На следующий день меня разбудил телефонный звонок. Вернее, он разбудил не совсем меня, я-то как раз спала как натурально убитая. Но телефон звенел упорно, с настойчивостью, достойной уважения. Я отказывалась просыпаться, потому что не считала, что кто-то может желать услышать меня с такой силой. Ну, кому от меня и какая польза, окромя вреда? Позвонят и перестанут, а зачем же я тогда буду прерывать такой прекрасный утренний сон. Поэтому первым на весь этот трезвон среагировал Яша.

– Марго, там тебе звонят, – через силу пробормотал он.

– Что? Не хочу, пошли они все, – прошипела я, залезая еще глубже под одеяло.

– Ответь, – потребовал он, повернувшись ко мне.

– Не буду.

– А вдруг это важно? Вдруг это с работы? – спросил он, хватая телефон.

– Да и хрен с ней, с этой работой. Мы же вчера все решили! – отмахнулась я, пытаясь разлепить глаза.

– Ну и что, это значит, что сегодня надо бросить хорошую работу? Неизвестно еще, сколько уйдет времени на все эти сборы, – он затряс меня, держа телефон в руке. – Ответь!

– Какая, к черту, хорошая работа? – удивилась я, не сразу вспомнив, что вчера я все-таки не все рассказала ему про мою «лучезарную» жизнь. А зачем? Вчера и так у нас было о чем поговорить. Вчера мы вообще много о чем говорили, чуть ли не всю ночь, параллельно набираясь до чертиков. О том, какая у меня красивая фигура, какие прекрасные глубокие глаза, какого красивого серого цвета. Или о том, как ему со мной хорошо, а мне с ним. Или еще, например, о его идее жениться на мне и увезти с собой. В Москве жить он отказывался категорически.

– Но почему, почему? – спрашивала я, уже будучи основательно выпившей. – Хороший же город!

– Да? – удивленно смотрел на меня он. – А ты что, не видишь, какой у вас тут беспредел?

– Не вижу, – мотала головой я. Я вообще к тому моменту уже не особенно могла что-то видеть. Окосела, так сказать.

– Да у вас тут на улицах пьют и черт-те чем занимаются, – пожаловался он.

– Да ничего подобного! – возмутилась я. – Ничего и не пьют. Где ты это видел?

– Да хоть бы здесь! – победно махнул рукой Яшка, показав на нас с ним, и расхохотался. Что верно, то верно – вчера был интересный день. Дали мы шороху нашей детской площадке. Равно как и кустам. Если память меня не подводит, даже собаки, ошалев от буйства вечеринки, присоединились к нам. В моей голове отчетливо существует воспоминание, как Яшка поил Василия Алибабаевича пивом из жестяной банки. И тот, вот гад, прекрасно его пил!

А как все прилично начиналось. После того как мы с Яшкой помирились, он предложил не идти вот так, сразу, по домам и не разрушать столь теплую компанию. Они с Николаем Дмитриевичем явно поняли друг друга.

– А давайте тогда сходим в магазин, – радостно воскликнул тот, и после этого мы пошли и пополнили наш алкогольный арсенал. Сначала мужчины хотели ограничиться одной только водкой с пивом, которые устраивали их и качеством, и количеством, и прекрасно шли как по отдельности, так и создавая неповторимый коктейль.

– Какой букет! Какой аромат! – ёрничал Яша, добавляя водку прямо в жестяную банку с пивом. – Как же я давно так не безобразничал.

– Фу, какая гадость, – поморщилась я. И вообще, я, когда трезвая, такая капризная. Когда я жила с Кешкой, я, помнится, еще и не всякого сорта пиво соглашалась пить. А тут такой мезальянс.

– А что тогда ты будешь пить? – озадачился Яша.

– Яков! – поднял вверх пьяный палец Николай. – Дамам надо пить вино.

– Ага, вино, кино и домино, – усмехнулся Яша. – Только мокроту разводить, так у вас говорят?

– А у вас что, говорят по-другому? – усмехнулась я. – Здоровеньки булы!

– Ну, не совсем, – уклонился от ответа Яша. – Так что ты будешь – вино, шампанское или, может быть, коньяк?

– А у нас на флоте говорили – семь футов под килем, – зачем-то влез Николай.

– Так ты на флоте служил? – обрадовался ему, как родному, Яша, хотя я так и не поняла, почему. Он-то сам, насколько мне известно, нигде и не служил. Видимо, это у него такая новая фишка – по-идиотски радоваться всему подряд.

