baraholka.ru
Отдам в добрые руки…

– Понимаешь, я должна туда ехать. Она там одна, крепится, дует щеки, но я должна быть там. Она слабая, она может просто сломаться. Понимаешь ты меня, Белкин? – Олеся стояла и смотрела на Неву через мутное запыленное стекло. – А, Белкин? Ты меня вообще слушаешь? Закажи мне билет, Белкин.

– Я тебя слышу, да, Олеся. Но я не понимаю тебя. Она что, ребенок?

– Она хуже, чем ребенок. Белкин, я приеду еще. Ну что за проблема? – Олеся повернулась и посмотрела на мужчину, к которому она уже во второй раз приезжала в Питер, хотя никакого уже официального повода для этого не было. Они сидели на покрывале, мебели почти не было, только пара шкафов и стеклянный столик, непонятно и неуместно стоящий у батареи. Квартира была старая настолько, что вполне уже могла называться старинной. Но вид из окна был потрясающий, на набережную. Машины ездили, поднимая столбы водяных брызг, теплело.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, – нахмурился Белкин. – Хочешь, забирай сюда свою Машу. Тем более что ей сейчас все равно надо сменить обстановку. Как думаешь, можем мы так решить нашу проблему?

– Мне нужно же и работать, ты понимаешь, Белкин. Все это прекрасно, но что я скажу на работе? Я отгуляла все отгулы на полгода вперед. Я скоро еду в Болгарию, мне нужно визу делать. Белкин, ну не надо так на меня смотреть. Ты же знаешь, я – девушка на одну ночь. Хочешь, приезжай ко мне в Москву.

– Девушка на одну ночь, ты будешь обедать?

– Я позвоню! А ты кушай, кушай, мой лев! – Олеся ободряюще улыбнулась и потянулась к телефону.

– Ну, звони. – Женя Белкин вздохнул, провел ладонью по Олесиному плечу и пошел на кухню, делать бутерброд.

Олеся набрала дочку, спросила, как контрольная. Пятерка порадовала. Вообще дочь радовала. Много читала, звонила по десять раз на дню, спрашивала, что Олеся думает об Онегине, и называла Татьяну Ларину лохушкой. Олеся всегда боялась, что такая вот жизнь на два дома разрушит зыбкую связь с дочерью – все-таки подросток, все-таки живет с бабушкой в Твери. Видятся не каждую неделю, говорят в основном по телефону. Олеся помнила, как сама виделась с отцом раза три в год – когда он приезжал ее навестить, – сидели молча в гостиной их теплой, уютной тверской квартиры, молчали и не знали, о чем говорить. Она любила отца безумно, но не будешь же с совершенно, в сущности, незнакомым человеком обсуждать подружек, учительниц и мальчиков. А вот они с Катюхой обсуждали. И мальчик у Катюхи был, одноклассник, Павлик. Общались они в основном в чатах и «ВКонтакте». Катюха рассказывала, как поссорились и помирились – прямо так, через почту. Но Олесе как маме, знаете ли, это даже импонировало. В конце концов, через контакты vkontakte не залетишь и не заразишься ничем. А ссорятся – пусть.

– Бери бутерброд, мадам. Можешь ты хотя бы уехать утренним?

– Ладно. – Олеся усмехнулась и набрала Машкин номер.

Женя Белкин был самым странным мужчиной из всех, с какими Олесе приходилось встречаться последние десять лет. Во-первых, хоть он и был женат, на обычного женатика, которых так хорошо знала и, можно сказать, высоко ценила Олеся, не был похож: он не спешил домой, не посылал СМС о том, что задерживается на совещании, не отключал телефон на период «свидания», а, наоборот, оставался на ночь, на звонки отвечал всегда, дарил цветы и даже затащил ее как-то на какую-то квартиру, где праздновали чей-то день рождения, и перезнакомил с кучей бородатых балагуристых мужиков. Олеся любила встречаться с женатыми, потому что знала, вечером они соберут манатки и безропотно отбудут в свою жалкую жизнь, оставив ее с пустотой и свободой, которую она так ценила.

Белкин сунул ей в руки бутерброд и сказал:

– Я приеду к тебе. На той неделе у меня будут два свободных дня, я прилечу на самолете. Ты будешь мне рада?

