Глава 18
Неожиданный «подарок» преподнесли итальянцы: фирма «Ансальдо» разработала и внедрила в производство водо-маслоохлаждаемый синхронный судовой двигатель серии MS на трехфазном переменном токе напряжением до 15 киловатт. Двигатель был оснащён системой плавного пуска. Они начали проект вместе с «Электросилой» и «Маннесманн», но в отличие от них, сразу взялись за переменный ток. Они опоздали, и на первые два корабля мы поставили генераторы постоянного тока и кучу преобразователей. Но в конце концов они победили, и именно их оборудование решило окончательно судьбу проекта, да и всего флота в целом. Мы приобрели патент на такие двигатели и стали производить их на «Электросиле».
Это позволило нам избавиться от генераторов постоянного тока на кораблях проекта 55-бис и 55-э и перевести их на переменный ток. Эти же двигатели, различных мощностей, стали основными ГЭД на всём подводном и надводном флоте. Благодаря этому вес и объём электрооборудования довольно сильно уменьшился, это позволило увеличить объёмы жилых и бытовых помещений на кораблях и лодках. Был разработан и принят новый стандарт электропитания боевых кораблей ВМФ СССР и ВМС ЕОС. Максимальная мощность двигателей этой серии была 62 000 киловатт. Это позволяло полностью передать всю мощность судового ядерного реактора на ГЭД. Первым гражданским судном, оборудованным такими двигателями, стал атомный ледокол «Ленин». Малогабаритные реакторы конструкции Африкантова позволяли нам не рассекречивать реакторы военных кораблей серии ВМ-А. Многочисленные делегации, посещавшие уникальный ледокол, довольствовались его ТТХ. Их проводили по всем помещениям, где ничего сверхсекретного не было. Судостроители завода имени Андрэ Марти успешно справились с поставленной задачей. В 1952 году, сразу после государственных испытаний, ледокол «Ленин» обеспечил две проводки караванов судов по Севморпути с запада на восток за одну навигацию. Однако в серию он не пошёл из-за недостаточного водоизмещения. Он не решил проблему круглогодичной навигации. Требовались более мощные ледоколы. За их проект взялся Балтийский завод.
Примечательный разговор состоялся у меня с Мишей Янгелем. Мы знакомы с 1938 года, он был замом Поликарпова, и то, что И-185 вообще полетел, это полностью и целиком его заслуга. Сейчас он руководит бюро Поликарпова, так как сам Николай Николаевич на пенсии и чувствует себя, вежливо говоря, не очень хорошо. Огромные проблемы со здоровьем. ОКБ-1 Королёва, находясь на пике славы, начало диктовать свои условия, разрабатывая новые стандарты под имеющиеся у них технологии. В том числе оно ввело ограничение калибра межконтинентальных ракет шахтного и морского базирования до 1620 миллиметров, предоставив обоснование о нежелательности увеличения калибра из-за возрастания лобового сопротивления. Это фактически ставило крест на работах Янгеля: через стандарт не перепрыгнешь. Миша записался на приём. Пришёл не один, а с Макеевым, который разрабатывал ракеты для подводных лодок.
– Андрей, ты помнишь историю с капотом NACA, когда нас пытались зарубить Яковлев, Климов и Микулин?
– Ты про то письмо ЦАГИ? Конечно помню!
– Так вот, сейчас Королёв и Браун делают то же самое! У них есть ограничения по диаметру баков окислителя. Изготовить сосуд Дьюара большего диаметра пока технологически невозможно. Этот диаметр они и подсунули в стандарт. Но мы работаем с другими окислителями! С высококипящими.
– А я вообще начал работать с монотопливом! Это бутилкаучук, – добавил Макеев.
– Если придерживаться нового стандарта, – продолжил Янгель, – то ракеты получаются излишне длинными. Поэтому у Королёва на сотых секундах возникают продольные вынужденные колебания, две ракеты у них уже разрушились. Сейчас они преодолели эту проблему, что обошлось в триста килограммов выводимой массы. Когда ты, Андрей, упёрся в 1938 году и заставил Поликарпова тащить обратно в ЦАГИ И-180 и И-185, я лично крутил гайки и 80 раз продул обе машины. Тогда мы доказали, что с новым капотом и новым двигателем мы преодолеем 700 километров в час. А вот сейчас от тебя зависит, будет или не будет принят этот дурацкий стандарт. У моей ракеты диаметр 2000 миллиметров. А у Макеева вообще 2400 миллиметров. И за такими «толстяками» будущее, Андрей! Ракеты получаются короче, количество двигателей увеличивается, растёт мощность и забрасываемый вес. И главное! На предстартовую подготовку Р-7 уходит три дня. Моя Р-16 тратит на это три минуты! Я не спорю, с точки зрения чисто научной, ракета Королёва-Брауна лучше, экономичнее, экологичнее, отношение забрасываемого веса к весу ракеты лучше. Но боевая ценность их ракеты равна нулю!
– А у меня ещё хуже, Андрей Дмитриевич! При таком калибре и такой длине обеспечить подводный старт можно только на нулевой скорости носителя. Удержать лодку на глубине без хода невозможно. А чуть ход дашь – ломаются как спички.
– В общем, Андрей, возьми грех на душу и не вводи стандарт. Я со своей стороны обещаю, что к концу года Р-16 пройдёт ГОСы.
– Все же шахты придётся переделывать, Миша.
– Да, придётся. Но постоянное дежурство можно организовать только на монотопливе или на высококипящем. Жидкий кислород, как известно, долго хранить невозможно. Только в космосе. И то не на солнечной стороне. Вот, посмотри! – и он показал мне фотографии контейнера, в который упаковал свою ракету. – Это транспортно-стартовый контейнер. В него запрессованы тросы для погрузки-выгрузки. Вот фланцы заправочной системы.
Окислитель и топливо заправляются сразу после установки в шахту. Старт – миномётный. Вот тут вот – пороховой аккумулятор давления. Доступ к ракете стартовая команда не имеет. Все проверки выполняются на заводе, и контрольная – на позиции дивизии. После этого ракета перевозится на боевую позицию и устанавливается в шахту. Срок боевого хранения – пятнадцать лет. Химики обещают новые материалы, тогда будет двадцать пять лет боевого дежурства. Три минуты требуются на раскрутку гироскопов системы наведения.
