Чем отличаются неудачники типа меня от так называемых нормальных людей? Да всем! Всей своей неудачнической жизнью, в которой мы плаваем, как утопающие, бросаемые волнами из стороны в сторону. Нормальные люди строят планы, заботятся о будущем, оканчивают институты и уже подумывают о какой-нибудь подходящей работе, а мы, неудачники, только и стараемся не захлебнуться в волнах, не зная, что случится в следующие пять минут и откуда, с какой стороны снова накроет, чтобы потом отплевываться и пытаться вдохнуть хоть глоток спасительного воздуха. В моем случае спасительным глотком служила Катерина. Мечты о счастливом семейном быте я похоронила практически сразу после свадьбы, и вся моя реальность как раз и состояла из жалких и безуспешных попыток выбраться на твердую почву, с которой муж все время сталкивал меня своими словами, действиями или помыслами. Честное слово, я хотела быть хорошей женой, хотела встречать мужа дома ужином, давая ему отдых после тяжелого рабочего дня! И плакала, когда он, злой как черт из-за того, что я опять не погладила его рубашку, уходил неизвестно куда и колесил где-то, наказывая меня. Я рыдала, избивая кулаками подушку, и вопрошала небеса:

– Ну почему, почему я такая неудачница! Почему я не могу ничего сделать правильно?! – а Катерина, вызванная мной, как соломинка, за которую я все время хваталась, гладила меня по голове и утешала.

– Ты никакая не неудачница. Просто ты устаешь. Ты не умеешь многого. Но ты научишься.

– Я не могу даже обжарить замороженные котлеты – они у меня горят.

– Ты лучше скажи, почему тебя на паре не было? И вчера тоже. Ты что, хочешь сессию завалить?

– Какая сессия! – мотала головой я. Даже не представляла, что одна свадьба может породить столько проблем! Одна коротенькая запись в книге актов гражданского состояния – и я сразу стала должна всем и каждому: кому котлеты, кому позвонить, чтобы не обижались, что не звоню, кому не звонить, чтобы не мешать работать.

– Милая моя, ты думаешь, если ты бросишь институт, то этим укрепишь ваши с ним отношения? – скривилась Катерина. Да, понимаю, как странно было ей смотреть, как я глупо мечусь по квартире, как каждую минуту выглядываю в окно, чтобы посмотреть, не подкатилась ли «Субару» к своему уже ставшему законным месту около пункта приема стеклотары, между двумя тополями. Сережкина машина была самой лучшей во дворе, самой дорогой и красивой. Все считали, что мне сказочно повезло отхватить такого принца. Я тоже так считала.

– Я просто проспала.

– Да не смотри ты. Что с того, что он уехал. Пошли кино посмотрим, – зазывала она, так и не понимая, что же происходит со мной. Хотела бы я и сама понимать, что это было. Но в тот момент я просто не могла ни о чем думать, кроме того, что вдруг Сергей уехал, чтобы больше никогда не вернуться. Вдруг эти чертовы сожженные котлеты (мать их дери, надо же было!) оказались той самой последней каплей после всех моих остальных преступлений?

– Ты просто ужасная жена, если честно, – говорил Сергей частенько и вздыхал, показывая, как много ему приходится терпеть. А иногда добавлял: – Права была мама. Да, надо было жениться на ком-то, кто умеет хоть готовить.

– Сереж… – только мычала я.

– Что Сереж? Что, а? Почему посуду-то не помыла? Нет, ты посмотри, какой бардак! Ты только посмотри, в каком бардаке я вынужден жить!

– Я убирала! – это было жалко, все мои попытки объясниться, крики о том, что как можно убраться в кухне, где потолок протек и оставил грязные разводы на стене, а обои от этого и вовсе отвалились. А что в комнате на потолке пошла трещина и отваливается штукатурка. И что я каждый раз, сидя в кресле в маминой (бывшей) комнате, боюсь, что еще один здоровенный кусок свалится мне на голову. А провода все давно держатся на соплях и не выдерживают нагрузки – даже утюга. Выбивает пробки. А как рубашку гладить без утюга, я не понимаю!