– Буду, – вздохнула Олеся.

– Я буду путаться у тебя под ногами, не дам работать. А если ты будешь таскаться со своей подругой, я буду таскаться с тобой. От меня будут одни проблемы, – гордо пообещал он, притянув Олесю к себе. И прошептал на ухо: – Я буду к тебе грязно приставать.

– Напугал! – фыркнула Олеся, освободив руку с телефоном.

Когда они только познакомились, вместо того чтобы грязно приставать, Белкин водил Олесю по театрам-галереям и вел бесконечные разговоры о жизни. Поначалу она думала, что он просто псих. Или импотент. Ну зачем, скажите, мужчина, которому ясно дали понять, что согласны на близость, будет стараться выяснить ваше мнение относительно этой жизни? Да и не любила Олеся этих душещипательных разговоров. Не для нее это все. Пришлось срочно самой совращать человека, чтобы не лез в душу. Но он в нее все равно каким-то образом пролез, паршивец.

– Алло. Маша, ты куда там пропала? Как ты? Ты где, на работе?

– Олеська, ты? Ты что, вернулась? Ты в Москве? Можно я к тебе приеду? Я на работе. Меня вроде неделю назад грозили уволить, но что-то никак не доуволят до конца. Сижу пишу отчет. Змея третий день к нам даже не заходит.

Машкин голос был хриплым и каким-то сиплым. Простудилась, что ли? Но хоть не такой подавленный и тихий. Несколько дней назад ее почти не было слышно. Нет, понять, почему ее идиотский муж устроил ей этот кошмар, невозможно. Мужики – козлы. Все. Кроме Белкина, наверное. Белкин – блаженный.

– Смотри, может, и не уволят.

– Думаешь? – Машка замолчала и вздохнула. – Я не уверена, что хочу этого. Впрочем, жить не на что, так что лучше бы пронесло. Так ты дома?

– Нет, моя птичка. – Олеся покачала головой. – Я буду завтра.

– А!

– Ты, как ты там вообще? Чем занимаешься?

– Дел – по горло. Учусь курить. Янка говорит, что я должна выбить себе компенсацию, я уже не знаю, как мне от нее прятаться. Она сама хочет разводиться, так, прежде чем ругаться со своим мужем, она взялась за мое воспитание. Спасай меня, Олеська.

– Приезжай завтра вечером ко мне.

– Завтра? Ой. А я завтра с квартирной хозяйкой встречаюсь.

– Ну, после встречи заезжай, – пожала плечами Олеся.

Маша помолчала, потом добавила, явно стараясь придать голосу беззаботность:

– Ты понимаешь, меня тут выселяют. Не знаешь, кстати, куда можно деть мебель? У нас, оказывается, столько хлама. Я в шоке. Как можно было натащить в квартиру столько барахла! Может, тебе нужен диван?

– Не поняла, – опешила Олеся. – А где ты жить собираешься? Почему съезжаешь? Другую квартиру будешь снимать? А что Алексей делает? Пусть он решает, ты лучше не лезь в это!

– Ой, Олеся, ты лучше приезжай. Алексей уехал, оставил мне десять тысяч и уехал. Велел мне переезжать к маме. Мне кажется, у него проблемы.

– Да это у тебя проблемы! – Олеся возмущенно хлопнула ладонью по стене. – Ты что, сидишь там без денег и без жилья? Возвращайся к маме, слушай. Блин, я завтра с вокзала заеду к тебе.

– Ой, меня мегера вызывает. Олесечка, я тебя очень люблю. Ты уж приезжай. Только к маме я не поеду. Да ты за меня не волнуйся, на самом деле. Я, знаешь, многое поняла… Побегу, мне пора. – Машка исчезла, телефон замолчал, а Олеся растерянно смотрела перед собой, на Неву, на чужой, красивый, мокрый город за окном.

Выжить было возможно, надо было только вообще ни о чем не думать. Что такое, в сущности, это – выжить? Минута за минуту, час за часом – они цеплялись друг за друга и тащили меня за собой в новый день. Медленно, мучительно, в час по чайной ложке, я сидела и пила чай, делая глоток за глотком. Сидела на ковре в пустой квартире и старательно гнала от себя мысли. Не думать – тоже подвиг. Сохранять блаженную пустоту в голове, когда вопросы, как мухи, как осы, роились надо мной, норовя ужалить и развалить этот шаткий искусственный покой.