– У меня тоже контейнер, сухой старт на скорости до пяти узлов. Такой же пороховой аккумулятор. Мы его вместе делали. А вот ещё одна, она жидкостная, такие же компоненты, как у Михаила Кузьмича, да и двигатель имеет много общих деталей. Но мы его утопили в топливный танк. Здесь мокрый старт из предварительно затопленной шахты. Дальность 8800 километров. Моноблочная. Уже бросали в Балаклаве. Она в довольно высокой степени готовности. Но калибр 2000 миллиметров. Тоже пойдёт под нож, если стандарт будет принят. А это вот «стандартная»: надводный старт с позиционного положения. Дальность – 2400. Три БЧ или моноблок. Хранится в сухом виде. Окислитель – азотная кислота с азотным тетраоксидом. Заправка занимает примерно три часа. Хранение на лодке таких «подарков» – занятие довольно сложное. Тем не менее принята на вооружение и установлена на трех лодках 629-го проекта и на строящейся лодке 658-го проекта. Там предусматривается подводный старт. Но… В Балаклаве у нас были большие сложности и два взрыва на старте. Я не могу признать результаты удовлетворительными. Управлять лодкой на скорости полтора – два узла очень сложно.
А у американцев появились неплохие радиолокаторы на их «Либерейторах» и «Приватирах». Так что с надводным стартом пора прощаться. И ходят слухи, что у них какой-то «Нептун» готовят, типа нашего Ба-2.
– Понял вас, товарищи. А Челомей что говорит?
– Двигатели у нас одинаковые, Андрей. Соответственно, что может говорить Челомей? Сказал, что в 2000 миллиметров впишется, но сейчас сильно занят с X серией, которую ты форсируешь. Затем хочет создать универсальную ракету: боевую, грузовую и морского базирования с единым двигателем. В этом что-то есть, Андрей.
– Хорошо, я перезвоню ему и решу этот вопрос. Понимаю, что Королёв попытается надуться, но ты, Миша, меня убедил. То, что стандарт принят не будет, это точно. Но ты сам поставил ещё одно условие: дожимай Р-16 к концу года. Если пройдёт всё хорошо, то будем перевооружать РВСН полностью.
Хорошенький сигнальчик! Ничего в нашей промышленности не меняется! «Давай, давай!» на каждом шагу. Делать нечего, лечу в Молотовск. Благо что Сталин разрешил пользоваться самолётами. В отряде правительственных самолётов два Ту-116, два Ту-120 и четыре вертолёта В-8. Моряки, как всегда, в своём репертуаре: упорно не хотят создавать новые конструкции. В 613-й проект врезали ракетный отсек на три ракеты, удлинив рубку, получился 629-й проект. Заставил их спроектировать 627-й под атомные реакторы. Теперь они повторяют свою проделку с 629-м! Причём протащили эти оба проекта мимо меня и пытаются это чудо запустить в серию. Устроил разнос Першину и Кузнецову, вызвал из Питера Егорова, Исанина и Перегудова. Выяснилось, что основными виновниками были Першин и Кузнецов. Ставят перед разработчиками нереальные сроки. А Першин всё время дует на воду, боится опоздать и лишний раз попасться на глаза начальству.
– Что, товарищи адмиралы, вам случая с «семёрками» недостаточно? Отделались вы тогда лёгким испугом! А казне это обошлось в кругленькую сумму! Вы решили повторить практику? Первые два года эксплуатации показали, что 627-й проект – дерьмо собачье! А вы его в серию как основной проект засовываете! Сколько раз протекали теплообменники? Сколько людей вы отправили на пенсию по инвалидности? Довести этот проект до кондиции никогда не удастся. Почему не даёте людям время для разработки нормального проекта? Если Макеев говорит, что Д-2 не может быть использована для подводного старта, то почему вы настаиваете на запуске в серию 658-го? Что молчите?
– Но, товарищ маршал, существуют указания товарища Сталина принять на вооружение флота подводный ракетный крейсер, и мы всё делаем для того, чтобы он в кратчайшие сроки поступил на вооружение.
– Вам было сказано, товарищ Першин, что все эти работы необходимо согласовывать со мной! Работы по пятьдесят пятому проекту вы со мной согласовывали, а с остальными проектами вы меня даже не познакомили. Уведомили, что для атомной лодки разрабатываете новый проект, и всё.
– Я дал такое указание, Андрей Дмитриевич, – тихо сказал Кузнецов.
– Почему?
– Из-за сроков разработки пятьдесят пятого проекта.
– Николай Герасимович! На пятьдесят пятый проект уже поступило восемьдесят пять заявок на строительство. Пятнадцать контрактов уже заключены! Это миллиарды рублей в казну государства. Золотом! А кому на хрен нужна ваша скороспелка 627-я? Это опять выброшенные на ветер деньги на разработку и строительство! Всё! Будете отчитываться за всё это на Политбюро. Вы свободны!
Перегудов, который два года назад получил звезду Героя Соцтруда за 627-й проект, вопрошающе смотрел на меня.
– Так мне это снять? – он показал на одинокую звезду на пиджаке.
– Считайте это поощрительным призом, авансом. Это экспериментальная лодка, а не боевой корабль. Начнём с азов, товарищи. На 627-й вы просто пропорционально увеличили XXI, чуточку изменив обводы. В результате сто семь метров длины при восьми метрах ширины и при осадке 5,4. Она валкая, избыточно устойчивая на курсе. Имеет огромный радиус разворота, и использоваться как лодка-охотник не может. Турбозубчатый редуктор гремит так, что всех святых выноси. Ни о какой скрытности и речи быть не может. Акустика охватывает только передний сектор, сзади – чёрная дыра. Шум винтов такой, как на трех линкорах. Плюс постоянные поломки навесного оборудования. И вы на этот гроб пытаетесь установить двенадцатиметровые ракеты. Поймите, ракетная лодка – это бомбардировщик, а торпедная – это истребитель. И проектироваться они должны по-разному! Ракетная должна иметь диаметр корпуса равный или чуть больше длине ракеты. Осадка значения не имеет, это океанская лодка.
– Андрей Дмитриевич! Что вы нам рассказываете, какой должна быть лодка! – вмешался Егоров. – Вот смотрите! – он вытащил из тубуса чертежи. Он сместил рубку в корму, ракетная палуба занимала место впереди – двадцать четыре ракеты комплекса Д-4, в корме он практически совместил реакторный, турбогенераторный и двигательные отсеки. – Это мы у вас на пятьдесят пятом видели! Вот только в одном корпусе всё это совместить очень трудно, поэтому мы решили, что прочных корпусов будет два, а лёгкий корпус будет связывать их и принимать часть нагрузки в районе сочленений.
– Дайте-ка посмотреть, Сергей Александрович! – Я увидел «Акулу», которую рисовал мне Сергей, только ракеты другие, и их больше, и рубка не имела наплыва снизу. – У Макеева готовится две новые ракеты – Р-29 и Р-39. Они большего диаметра: 2000 и 2400 миллиметров. Давайте сразу ориентироваться на них.