– Если бы ты росла в нормальной семье, ты бы была другой, – иногда в полном отчаянии бросал он. И я соглашалась, соглашалась с чем угодно, только бы он не нервничал, только бы… не напился опять. И не уехал неизвестно куда, оставив меня одну в маленькой комнате перед телефонным аппаратом. Да, он выпивал. Собственно, что в этом нового? И странного. Кто в России не пьет? Либо мутант, либо моральный урод. Это не я, между прочим, сказала. Это так в песне поется, я по радио слышала, когда с Сергеем ехала к его маме. Сергей любил песни про шашлычок под коньячок, любил Цоя и Виагру, да и сам шашлычок любил тоже. С коньячком. Он всегда подпевал радио и всегда знал слова, уж не знаю, откуда они в его голове оседали. Память хорошая. Или просто проводил в машине кучу времени. Если бы можно было в машине жить, я уверена, мы бы переехали туда. Кстати, машину, как оказалось, ему подарила мама. Вернее, не совсем подарила, она поручила ему какой-то контракт по поставке оборудования в свой банк, а уж потом он купил «Субару». Но она всегда говорила:

– Не ты купил, а я подарила. Как же, купил бы ты сам? Ты сам и на бампер не заработаешь!

– Мама, а как ты вообще? Давление не скачет? – злился, но сдерживался Сергей. Хотя он знал, что мама не выносит вопросов как о возрасте, так и о здоровье. Его мама много чего не выносила. Я, честно говоря, старалась не лезть в их отношения. Милостью богов было уже то, что его мама – высокая, величественная, с прекрасными золотистыми волосами красавица в царственном зеленом с розами халате – решила все-таки в конце концов со мной познакомиться. Раз уж я все равно уже есть, трудно меня совершенно не замечать. Впрочем, она старалась ходить, что называется, мимо меня и после того, как нас друг другу представили. Я была для нее только источником информации о нем, о Сереже.

– Сережа, ты опять какой-то невыспавшийся, – в тон ему отвечала она. – Дианочка, он что, не высыпается?

– Нет, Елена Станиславовна, все в порядке. Просто работает много.

– Работает? – фыркала она. Ее отношение к тому, что Сергей делал, было презрительным. И вообще, мне казалось, что она в нем сильно разочарована. Постепенно, по вырвавшимся словам, по фотографиям, в обилии развешанным по квартире, по ее рассказам о Сереженькином детстве, я собрала, как пазл, историю, в которой Сергей Сосновский не оправдал большие материны надежды. А ведь сколько сил, сколько сил!

– Он был таким способным! – восклицала она, останавливаясь около фотографии, где Сергей с дикой хохочущей рожей, еще совсем волосатый и даже с усиками, в белом халате сидит на больничной качалке.

– А это какой институт?

– Первый мед. У Сережи был красный диплом, он медалист, ты знала? – расправила плечи она.

– Нет, я не знала.

– Как же так, это же твой муж все-таки.

– Мама! – влезал Сергей. Как он ненавидел эти воскресные визиты! А я сидела и слушала. Мне так хотелось стать частью этого целого, в котором даже не сам Сергей, а вся эта атмосфера, эти воспоминания, книги, портьеры – все было таким чарующе уютным, пропитанным нормальной жизнью, сытой, спокойной и счастливой. Той, которой, как любил подчеркивать Сергей, у меня никогда не было.

– Сережа хотел стать врачом. Я даже не знаю, откуда такая дурь – бросать вуз. Какая-то мода сейчас пошла на неучей, что ли? Он прекрасно учился, а этот ваш бизнес – чушь какая-то. Сколько ты зарабатываешь? Кто сказал, что из тебя может выйти бизнесмен? У тебя всегда веселье было на первом месте. А мог бы уже стать травматологом-ортопедом!

– Я не хочу вправлять конечности всяким алкашам и придуркам, – устало отбивался Сергей. Я знала, что этот разговор ведется в сотый раз.

– Да? Только хочешь на эти деловые обеды ездить? Думаешь, это бизнес? И так ты творишь, что взбредет в голову! – в этот момент она всегда смотрела на меня: я была самым нелепым поступком Сергея, а также стала ее главной головной болью, потому что до меня Сергей, по крайней мере, жил с ней и, как она говорила, был на глазах, а что теперь? Торчит в какой-то убогой лачуге (это она сказала не мне, ему, но так, чтобы я могла слышать) среди не пойми кого.

– Ты хоть пить ему не давай, Дина! – напоследок всегда просила она. Меня немного задевало такое ее отношение к сыну. Все же он был прекрасен – как сын, я имею в виду. Веселый и умный, образованный, подумаешь, без диплома и какой-то там медицинской квалификации. Ерунда. Он же взрослый мужчина, при деле, он никак не заслужил такого вот отношения. Тем более от матери – она же должна его больше уважать. Но это, видимо, было следствием ее высокого положения, она всех привыкла сравнивать с собой. Она все за всех привыкла решать. И никогда даже не предполагала, что кто-то может справиться с чем-то сам. Без нее. Так же вот именно она устроила меня на работу. Потому что в моем положении и обстоятельствах к концу года я уперлась в то, что если зимнюю сессию еще хоть как-то перевалила, то летней сессии четвертого курса с таким количеством хвостов уже не сдать. Да и времени уже нет на это, Сергей изменил всю мою жизнь. Я не имею в виду, что он ее перевернул или что-то такое. Он изменил ее в мелочах и в крупном, каждую отдельную привычку и весь образ жизни в целом. Он занял все мое время самыми разными делами. Стиркой, готовкой, руганью, слезами. Нервами, если его нет дома по вечерам. Мыслями «а вдруг что-то случилось», а потом снова слезами. Приготовлением завтраков. Он любил поспать до десяти-одиннадцати часов и ненавидел, если меня не оказывалось дома, когда он просыпался.