Почему именно я? Ярость то разгоралась, то угасала помаленьку, но оставался внутренний мандраж. Почему я? Почему именно со мной жизнь обошлась так жестоко? Куда делся человек, которого я люблю? Как мог он вот так просто оставить меня тут, на этом ковре, в чужой квартире, из которой тоже придется уйти?

– Так вы не планируете продлевать аренду? – В глазах квартирной хозяйки читалось раздражение. – А почему вы мне не сказали раньше? Я бы хоть объявление дала.

– Мы… муж просто сейчас на работе и… у нас сложности… – Я никогда не объяснялась ни с кем, не договаривалась, не решала вопросы, все это делал Алексей. Я просто не знала, что говорить.

– И вы решили переложить эти сложности на меня? Умный ход. У вас есть еще две недели, но я буду показывать квартиру. Вас надо предупреждать?

– О чем? – не поняла я.

Хозяйка покачала головой и прошлась по квартире.

– Тут обои порваны. И на полу царапины. – Это Алексей тащил стиральную машину по полу, и она случайно съехала с коврика. И что теперь?

– Здесь так и было, – пробормотала я и густо покраснела.

Денег не было. Черная полоса – она же во всем. Квартирная хозяйка потратила еще минут десять, пытаясь показать мне, насколько она недовольна таким внезапным расторжением контракта. Мы были стабильными клиентами, мы вовремя платили, соседи на нас не жаловались. Мы вообще-то хорошо жили, и она не могла понять, чего это нам в голову взбрело вот так, без уведомления и предупреждения, расторгнуть контракт. Мне самой это было сложно понять.

Я сидела на ковре и тянула время. Была ночь, все устройства в моей квартире работали. В кухне шипело радио, на столе жужжал ноутбук – его вентилятор работал громко и обычно меня раздражал, но не сегодня, потому что сегодня меня раздражала только тишина. Нужна была шумовая завеса. На столе лежал телефон, мигал синим огоньком роутер, под телевизором горел красным DVD. Огоньков было на удивление много. Как-то я раньше жила, не замечая, какое количество датчиков, таймеров и устройств окружает меня каждую минуту жизни. Может, мама права? Может, это действительно не совсем правильно – вот так окружать себя механизмами? Я больше живу с телевизором, чем с живыми людьми. Но сейчас без телевизора я бы сошла с ума. Я внимательно смотрела рекламу, текст входил в одно ухо и выходил из другого, странным образом трансформируя мое сознание и направляя мысли в сторону.

Ешь больше, покупай таблетки, бери кредит. Сдохни, пытаясь воплотить в жизнь рекламные ролики. Совмести виртуальный мир со своей жизнью или ходи, как лох, в никому не известном тряпье. Почувствуй нашу любовь – мы отымеем тебя так, что ты даже не почувствуешь. И, возможно, тебе даже понравится.

Я смеялась, старательно переключала каналы, стоило только кончиться рекламе. Она была – как психотерапевтический сеанс. Пластмассовая жизнь, предлагаемая к продаже, была сейчас как анестезия. Я вдруг вспомнила, как рядом с моей работой как-то видела припаркованную машинку. Сто лет в обед, маленький фургончик, кабина на двух человек – старая и страшная тачка, видимо, все еще скрипела, но ездила. А сзади, на кузове, прямо поверх многолетней грязи прилеплен самодельный стикер:

И снизу, пальцем по грязи: ЗАЧЁТ!

Почему все это произошло со мной? На работе мне ясно дали понять, что терпеть меня в таком состоянии не будут – можно паковать вещи. В наше время человек имеет право на ипотеку, но не на кризис. Мы должны бегать и улыбаться. Демонстрировать успех. Я не могла. Я плохо спала по ночам, не понимала, как жить дальше. И работу эту, по большому счету, хотелось потерять.

