Глава 25

– Рязань, Рязань, Рязань, Байкал, Байкал, позови командира, через три минуты я передам ему сообщение чрезвычайной важности. – Принимающий радист едва сдержался, чтобы не ответить. Все дни, пока группа находилась в тылу противника, он постоянно был на приёме, но в эфире стояла мёртвая тишина. И вот теперь Спартак слышал позывной комбата, более того, радист мог бы поклясться, что говорил сам подполковник Корнухов.

Так оно и было. Решившись на это сообщение, подполковник пришёл на узел связи, выставил дежурившего там радиста и закрыл дверь. То, что он собирался передать, имело очень высокую степень секретности, поэтому подполковник решил выйти в эфир без посторонней помощи. Он узнал ЭТО совершенно случайно: некто бросил в его присутствии несколько неосторожных фраз. Хотя были ли они неосторожными? Вполне возможно, что кто-то просто хорошо просчитал его реакцию и сделал это специально. Так или иначе, Корнухов ЭТО услышал и, выбрав момент, отправился на узел связи.

– Командир! – Спартак окликнул маячившего впереди Маслякова.

– Чи? – обернулся тот, но шага не замедлил.

– Комбат, срочно! Что-то важное. Через три минуты.

– Как не вовремя! – Масляков поднял руку, призывая к остановке, затем сообразил, что в ночи их будет не видно и, окликнул впереди идущего: – На месте!

– На месте, на месте, – шепот пробежал по веренице людей. Через несколько секунд все замерли в тревожном ожидании. Только Ефимов, не понимающий пока причины остановки, развернулся и решительным шагом направился назад. Дорога была каждая секунда.

Масляков взял гарнитуру, надел наушники и стал ждать, пока пройдут отведённые комбатом минуты. Отвечать он не собирался. Стоило только нажать кнопку тангенты, и в окружающее пространство выплеснется радиоволна, которая тут же будет засечена и отслежена противником. Выйти в эфир означало подписать группе смертный приговор.

– Виталий. – Командир отряда назвал Маслякова по имени, наверное, впервые в жизни. Чувствовалось, что он встревожен. – Надеюсь, ты меня слышишь. По квадратам Х… У… и Х… У… ровно в шесть двадцать будет нанесен ядерный удар. Как понял? – Последнюю фразу комбат сказал по привычке. Тут же спешно продолжил: – Виталий, если ты где-то там – уходи, спешно уходи! Ядерный удар, понял? Ядерный! – Комбат замолчал, в эфире вновь воцарилась мертвая тишина.

Корнухов стащил с головы наушники и обессиленно откинулся на спинку стула. Его прошиб пот. Он некоторое время сидел, хорошо понимая, что только что как минимум совершил должностное преступление, а как максимум раскрыл государственную тайну. И что с того, что вскоре она переставала быть таковой? Какой суд, какой прокурор примет это во внимание? Но разве он мог оставить своих людей в опасности, ничего не сделав, не предупредив?

«Слава богу, я это сделал! Надеюсь, Виталик меня слышал! Но чёрт, что делать, если станет известно об этом эфире? – Подполковнику даже думать не хотелось о юридических последствиях своего проступка. – Теперь будь как будет», – в конце концов решил он, впрочем искренне надеясь, что никто ничего не узнает. Его оптимизм основывался на том, что в данный момент радиостанция машины связи была настроена только на одного корреспондента – группу Маслякова. А насколько помнил давно не «обновлявший» своих знаний в этой области Корнухов, у средств перехвата (как российских, так и зарубежных) не существовало возможности для дешифровки кодированного сигнала этих радиостанций.

«Всё должно пройти незамеченным», – убеждал сам себя подполковник, но его тельняшка всё равно продолжала напитываться потом.

Посидев ещё некоторое время в размышлениях, подполковник поднялся, распахнул дверь и на нетвёрдых ногах спустился по приставной лестнице.

– Сва-боден! – как можно небрежнее бросил он нервно курившему связисту, подразумевая под этим, что тому следует возвратиться в дежурное кресло. Вдохнув полной грудью холодный предутренний воздух, Корнухов решительно зашагал к своей палатке.

– Что случилось? – К застывшему в замешательстве группнику подбежал Ефимов. – Почему стоим?

– Михалыч. – Виталий на секунду замешкался, будто решая, посвящать своего зама в эту новость или нет. Возможно, лучше было бы оставить его в неведении, но тогда решение придётся принимать единолично. А будет ли оно верным?

– Так что? – не выдержал Ефимов.

– Мне тут… Вы мне, вам… комбат, – запинаясь, начал говорить Масляков. – Одним словом… отойдём, надо переговорить. – И он пошёл в сторону, увлекая за собой ничего не понимающего Ефимова.

– Виталик, что случилось?

