более чем прикрытие. Сейчас он как никогда близок к разгадке тайны. Ему открылось многое, в том числе и умение поддерживать активность собственного разума вне зависимости от воли властелина. И теперь Гаэрду нужен ты! В тебе разгадка бессмертия и тайны величайшего по мощи оружия.

– Не верю! Чушь, бред, вздор! – закричал Ферингморд.

Привычная картина мира рушилась. Да, он подозревал мажордома во многих тёмных делишках, связанных с некромантией и растратой герцогской казны. Такое рыцарь мог понять. Но то, что рассказала тэйрэ, не укладывалось в голове.

– Придётся поверить. Иначе Дэорум погибнет. К тому же ты такой не один…

– Лжёшь! Древние духи, переселение душ… Сама-то веришь в эти бредни? Да и зачем я понадобился мажордому?

– Поначалу не верила, но потом увидела. Мы ведь искушены в магии. Вас таких двое. А ещё двое хотят твоей смерти. Кроме мажордома есть и Айльтмэрд, основатель секты иеремитов. Древние демоны затеяли опасную игру, сами захотели стать богами. Айльтмэрд решил вмешаться, возомнил себя равным божественным сущностям, возжелал управлять миром. Для этого ему недостает малого – бестелесности и бессмертия. Пленив твой дух, он познает бессмертие, а бестелесность собирается получить от того, другого. И тот, другой, уже идёт по следу. Теперь все актёры вышли на сцену. Скоро мы увидим финал. Каким он будет? Фатальным или… Многое зависит от тебя. Ты совершил роковую ошибку и тем ускорил события. Твоё отсутствие мажордом воспримет как вызов и повод решить всё одним ударом. Завтра сюда прибудет многочисленный отряд. Тебя арестуют, а после казнят в логове некромантов, извлекут душу и разгадают секрет богов. Остаётся либо сдаться, либо бросить вызов судьбе и древним пророчествам.

– Что же мне делать? – спросил растерянно Феригморд.

Его внутренняя защита не выдержала и пала. Он почти поверил в нелепый рассказ тэйрэ. Воля ослабла, превратилась в податливый воск, в мягкую глину.

– Бежать, найти охотника и убедить его стать на твою сторону.

– И засунуть голову в петлю?

– Не всё так просто, далг. Доверься мне – и всё обойдется. – Златокожая прикрыла глаза и улыбнулась.

Она хорошо потрудилась. План мудрецов тэйрэ сработал.