Я еле передвигалась, покинув дом бабушки. Все тело одеревенело, словно я и в самом деле умерла. Тэйн стоял, облокотившись о стену, как раз возле окна. И по одному его виду стало понятно – он слышал все. И то, что меня убьют, и то, что бабушка не поможет, и то, что я не стану ведьмой.

Я не знала, злиться мне или расслабиться, хотелось снова заплакать или свалиться без чувств. Тэйн молчал и не шевелился, он ждал, что я сама заговорю. В конце концов, я брякнула первое, что пришло на ум:

– Я забыла там твой фонарь.

И почувствовала, как с этими словами неистовая сила словно пробила невидимую плотину: все во мне разбивалось вдребезги, безудержные рыдания рвались наружу, заставляя меня конвульсивно содрогаться. Тэйн тут же бросился ко мне, крепко обнял одной рукой, а второй зажал мне рот.

– Тс-с, тс-с, только не здесь, – зашептал он. – Не там, где она может услышать…

Он подхватил меня на руки, прижал к груди и понес вниз по тропинке к пляжу, подальше от дома. Сдерживаемые рыдания точно когтями рвали грудь изнутри, но Тэйн был прав – она не должна слышать, как я плачу.

Мы вошли в воду, и я ахнула – таким отрезвляюще ледяным оказался океан. Я набрала полную грудь воздуха и нырнула, чтобы вволю накричаться под водой. Волны глушили мои рыдания, но я чувствовала, что они полны исступления и горестного отчаяния. Руки уже ломило от холода, но я нырнула еще глубже и открыла рот, желая испробовать горькой соли здешних вод. Выпила столько, сколько мог вместить желудок, но почему-то не задохнулась и дурно мне не стало. Не знаю, много ли времени я находилась под водой, плавая и позволяя волнам колыхать мое тело, будто обрывок водоросли. Наверное, долго. Откуда-то издалека, очень глухо донесся крик – и рука Тэйна поймала меня и вытащила на поверхность. Я закашлялась, выплевывая едкие брызги, обжигающие глотку и легкие. Он что-то говорил, но я не понимала. Тогда он положил руки мне на плечи и заглянул в лицо.

– Пора идти, – сказал Тэйн мягко, и я позволила вывести меня на берег, снять мокрое платье, отжать и почистить от прилипшего песка. Я чувствовала себя отчаявшейся и беспомощной, так что его забота была как нельзя кстати. Затем он как ребенка одел меня, и я не испытала никакого смущения из-за того, что он видел меня дрожащую, в мокрой тонкой сорочке. Ботинки Люси расползлись. Тэйн связал их шнурками и повесил на плечо.

– Куда мы пойдем? – мой голос был не громче мяуканья котенка.

Пальцы Тэйна охватили мою ладонь, и он потянул меня назад к тропе.

– В Нью-Бишоп, – ответил он.

Я закрыла глаза.

– Я сказала, что никогда туда не вернусь.

Он сжал мою руку.

– А сейчас ты должна вернуться.

Мы шли медленно. Было очень темно. Без фонаря приходилось ступать осторожно, к тому же я теперь шла босиком. Но я все равно постоянно спотыкалась и, если бы не Тэйн, упала бы, и не раз. До Нью-Бишопа путь предстоял неблизкий, и я понимала, что до рассвета мы не доберемся. Вернуться незамеченной в дом матери теперь не получится, она узнает о побеге. Но это меня не волновало. Если я никогда не смогу стать ведьмой, изменить свою судьбу, то меня вообще не заботит, что со мной случится дальше. В конце концов, она получит то, чего так желала: наша династия пресечется. Больше никаких ведьм Роу не будет. А что еще, кроме этого, она могла у меня забрать? О чем еще мне стоило беспокоиться?

Хотя нет, кое-что было. Вернее, кое-кто. Тот, кто сейчас держал меня за руку. Я взглянула на него и даже в темноте различила решительное выражение его лица.

– Ты не сможешь предотвратить мое убийство, – произнесла я с печалью. – Ты же слышал, что бабушка сказала.

– Я слышал все, что она говорила, – тихо и почти угрожающе сказал он. – Но это не значит, что я в это верю.

– Ты не сможешь изменить мое будущее.

– Мой народ знал заклинания и от убийства. Я сделаю тебе еще одну татуировку.