– Для чего я женился? Самому себе завтрак готовить? – возмущался он. И я прогуливала первые пары. А вечером, когда ему надо было задержаться по каким-то немыслимым делам (это не женское дело, когда надо, тогда и приеду), я сидела и ждала его, дергаясь от любого звука мотора. И ложилась порой под утро.

– Слушай, ну его – этот твой институт. Маркетолог – это вообще непонятно кто! – в конце концов заявил он. – Ты уже взрослая женщина, двадцать один год, надо что-то решать.

– Работать? – уточнила я.

– Ну да. Заодно с деньгами станет полегче, – кивнул он. С деньгами у нас действительно было не слишком-то хорошо, дела у него на фирме то катились с горы, то с трудом чуть-чуть обратно в нее поднимались. А в основном я, если быть точной, о его делах ничего не знала. Только то, что денег нет, что контракт идет и что пока надо перебиться, потому что все деньги надо пустить в дело. А на питание – максимум экономии и бережливости. Он все время считал, что я не умею обращаться с деньгами. Хотя я не понимаю, как можно научиться обращаться с тем, чего почти нет. Сам же он, хоть живых денег давал мало и с ворчанием, периодически приходил домой с большими пакетами колбасы, хлеба, пельменей и виски «Teachers».

– Видишь, дожили! – шутливо жаловался он мне. И Катерине, если та в это время была у нас дома, а она у нас вообще часто бывала. – Сам себе продукты питания покупаю, никто обо мне не позаботится.

– Но я… но ведь… а картошки хочешь? – мямлила я, но он только великодушно махал рукой.

– Давай и картошку, чего поделаешь. Ничего-то ты не умеешь, – и разворачивал свои покупки. Он любил это иногда – посидеть дома, в большой комнате, за круглым журнальным столом, и чтобы мы были тоже, чтобы я таскала колбасу и сыр, разливала виски и чтобы непременно струился интересный разговор. Катерина смеялась, Сергей шутил и сыпал анекдотами, я улыбалась и чувствовала, как горячее тепло разливается по телу после первых же глотков. Интересно, это виски реально делали учителям? Если да, то я знаю нескольких учителей, которые явно принимали его. В педагогических целях. В общем, иногда у нас дома собиралась вполне теплая, я бы даже сказала, подогретая компания. И все было по-домашнему, и мирно, и уютно. И никто ни с кем не ругался, только иногда Катерина жарко спорила о чем-то высоком и сложном с Сергеем. Катерина всегда умела отстоять свою позицию. Частенько она пыталась донести до моего мужа идеи женского равноправия, свои карьерные планы и свое видение светлого будущего. Они махали руками, краснели, Катерина отстаивала честь маркетологии, кивала на меня и обзывала дурой за то, что я бросила учиться. Сергей же отвечал:

– Ее учить – только бюджет переводить. Какой из нее маркетолог, она же даже толком семейный бюджет вести не может.

– И все-таки надо было институт закончить! – возражала Катерина. – Чего там осталось-то? Пара лет!

– Вот ты институт закончишь, – говорил Сергей. – И я уверен, что многого добьешься. А знаешь, почему? Потому что у тебя, Катерина, есть цель. Ты – целеустремленный человек, а это большая редкость. Ты – победитель.

– Это норма, я считаю, – добавляла она. – Надо же жить для чего-то! Жить надо для того, чтобы побеждать. Успех – это очень важно. А вот ты, Динка, чего хочешь от жизни?

– Я? – я сидела и улыбалась. – Чтобы дали горячую воду. Замучилась я стирать в ледяной воде.

– Динка, фу. Ну что ты несешь? – кривилась Катерина, но все равно смеялась. И мне было очень хорошо. Всем нам вместе было хорошо, хотя, жаль, это случалось не так уж часто. Кажется, это самые счастливые моменты в моей жизни. Именно вот на таких посиделках я чувствовала, что у меня есть семья.