– Сергей Александрович, куда ты лезешь поперёд батьки в пекло! – возмутился Перегудов. – Мы ещё с Андреем Дмитриевичем не закончили! И вообще, за атомные лодки отвечаю я! Ты думаешь, что всё это так просто? Вот откуда этот проект?
– Ну, есть у меня мальчишка один, Спасский его фамилия, он и придумал.
– Пацан нарисовал, а ты сразу к Андрееву! Вот герой! Андрей Дмитриевич! У нас есть не хуже проект! На новых реакторах ВМ-4, – и он показал подобие «Азухи» – Вот, шестнадцатиракетная, но времени на её разработку нам не дают! По теплообменникам вопрос практически решён: в Алма-Ате на заводе имени Кирова заканчивают сборку.
– Это всё придется переделывать, Владимир Николаевич. Я из-за этого и здесь. Перспективная ракета будет иметь другие размеры. Она на полтора метра длиннее и на четыреста и восемьсот миллиметров толще.
– Ну нельзя же так! Только вписались в заданный размер, опять что-то новенькое!
– Нельзя, но придётся переделывать. И вообще, не замыкайтесь на себе, а работайте с вооруженцами. Реально именно они диктуют размеры и задачи. А вы, Николай Никитич, что молчите?
– Страшно, Андрей Дмитриевич, что вы и мне дадите команду всё переделывать! Что там ракетчики по крылатым ракетам решили?
– Челомей удержался в заданных габаритах и параметрах. Климов создал и успешно испытал малогабаритный двухконтурный одновальный ТРД, его диаметр 440 миллиметров. Челомей гарантирует, что втиснет всё в 534 миллиметров. И параметры П-35 м тоже выдержаны. Но П-35М, скорее всего, для лодок не сильно годится из-за телевизионного управления. Ждем П-70. Работы уже идут. И всех касается: особое внимание уделите скрытности лодки. Это её основное оружие! Знаете, как американцы прозвали «Ленинский Комсомол»?
– Знаем! «Ревущая корова»!
– Приятное сравнение, не правда ли?
Контр-адмирал Першин, стоявший молча с побелевшим лицом, вдруг сказал, что у него в Институте готов бассейн для определения шумности узлов и механизмов.
– А почему я об этом узнаю только сейчас? Вы что, меня боитесь? Почему вы никогда не обращаетесь напрямую? Вы руководите головным институтом по кораблестроению, а ведёте себя, как… Всех касается! Опыта создания океанского флота у нас практически нет, отсюда и выползают такие «козы». Весь наш опыт – это корабли для закрытых морей, типа Балтийского или Чёрного. Отсюда и осадка в 5,4 метра. Попытки создать универсальный корабль – это утопия. Нужно проектировать и строить специализированные корабли. Тогда появится хотя бы надежда на успех. И не спешите! Делайте всё основательно. Корабли должны служить долго!
За оба проекта – и 627-й, и 658-й – попало мне, естественно. Сталин не стал разбираться в тонкостях, кто кому и чего приказал. Кузнецов получил выговор, и у него из обязанностей исключили пункт о комплектации флота. Хорошо, что флотские развернуться как следует не успели. Заложена была только одна лодка 658-го проекта. Проект вернули на кардинальное изменение и присвоили ему номер 667. ЦКБ-18 начало проектировать большую двухкорпусную лодку с двумя прочными корпусами. Попало мне, в общем-то, правильно. Взялся за гуж… Но от Николая Герасимовича я этого не ожидал. Пришлось поднимать все проекты. Выяснилась закономерность, что последнее место у проектантов занимают жилищные и бытовые условия на военных кораблях. Подвесные койки, спальные места на торпедах, одно спальное место на троих, приём пищи на боевых постах, отсутствие прачечных – это нормальное положение для всех проектов. Моряки ещё и гордились таким положением вещей. Когда выход в море был редкостью, а продолжительность похода десять – пятнадцать суток, то это можно было пережить, но когда автономность пятьдесят – семьдесят суток, то любому человеку требуется нормальный отдых и нормальные условия. Закладывается это прямо в проект. По-другому невозможно. В итоге мы добились, что на кораблях появились нормальные каюты, кают-компании для рядового состава, персональные каюты для офицерского состава. Хорошие прачечные и сушилки для белья, нормальная бытовая техника, душ из расчёта десять человек на рожок, сауны, спортивные залы с тренажёрами. Особое внимание было уделено комфорту на новых атомных авианосцах типа «Сталин» для лётчиков БЧ-6. Нагрузка на лётчиков в море особенно высока, требуется качественно отдыхать, так как малейшая ошибка может стоить жизни и самолёта. Но всё это было уже позже.
Наступил 1953 год. Я знал дату смерти Сталина в той истории, но ничего не предвещало плохого. Иосиф Виссарионович не болел, по-прежнему допоздна работал. Много писал. Единственное, стал чуть более раздражительным и стал громче говорить. Иногда переспрашивал, если речь собеседника была невнятной. Но в мае месяце он неожиданно собрал всё Политбюро и заявил, что не может продолжать совмещать две должности и передаёт должность Председателя Совета Министров мне, на моё место предлагает Алексея Косыгина, а в Политбюро сам будет представителем КПСС вместо Сабурова. В кабинете установилась абсолютная тишина. Десять пар глаз смотрели на него, не совсем понимая обстановку.
– Товарищ Сталин! Я не совсем вас понял! Зачем менять сложившийся порядок? – спросил я.
– Андрэй, я устал, я стар, в конце концов! Ты обэщал мнэ замэнить меня, когда я тэбя папрашу об этом! Я нэ желаю объяснять больше ничего! Давайте гаварить по существу, а нэ выяснять прычины, – с резким акцентом произнёс он. – Вазражения по персоналиям есть?
– Нет, товарищ Сталин.
– Выносим на голосование. Кто за то, чтобы принять мою отставку с должности Председателя Совета Министров СССР? – сказал он и первым поднял руку. Сабуров автоматически тоже поднял её. Сталин перевёл глаза на Андрея Андреевича.
– Коба, не уходи!
– Я и не ухожу, буду заниматься партией, чем и занимаюсь уже давно, а вы меня отвлекаете мелочами, которые может решить Андрей.
Все потихоньку потянули руки. Я руки не поднял.
– Андрей!
– Я воздерживаюсь.
Сталин пробурчал что-то на грузинском языке, Лаврентий заулыбался.
– Кто за то, чтобы избрать Председателем Совета Министров Союза ССР товарища Андреева Андрея Дмитриевича?
Десять рук за.
– Кто за то, чтобы первым заместителем Председателя Совета Министров СССР избрать товарища Косыгина Алексея Николаевича?
Единогласно.
– Кто за то, чтобы освободить товарища Сабурова от занимаемой должности представителя секретариата КПСС в Политбюро ЦК КПСС?