Я резко остановилась. Наши руки расцепились. Тэйн круто развернулся ко мне.

– Это не поможет.

Он вздернул подбородок, блики лунного света заиграли на высоких скулах. Бледный свет озарил его лицо.

– Ты не можешь знать наверняка, пока не попробуешь.

– Я уже попробовала, – воскликнула я. Меня вдруг бросило в жар. – Почему, как ты думаешь, я так рвалась к ней?

– И она ничего не сделала. Позволь мне помочь тебе. Позволь хотя бы…

– Нет! – мой голос эхом пронесся над скалами, как будто внутри меня рокотал океан. – Как ты не можешь понять? Как не понимаешь, что сделать ничего нельзя? С чего ты вообще так стремишься мне помочь?!

Сжав кулаки, я шагнула вперед, но он не двинулся с места. Я хотела уйти сама или разозлить Тэйна так, чтоб ушел он. Моя жизнь теперь была пороховой бочкой, в любую минуту готовой взорваться, поэтому мне больше не хотелось, чтобы он был рядом.

– Из-за чего? Что во мне такого, почему ты так жаждешь меня спасти? – кричала я. – Думаешь, тебе от этого станет легче? Думаешь, это искупит то, что ты оставил свой народ на погибель?

Я потрясла головой. Меня бросило в жар.

– Ты думаешь, если выручишь меня, это облегчит твою вину, да? Нет! Шансов спасти меня не больше, чем поднять со дна океана тела своих сестер!

Я бездумно выкрикивала злые и обидные слова, казалось, они вылетали сами собой. От ярости меня штормило, я явно зашла слишком далеко, но Тэйн стоял подобно скалам – молчаливо, неподвижно, спокойно.

– Скажи что-нибудь! – закричала я. Но он не шелохнулся, не вымолвил ни слова. Тогда я подбежала к нему и принялась колотить кулаками по груди. Я хотела заставить Тэйна вопить в ответ, сделать ему больно, прогнать, чтоб он больше не возвращался. Может, и бывают такие сильные волны, что способны обрушить скалу, то я таких никогда не видела. Вот и мой поток ярости внезапно иссяк. Я отвернулась от Тэйна, опустив плечи и низко склонив голову.

– Уходи, – прошептала я. – Пожалуйста, уходи.

Трясясь от холода во влажном, задубевшем от соли платье, я не слышала за спиной ни шагов Тэйна, ни его дыхания. Зато почувствовала легкое бережное касание пальцев, теплой ладони. Его руки обвили меня, прижали к груди, и Тэйн крепко обнял меня, согревая всем телом – словно укрывая от ветра теплым, мягким плащом.

– Я не уйду от тебя, – прошептал он.

Я покачала головой, но оттолкнуть его была не в силах.

– Ты не сможешь меня спасти.

Он коротко выдохнул.

– Может, и так. Но проститься с тобой я не готов.

Дальше мы шли в полном молчании, и Тэйн держал меня за руку. Наступил рассвет, но мы так и не произнесли больше ни слова. На горизонте уже виднелись очертания Нью-Бишопа. О стольких вещах надо было подумать, а я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме мягкого песка под ногами и жесткой ладони, сжимавшей мои пальцы.

Когда мы добрались до города, Тэйн сказал, что ему придется меня оставить, так как вместе мы будем привлекать слишком много внимания, но вскоре он вернется и придумает, как меня уберечь.

– Я сделаю так, чтобы ты была в безопасности, – выдохнул он. Мне очень хотелось ему поверить, и я кивнула.

– Ты хотела знать, почему я забочусь о тебе? – добавил он, держа мое лицо в своих ладонях. – Потому что ты – сильная. Сильнее, чем кто-либо из людей, что мне встречались. Оставайся такой и дальше.

И он стал целовать меня так нежно, что по всему телу разлилось тепло, хотя к концу нашего долгого пути я уже изрядно продрогла. Закрыв глаза, я отвечала на его поцелуи, чувствуя вкус его губ – и никак не могла им насладиться. Мои пальцы пробегали по его шее, его руки все крепче прижимали меня к себе, и так хотелось, чтобы эти минуты текли вечно, чтобы невидимая дверь надежно оградила нас от всего мира.

