Глава четырнадцатая
— «Я видел тебя», — прочитала я громко. — Что это? Угроза?
— Похоже на то.
Больше всего мне хотелось узнать, кого видел Билли. Моего брата в постели с Викторией или убийцу? Получи Перри эту записку, неужели он не показал бы ее мне?
— Записка, наверное, предназначалась убийце, — сказала я.
— Не понимаю — зачем эти игры? Почему бы сразу не пойти в полицию? — потер подбородок Габриэль. — Мне кажется, это наживка. Маленький шантаж, чтобы выманить у кого-то деньги.
— Ну и где он сейчас? Может, он получил деньги и свалил из города? Или струсил и сбежал?
— Все, закончили, пойдем, — прервал поток моего сознания Габриэль.
Мы вежливо распрощались с Бетти и направились по дорожке к красному джипу Габриэля.
— И что теперь? — спросила я.
— Попробую отыскать его, — сказал Габриэль, опершись на капот машины. — По пингам.
Я прикрыла глаза от солнца, отражавшегося в переднем стекле:
— А что это?
— Его мать говорила про мобильный. Ты знаешь, как работают сотовые телефоны? Они испускают сигналы — пинги — каждые несколько минут, которые принимает ближайшая станция, а станция передает информацию в сеть.
— И что, станции сохраняют данные?
— Здесь по-разному. Есть такие, которые запоминают только последний пинг, а другие хранят суточную запись. Важно одно: чтобы телефон был включен.
— Тогда звони в компанию. Посмотрим, что у них есть, — заторопила я.
— Быстро не получится. На это нужно специальное разрешение. — Он отпер машину. — Может, через отца получим. Посмотрим.
Когда я вернулась домой, было уже пять. Мне нравилось, что теперь я могу уходить и возвращаться в любое время. Обычно я чувствовала себя как на привязи. Мама требовала, чтобы мы с Перри всегда были дома — на тот случай, если к нам вдруг зайдут клиенты. Выдерживать такой режим летом было особенно тяжело. Работа на полицию дала мне почувствовать вкус свободы, и мне этот вкус определенно нравился.
Габриэль высадил меня и быстро уехал. Я немного постояла и вдруг увидела, как из нашей двери вышел человек. Присмотревшись, я поняла, что это не клиент, а Фил Тисделл. Сутулясь, он плелся по дорожке с недовольным видом.
— Господин секретарь городского совета! — улыбнулась я ему. — Как поживаете?
Он неопределенно махнул рукой:
— Привет, Клэр. Буду рад видеть тебя завтра вечером.
Я никогда не видела Фила таким расстроенным — обычно в своем оптимизме он мог дать фору Санта-Клаусу. Увидев на нем тщательно отглаженные голубую рубашку и брюки, я еще больше удивилась — это при его то небрежности? Мне даже показалось, что от него пахнет одеколоном.
— А что будет завтра вечером? — спросила я.
— Банкет.
— Банкет? Понятия о нем не имею.
Казалось, мой ответ расстроил окончательно.
— Истпортская торговая палата проводит ежегодный банкет. Завтра вечером. Старла сказала, что она пойдет с тобой, — вздохнул он.
Наконец до меня дошло. Он попросил маму пойти с ним, а она отказалась, прикрывшись мной. Ладно, я еще поговорю с ней.
— Ах, это! Я и не думала, что это целый банкет. Нужно надеть вечернее платье? Мама не говорила, что я должна быть при параде.
Ложь давалась мне на удивление легко, не знаю, поверил Фил или нет, но он пробормотал, что будет рад видеть меня, и откланялся.
Я ворвалась в дом как ураган:
— Мама!
— Не надо кричать, дорогая! — Мама вышла из кухни в платье, которое, казалось, шили на сломанной швейной машинке. — Что случилось?
— Ты что, сама это шила? — оторопело спросила я.
Мама покружилась:
— Да! Называется гобеленовый сарафан. Я думаю, может, сварганить несколько и продать через Интернет? А что ты так кричала?
— Я только что встретила Фила Тисделла на улице.
— А-а… — Она поспешно развернулась и скрылась на кухне.
Я последовала за ней. Ей не удастся так просто отделаться от меня.
Кухня у нас довольно новая для такого дома. Несколько лет назад мы сделали ремонт и установили сантехнику из нержавейки. Мама настояла, чтобы шкафчики были покрашены в ярко-желтый цвет, поскольку кухня — это «уголок счастья» в доме.
— Собираюсь сделать кускус, — сказала она, поднимаясь на носках и доставая из шкафчика большую миску. — Хочешь?
— Нет, — ответила я, поскольку понятия не имела, что это такое. — Мама, ты ему соврала.
Она продолжала искать что-то на полках:
— Ты хотела, чтобы я его обидела?
— Тебя обязательно надо втянуть меня в свое вранье? И что, теперь я должна идти на этот банкет, чтобы он не обиделся еще больше?
Чтобы не смотреть мне в глаза, мама упорно продолжала рыться в шкафчиках.
— Что, это так плохо — провести вечер с матерью? — сказала она.
— Не в этом дело, мама… — Я сделала паузу, прежде чем высказать то, что давно собиралась сказать. — Ты не можешь всю жизнь прятаться от мужчин.
Она обернулась и пристально взглянула на меня:
— Что ты имеешь в виду?
— Что не так с Филом?
— С Филом все так.
— Вот именно. Он хороший друг. Он добрый. Он с ума сходит по тебе. Он вполне клевый для пожилого. А лысые сейчас в моде.
— Клэрити! Фил, конечно, всем хорош, и если бы я хотела встречаться с кем-то, это был бы только Фил. Он чудесный человек. Но ты знаешь, как обстоят дела.