Трое за, семеро против. Не принимается.
– Кто за то, чтобы назначить товарища Сталина представителем секретариата КПСС в Политбюро ЦК КПСС?
Десять за, один воздержался (сам Сталин).
Сталин посмотрел на всех, взял свой блокнот, карандаш, ещё что-то со стола и подошёл к стулу, на котором сидел Косыгин.
– Теперь это моё место, а твоё место вон там! – и он показал на меня.
Я встал и объявил перерыв. Подошел к Сталину и спросил его:
– Зачем?
Он стоял, чуть наклонив голову, и делал медленную затяжку.
– Врэмя пришло, Андрэй. Поверь, я знаю, что говорю.
Через десять дней его не стало.
Я стоял в тяжёлом маршальском мундире, без фуражки, на самом солнцепёке, на трибуне Мавзолея, на котором появилась надпись: «Ленин. Сталин». Я уже произнёс речь «Памяти Сталина», а теперь смотрел на людские волны, склоненные красные знамёна с траурными лентами. Майское солнце невыносимо жгло. Укрыться было невозможно. Я вышел из тени Сталина на самый солнцепёк, и теперь вся эта огромная страна, раскинувшаяся от Атлантики до Тихого океана, смотрела на меня. Я физически ощущал это внимание, это давление. Я, хотя и самый молодой в правительстве и Политбюро, но десять лет был первым заместителем Сталина. Но тем не менее – заместителем. Решения принимались не полностью самостоятельно. Теперь вся ответственность лежит на мне. Да, есть круг людей, с которыми я могу посоветоваться, подготовить решение, но права на ошибку у меня нет. Сначала ушёл Сергей, теперь Сталин. Мысли настолько захватили меня, что я вздрогнул, когда почувствовал, что кто-то осторожно трогает меня за рукав. Лаврентий.
– Всё! Очнись, Андрей Дмитрич! – он протягивал мне мою фуражку. – На тебе лица нет! Помочь?
– Спасибо! Сам пойду.
Но в машине Александр сунул мне под нос ватку с нашатырём, предварительно протерев ею виски.
Собрались на ближней даче всем ЦК, Василий, Яков и Светлана. Но спустя два часа Лаврентий незаметно уведомил всех членов Политбюро, чтобы они выезжали на дальнюю дачу, оставив остальных здесь.
Первое заседание без Сталина мы провели в большой столовой. Она прослушивалась, и всё шло на запись. Предстояло разобраться с тем, кого включать новым членом в Политбюро. Вопрос был серьёзным. Мы с Лаврентием ехали в одной машине, и он рассказал, что последнее время Сталин не доверял Сабурову. Но прямых доказательств, которые требовал с Лаврентия Сталин, на Сабурова не было. Но шла утечка информации к Микояну, а от него в IV Интернационал.
– Крот у нас в Политбюро, Андрей. Но пока я не знаю, на каком уровне он сидит. Может быть, это Сабуров, а может быть, кто-то из технического персонала. Плюс странную активность проявляет Власик. Я дал команду усилить твою охрану. В результате обнаружено скрытое наблюдение за «дальней дачей». На одном из деревьев найдено снайперское гнездо. Выставлена засада.
– Откуда сведения?
– Из так называемого «международного еврейского антифашистского комитета». У него есть филиал, который работает у меня под колпаком.
– Опять сионисты?
– Да, Андрей! Ты у них проходишь как главный фашист. Выше Сталина почитают!
– Нормально! За что такие почести?
– Не знаю! Значит, заслужил! Помнишь, как тебе секретаря заменили?
– Надежду? Я ж её на место вернул!
– Вот за это и не любят!
– Что? Они и в особом отделе?
– Нет, сейчас в особом отделе их нет, но попытки туда проникнуть идут постоянно.
– Давай вернёмся к кроту. Павел в курсе?
– Конечно!
– Почему он мне не докладывал?
– Сталин запретил. И даже не на словах, вот приказ не посвящать тебя в эту операцию, но теперь это и твоё дело. Теперь все наши дела – твои.
Я снял трубку и вызвал Судоплатова.
– Павел Анатольевич! По приезде ко мне в кабинет! Вы далеко?
– Сто четырнадцатый километр.
– Прибавьте чуть-чуть.
Павел приехал через три минуты после нас. Он рассказал о том, что его людям удалось выйти на Литвинова, но при попытке приблизиться к нему погиб Седой. Литвинов сейчас фактически руководит IV Интернационалом вместо Троцкого. В СССР работает от четырех до шести ячеек IV Интернационала. Конспирация полная. Сетевая структура, работают абсолютно безжалостно. При попытке слежки или наблюдения убирают всех, кто может хоть как-нибудь нарушить её. Издают газеты и брошюры и переправляют их в СССР и другие страны. Курьеры работают систематично, грамотно, хорошо обучены, оснащены миниатюрным оружием и спецсредствами. Используют морской транспорт, железнодорожный, иногда авиационный. Судя по всему, основное финансирование они получают от ЦРУ, являясь фактически его филиалом. В настоящее время Литвинов, скорее всего, находится в Парагвае. Входит в состав доверенных лиц Стресснера, несмотря на то что еврей. Две попытки ликвидировать его не удались. Чистка, проведённая в МИДе, особых результатов не дала.
По его, Павла, информации и проведённой проверке, круг подозреваемых сузился до пяти человек: Микоян, Маленков, Сабуров, Первухин и Малышев. Хорошо работают! Ни одного еврея! Не дай бог напрямую указать на зачинщиков! Лаврентий тут же предложил вывести всех пятерых.
– И что мы им предъявим? Моё недоверие? – спросил Павел.
– Нет, Лаврентий. Так мы поступать не будем. Особенно сейчас. Они мгновенно образуют оппозицию и будут доказывать, что именно они верные ленинцы-сталинцы, а мы таковыми не являемся. Павел правильно говорит о том, что пока никаких доказательств нет. Из перехваченной переписки, кроме кличек, никаких указаний на личности. Так что ждём! А ты копай, копай, Паша!