– Я буду коньяк, – деловито вмешалась я, и нами был приобретен коньяк местного производства, а также лимон и упаковка плавленого сыра, пластиковыми обертками от которого мы (как я потом со стыдом вспомнила) некультурно мусорили в беседке. Пьянь, чего тут сказать!

– Молодца, – одобрил Яшка, и мы продолжили посиделки на свежем воздухе. Ночь была безоблачной, безветренной и звездной. Через некоторое время, уже прикончив коньяк и перейдя на базовый коктейль, я, помню, лежала на лавочке, положив голову к Яшке на колени, и смотрела на звезды. Николай Дмитриевич, хоть и был уже, как бы это поточнее выразиться, «в зюзю», а все-таки устал смотреть, как мы с Яшкой целуемся без остановки, да и ушел грустить домой. А мы были так заняты собой, что отряд не заметил потери бойца.

– Ты меня любишь? – спросил Яша, глядя на полную луну, светившую вместо фонаря – ярко-ярко.

– Да. Люблю, – просто и без всяких там колебаний ответила я.

И произнести это было легко, потому что была поздняя ночь, я чуть было не потеряла его навсегда, а теперь была настолько пьяна, что все равно никакой ответственности за сказанное не несла. А поэтому для разнообразия я вполне могла позволить себе говорить правду. А правда как раз и заключалась в том, что я любила его. И те четыре года юности, что провела, ожидая его звонков из Киева, его приездов, наших веселых прогулок и поцелуев в подъездах. Любила его, когда отдалась ему, впервые в жизни, семнадцатилетняя девчонка, на крыше одного из домов. Это было мое решение, я больше не хотела, не могла просто держать его за руку. А он все говорил, что если я хочу, он может еще подождать. Ха-ха, подождать, надо было видеть, как нас бросило друг к другу. Было лето, он принес с собой плед, дома мы сказали, что идем на пляж, а сами забрались на давно облюбованное место на крыше. Я помню огромное голубое небо над головой и его лицо, взволнованное, нежное, благодарное. Даже испуганное немного.

– Ты уверена, что ты меня ТАК любишь? – спросил он тогда, склонившись надо мной, вспотевший, с потемневшим взглядом, и с силой сжал мое лицо в своих ладонях. И тогда я сказала то же самое, что и сейчас. Мне хотелось остаться в его объятиях навсегда. И ведь по сути за все эти годы так ничего и не поменялось. И я хотела того же самого, только уже не хотела признаваться самой себе. Я помнила его, я ждала его, где-то в глубине, в самом центре моей души. Жила и плакала, и была несчастна, и металась от одного мужчины к другому, и тосковала, лежа рядом с молчаливым Кешкой, как в глыбе векового льда. А ведь Кешка ненавидел Яшку Ивлева, хотя даже не видел его ни разу в жизни. Но за все эти годы он, я боюсь, прекрасно понял, каково это – любить женщину, которая не может отдать тебе ничего, кроме своего тела. И он принял это как правило игры. Он сделал вид, что ему только и нужно было оно – мое тело. И он любил его, страстно, мучительно, он бредил им, у него были с ним, с телом, отношения. Непростые, не взаимные, иногда мучительные для обеих сторон. А вот со мной у него отношений не было вообще. Он их уже и не хотел, да и я тоже. Так что теперь, когда Яша спросил меня, люблю ли я его, что я еще могла сказать? Если через семнадцать лет разлуки мы практически не могли друг без друга дышать! Разве имеет значение что-то еще? И я сказала:

– Да. Конечно же, люблю. А разве ты не видишь? А ты?

– И я люблю. Вот в чем штука, – он вздохнул так печально, словно бы это и действительно была плохая новость, что мы любим друг друга.

– И что теперь?

– Это зависит от тебя.

– В каком смысле? – удивилась я.

– Нам надо будет завтра серьезно поговорить, – пробормотал он, уткнув лицо в ладони.

– Почему завтра? – улыбаясь, спросила я, продолжая рассматривать звезды на фоне его лица. – Давай, говори сейчас.

– Ой, моя ты девочка, сейчас я что-то слишком пьян для серьезных разговоров. Твой поклонник этот, Николай, совсем не умеет пить. И меня споил тоже.

– Ну, значит, завтра.

– Завтра. Только скажи сейчас, ты поедешь со мной? Ты хочешь вообще жить со мной? Ну, бросить к черту этот город ваш и уехать далеко-далеко. Просто чтобы быть со мной?

– Хочу, – согласилась я.

– И замуж за меня пойдешь? – радостно уточнил он заплетающимся языком.

– А отчего ж не пойти-то? – пробубнила я. – За хорошего-то человека? Только чего ж тебе Москва-то не приглянулась? А впрочем, я и сама буду рада отсюда свалить. Ты прав, гнилой городишко.