— Нет, не знаю. Расскажи мне поподробней, как они обстоят.
— Все, я не хочу больше об этом говорить. — Она раскрыла поваренную книгу и притворилась, что читает рецепт.
— Ты все еще думаешь, что отец вернется?
— Будь добра, передай мне пакет с мукой с верхней полки… во-он в том шкафу.
Внутри меня все трепетало. Я знала, что подошла к черте, которую никогда не преступала раньше.
— Пятнадцать лет, мама, — произнесла я мягко. — Он не вернется. Отец не вернется к нам. Мы даже не знаем, жив ли он.
Мне показалось, что ей стало холодно, что она перестала дышать. Из ее глаз выкатилась одна-единственная слеза, и она стремглав выбежала из кухни.
Вот что я наделала…
Проснувшись на следующее утро, я первым делом подошла к окну. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы предугадать грозу. Воздух был наполнен влагой, на небе собирались тучи.
Я проверила мобильник. Единственное сообщение было от Габриэля, который подтверждал, что разрешение получено.
Приняв душ, я спустилась вниз и обнаружила, что мама полирует большой стол в гостиной. Со вчерашнего вечера мы с ней больше не говорили, и я знала, что особых последствий не будет. Когда случался трудный разговор, мама предпочитала забыть о нем или делала вид, что его вовсе не было.
— Готовишься к сеансам? — спросила я, заглядывая в дверь.
Она покачала головой:
— Ты принимаешь желаемое за действительное. Первые клиенты — в одиннадцать. Может, кто-нибудь раньше заглянет, если не захочет стоять в очереди к мадам Масловой.
— Бизнес снова пойдет, — сказала я. — Вспомни, что ты сама говорила! Слухи — лучшая реклама. Как только пойдет слух, что ни одно из предсказаний мадам Масловой не сбывается, люди вернутся к нам.
Мама улыбнулась, но я видела, что она делает это через силу. Напрасно я вчера наговорила ей… Неприятности с бизнесом да еще это…
— Будь добра, разбуди своего брата. Он и так ленится всю неделю.
Бедная мама, если бы она знала…
Я отправилась наверх. Мы с Перри занимали две комнаты напротив.
Я обдумывала самые коварные способы побудки, но тут услышала звук льющегося душа. Черт, уже встал… Решив, что можно посидеть у него, пока он моется, я вошла в комнату. Здесь был ужасный беспорядок. На полу валялись одежда и пустая пластиковая бутылка. На тумбочке стояли пустые тарелки с крошками. Я вовсе не собиралась совать нос в его дела — просто решила прибраться. Когда я подняла с пола стопку книг, чтобы поставить их на полку, из одной вылетел лист бумаги и спланировал под кровать. Я встала на коленки, чтобы достать его, и задохнулась.
С фотографии мне улыбалась Виктория Хеппел. В руке она держала бокал, будто приподняв его для тоста. Темные глаза смотрели чуть влево. Лицо было ясным. Казалось, она вот-вот расхохочется. Мое сердце исполнилось жалости. Преданная бойфрендом и лучшей подругой, девушка уехала на уик-энд в чужой город — и была убита.
Над фотографией крупными буквами было написано: «Вы видели эту девушку в субботу вечером?» Текст помельче призывал всех, располагающих информацией, обратиться в местное отделение полиции. Но это была не полицейская листовка. Это была фотокопия написанного от руки текста с наклеенной под ним фотографией.
— Что ты здесь делаешь?
От испуга я уселась на пол. Листок вылетел у меня из рук и опустился на голую ступню брата. Вокруг бедер Перри было обмотано полотенце.
— Я хотела прибраться и нашла вот это.
— Ты обыскивала мою комнату!
— Нет! Я подняла книги, и листок выпал.
— Это уже неважно. Давай. Мне нужно одеться. — Он вежливо указал мне на дверь.
Я попыталась проигнорировать его просьбу:
— Это ты сделал листовку?
— Нет, я снял ее с телефонной будки возле «Ямми».
Я склонила голову набок:
— Зачем?
— Кто-нибудь мог рассказать полиции, что видел, как я уходил с Вики.
— Или сообщить хоть что-то о настоящем убийце, — возразила я.
Перри уставился в пол:
— Я не подумал об этом.
— А как получилось, что эти листовки ни разу не попались мне на глаза? Ты снял только эту?
Он виновато вскинул на меня глаза.
— Постой… — Я на секунду задумалась. — В тот вечер, когда был фейерверк, тебя весь день не было. Ты ходил по городу и срывал листовки?!
Он сел на кровать:
— Да, срывал.
— А если бы тебя кто-нибудь увидел? Ты понимаешь, как это подозрительно?
— Я был осторожен.
— Перри, — простонала я, — я стараюсь тебе помочь, но ты все больше и больше все портишь!
Я не сказала главного: каждый раз, когда я думала, что могу отбросить сомнения в виновности Перри, случалось что-нибудь, что заставляло меня сомневаться вновь.
Он положил локти на колени и закрыл лицо руками:
— Прости, я делаю все не так.
Зазвонил мой мобильный. Я взглянула на экран:
— Это Габриэль. Увидимся потом. Пока меня не будет, постарайся больше не делать ничего подозрительного.
Сказав «Да, я слушаю», я надеялась на то, что полиция с помощью этих самых пингов сумела отыскать Билли.
Сначала в трубке раздавался треск, потом я разобрала слова «…в лесу… Ты нужна здесь. Заеду за тобой».
— Что? — Я плотнее прижала трубку к уху. — Я не расслышала.
— Его нашли, — выкрикнул Габриэль.
— Кого, Билли? Что он говорит?
— Ничего. Он мертв.