Но все же это закончилось. Тэйн отстранился и попрощался со мной. Я брела по улицам Нью-Бишопа, и встречные поглядывали на меня куда чаще, чем хотелось бы. Волосы высохли и свалялись от соли и песка, напоминая крысиное гнездо. Измятая одежда обвисла. Босые стертые ноги кровоточили, а воспаленные глаза слезились. Проходя мимо меблированных комнат, я встретила компанию моряков, возвращавшихся после веселой ночки, проведенной в пабе. Один из них спросил другого громким шепотом: «А разве Билли Мэси не сказал, что она сбежала? Что она тут делает?»

Изможденная, я наконец добралась до дома матери и остановилась у ворот, горько вздохнув. Как мало времени прошло с начала ночи, когда я сбежала отсюда с твердым намерением никогда не возвращаться, и как много всего с тех пор изменилось. Ворота протяжно и тоскливо скрипнули. Я сделала несколько шагов, как вдруг парадная дверь вдруг распахнулась и со ступенек мне навстречу сбежала мать.

– Эвери! – воскликнула она, схватив меня за руку. – Где ты была? Куда ты ходила?

При каждом слове мать дергала меня так, словно хотела вытрясти мозги. Когда же я попыталась вырваться, она повернулась и, вцепившись в запястье, втащила меня в дом. Дверь за нами хлопнула так, что вздрогнули полы.

– Я пришла к тебе утром и увидела, что кровать пуста! – Глаза матери горели, щеки раскраснелись от гнева, отчего безобразный шрам выделялся ярче обычного. Однако она успела элегантно уложить волосы и нарядиться в любимое платье пастора Сэвера, лавандовое с бледно-розовыми полосками.

– Где ты была?! – повторила мать.

Я устала настолько, что не было сил ни спорить, ни просто разговаривать.

– Нигде, – пробормотала я, полуприкрыв отяжелевшие веки.

– Чем ты занималась?!

– Ничем. – Я попыталась проскользнуть мимо нее на лестницу, но мать с молниеносной быстротой снова ухватила меня за руку и развернула к себе.

– Отвечай!!! – потребовала она, стиснув мое запястье. Ее ладонь была горячей, а ногти впились в кожу, как зубцы капкана.

– Пусти, – устало сказала я. – Дай мне поспать. Просто оставь меня.

Я вырвала руку и, спотыкаясь о ступени, поспешила наверх, стараясь идти как можно быстрее.

– Стой!

Мать кинулась за мной, но я из последних сил побежала к своей комнате. Перескочив через порог, я уже хотела запереть за собой дверь, как мать протиснулась следом.

– Ну нет! – крикнула она. Ее тело будто погрузнело, она дышала шумно, с трудом, а изысканная прическа сбилась набок.

Я рухнула на кровать, не обращая на мать никакого внимания. Едва я прилегла, она принялась стаскивать меня с постели.

– Отстань от меня! – закричала я, неистово лягаясь. – Уходи отсюда!

Но она держала меня мертвой хваткой и не отпускала, пока я не поднялась.

– Отвечай! – велела мать. – Где ты была? С кем?

– А ты как думаешь? – процедила я.

Она замерла, моргая. Даже рот открыла от изумления.

– Почему? Как? – Затем нерешительно добавила: – Я же запретила тебе с ней видеться!

Я отвернулась, чтобы скрыть невольные слезы, но мать все равно заметила.

– Что случилось?

– Ничего, – прошептала я.

– Что она тебе сделала?!

– Ничего!!! – я сорвалась на крик. – Она не сделала ничего! Ничего!

Лицо матери странно сжалось и стало напряженным. Она пристально на меня посмотрела, а затем тихо сказала:

– Она прогнала тебя…

На меня тут же обрушилась новая волна мучительной боли. И хотя я была совершенно измотана и хотела только одного – выгнать мать и уснуть, ринулась на нее вне себя от ярости и разочарования. Пожалуй, только дикая злость и помогала мне держаться на ногах.

– Это все из-за тебя! – заорала я, не помня себя. – Все из-за твоего заклятья! Я слишком долго не возвращалась к ней, я опоздала! Теперь мне никогда не быть ведьмой!

Я снова повалилась на кровать, сотрясаясь от истерических рыданий. В висках билась и пульсировала кровь.

– И хорошо.

Моя горечь обратилась в ненависть, я бросила на нее взгляд, полный отвращения, но мать абсолютно спокойно смотрела на меня.

