Глава 17
Я стояла на тротуаре и смотрела через улицу на ворота приюта номер тридцать семь. Я с удовольствием оказалась бы где угодно – лишь бы не здесь. Где угодно! Мне невыносимо было думать о том, что я могла бы сейчас сидеть в том шикарном отеле с братом и Флориной.
«Кэлли, почему ты стоишь и не идешь туда?»
– Ты уверена, что это не опасно?
«Привыкни: сейчас тебе везде опасно. Но, наверное, здесь ты в наибольшей безопасности, потому что никому до тебя не добраться».
– Как это утешает!
Я оставила медальон дома у Хелены. Ей не хотелось слишком часто им пользоваться: она боялась, что в банке тел могут заметить, что мой чип не отслеживается. Я перешла через улицу, таща два пакета с шикарной одеждой. На многих вещах еще оставались бирки. Эти вещи были извлечены из гардероба Хелены: новые вещи, купленные для Эммы и ни разу не надетые. Хелена не в состоянии была отдавать ту одежду, которую ее внучка носила, – пусть даже та никогда уже не вернется.
Комплекс зданий был обнесен высокой серой стеной. Я остановилась у ворот и заговорила с охранником через грязную металлическую решетку.
– Я – Кэлли Винтерхилл, – сказала я. – Я звонила насчет пожертвования.
Охранник-старичок просмотрел список, отыскивая мое имя. Он нажал какую-то кнопку, и створки ворот сначала громко щелкнули, а потом открылись. Я застыла на месте. Мои ноги отказывались меня слушаться.
«Вперед!»
Это понукание было мне необходимо. Я глубоко вздохнула и вошла. Ворота с лязгом захлопнулись за мной: металл ударился о металл с такой силой, что у меня заныли зубы. Дорожка вела прямо к административному корпусу напротив ворот – зданию с темно-серыми стенами. До войны, когда существовали бесплатные государственные школы с административными зданиями, они никогда не казались настолько пугающими.
– Чудесно! – проворчала я себе под нос.
Я прошла по дорожке вдоль подъездной аллеи. Я специально замедлила шаги, оттягивая страшный момент.
«Не доходи до конца. Поверни здесь».
Испытывая немалое облегчение, я выполнила указания Хелены, направившись к спальным помещениям, у которых все окна были забраны решетками.
– Но разве меня не будут ждать? В главном здании? – тихо спросила я у Хелены.
«Будут. Но сначала нам надо найти Сару. Мне сказали, что она в первом спальном корпусе. Быстрее, пока тебя никто не остановил!»
Я поднялась на крыльцо и толкнула тяжелую дверь. Внутри оказались два коридора, соединенные короткой перемычкой. Затхлый запах накрыл меня волной. Краска на стенах лупилась, и ее хлопья усыпали голый цементный пол.
– Куда теперь? – прошептала я.
«Иди по первому коридору».
Я повернула направо и заглянула в первую дверь. Шестнадцать железных коек полностью заполняли серую комнату. Около каждой кровати стоял открытый деревянный ящик, в который было запихнуто скудное имущество: облезшая щетка для волос, потрепанная книжка… Это напомнило мне снимки солдатских бараков с жалкими оливковыми одеялами, переброшенными через спинку в ногах. Только тут все было еще хуже: у этих ребят не было семьи, к которой они когда-нибудь смогут вернуться.
Все, что у них было, вмещалось в эти ящички.
– Тут никого нет.
«Иди дальше».
Я проверила несколько комнат: все были пустыми. Дойдя до конца коридора, я уже готова была сдаться, когда заметила, что из-под одной кровати торчат ноги.
Я наклонилась. На полу лежала какая-то девочка, стараясь спрятаться.
– Привет! – сказала я.
Она отползла назад, подальше от меня.
– Не бойся. – Я подошла ближе. – Я принесла тебе хорошую одежку.
Я выпрямилась и стала ждать.
– Одежку? – переспросила она из-под кровати.
– Красивые вещи. Брюки, юбки и свитера. – Я поставила пакет и вытащила какой-то свитер. – Смотри: розовый кашемировый.
– Кашемировый?
Она вылезла из-под кровати и встала на ноги. На вид ей было лет двенадцать: хорошенькое личико, между передними зубами небольшой промежуток. Приютская форма – белая рубашка и черные брюки – болтались на ее худеньком теле. Такая худоба характерна для ничейных несовершеннолеток, но ведь сейчас девочка не была беспризорной! Было заметно, что тут детей не перекармливают.
«Спроси, как ее зовут».
Я отдала ей свитер. Она стала гладить его, как котенка.