На первом заседании, естественно, мы ничего не выяснили. Крот, если он и существует в составе Политбюро, ничем себя не проявил. Моё предложение по Устинову поддержали все. Заседание прошло быстро, разногласий не возникло. После этого ещё раз помянули Иосифа Виссарионовича. «Хвостик» подсунула женщина – Светлана Сталина! Через несколько дней после похорон она записалась на приём. Последнее время у неё не складывалась личная жизнь, она нигде не работала и жила на то, что давал отец. После его смерти выяснилось, что никаких наличных денег у Сталина не было, на сберкнижке совсем небольшая сумма, и снять её можно только через полгода. Сталин жил от получки до получки. Поскрёбышев, ставший теперь моим секретарём, подтвердил, что деньги Светлане передавались десятого и двадцать пятого числа – в день нашего аванса и получки. Я вызвал генерала Власика, он командовал охраной Сталина и имел доступ ко всем его личным вещам. Он показал опись имущества. Наличных денег было двести пятьдесят рублей. У Светланы было двое детей: сын Иосиф Сталин семи лет и дочь Екатерина Сталина трех лет. Светлана нигде не работала и не училась. Она забросила обучение в аспирантуре Академии общественных наук после второй свадьбы с сыном Жданова – по беременности и родам. Брак был расторгнут три года назад. Бывший муж, молодой кандидат наук, работал в Ростове ассистентом в Ростовском университете и платил ей алименты за двоих детей, хотя только одна из них была его дочерью. У Светланы в Москве очень неплохая квартира. Но она явно не хотела ничего предпринимать, а искала возможность продолжить безбедное существование за счёт памяти отца. Пришлось ей напомнить, что совершеннолетним детям никаких пенсий по потере кормильца не положено, что у неё есть профессия, никаких льгот «по происхождению» у неё нет. Порекомендовал ей продолжить обучение в аспирантуре и спокойно пойти работать. Что двести пятьдесят рублей, которые Власик может передать ей, Якову и Василию, вполне хватит до зарплаты. Разъяренная фурия вылетела из бывшего кабинета отца и кинулась к Микояну. Позвонив Мехлису, я выяснил, что на счетах у Светланы довольно крупная сумма. Через два дня Сабуров подошёл ко мне после заседания и издалека начал разговор о дочери Сталина. Круг замкнулся! Меня прокачивали на нарушение закона, на создание условий для передачи льгот по происхождению. Я тут же попросил Александра Николаевича вернуть всех членов Политбюро в кабинет. Максим Захарович, не ожидавший такого поворота событий, растерялся. Все присутствующие обрушились на него, он сломался. На него вышли из-за долгов сына-кооператора в разгар проводимой Ждановым проверки на запрет государственным и партийным деятелям создавать подобные предприятия на родственников. Его и сына отмазали, долги ликвидировали, скрыли факты проверки, заменив одну цифру в регистрационных документах на кооператив. Взамен потребовали информацию о том, что происходит на Политбюро. Микоян, стоявший за всем этим, перевербовал его, сказав, что Сталина водят за нос Андреев, Жданов и Берия, что всё зло в партии от них и тому подобное. Он сообщил также, что ему сейчас поручено уговорить меня и добиться нарушения мной законов Союза ССР, для того чтобы у троцкистов появился формальный повод начать расследование и отстранить меня от должности. Глупую и жадную Светлану использовали втёмную. Она даже не понимала, что после этого из неё все соки выжмут. Сабурова вывели из Политбюро, он уехал в Саратов директором завода турбоагрегатов. Инженер он был хороший. Мехлис, Судоплатов и Берия вцепились в Микояна, перетрясли всё, обнаружили канал утечки информации через личный код министра внешней торговли. Всплыли левые счета, сомнительные контракты и подставная фирма на дальнего родственника, проживающего за границей и имеющего плотный контакт с IV Интернационалом. Микоян не был предателем в полном смысле этого слова, он был последователем Троцкого. Все свои действия он оправдывал своим видением левого коммуниста. Когда его вызвали на Политбюро и он понял, что терять уже нечего, он попытался дать мне бой. Напрямую обвинил меня в том, что из-за меня Сталин предал интересы революции и дело Ленина. Что мы, имея самую сильную армию, не добили «гидру империализма», а подружились с ними и предали интересы своего класса. Понёс такую пропагандистскую ахинею двадцатых годов! Всё это было пропитано абсолютной ненавистью ко мне и к тому, что я сделал. Передо мной стоял враг. Убеждённый, сыплющий цитатами, выдранными из текста. «Гнать надо таких Красных Шапочек из нашего леса!» – припомнился мне анекдот Сергея. Куда девать его? Он один из высших секретоносителей государства.
– Анастас Иванович, у вас всё?
– Что ты мне рот затыкаешь, щенок!
– Вот вам листок бумаги, вон там ручка. Пишите заявление об отставке с поста министра внешней торговли.
– Не ты меня ставил! Не тебе и снимать!
– Назначало вас на эту должность Политбюро. В настоящий момент времени вы находитесь на его заседании, а не в Совмине. Мы в министре, который ворует деньги у государства, не нуждаемся.
– Я не воровал никакие деньги!
– Вот документы, имя Серго Микояна вам ничего не говорит? Который живёт в Нью-Йорке, на Брайтон-Бич. Министр внешней торговли, который финансирует IV Интернационал, организацию, провозгласившую, что её целью является свержение правительства СССР, в которое вы входите, господин Микоян. Мы не доставим вам удовольствия предстать мучеником режима. Вы – обыкновенный растратчик. Вы уволены, Анастас Иванович. А деньги, незаконно переведённые на счета Литвинова и Серго Микояна, придётся вернуть. От этого ваша жизнь зависит, дорогой Анастас Иванович. Не мне вас учить, как это делается. Займитесь этим, пожалуйста, под чутким руководством Лаврентия Павловича! – Я нажал на кнопку, вошли Филиппов и ещё четыре офицера КГБ. – Уведите!
Филиппов предъявил Микояну подписанный Вышинским ордер на его арест.
– Гражданин Микоян Анастас Иванович, вы арестованы!
Микоян купил себе жизнь: в результате проведённой операции КГБ вернуло деньги по предоплате по очень выгодному контракту с фирмой второго Микояна. Суд приговорил его к ВМСЗ, но было удовлетворено его прошение о помиловании с заменой высшей меры на двадцать пять лет усиленного режима. Буквально через месяц после его ареста, сразу, как стало известно, что это не командировка, а арест, мне домой позвонил Артём Микоян и попросил его принять.
– Хорошо, Артём Иванович, я скажу Поскрёбышеву об этом. Через неделю, в четверг, в приёмные часы.
На приёме Артём очень волновался, всё время нервно потирал руки, и без того большие глаза совсем округлились.
– Андрей Дмитриевич! Вся семья волнуется: за что арестовали моего брата? Почему нам не предоставляют свиданий с ним?
– Его обвиняют в очень серьёзном государственном преступлении, Артём Иванович. Он находится во внутренней тюрьме КГБ, там свидания запре щены.
Полились заявления о полной лояльности Микоянов партии и правительству. Я слушал его молча, потом достал магнитофон и дал прослушать Артёму небольшой кусочек высказываний его брата на заседании Политбюро.
– Артём Иванович, вы хорошо помните 1939 год?
– Да, конечно.