Может, все потому, что у Алексея завелась другая? Может, он устал быть в ответе за тех, кого приручил? Может, понял наконец, какая я беспомощная и бесполезная – только и гожусь на то, чтобы прижиматься к нему всем телом, чтобы гладить его? Сейчас в моде бойкие умные женщины, которым горы по плечу.

Может, не надо было его любить? Говорят же, чем меньше мы кого-то любим… Я не умею не любить. И не страдать я тоже не умею. Мне не хватало Алексея. Никакие устройства не могли мне его заменить. В моей голове не умещалась мысль, что я никогда больше его не увижу. Вот это – больше никогда – было совершенно невозможно. И от злой необходимости научиться со всем этим как-то жить я затыкала уши и начинала качаться из стороны в сторону, словно лунатик. Хотелось кричать и плакать, в то время как надо было идти спать.

Часов в двенадцать невыносимо длинной ночи на журнальном столе заработал мой телефон. Раздалось «О-о!». Оно было коротким и тихим. Я бы вполне могла его не заметить в моем-то состоянии. Тем более что реклама работала очень громко. А приложение в телефоне было поставлено на минимальный звук. Но я услышала. «О-о!»

– Что за фигня? – дернулась я, потому что приложение это – «аську» – давно уже отключила. На черта оно мне было теперь? И тут, понимаешь, «О-о!».

Я тяжело приподнялась, вытянулась и взяла со столика телефон. По телевизору мне предлагали купить какую-то приправу с пакетом. Счастливая экранная семья с нереально сияющей кожей, картинно улыбаясь, лопала пережаренную курицу, политую клеем ПВА для блеска. Я видела по телевизору, как делают эти рекламы, – ужас. В телефоне «аська» была почему-то открыта.

– Одно новое сообщение, минуту назад. – Не понимаю!

Я нахмурилась. Только один человек мог написать мне сюда, в этот чат, и именно поэтому-то я и отрубила все эти предложения. Я просто не могла, не имела никаких сил его слышать. Вернее, читать. Почему я?

– Привет, SistemError, куда пропала? А мы тут с пацанами пьем. Черт, кажется, я все время пишу тебе, когда пьян. Как там твой муж? Ты вообще чего молчишь?

Из моих глаз полились слезы. Уже потом, после, я примерно поняла, как так получилось. Телефон у меня дурной, старый. Все никак не решалась его поменять, работает вроде – и ладно, чего еще надо. А он дурил. То переставал подключаться к сотам, хоть вроде сигнал есть, а дозвониться никто не может. Иногда зависал и переставал реагировать на нажатие кнопок. А иногда – как сейчас, получается, – брал и самопроизвольно отрубался, а потом подрубался обратно. Черт его знает почему. Но такое случалось. А при перезагрузке приложение ICQ подгружалось и активировалось автоматически. Такие там были настройки. Так вот и получила я это самое сообщение.

– Да будь ты проклят! – закричала я на всю комнату и отшвырнула от себя телефон. – Скотина, скотина полнейшая ты. Ненавижу! Свинья! – Телефон отлетел неожиданно далеко и разбился об стену – от него отскочили кнопки, но экран не погас. Я быстро поднялась, схватила его с пола, в полнейшей истерике и прострации распахнула окно и выбросила. Затем села на корточки у теплой батареи под окном и заплакала, глотая сопли и как-то глупо, по-детски хлюпая и закрывая лицо руками. А через пару минут из открытого окна до меня донеслось едва различимое «О-о!».

Почему я?

– Какие вы все сволочи! – Я вскочила, захлопнула окно, потом бросилась на постель, закрыла уши подушкой и так и лежала, плакала и выла в подушку и в конце концов затихла. Боль не может длиться вечно. Я вытащила голову из-под подушки, села на край дивана, вытерла краем простынки глаза. Телевизор показывал «Дом-2». Люди строили любовь, выставляя себя на обозрение общественности. К любви происходящее имело такое же отношение, как стриптиз к рождению детей. Лицо горело, глаза были красными, как у кролика-альбиноса. Я подошла к стенке, решительным движением выключила телевизор, потом подумала и зло выдернула шнур из розетки. Потом всунула ноги в резиновые сапоги – это было быстрее всего, набросила на плечи Лешкину старую куртку и вылетела из дома.