– Нет, правда? – встряхнул головой он. – Ты не шутишь? Поедешь, куда я скажу?

– Поеду. А чего, я что, хуже, чем эта… ну, твоей тетки знакомая. Которая невеста.

– Тамбовскому волку она невеста, – пьяно возмутился Яша и нежно притянул меня к себе. – Слушай. А чего мы тут сидим-то, а? Ночи нынче холодные, собачки вон уже дрыхнут под кустом. Непорядок! Дома кровать. Знаешь, для чего нам нужна кровать?

– Догадываюсь, – усмехнулась я, и мы передислоцировались домой. Собственно, дома мы вообще уже не говорили ни о чем. И остатками моего отравленного алкоголем мозга я подумала, зачем же я буду, понимаешь, объяснять Яше сейчас, что я не я и хата не моя, если он планирует меня взять под мышку и уволочь. Какая тогда разница – главный я бухгалтер или второстепенный. Хотя… каюсь, мысль эта была малодушная и я была неправа. Если уж начинать жизнь с чистого листа, надо сделать так, чтобы мы могли доверять друг другу. И хотя врать я умею профессионально, могу преподавать курсы, это я уже, кажется, говорила. Кстати, хороший бизнес!.. Но Яше я врать совсем не хочу. Почему? Потому что боюсь его потерять. Очень боюсь. Потому что он мне очень нужен. И хоть у меня и страшное похмелье после всей той гадости, что мы с ним вчера на пару употребили, негодные, я все равно не забыла, как сильно я его люблю. А он тут с каким-то телефоном лезет, с какой-то работой. Да на шо она мне?

– Так ты возьмешь трубку или нет? Это тебе звонит, дай-ка посмотрю, – озаботился Яша. – Настырный какой. Ладно, я сам отвечу. Алло? Да. Вам Маргариту? А кто ее спрашивает?

– Что ты делаешь? – моментально зашипела на него я. Он, голый, сидел на диване и старательно разыгрывал из себя секретаря, еле сдерживая смех.

– Она сейчас не может вам ответить. Да, она на деловых переговорах. Пожалуйста, перезвоните позднее. Да! – я попыталась вырывать у него трубку, уже догадываясь, что это мне кто-то звонит с работы. Будильник на комоде показывал уже одиннадцать утра, мы проспали все на свете, что и неудивительно, поскольку мы легли только около двух ночи. А уснули вообще около пяти. Такая вот арифметика. После короткой бурной возни мне все-таки удалось вырвать у него телефон. Напоследок он проорал в трубку, дурачась, что, мол, сейчас, вот она уже идет, уже подошла, уже, ай, вот она уже здесь, и, наконец, сдался.

– Алло? – спросила я, пытаясь унять дыхание.

– И кто это был? – поинтересовался Кешка. Странно, но при одном звуке его голоса, который я, конечно же, сразу узнала, я моментально побледнела. Видимо, это было заметно по моему лицу, потому что Яшка прекратил хватать меня за всякие мягкие места, а, наоборот, отстал, посерьезнел и нахмурился. Улыбка сползла и с моего лица.

– Это… а что? Кеша, что тебе надо? – я с таким трудом выговаривала слова, словно у меня парализовало челюсти. Я как-то инстинктивно залезла под одеяло и отчетливо почувствовала, как сильно у меня болит голова.

– Маргарита, нам надо поговорить.

– О чем? – удивилась я.

– Я не хотел бы по телефону, – коротко и сухо ответил он.

– Ну… тогда я не знаю.

– Ты, я так понял, сейчас не на работе, да?

– Да, – растерянно кивнула я.

– Ага. А вообще ты планируешь там быть? Или у тебя сегодня, м-м-м, отгул, что ли?

– Я планирую. Слушай, я вообще не понимаю, чего тебе нужно, – попыталась вернуть инициативу в свои руки я, но он очень лихо отбил мою подачу.

– Встретимся, и я все тебе скажу, не волнуйся. Хочешь, я заеду за тобой после работы? Я думал приехать в обед, но ты, я так понимаю, обедать уже точно не будешь.

– Я… послушай, Кеш, ты зачем это? Твое какое дело?

– Ладно-ладно, шучу, дорогая, – усмехнулся он. – Ну, так до встречи. Я тебе наберу, как подъеду.

– Но, может быть, я и не смогу, – начала было я, но уже через секунду поняла, что говорю сама с собой. Кешка уже отключился. Он вообще всегда был краток, не любитель длинных подробных разговоров. Но что ему надо? Я против воли закусала ногти от волнения. Встреча с Кешкой никак не входила в мои планы.