– А вы представляете, что бы произошло, если бы вам удалось закрыть бюро Поликарпова или утащить к себе всех конструкторов и инженеров? Скажите честно, вами двигало только личное самолюбие и желание создать собственное бюро?
– Как сказать, Андрей Дмитриевич. Николай Николаевич – довольно сложный человек. У меня с ним не всё складывалось гладко. Он считал меня выдвиженцем и никудышным инженером.
– Это соответствует истине или это выдумки?
Микоян, который знал о том, что я знаю всю подноготную о нём, врать не стал:
– Было несколько заданий со стороны Поликарпова, которые я провалил. Чисто инженерных. – Я слегка улыбнулся, поприветствовав откровенность Артёма Ивановича. Но и он понимал, что сейчас от разговора со мной зависит, в том числе, и его будущее. – Я понял, о чём вы спрашиваете, Андрей Дмитриевич. Нет, разговоров на политические темы у меня с братом не было. Меня не устраивало положение «принеси-подай» в КБ и хотелось выдвинуться на самостоятельную работу, тем более что я подружился с Гуревичем, и у нас сложился хороший дуумвират: на мне административная часть, на Мише инженерно-конструкторская. Был разговор с Анастасом об этом, брат рекомендовал почаще заводить разговоры о непролетарском происхождении на партсобраниях. А в тридцать девятом он сказал, чтобы я не упускал момент и забирал всё и всех в свои руки, пока «поп» (он только так Николая Николаевича и называл, Андрей Дмитриевич!) в Германии. Но, Андрей Дмитриевич, я не думаю, что за этим стояло что-то большее, чем желание помочь мне.
– Дорога в ад всегда выстлана именно добрыми намерениями, Артём Иванович. Вы же в курсе, что шестьдесят два процента истребительного парка у нас и тридцать семь процентов у англичан составляли И-185 двух модификаций?
– Да, конечно в курсе. У меня только полтора процента, один МиГ-9 принят на вооружение, и то в 1946 году.
– Артем Иванович, завалить лучшего конструктора истребителей перед самой войной – это не ошибка, это преступление перед страной. Практически предательство, удар в спину!
– Так его за это?
– Да вы что, Артём Иванович! Даже просто по сроку давности это не подлежит суду. К тому же завалить же не удалось. А потом я дал вам задание, с которым вы успешно справились и почувствовали вкус настоящей исследовательской работы, без которой стать специалистом просто невозможно. Если бы вы им не смогли стать, я бы, наверное, и не стал бы тратить время на разговоры с вами. Нет, ваш брат совершил преступление против нашего государства, вступил в прямой сговор с нашими врагами, нанёс значительный ущерб нашей экономике. Преступление как экономическое, так и политическое. Пока это государственная тайна. То, что вы слышали, это только его личное отношение ко мне, за это не судят.
– Да, вас он откровенно недолюбливал, Андрей Дмитриевич.
– Всегда?
– Нет, после того, как МиГ-1 и МиГ-3 в серию не пошли, сорвались какие-то контракты кем-то и особенно когда его практически отстранили от переговоров с союзниками. Он попытался поднять этот вопрос перед Сталиным, а тот очень резко его оборвал и сказал, чтобы не совал свой нос, куда его не просят. Это его жутко обидело.
– Поэтому он и поверил в сказки про меня… У вас похожие характеры, Артём Иванович. Но он в своей ненависти преступил черту, прошёл точку возврата.
– Смерть? – Артём Иванович ещё больше побелел.
– Не знаю, как суд решит. Но статья расстрельная.
– Боже мой! Что будет с Ашхен, Володей, Степаном, Серго, Лёшкой и Иваном!
– Артём Иванович, ну что я могу сказать! Дело начато давно, меня в этот вопрос ввели только после смерти Иосифа Виссарионовича. Это дело он курировал лично.
– Он всегда был предан Сталину и комму низму.
– На этом его и взяли, Артём Иванович. Он считал, что спасает его от меня. А насчёт коммунизма… Троцкий ведь тоже коммунист, только левый. Считал, что его можно построить в казарме. А мы считаем, что коммунизм строится в голове. Когда человек добровольно, по убеждениям, отдаёт продукты своего труда людям, не прося ничего взамен. Понимаешь разницу, Артём Ива нович.
– Понимаю, Андрей Дмитриевич. Я пойду?
– Иди! Пацанам его объясни… Хорошие ребята! Степана и Владимира лично знаю, отличные лётчики.
Сразу после похорон Сталина пришлось лететь в Лондон на коронацию Елизаветы II. Первой туда отправилась Рита, меня задержали дела в Москве. Затем она вернулась, для того чтобы прилететь вместе со мной. Всё-таки первый официальный государственный визит главы СССР в Великобританию. Всё должно быть строго по протоколу. Из-за нехватки времени пришлось отказаться от поездки морем. Но в Плимут и Лондон вошли с визитами два наших линкора и два авианосца. Я не люблю принимать участие в подобных мероприятиях, но Англия – наш основной союзник, поэтому приходится держать марку. Королева Елизавета уже посещала СССР и была на похоронах Сталина с кратковременным визитом. Вместе с ней прилетал и Черчилль, сказавший на похоронах фразу, ставшую крылатой, о делах Сталина: «Приняв Россию с сохой, этот великий политик оставил её великим государством с атомным оружием». Во время визита я продолжал принимать соболезнования о кончине Сталина.
Королева выглядела молодой невысокой белокурой девушкой. С её отцом и матерью у меня сложились хорошие отношения. Королева-мать жива, я бы предпочёл, чтобы она стала королевой, но закон наследования говорит по-другому. Рита сказала, что королева-мать лично представила её Елизавете, что является символом особого расположения. Но с Елизаветой они успели обменяться только дежурными фразами.
Я во время визита больше общался с Черчиллем, но успел переброситься несколькими фразами с принцем Филиппом, мужем королевы. Черчилль тоже больше общался с королевой-матерью и заметил, что она сохраняет влияние на дочь. Посмотрим, как у нас сложатся отношения. Тем не менее за год, прошедший с момента смерти её отца, никаких изменений в политике Соединённого Королевства не наблюдалось. На похоронах отца, когда я последний раз был в Англии, её не было, она находилась где-то в путешествии по странам Содружества и вернулась домой чуть позже. Лететь самолётом ей запретили.