– Мягкий!
Она прижала его к щеке.
– Он твой.
– Правда? Ты это серьезно? Правда мой?
Я кивнула.
– Ой! Большое спасибо.
Она натянула его на себя.
– Ну, как тебе? – спросила я.
В ответ она прижала правый кулак к сердцу и прикрыла ладонью второй руки, а потом начала хлопать по кулачку, изображая бьющееся сердце.
– Это значит «здорово!» – объяснила она. – Смотри: звучит, как сердце. Сделай так же.
Она схватила меня за руки и заставила повторить свои движения. Я чувствовала себя ужасно глупо.
– Надо, чтобы было еще более похоже на сердцебиение. Вот так, – поправила она меня. – Получается лучше, если вталкиваешь кулак в другую руку.
Она заставила мои руки создать нужный ритм: «тук-тук».
– Ладно, я поняла. – Я отступила на шаг и отмахнулась от ее рук. – Тебя как зовут?
– Сара.
У меня ускорился пульс. Хелена издала изумленный вскрик, который был слышен мне одной.
– Сколько ты тут живешь? – спросила я.
– Почти год.
– А где остальные? – поинтересовалась я.
– Сегодня на расчистке кустарника.
Она села на край кровати.
– А ты – нет?
Она указала на свое сердце:
– Клапан не в порядке.
Я не знала, что сказать, с трудом выдавив обычные слова сочувствия.
– Да ладно. Это не больно и избавляет от самой гадкой работы. – Она поежилась под свитером. – Это был твой?
Я покачала головой.
– Подруги. Тебе идет. Она наверняка была бы рада, что он к тебе попал.
Она расплылась в улыбке и снова погладила себе рукава.
– Такой уютный!
Она похлопала по кровати. Матрас сильно провис, когда я села рядом с ней. Одеяло оказалось грубое и пахло плесенью.
– Когда я вошла, ты пряталась. Почему?
Она пожала плечами.
– Тут никогда ничего нельзя знать.
Она спрятала глаза.
Я залезла в сумку, достала оттуда супертрюфель и протянула ей. Она удивленно посмотрела на меня.
– Бери!
Я пододвинула его ей поближе.
Она взяла его обеими руками и жадно вгрызлась в мягкий шоколад. Интересно, когда она в последний раз ела?
– Сара, я слышала, что ты могла встречать девушку по имени Эмма. Она была вот такая. – Я показала ей снимок со своего мобильника. – Ты ее помнишь?
Она взяла телефон своими хрупкими пальчиками и всмотрелась в картинку.
– Она один раз приходила сюда, как доброволец. Месяцев шесть назад. Сделала мне прическу. Это был косметический салон.
Она вернула мне телефон.
– Я видела ее еще раз, спустя еще пару недель. У меня был перелом запястья… только не надо спрашивать… и меня отправили на снимок. Я увидела Эмму на улице, но все было странно.
– Почему?
– Она меня не узнала. Я окликнула ее по имени: «Эмма!» А она посмотрела прямо на меня, но меня не вспомнила. Она и выглядела немного по-другому, стала красивее, но я точно знала, что это она. На ней были те же украшения. Наверное, она стеснялась. Не хотела, чтобы нас увидели вместе. – Она уныло щипала свитер. – А мы так весело провели вместе день!
Мне ужасно хотелось сказать Саре, что она ошибается. Что это была не настоящая Эмма, а какая-то старушка-арендатор.
– А где именно ты ее видела? – спросила я.
Она помотала головой.
– Не знаю. Где-то поблизости. Здесь, в Беверли-Хиллз.
Я убрала телефон.
– Мне очень жаль.
Эти слова предназначались не ей, а Хелене. Мне было жаль, что я узнала так немного.
– Ничего, – отозвалась Сара. Она придвинулась ближе ко мне на кровати. – А можно мне кое-что спросить?
– Конечно.
– По-твоему, я хорошенькая?
– Конечно. У тебя красивое лицо. А что?
– На прошлой неделе мы узнали, что будет специальная программа. Некоторых из нас отберут, создадут нам имидж и поручат важную работу. Мы сможем заработать денег. Наверняка меня выберут. Мне очень, очень хочется отсюда вырваться! Я тут уже целую вечность.
– Когда именно? Когда это будет?
– Не знаю. Сказали, завтра будет душ. Обычно бывает только по воскресеньям.
Внезапно ее лицо потемнело от страха. Ее взгляд устремился на что-то у меня за спиной, и она поспешно встала. Я повернулась и увидела стоящую у дверей старушку с невероятно злобным лицом. Возможно, когда-то она была элегантной, но теперь на ней был надет чересчур строгий серый костюм, а на бедре висел электрошокер.