– Кто это был? – холодно спросил Яша. По его тону можно было понять, что он и так уже догадался. – Муж?

– Он самый.

– Интересное кино.

– Куда уж интереснее, – согласилась я.

– И чего он хочет?

– Хотела бы я знать, – уныло пожала плечами я.

– Слушай, а вы давно в разводе? И просто интересно, сколько вы с ним прожили? Пару лет? У вас нет детей? Ты его любила?

– Сколько вопросов сразу, – вздохнула я. – И так мало ответов. Мы прожили почти десять лет. И все десять лет были просто ужасны.

– Так не бывает.

– Знаешь, бывает. Женись на теткиной девушке, особенно если ты с первого взгляда понял, что у вас все плохо срастается. И поговорим через десять лет.

– Но зачем так долго терпеть? – удивился он.

– А вот это хороший вопрос. Только я боюсь, что сейчас я не в том состоянии, чтобы на него отвечать.

– Так ты с ним встретишься? – спросил он, пристально глядя мне в глаза.

– Если ты хочешь, я сейчас же позвоню и все отменю.

– Правда? – чуть расслабился он. В его глазах отсвечивала хищным блеском ревность. Все мужчины терпеть не могут мыслей о ком-то еще. Даже если эти мысли одна хуже другой.

– Да. Ты хочешь? – всмотрелась в него я. Он помолчал минуту, потом отвернулся.

– Нет, не хочу. Зачем? Ты меня любишь, да? Или вчера это был просто пьяный бред? Ты помнишь, что обещала поехать со мной?

– Самое главное, что ты помнишь, что ты меня звал, – усмехнулась я и притянула его к себе. Я разгладила его темные спутанные волосы, заглянула в его беспокойные черные глаза, острый, как бритва, взгляд скользнул по мне. Яша поцеловал меня в ответ и повалил на кровать.

– Мне надо на работу, – прошептала я, – хотя… все равно. Давай, продолжай.

– Нет уж. Иди, – он рассмеялся и вскочил, набросил на себя одеяло и проскользнул в кухню. Собаки топтались в коридоре, в нетерпении ожидая утренней прогулки.

– Ты погуляешь с собаками? – спросила я, натягивая рабочую блузку. Последняя чистая, надо что-то срочно делать. Яшке вон все равно, он ходит в двух парах джинсов, и ему ничего не надо. А мне, если я в таком виде припрусь на работу, придется долго объясняться.

– Погуляю. А ты уже что, побежала?

– Ага.

– Но ты помнишь, что нам вечером надо серьезно поговорить?

– Конечно, – вздохнула я. Видимо, сегодня такой уж день – день серьезных разговоров. Что ж, у меня и так все равно голова болит. Примем-ка аспирин – и в путь. Надо будет по дороге еще придумать, чего бы на работе соврать. Я побежала на остановку, на ходу набирая номер Зинки.

– Привет, ты на месте? – задыхаясь от бега, спросила я. Зина была томной и неторопливой. А чего, куда спешить? Рабочий день все равно одного и того же размера.

– Да, а вот где ты? Раиска рвет и мечет. Хочет тебя штрафовать нещадно ремнем по заднице. Говорит, что ты и так уже чуть ли не три месяца прогуляла, а теперь что же – опять?

– Блин, – выругалась я, протискиваясь не без помощи мужика, стоящего за мной, в автобус. Мужик подналег и вогнал меня как небесный шаттл в плотный слой атмосферы. Атмосфера была так себе, слишком плотная. Зря я на каблуках.

– Я ей сказала, что ты к врачу пошла.

– Вот спасибо, добрая душа.

– Делать анализы на беременность, – продолжила она.

– Что?

– Шучу. Я сказала, что тебе надо сделать рентген после пневмонии.

– Ага, я поняла, – кивнула я, с трудом просовывая руку между пассажирами. Кстати, мысль о рентгене хорошая, его мне и вправду надо бы сделать. Что-то я про это совсем забыла. Хотя я чувствую себя абсолютно здоровой. Здоровей, чем когда-либо. Если не считать, конечно, похмелья.

– Ага, Дорофеева, ты где была? – еще в коридоре налетела на меня Раиса.

– Я Иващенко.

– Что?

– Иващенко я, – как ни в чем не бывало напомнила я. А что, пусть не путают. А скоро, если так пойдет, стану вообще Ивлевой. Кстати, отличный вариант. Мне Яшкина фамилия с самого начала нравилась. Маргарита Ивлева – это звучит гордо.