Коронация была длительной и очень растянутой процедурой. Кстати, везде стояли телевизионные камеры, и всё это транслировалось на всю страну. На следующий день после коронации Елизавета приняла меня и Маргариту в Букингемском дворце. Обменялись любезными фразами о дружбе и сотрудничестве, после официального протокола состоялась довольно краткая беседа, где королева изложила своё видение европейских процессов и сказала, что будет стараться повысить значение королевской семьи в содружестве, но не в плане внешней, а в плане внутренней политики, являясь образцом для подражания в государстве. Что она доверяет сэру Уинстону и мне, так как много слышала обо мне от отца, и поддерживает его решение о присвоении мне титула лорда. При выборе будущих премьер-министров она будет придерживаться тех людей, которые нацелены на дружбу с СССР. Она поддерживает усилия СССР и Великобритании на создание Европейского Союза. В общем, обещала, что при ней политика Англии в отношении нас не изменится. После этого она переключилась на разговор с Маргаритой о культурных обменах, гастролях Большого театра, обещав ей всяческую свою поддержку. Говорила она довольно много и эмоционально, оставила о себе хорошее впечатление. Принц Филипп, сын бывшего короля Греции, имел и русские корни, но по характеру и воспитанию был северянином. Немногословный, профессиональный моряк, всю вой ну отвоевавший на флоте, ходивший в северные конвои. Рукопожатие крепкое, лицо немного каменное. Судя по всему, он не будет играть никакой роли в политике. Не его это. У них двое детей – Чарльз и Анна. Видел их на церемонии.
После приёма мы побеседовали с Громыко, который сменил Майского, и практически сразу вылетели в Москву. По приезде было решено посетить крупнейшие города во всех регионах страны, пообщаться с населением, которое после смерти Сталина было обеспокоено. Поездка получилась довольно длительной, почти двадцать пять дней. Приходилось много выступать перед трудящимися. Города наши стремительно менялись: появилось много новостроек: используя метод скользящей опалубки, мы строили монолитные высотные дома, а в сельской местности развивали коттеджное строительство с большим приусадебным участком. Особенно понравился Целиноград. Приехавшие сюда немцы превратили город буквально в цветущий сад. Очень интересная архитектура, черепичные красные крыши, двухэтажные особнячки с бассейнами (они используются не только для купания, но и для полива). Очень чисто, много тени, поэтому жара не ощущается. Говорят по-русски, но с акцентом, хотя слышна и немецкая речь. После вхождения Германии в СССР состоялась вторая волна переселенцев. Часть людей создали колхозы, часть основали специализированные фермы, в основном животноводческие. Колхозы занимались зерноводством. Заехали на колхозный рынок, сразу бросилось в глаза изобилие товаров и низкие цены. Ниже, чем в государственных магазинах. Завершили мы поездку в Крыму. В Ялте открылось множество красиво обставленных небольших кафе. Длиннющие очереди в немногочисленные столовые «Общепита», где кроме заводских пельменей никогда ничего не было, канули в прошлое. Уютные огороженные столики прямо на улице под деревьями, душистый запах свежеиспечённого хлеба, дымок от шашлыка, хорошее домашнее вино, холодильники с прохладительными напитками, внутри кафе обязательный кондиционер, прохлада, официантки в красивых платьях и фартучках. Обед на двоих стоит четыре – шесть рублей. Расспросил владельцев об условиях. Получалось очень интересно: за сезон они успевали заработать чистой прибыли примерно пять – шесть тысяч рублей, что обеспечивало их на весь год. Но жаловались, что цены на землю ползут вверх. При каждом кафе обязательно была маленькая гостиница на четыре – шесть комнат для «дикарей» – туристов, прибывающих в Крым без путёвок. Большие пансионаты и санатории жаловались на серьёзную конкуренцию со стороны частников, но тоже улучшили условия проживания и питания отдыхающих. Из Ялты на катере отправились в Геленджик, там осмотрели базу отдыха подплава Северного флота. Моряки-североморцы выстроили отличные дома, реабилитационные тренажёрные залы, отличный стадион и целый тренировочный комплекс по боевому применению. Отдых и учёба здесь были совмещены. Отдохнув неделю в Ялте, мы всей семьёй вылетели домой. Пока я отсутствовал, Косыгин успешно руководил государством. Мы созванивались вечерами. В общем, сохранился стиль управления, заложенный Сталиным. Но доклады Берии, Василевского и Судоплатова не радовали. Руководство бывших компартий республик усилило работу в армии и милиции и готовилось на январском Пленуме к реваншу за поражение в 1949 году, когда были ликвидированы национальные компартии. Причём они пытаются это подкрепить военной силой, действуя через командиров и замполитов нерусских национальностей. Зафиксированы встречи бывших руководителей компартий закавказских и среднеазиатских республик. Полностью всю информацию о заговоре предоставил бывший первый секретарь компартии Украины Мельников, который связался с Берией, минуя каналы партийной и государственной связи, через фельдъегеря. Я немедленно вызвал Кагановича. Он после смерти Сталина был избран первым секретарём ЦК КПСС.
– Лазарь Моисеевич, есть сведения, что на Пленуме ЦК готовится переворот.
– Андрей Дмитриевич, у меня таких сведений нет. Вот вопросы Пленума, ни одного вопроса подобного плана не поднимается. Вы же знаете, что все материалы готовит мой аппарат.
– Тем не менее вот смотрите! – ему показали письмо Мельникова, некоторые выписки из донесений. Прочитав всё, Каганович крутнул усы и злобно сказал:
– Ну, что ж, посмотрим, что у них получится, товарищ Андреев. Во мне можете не сомневаться. Я знаю, кто вас на этот пост поставил и почему. У них это не пройдёт!
Мы стали очень серьёзно готовиться к январскому Пленуму, как с политической, так и с военной точки зрения. Заговорщики решили действовать силой. По их плану, в день открытия Пленума ЦК должны были восстать воинские части армии и МВД в закавказских и среднеазиатских республиках и этим спровоцировать дебаты на Пленуме. Мы решили задействовать только центральный аппарат КГБ, им на усиление придать части ГРУ Генштаба и действовать на опережение. В ночь перед Пленумом были арестованы командиры шести частей и соединений армии и МВД. Упустили мы только одну часть внутренних войск в Андижане. Но и там у заговорщиков ничего не получилось: солдаты и офицеры, поднятые по тревоге и вывезенные в город, услышав приказ командира, недолго думая сами разоружили и арестовали его при помощи подъехавших местных кагэбэшников. Разгром заговорщиков на Пленуме начал сам Лазарь Моисеевич. Давненько я не слышал такого густого и сочного мата! Большинство сказанных им слов в адрес двенадцати бывших коллег печати и публикации не подлежат. Его активно поддержала «старая гвардия»: Клим Ворошилов, Будённый, Мехлис и Молотов. Путч провалился по всем статьям. Единственное, что резануло по ушам, это попытка некоторых выступавших пропеть мне дифирамбы. Пришлось резко оборвать выступающего Брежнева из Главного политического управления ВМФ.
– Товарищ Брежнев, у вас есть что по делу сказать? Нет надобности перечислять то, чем я занимался или руководил. Речь идёт не об этом!