– Ну где же ты, а? Тоже мне, мировой лидер! – Телефон нашелся в старом сугробе, почерневшем и покрытом грязной ледяной коркой. Аппарат пробил корку и лежал прямо в подтаявшем снегу. Чертыхаясь и стараясь не думать о том, что бы мне на все это сказала Олеська или Янка (не дай бог), я занесла останки устройства домой, вынула батарейку, включила фен и стала сушить аппарат, положив его на батарею. Я не помнила паролей «аськи», они были только в телефоне. Я включала его с замиранием сердца. Я помнила, как Лешкин телефон погиб смертью храбрых в потоках нечистот на маминой даче. Мой аппарат промок насквозь. Но все-таки ожил. Видимо, московский грязный снег все же не такой страшный реагент. Аппарат завелся. Правда, пришлось наугад жать кнопки-точки, используя спичку. Но интерактивный интерфейс поддался – я загрузила «аську». Зачем? Ну, я могла бы сказать, что хочу узнать, что он напишет мне еще. Но на самом деле мне было так одиноко, так страшно сидеть в этой персональной пустоте. Реальность моего мира была невыносима, а там, по ту сторону Зазеркалья, меня ждал Алексей. Буквы и цифры соединяли нас, пусть даже никто и не спорил с полнейшей бессмысленностью такой затеи. Он написал:

– Слушай, Эсмеральда, а ты вообще-то в Москве? Хочешь, можем пойти по этим московским мостам прямо сейчас? Ах да, у тебя же муж! Ну, завтра. Что скажешь? – Вот что он написал.

Кровь отлила от моего лица. Он сидел там, живой, бросивший меня и все, что нас связывало. И вместо того чтобы сказать ему все, что я думаю и чувствую по этому поводу, я взяла телефон и написала первое, что пришло мне в голову. Как если бы я была… куклой, Программой, живущей в Сети, обремененной интеллектом, но лишенной сердца и души. Игра, ничем не хуже тупого просмотра рекламы.

– А вы чего там пьете? – написала я, тыкаясь спичкой в слепую раскладку сломанного аппарата, а руки дрожали. – Я вот – шампанское. Муж уехал. Скучаю и думаю вызвать стриптизера.

– О-о! Да ты шалунья, Эсмеральда. Хочешь, приезжай ко мне, я сам покажу тебе стриптиз!

– Хочешь увидеть меня в реале? Этого не будет НИКОГДА!!! – А что я еще должна была говорить?

– Почему? – Фразы перелетали по воздуху, оседая в недрах убитого телефона.

Я прикусила губу и старательно вывела:

– Потому что меня не существует. Я – только глюк в твоем подсознании.

– Эсмеральда, я еще не настолько пьян. Ты же реальный человек.

– Откуда ты знаешь? Может, я вирус? Не имеет значения, потому что, раз ты здесь, значит, это кому-нибудь и нужно. Кстати, если хочешь – можешь закачать свой стриптиз в Сеть. Я живу тут, так что его увижу.

– Я могу нанять ментов и найти тебя! – пригрозил Алексей.

И за этими словами я словно увидела его, живого, пьяного, реального. Он всегда ненавидел неопределенность, желал держать нити контроля в своих руках. Что ж, сейчас у него это не получится по-любому.

– И найдешь пятидесятилетнюю домохозяйку с пятью детьми и обвисшей грудью, которая пишет тебе от скуки и безнадеги. Тебе это надо?

– Я сам не знаю, чего мне надо. Я, кажется, устал общаться с реальными людьми. Но ты – не домохозяйка.

– Верно, у меня и дома-то нет. Так, сервер голимый.

– Издеваешься?

–

– А мы пиво пьем. Надоело, на самом деле. Мне кажется, я уже не хочу спиваться. Но хотел, и очень сильно хотел.

– Почему? Зачем? Странное желание

– Не спится. Одиноко. Я не люблю быть одна, не умею. Вот, смотрю рекламу всякую по телевизору, двигаю прогресс. Так в чем ты виноват, друг мой? И перед кем?

– Ты уверена, что хочешь это знать? У каждого в шкафу свои скелеты, у меня целый гардероб.