– Почему? Ах да, точно, ты ж развелась. Ну и ладно. Так где была? Не врать, в глаза смотреть! – изображала сердитость Раисочка Львовна. Видимо, в настроении была. Тяжело с нами, бестолковыми.

– У врача. На рентгене, – бодро отрапортовала я, вытянувшись перед ней в струнку. Она с недоверием осмотрела меня, выискивая признаки лжи на моем помятом, но все равно красивом лице.

– Глаза твои бесстыжие. Ты на часы смотрела? Уже обеденный перерыв. Значит, на рентгене.

– Так точно, – веселилась я.

– Поклянись, – потребовала она.

– На крови? Я крови боюсь. Но если дадите мне пионерский галстук и бескозырку, я вам еще и честь отдам.

– Ах, дрянь, – довольно усмехнулась Раиса. – Признавайся, проспала? Из-за мужика?

– Ну… допустим. И что? – улыбнулась я.

– Эх, мне бы так, – мечтательно протянула она.

– Так вы же замужем, – удивилась я.

– Вот именно, моя дорогая. Вот именно, – развела руками она.

Я пожала плечами и пошла к рабочему месту, заваленному, как всегда, стопкой бумаг. Есть такой определенный закон, как у Мёрфи, только персонально для бухгалтеров. Если куча бумаги большая, не стоит спешить сильно ее уменьшить. Потому что если ты будешь снимать листы постепенно, не стремясь переделать все на свете, то куча будет примерно оставаться в одном и том же весе. А вот если ты из каких-то нелепых побуждений решишь переделать уже наконец всю свою работу, от начала и до конца, то тут жди беды. Стопка бумаг, которую ты в поте лица почти уничтожишь, наутро возродится вновь, причем возродится втрое. Откуда – а кто же его знает. Только если ты уж начала делать счета-фактуры – не спеши, не хватайся за все сразу, а бери их потихонечку, по пятнадцать-двадцать штук в день, не больше. Тише едешь, меньше новых бумаг принесут. Поэтому я своей горы не испугалась, я к ней была давно привычная. Подумаешь, гора. Что мы, гор не видели? Пусть себе лежит. Я вот лучше кофе попью с девчонками. Покурю, опять же. Потом уже и за дело возьмусь, а там, глядишь, уже и день закончится. Так и перебьемся, пока не зазвонит звонок этот непонятный, от Кешки. А может, он не позвонит? Может, передумает? Но он все-таки позвонил. Причем аккурат без десяти шесть, чтобы я точно с работы сбежать не успела.

– Алло? Маргарита? Ты в офисе? – спросил он все тем же своим сухим деловитым тоном. Как я от этого отвыкла!

– Да. Ты приехал уже? – грустно уточнила я.

– Я у подъезда.

– Сейчас я иду, – вздохнула я. Ну, что тут такого. Всего один разговор. О чем, правда, не пойму. Я еще разок перекурила нервно в коридоре, одна, потому что не хотела сейчас никаких ни советов, ни комментариев. А потом посмотрела на себя в зеркало, увиденным осталась крайне недовольна. В моем возрасте уже, оказывается, не так-то легко скрыть следы бурной бессонной ночи. Чуть-чуть подкрасилась в туалете, разозлилась на себя за то, что хочу выглядеть привлекательно, хотя на самом деле мне плевать, что там Кешка обо мне подумает. Какая цаца, подумать только. Телефон зазвонил снова.

– Ну, ты где? – нетерпеливо спросил он.

– Я вообще-то на работе, – изобразила негодование я.

– А, ну да, я забыл, что вы думаете, что работаете.

– Между прочим, да, думаем, – возмутилась я.

Хотя когда я была замужем за Кешкой, я и сама не всегда воспринимала свою работу как работу. Скорее как дамский клуб. Я спустилась к подъезду, злобная и готовая его порвать. Нам не о чем с ним говорить, о чем я сейчас ему и сообщу. Только вот… где он? Около подъезда не было никакого Кешки. Только машины и какие-то унылые прохожие. И какой-то кретин перегородил своим «Мерседесом» весь проход к дверям. Совсем уже оборзели, ставят свои тачки где попало – людям пройти невозможно. Эвакуатора на них нет. Ой! Машина, словно услышав мои недобрые мысли, зажгла фары и оглушительно загудела. Я даже отпрыгнула от неожиданности.

– Марго! – вдруг раздался голос из ниоткуда. – Я тут. Иди сюда. Да я ж тебе сигналю!

– Кешка? – вытаращила глаза я. Из «Мерседеса», приспустив густо затонированное стекло, на меня сквозь очки в дорогой оправе смотрел мой муж собственной персоной и улыбался, довольный произведенным эффектом.