– Я никогда не понимала, отчего ты так жаждешь стать ведьмой.

– Куда тебе понять!

Ее губы скривились в злой усмешке.

– Ну так объясни, – попросила она. – Тебе не нравится половина жителей острова, но тем не менее ты хочешь посвятить всю жизнь тому, чтобы корпеть над амулетами для них.

– Не только корпеть, а еще и продавать! – поправила я.

– За гроши! – она покачала головой.

– Я для этого рождена! Это наша традиция!

– Как человек, подаривший тебе жизнь, смею уверить, что родила тебя совсем не для того, чтобы ты похоронила себя в ветхом домишке у черта на рогах. – Она дышала очень тихо и ровно, почти незаметно, и пристально, не мигая смотрела на меня. – А если это традиция, так я ее сломаю.

– Магия живет во мне, – слабо, с отчаянной мольбой произнесла я. – Я всегда ее чувствовала. Она рвалась наружу, требовала действия!

– И ты думаешь, станет лучше, как только твоя магия вступит в силу? Да, ты так и думаешь, – ледяным тоном заметила мать. – Но это сделка, понимаешь? Ведьмы Роу всегда лишались чего-то, получая взамен свой дар.

– Чего? – прошептала я, дрожа. Пусть мне не суждено стать ведьмой, узнать наш секрет все равно хотелось. – Чего нам приходится лишаться? Чем мы должны жертвовать?

Она вздохнула, в глазах промелькнула боль.

– Любовью, Эвери. Магия должна защищать то, что мы любим, ведь так? Но она это отнимает.

Я застонала, обхватив руками голову, как будто этот жест мог стереть из памяти ее слова. Опять эти глупости! Опять поучительные истории и беспочвенные переживания!

– Хватит! – воскликнула я, уткнувшись в подушку.

– Тебе придется об этом узнать! – мать повысила голос, чтобы перекричать мой горестный стон. – Все мы…

– Прекрати!

– …жертвуем, Эвери! Я потеряла самое ценное и пытаюсь тебе…

– Прекрати! Я не желаю больше этого слышать!

– Нет, послушай. Это проклятье. Все мы прокляты. И ты никогда не сможешь быть…

– Нет! – заорала я, вскакивая на ноги. – Единственное, чего мне никогда не добиться, – быть ведьмой! И это полностью твоя вина!

Вновь подступили слезы, сдерживать их не получалось, и я, хотя не желала плакать при матери, закрыла лицо руками и заревела от горя и разочарования, содрогаясь всем телом. Я старалась унять плач, и когда наконец подняла глаза на мать, увидела, что та наблюдает за мной по-прежнему холодно и невозмутимо. А затем она улыбнулась.

– Что? – всхлипнула я.

– Ну вот, теперь ты видишь? – спросила она.

И как только ей удается так быстро взять себя в руки? Как она сумела утихомирить все чувства и спрятать эмоции, пусть и слабые?

– Она выгнала тебя. Не стала обучать. А я по-прежнему предлагаю кое-что другое, Эвери. Теперь ты это примешь? – она наклонилась ко мне.

Мои руки соскользнули с лица, и я во все глаза уставилась на нее.

– Взгляни, – она достала из кармана шесть конвертов. – Это письма. Посмотри! Оклахома, Орегон, Техас! Пастору Сэверу предлагают место в церкви по всей стране. Я готовилась месяцами, Эвери. Мы можем отправляться в любое время. Осталось только заставить его принять одно из предложений. А затем мы покинем эти места.

Я не могла вымолвить ни звука, не могла даже вздохнуть.

– Уедем с острова навсегда, – возбужденно шептала мать. – Навеки. В другом месте начнем новую, лучшую жизнь! Больше тебя здесь ничто не держит, видишь? И мы можем уехать…

Она заговорила громко и взволнованно, все глубже погружаясь в свои мечты, но с каждым словом мои нервы натягивались, как рояльные струны. Идиллические картины, которые рисовала мать, меня не вдохновляли. Оставить остров Принца? Оставить океан? Да от одной только мысли об этом сердце раскалывалось на части! Я хотела дышать соленым морским воздухом! Пусть мне и не стать ведьмой, пусть я скоро умру, но только здесь, дома. И пусть после смерти мое тело покоится на дне океана. Нет, я не смогла бы покинуть остров.