– Что ты здесь делаешь?
Она вошла в спальню.
Я встала и, указав на пакеты, сказала:
– Я привезла пожертвования.
У нее на груди был бейджик с надписью «Миссис Битти, глава охраны».
– Все пожертвования идут через директрису. Никому не разрешается врываться сюда и разбрасывать подарки, как конфетти на карнавале. – Она взяла оба пакета. – Это породит только зависть и драки, а этого у нас и так хватает.
Я имела глупость надеяться, что она не обратит внимания на Сару, но свитер на ней был не положенного серого или черного цвета, а явно розовый. Естественно, Битти его заметила.
Сара скрестила на груди руки в бесполезной попытке его спрятать.
– Снимай! – приказала Битти. – Немедленно.
– Он мой! Она его мне подарила!
– Это правда. – Я заслонила ее собой. – Подарила.
«Не ввязывайся, Кэлли!» – потребовала Хелена.
– Отдавай сейчас же!
Битти бросила пакеты и обошла меня.
Стянув свитер у Сары через голову, она резко сорвала его с нее.
– Не имеете права! Он мой! – Из ее покрасневших глаз хлынули слезы. – Мне уже сто лет никто ничего не дарил!
«Не оставайся здесь, Кэлли. Уходи отсюда!»
– Все распределяет директор! – Битти кивнула мне. – Пойдем-ка к ней.
«Нет! Ни в коем случае туда не ходи!»
Возглас Хелены заставил меня напрячься. Битти кивком пригласила меня идти впереди нее. Уходя, она бросила на Сару суровый взгляд, словно обещая заняться ею, когда рядом не будет свидетелей. Я дошла до двери и остановилась. Повернувшись в дверях, я бросила последний взгляд на худенькую фигурку Сары. Кусочки розового пуха прилипли к ее белой блузке печальным напоминанием о несбывшемся.
Я ничем не могла ей помочь.
Мы с Битти прошли по коридору. На Битти были туфли на высоких каблуках, но не шпильки. Они громко стучали по полу. У меня возникло странное желание броситься назад и ударить Сару кулаком в лицо. Если у нее будет фонарь под глазом или нос сломан, то, может быть, служащие банка тел ее не выберут.
Отвратительно, что дело дошло до такого. Пока мы выходили из здания и спускались с крыльца, я все еще видела перед собой лицо Сары. Она была просто более юной версией меня самой – мной, какая я была в прошлом году. Отчаявшейся, голодающей сиротой, радующейся любым объедкам и подачкам, беспомощной жертвой системы, которую ничейные несовершеннолетки интересуют даже меньше, чем бродячие собаки.
Когда мы дошли до входа в главное здание, Хелена приказала мне:
«Сверни налево. Иди так, как будто ты хозяйка этого здания».
Я послушалась. Топот Битти прекратился.
– Мисс. Кабинет директора в той стороне.
Она указала направо. Голос у нее был настолько резким, что у меня уши заболели.
– Знаю. Но мне стало нехорошо. Я уезжаю.
– У нас здесь есть доктор. Хороший. Я его позову.
– Спасибо, не надо.
Битти фыркнула, а ее губы изогнулись в презрительной усмешке. Однако я продолжила идти к воротам, высоко держа голову и не оглядываясь. Я уже начала усваивать замашки привилегированных людей.
Когда я подошла к воротам, охранник посмотрел на меня, не выходя из своей клетушки. Я смотрела на ворота, ожидая, что они откроются. Они оставались закрытыми.
Зазвонил телефон, и он снял трубку. Технологии тут были просто допотопные.
Он посмотрел на меня, а потом повесил трубку и жестом подозвал меня к себе. Я подошла ближе к металлической сетке.
– Хорошего дня, – сказал он мне. – До встречи.
Ворота открылись, и мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы не выбежать из них. Когда они захлопнулись у меня за спиной, я снова начала дышать – и пошла через улицу. Повернувшись, я посмотрела на приют. Спальный корпус был выше стены – и что-то привлекло мое внимание.
Сара стояла у какого-то окна и махала мне рукой. Она махала мне рукой! Я сглотнула вставший у меня в горле ком.
«Теперь ты видишь, насколько тут плохо. Теперь ты знаешь».
– Все еще хуже. Разве ты не слышала? – ответила я Хелене. – Банк тел собирается отобрать самых красивых ребят и начать их использовать. Нам надо это прекратить!
«Наконец-то ты поняла!»