А карьерных планов я и в самом деле не имела. У меня были муж, круги под глазами и пятьсот рублей в кошельке. Я хотела денег, нет, не то чтобы больших. Но чтобы хватало на сигареты, продукты там. Чтобы не надо было мучительно их выпрашивать у Сергея. Ему и так нелегко. Бизнес – штука непростая. И еще я очень хотела, чтобы наш дом все-таки снесли. Теперь, через год после свадьбы, я отлично понимала, что имела в виду моя мама, когда после смерти бабушки (пусть земля будет ей пухом) сказала, что не хочет прожить всю свою жизнь в этой помойке. Что можно хотеть в доме, в котором все живут единой мечтой, чтобы его снесли? Но мэрия имела иные планы, так что о новенькой квартирке пока незачем было даже и мечтать.

– Я могу устроить Дину в отделение нашего банка, если хочешь, – поджала губы Елена Станиславовна, когда услышала, что я (как она и предсказывала) уже начала катиться по наклонной и бросила институт.

– Отличная идея, хоть какая-то от нее будет польза.

– А где это отделение? И что мне надо будет делать? – спросила я, и все ужасно удивились, что я подала голос. Традиционно все решалось без моего участия. Да и тут я, в общем-то, просто так спросила.

– У нас есть отделение на Октябрьском Поле, я поговорю с отделом кадров. Я же все-таки не решаю эти вопросы, – пояснила она таким тоном, что стало понятно, что она не решает эти вопросы только потому, что они слишком мелкие и недостойны ее высокого уровня. Впрочем, это так и было на самом деле. Елена Станиславовна работала в центральном отделении, ездила на «Ауди» с водителем, знала такие слова, которых я вообще никогда не слышала даже. Типа «референс стороннего банка». Что это? И вопросы найма рядового персонала не касались ее никак. Вице-президент – это вам не хухры-мухры! Даже Катерина ее заочно уважала.

– Вот чего может добиться женщина, если не будет тратить себя на семью! Все мы – жертвы мужиков, – говорила Катерина, давая понять, что если она сама не имеет до сих пор постоянного мужчины и не вышла замуж, то не от недостатка внимания, а только потому, что хочет последовать примеру Сергеевой мамаши – стать независимой, успешной и свободной.

Да, это была чистейшая правда. Елена Станиславовна никогда не была замужем, у нее имелась только престарелая мать, бабушка Сергея, теперь она жила в основном на даче. Я бывала на ее даче, больше того, я очень любила туда приезжать. И бабушку Сергееву я очень любила – веселую и заводную старушку. Дача располагалась в Тверской области, практически на берегу Волги, там стоял большой деревянный дом, неожиданно большой и со всеми удобствами. То, что женщины умеют сами, без всяких мужчин – на широкую ногу – жить, казалось мне удивительным. Более того, они безо всяких проблем, жалоб и стенаний в четыре женские руки и вырастили Сергея, а уж кем был его отец и как так получилось, что он не принял никакого участия в Сергеевой судьбе, – никому не ведомо. Кроме самой Елены Станиславовны, конечно.

– Я все устроила, – позвонила она мне через недели две. – Иди с паспортом в отдел кадров да возьми справку в деканате, что у тебя неоконченное высшее. А делать ты будешь все, что скажут. На ресепшн сидеть, звонки принимать. Если сможешь – печатать бумажки.

– Как секретарь? – уточнила я. Елена Станиславовна только помолчала, потом хмыкнула и повесила трубку.

Вот так я и стала работать, пять дней в неделю, с девяти до шести. Отделение было небольшое, мне выделили симпатичный серенький столик в углу, около копировального аппарата. Я втянулась в работу быстро и как-то даже с удовольствием. Все-таки у нас дома было так много криков, ругани, попреков и слез. Моих, естественно. Сергей всегда знал, что нужно сказать, чтобы в конечном итоге я рыдала, бегала за ним и просила прощения. Я была ревнивая, ленивая, неповоротливая, некрасивая, спесивая, неаккуратная, курящая, невообразимая…

Список прилагательных, описывающих мои персональные данные, постоянно моим мужем пополнялся и уточнялся. И как я ни любила его, как ни представляла себе жизни без него, а рабочая тишина, покой и шуршание бумаг стали настоящей отдушиной. В общем, я полюбила работу хотя бы за то, что на ней имела гарантированные восемь часов, когда никто не демонстрирует активное недовольство мной и не требует оглянуться и посмотреть, во что я превратила нашу жизнь. Но не только я научилась наслаждаться этим временем. Сергей, как выяснилось, тоже получил гарантированные восемь часов у себя (вернее, у нас) дома. И использовал он их совершенно по-другому.