Сбившись, генерал Брежнев долго не мог найти что-то в своих листочках, скомкал выступление, но заверил ЦК, что Политуправление приложит все силы, чтобы разъяснить в армии произошедшее. Пленум постановил рекомендовать райкомам партии провести чистку. В своём выступлении на Пленуме я обратил внимание на угрозу формализма в партии. Как только на собраниях перестают обсуждать живые дела, острые моменты, как только коммунисты начнут считать потерянным временем такие собрания, так можно будет сказать, что партия умерла. Отсутствие дискуссий внутри партии смертельно опасно! Ещё древние говорили, что в спорах рождается истина. Партия – это живой организм. Да, партийная дисциплина – это замечательно, но подавлять дисциплиной дискуссию чрезвычайно опасно. Сегодняшний мятеж тому подтверждение. Загнали мы проблему под ковёр, и начались подковёрные игры. Недостаточно объяснили товарищам, почему опасно иметь разделы по национальному признаку в партии, не выявили ранее таких людей и не удалили их от власти. В результате могла пролиться кровь. А это – не водица.
Замешанных в заговоре арестовали прямо на Пленуме, Пленум вывел их из ЦК, а низовым организациям было рекомендовано исключить всех из партии. Их дальнейшую судьбу решал суд.
Сразу после Пленума дома в голове раздался голос:
«Привет… Андрей! Восемь… три… девять… один… шесть… ноль… пять… ноль».
«Сергей! Как же долго тебя не было! Три года прошло!»
«Что… делать… Андрей… война».
«Ну как? Вы победили? Почему так медленно говоришь?»
«Облачные… вычисления… которыми… мы… с… тобой… пользовались… теперь… недоступны. Производительности… всего… трёх… серверов… не… достаточно. Сейчас… попытаюсь… через… спутник. Так лучше?»
«Да! Что у вас там?»
«Если по-русски, то полная задница! Войну мы выиграли. Но Землю мы потеряли. Американцы атаковали нас десятимегатонными ракетами по самым уязвимым местам экономики. Двенадцати городов просто не стало. Восемьдесят процентов населения было уничтожено. А дальше пошла череда предательств. Президент ядерной тревоги не объявил, захотел сдаться. Нам удалось блокировать его линии связи и запустить «Мёртвую руку», когда РВСН начинают работать в автоматическом режиме. Некоторые ракеты были с боеголовками, способными заглубляться. В этот момент проснулся Йеллоустоунский кальдер, извержение уничтожило большую часть Северной Америки, цунами и пепел уничтожили всё остальное. Нам тоже досталось, вход был завален. Три года пробивались наружу. Сейчас нас шестьсот сорок три человека, из них двести пятьдесят восемь женщин и детей. У нас одна ПЛАРБ с двенадцатью ракетами, удалось восстановить связь с одним спутником, есть форелевый подземный завод, есть парники на гидропонике, шесть коров, один бык. Гора оружия и боеприпасов, ядерный реактор с исправным турбогенератором, склад ТВЭЛов. Лет на пятьсот хватит. Небольшой запас семян основных злаков. Пока есть мука, но запас конечен. Спутник показывает отсутствие радиосигналов на всей территории Земли. Огней в ночное время тоже не видно. Теоретически в районе Африки можно найти более или менее чистые места. Два месяца назад мы окончательно пробились и расчистили выход из дока, смогли вывести лодку. Готовим экспедицию для поиска места для будущей колонии. Здесь оставаться больше нет возможности. Без сельского хозяйства мы сдохнем. Но я и ещё несколько человек останутся здесь. Это пока единственное место, где есть связь и действующий завод. В том числе и с тобой, Андрей. Без твоей помощи нам не выжить».
«Чем я могу помочь?»
«Простейшими технологиями, Андрей. У нас есть много специалистов, в основном военных моряков, а вот со многими специальностями просто полный завал. Утеряны технологии изготовления простейших вещей. Например, изолирующего лака. Нет ни одного агронома, есть военные химики, но нет обычных химиков. Как сварить стекло? Ну, и тому подобное. Не удивляйся. В обычном мире мы не придавали этому значения, а сейчас эти простые технологии стали недоступны. Извини, спутник вот-вот выйдет из зоны, так что прервёмся. Последний вопрос: Сталин жив?»
«Нет, умер в мае».
«Кто вместо него?»
«Я. И Каганович».
Новости не радовали. Получалось, что наличие у двух государств ядерного оружия, даже при отсутствии различий в государственном устройстве, автоматически ведёт к войне на уничтожение. Ведь по словам Сергея, начиная с конца 1960-х годов СССР заключил множество договоров, снижающих уровень противостояния и ограничивающих применение ядерного оружия. Не стало СССР, потеряла Россия былое величие, и последовала расплата за ошибку. Разговоры об общечеловеческих ценностях оказались соской-пустышкой во рту глупых соплеменников. Жаль, что использовать это знание я не могу. Хотя почему не могу? Могу! Надо остановить ядерную программу Америки. Заставить их свернуть её, в конце концов, разнести к чёртовой бабушке всё, что они успели сделать по ней, и запретить накопление такого оружия. Сил и средств достаточно. Хватит ломать комедию с зонами ответственности. Перон хотел встретиться? Кубичек? И Кастро? Отлично! МАГАТЭ надо подключать и прессу. Надавить на Уоллеса, чтобы они ратифицировали договор и свернули разработки. Я позвонил Александрову, Молотову и Судоплатову и сел писать статью о необходимости обуздания гонки вооружений в мире. Задумался, глядя в окно, за которым кружился редкий крупный снег. Уничтожить всё это? Как у людей рука поднимается на такую красоту! Вошла Рита. Я притянул её к себе и показал на окно:
– Смотри, как красиво!
– Я и пришла пригласить тебя прогуляться по парку. Завтра воскресенье, надо бы чем-нибудь порадовать Митьку и Оленьку!
– Давайте все сходим покатаемся на лыжах!
– В парке или в Крылатское поедем? У тебя что-то случилось?
– У меня? Нет! Просто пишу статью о ядерном оружии. Тема неприятная.
– Да, согласна. Пойдем, пройдёмся! Развеешься.
Мы накинули полушубки и вышли во двор. Свежевыпавший снег поскрипывал под ногами. Мы дошли до замёрзшего пруда, покормили косуль. Все деревья были покрыты голубоватым чистым снегом. Но перед глазами всё равно была совсем другая картина: ослепительная вспышка, мощный удар, клубы пыли, развалившиеся дома, сорванные башни танков, спекшийся грунт, сгоревший скот, сломанные, как спички, столбы, безвольно повисшие провода. Самое опасное оружие – это человеческая глупость и жадность.