– Нет, – прошептала я, качая головой. И затем повторила уже громче: – Нет!

Но мать улыбнулась снова, развернула письма веером и протянула мне.

– Вот. Возьми одно – и мы будем собираться в дорогу.

Меня передернуло от отвращения, я даже не притронулась к конвертам. Ее рука дрогнула.

– Просто выбери, – настойчиво повторила мать, все еще улыбаясь, однако лицо ее напряглось, во взгляде появилось отчаяние, а шрам обозначился четче.

Я взглянула на письма. Рука заметно дрожала.

– Вот это, например? Хочешь?

Письма выскользнули, рассыпались по полу, и остался один конверт. Мать открыла его трепещущими пальцами. Улыбка поблекла.

– Горы Пенсильвании. Можем уехать на следующей неделе. Разве не чудесно?

Она снова протянула мне письмо, но я не брала. Тогда мать подошла и насильно сунула листок мне в руки.

Мне захотелось изорвать его, а клочья швырнуть ей в лицо, но я лишь молча на него посмотрела. Поток слов перемешался в бессмысленную кашу: дом, река, твоя дочь, сговорчивый Джошуа, свадьба, мы можем, мы ждем, ваше возвращение, она готова, дом для новобрачных…

Перед глазами вспыхнули радужные пятна, и все поплыло. Пол покачнулся под ногами.

– Ты нашла мне мужа, – сказала я глухо.

– Так ты будешь в безопасности, Эвери, – твердила мать. – И счастлива!

– Ты меня не заставишь, – я покачала головой. – Не принудишь меня уехать отсюда и выйти замуж неизвестно за кого!

Мать вдруг погрустнела.

– Да нет, могла бы заставить, если бы захотела, – вздохнула она. – Здесь у тебя ничего не осталось. Но я хочу тебя уберечь.

С минуту я молча смотрела на мать. Надо же, как она строит планы и мечтает о моем будущем… Потом внутри что-то взбунтовалось, и я рассмеялась, словно меня охватило безумие. Затряслась в таком безудержном хохоте, что легкие болезненно сжались от нехватки воздуха. Я судорожно смеялась до тех пор, пока слезы не выступили на глазах и живот не свело. Мать наклонилась ко мне, не понимая, что со мной происходит. Мне же ее заботы казались невероятно смехотворными – она собиралась меня спасти, не зная, что скоро меня убьют!

– Эвери! – тормошила меня мать. – Эвери!

Мне вдруг даже захотелось рассказать обо всем, выплеснуть на нее правду о том, что скоро случится, что я погибну и она ничего не сможет сделать! Меня просто раздирало от желания разрушить ее тщательно выстроенные планы, чтобы драгоценные мечты лопнули как мыльный пузырь! Я даже рот открыла, но смех неожиданно оборвался, замерев на губах. Что бы мать сделала, расскажи я про сон? Она могла не поверить и решить, что я пытаюсь ее одурачить. А если она, наоборот, перепугается и увезет меня с острова не через неделю, а прямо сейчас? И тогда я больше не увижу Тэйна, никогда не услышу его голоса, не коснусь его и умру, сохранив лишь драгоценные воспоминания о нем. «Закрой рот, Эвери, молчи! – приказала я себе. – Ничего не говори о своем сне!» Только бы мать поскорее ушла…

– Хорошо, – сказала я. Слезы от недавней истерики все еще блестели на щеках. – Это то, что тебе надо? Хорошо.

– Правда? – мать замерла. – Ты поедешь?

– При условии, что до нашего отъезда мое время принадлежит только мне, – потребовала я. – Я буду выходить из дома, когда захочу, и ты разрешишь ходить везде, куда мне вздумается, в любое время.

Мать выдержала мой взгляд, затем кивнула и глубоко вздохнула, соглашаясь. Я и не заметила, что она сидела не дыша.

– Все будет в порядке, Эвери, – пообещала она. – Это только начало. Прекрасное начало!

С благодарностью она протянула руку и погладила меня по щеке. Я напряглась, сдерживая порыв укусить ее за палец. Моя воспаленная от соли кожа горела, мне хотелось спать, хотелось, чтобы она немедленно оставила меня в покое, поэтому я молча позволила коснуться себя, зная, что скоро дремота растворит все ее слова.