– Может, ты не так и виноват? Ну, чего только не случается в человеческих отношениях. Это из-за твоей жены, да? Ты мне писал, кажется, что хочешь с ней расстаться. Как вы, кстати? Ну, даже если ты и сделал что-то, не можешь же ты винить себя за это? Все мы люди!

– Все – люди, а я – нелюдь! Три ха-ха! Страшно? Нет, ты и в самом деле ничего не знаешь обо мне. Я никогда не думал, что могу вот так жить, как живу сейчас. И это меня сжигает, как ад кромешный. Понимаешь? Не думаю. С женой я должен был расстаться и расстался. Да не в этом дело!

Я замерла, протирая усталые глаза. Не в силах поверить в то, что вижу. Ну же, даже сейчас, даже в Интернете мой муж говорит, что ему не до меня, что он должен был со мной расстаться. Вот тебе и Большая Любовь. Я сижу тут и задыхаюсь от обиды, а он говорит, что не в этом дело. За что это все происходит со мной?

– Ад кромешный. Звучит угрожающе. Но перед кем же ты виноват? – спросила я, но в глубине души совершенно точно знала, что виноват он только передо мной и ни перед кем больше. Я любила его – он предал меня. Не подумал обо мне, оставил меня, не подхватил, когда я полетела в эту пропасть. Из-за него я сижу тут одна, на грязном ковре, полная мучительных мыслей, и не знаю, как дотянуть до утра. Перед кем еще он может быть виноват и в чем?

– Я не знаю. Я… я убил человека, Эсмеральда. Может, мужчину, может, женщину – не знаю. Но скорее мужчину. Что, думаешь теперь, что я монстр? Да, это так. Я – монстр. А плевать. Самое страшное – я трус. Чмо последнее, сижу тут, переписываюсь с тобой. А кто ты – понятия не имею. А должен пойти и сесть в тюрьму. Но не пойду, SistemError, не пойду. Теперь уже и этого не смогу. Лучше скажи мне, что на тебе надето. Пусть это будет красный кружевной корсет. Никогда не видел в реале на женщине красный кружевной корсет, только в кино. Интересно было бы… О чем я вообще! Пойду еще выпью. Пиши мне, Эсмеральда!

Лаура шла по небольшому бульвару, удерживая на плотном кожаном поводке Пансу и Кузю. Санчо приходилось выгуливать отдельно, так как он был совершенно ненормально (или как раз нормально) активным, запутывал поводок, бросался на всех местных кошек и собак. И вообще скакал, лаял и создавал проблемы. С поводка его спускать было – одно мучение. Приставал к прохожим. Все-таки большой доберман, страшная пасть – все такое, да еще Санчо… что-то с ним не так было. Может, прошлые хозяева его били или морили голодом, как подозревала Лаура. Он был нервным, не совсем адекватным. Если бы Лаура его не согласилась взять в свое время, его бы усыпили – так и собирались.

Вообще отношение людей к животным как к какому-то мусору, барахлу Лауру поражало. Кругом все сидели ровно, спокойно и смотрели на то, как проводятся опыты на животных, как морят кур на этих фермах, как у коровы отбирают телят и режут, чтобы продать и съесть. Только начни читать, информации полно, весь Интернет забит – волосы дыбом встают. Но никому никакого дела. Самый страшный хищник на земле – человек. Научился не только охотиться и убивать добычу, нет, не остановился на этом. Пошел дальше, научился порабощать добычу, выращивать ее, рождать и держать в клетках. Научился защищать себя на годы вперед, ставить свои интересы выше всех остальных. Чем хуже человека лебедь, лошадь или черепаха? Или вот Санчо? Кто дал человеку право решать, жить этой собачке или нет? Кто заглядывал ей в глаза?

В то, что мир справедлив, Лаура уже давно не верила. Но жить-то как-то надо? Двигаться, если не вперед, то хоть топтаться на месте. Об Италии Лаура уже давно не мечтала. Училась довольствоваться малым. Жизнь спокойно струилась по бульвару, Кузя скакал от радости и норовил подобрать с земли какую-нибудь дрянь.

– Фу! – крикнула Лаура, дергая Кузю за поводок. Тут под теплым свитером, в кармане рубашки с костяными пуговками, а-ля men’s style, завибрировал телефон. – Вашу мать, кому не спится в ночь глухую. Алло?!