– Михалыч, тут такое… – Масляков одной рукой схватился за голову. – Кто-то из нас двоих – комбат или я – сошёл с ума.

– Да говори ты толком, что случилось? – Ефимова пугало неведение.

– Комбат сказал, – старший лейтенант понизил голос, – что по координатам предполагаемого, то есть по предполагаемым координатам объекта будет нанесён ядерный удар.

– Сколько?

– Что сколько?

– Сколько осталось времени до момента нанесения удара?

– В шесть двадцать, – сообщил Масляков.

Ефимов взглянул на часы. До времени «Ч» оставалось час тридцать пять минут.

– Бесполезно, не успеем!

– Что не успеем? Вы думаете, нас накроет? Сергей Михалыч, не парьтесь, мы далеко от города. К тому же никто не будет использовать слишком мощный заряд. Максимум сотрёт с лица земли Н-ск и пригороды.

Ефимов поморщился:

– Не о том речь!

– Вы о городе?

– Да, именно о городе, но и о нас тоже. Времени осталось слишком мало, мы не успеем перейти линию соприкосновения. – Ефимов вновь посмотрел на часы. – Но мы обязаны спасти людей. Тем более смысла в ядерном ударе уже нет. Спартак! – Ефимов не желая терять драгоценные секунды, окликнул радиста.

– Вы что, хотите выйти на связь? – насторожился группник.

– Естественно! Нам следует сообщить Центру, что объект уничтожен, опасность распространения биологического оружия миновала.

– Нас же мгновенно запеленгуют! – выдав прописную истину, Виталий, видимо, надеялся, что Ефимов попытается возразить.

– Я понимаю.

– Сергей Михайлович, но нас нагонят! Мы не успеем добраться до своих. Вы же сами это сказали.

– Сказал. Не успеем, – не стал отрицать Ефимов. – У нас есть выбор?

Масляков молчал. Выбора действительно не было. Точнее, он был, но выбирать не приходилось.

– Байкал, Байкал, Байкал, Центру, Центру, Центру. Приём.

– На приёме, – тут же отозвался Центр.

– Рязань! – Спартак назвал позывной комбата. – Срочно для старшего Байкала, приём.

– Принял, оставайтесь на связи, приём. – Потянулись секунды томительного ожидания. Наконец рация взорвалась голосом комбата:

– Байкал, где вы?

– Мы в безопасности. – Масляков взял переговоры в свои руки. – Задача выполнена. Повторяю, задача выполнена. Требуется отменить ядерный удар. Как принял? Приём.

– Точно?

– Докладываю, подробно: «Объект» захвачен. Штаммы вируса уничтожены посредством высокой температуры, как понял? Приём.

– Как уничтожены? С помощью чего? Уверены, что нет опасности распространения?

– Уверены. – Масляков начал слегка злиться. – Всё уничтожено посредством сжигания в огне, – мимолётная пауза, – трупы вирусоносителей тоже. – И, не давая опомниться комбату: – Кроме того, захвачено двое американских учёных: профессор и его ассистент.

– Профессор Рассел у вас? Приём.

– Профессор и его ассистент, – напомнил Масляков и вновь вернулся к самому главному: – Необходимо отменить нанесение ядерного удара! Он не имеет смысла. Задача выполнена, задача выполнена! Приём.

– Я вас понял. Оставайтесь на связи, – судя по голосу, комбат заметно волновался.

Корнухов стоял перед выбором: выйти наверх и сообщить требование Маслякова об отмене ядерного удара, тем самым подвергая себя возможному обвинению в разглашении государственной тайны, или промолчать, успокоившись мыслью, что группа в безопасности. Некоторое время его терзали сомнения, пока наконец он не нашёл выхода из положения.

В итоге доклад наверх содержал только факты: «Объект» захвачен. Лаборатория, вирусоносители (хотя Корнухов и не уточнил, кто они, он всё же предпочёл ввести слова старшего лейтенанта в своё сообщение без искажений) и штаммы вируса уничтожены посредством сожжения. Опасности распространения вируса нет. Группа Маслякова конвоирует американского профессора и его ассистента к линии соприкосновения.

Несмотря на очевидную срочность сообщения, его согласование заняло около часа. В назначенное время Спартак Назорян принял радиограмму следующего содержания:

«Эвакуация группы состоится с…ти часов ноль-ноль минут, по координатам Х… У… Профессора Рассела и его ассистента доставить живыми и невредимыми». Об отмене ядерного удара не было сказано ни слова. Собственно, Масляков с Ефимовым и не предполагали, что кто-то станет распространяться на эту тему. Они не знали, что в это же самое время в высоких кабинетах шла жаркая дискуссия, в которой в конце концов победили те, кто ставил на спецназовцев. Ядерный удар был отменён.