– Лаура Джини? – раздался в трубке незнакомый голос.

Лаура остановилась и вся как-то внутренне подобралась.

– Да, а с кем имею честь?

– Меня зовут Марина. Мне ваш телефон дала Алла Жданова, сказала, что вы можете создать нам авторский сайт и коллекцию постеров с собаками. Мы объединяем два клуба и хотим сделать достойную презентацию. Нам еще нужно продумать дизайн для выставки. Алла сказала, вы сама собачник.

– Мы… да, в каком-то смысле. Мы, правда, в основном работаем не с клубами, а с приютами… Ладно, не важно. Как мы могли бы встретиться? – Лаура говорила небрежно, спокойно, хотя голос немного и дрожал.

Алла Жданова была ее старая знакомая и клиентка, кстати, тоже. Лаура для той делала дизайн визиток и сайт-визитку. Это было, когда Лаура еще только вернулась из Новосибирска. Алла была серьезным человеком, а сейчас Лауре бы совсем не помешал хороший заказ. Только не станешь же показывать этого в разговоре. Тут надо имитировать равнодушный профессионализм.

– Вы сможете приехать к нам в офис, это на «Молодежной»?

– О, это не совсем рядом, – засомневалась Лаура. Они с Бьянкой старались не углубляться в город, он их раздражал, угнетал. Каждый такой визит почему-то кончался или скандалом, или ссорой с какой-нибудь продавщицей или кондукторшей. Кто его знает, чем Лаура всех так бесила? Высокая, худая, одежда необычная – яркая. Даже попытайся Лаура выглядеть серо, у нее бы не получилось. А Москва не любит ярких людей, особенно та Москва, что едет на метро, усталая и с авоськами. И потом, у Лауры с деньгами было плохо.

– Я могу подъехать к вам, – моментально сориентировалась Марина от Аллы Ждановой. – Дадите адрес?

– Знаете, я, возможно, смогу подъехать завтра. Лучше у вас, чтобы сразу посмотреть материал, исходники, – моментально сыграла в обратку Лаура. Куда уж эту Марину вести сюда. Да она не поймет, выпадет в осадок от ее совершенно невероятной квартиры. Пока Лаура в квартире просто жила, она не замечала того, что не успела доделать, починить. Покрасить или восстановить. Краны текут, в ванной комнате на старом кафеле грибок. В кухне дверь с петель слетает. А как ей не слетать, если ее то Бьянка шарахнет – характер показывает, а то и собаки штурмуют, хотят незаконным образом проникнуть на кухню, пожрать. Они все свыклись, сжились и не замечали ни пыли, ни старости, обветшалости их дома, но чтобы кого-то приводить… Было ясно, что придется переться на «Молодежную».

– Ну что ж, отлично, – согласилась Марина и, быстро обменявшись координатами и договорившись о времени, отключилась.

Лаура сунула телефон обратно в карман рубашки и принялась лихорадочно соображать, в чем же таком пойти на встречу. Чтобы было достаточно креативно, с вызовом, но при этом без перебора. Тут был еще большой вопрос, чтобы вещи оказались чистыми. Бьянка не всегда образцово-показательно выполняла свои обязанности. И вообще капризна была и категорична. Борец за мир во всем мире, непримиримый мизантроп, Бьянка любила только животных и ее, Лауру. С Бьянкой было сложно, а без нее было вообще невозможно, без нее этот мир становился совершенно непереносим. Только там, в укрытии их пещеры, невыносимая ущербность и неправильность этого мира становилась не такой давящей. Только там можно было хоть как-то жить.

– Так, домой! – скомандовала Лаура, дергая Кузю за поводок. И только тут заметила, что, пользуясь задумчивостью хозяйки, Кузя нашел и раскопал какую-то вонючую гниль, которую теперь на пару с Пансой восторженно пожирал.

– Ну, как ты мог! Ты же приличный пес. Ты же не Санчо, в конце концов, – возмутилась Лаура, но лабрадор только счастливо облизнулся и тявкнул. Природа брала свое.

Лаура усмехнулась и потащила собак домой.