Глава 4

В три часа утра я сидел в маленькой гостиной «Парадиза». Напротив за столом располагался мой друг Барри Толман. За его спиной стоял косоглазый громила с тяжелой челюстью, в голубом сержантском костюме с белой перевязью, красивым галстуком и в розовой рубашке. Его имя и занятие не составляли секрета: Сэм Питтергрев, шериф. За этим же столом помещалась секретарша с блокнотом для стенографии и местный полицейский, сидящий на стуле возле стены. Дверь в столовую была отворена, и оттуда доносился запах магния – результат фотографирования. Оттуда же раздавалось бормотание оперативников, занимающихся обычными делами: снятием отпечатков пальцев и тому подобное.

Голубоглазый атлет говорил, стараясь скрыть раздражение:

– Я вас прекрасно понимаю, мистер Ашлей. Вы директор курорта, но я представляю правосудие в этом районе и не собираюсь уверять вас, что он наткнулся на нож по несчастной случайности! Будем считать, что я не слышал ваших инсинуаций, будто я использую все возможное, чтобы выдвинуться.

– Все в порядке, Барри. Забудьте это. – Клей Ашлей, стоявший рядом со мной, медленно покачал головой. – Все это выбило меня из колеи. Простите меня, если мои слова вам не понравились. Я пойду и постараюсь поспать. Позовите меня, если понадобится.

Он ушел. Кто-то из столовой позвал Питтергрева. Толман потер рукой воспаленные глаза. Затем он взглянул на меня.

– Я еще раз прошу вас, мистер Гудвин, подумать, не можете ли вы что-либо добавить к тому, что рассказали мне.

Я покачал головой.

– Я сказал вам все, абсолютно все.

– Вы не помните, не происходило ли чего-нибудь в гостиной подозрительного? Или в других местах: чье-нибудь странное поведение, подозрительные разговоры?

Я сказал, что не заметил.

– Когда Вульф тайно позвал вас в столовую и показал вам тело Ланцио, лежащее за ширмой, что он сказал вам?

– Во-первых, он позвал меня не тайно. Это слышали все.

– Но он позвал вас одного. Почему?

Я пожал плечами.

– Это вам лучше спросить у него самого.

– Так что же он сказал?

– Я уже рассказывал вам. Он попросил меня посмотреть, мертв ли Ланцио, и когда я увидел, что так оно и есть, он попросил позвать Сервана.

– И это все, что он сказал?

– Насколько я помню, он еще сказал насчет приятного времяпрепровождения. Иногда он бывает саркастичен.

– Насколько я понимаю, он еще и хладнокровен. Не было ли у него каких-то особых причин быть таким хладнокровным во всем, что касалось судьбы Ланцио?

Я уселся поудобнее. Безусловно, я не собирался раскрывать мысли Вульфа, которые мне были хорошо известны. Я прекрасно знал, почему Вульф пригласил меня в столовую одного и сразу заявил, что это не наше дело. Его больше всего беспокоило то, что при расследовании убийства все осведомленные свидетели не смогут получить разрешение на отъезд или, в крайнем случае, им придется потом приезжать сюда, чтобы присутствовать на суде. Все это в корне противоречило его понятию о спокойной жизни. Такие подробности, конечно, нелегко было объяснить этому парню, который оказался настолько глупым, что попался на наивную удочку с имбирным пивом в клубном купе. Мне, безусловно, было наплевать на задержку в Западной Вирджинии или на возвращение сюда. Все дело упиралось в Вульфа.

Я сказал:

– Конечно, нет. Он никогда раньше не встречал Ланцио.

– Не случилось ли в течении дня чего-либо, что могло касаться этого трагического происшествия?

– Ничего такого я не заметил.

– Не знали ли вы или он о предыдущих покушениях на жизнь Ланцио?

– В отношении Вульфа вам надо спросить у него. Что касается меня, то я не знал.

Мой друг Толман решил пожертвовать новой дружбой ради своего дела. Он положил локти на стол и сказал тоном, который мне не понравился:

– Вы лжете!

Я поднял брови.

– Я лгу?

– Да, вы. Что миссис Ланцио рассказала вам и Вульфу, когда она посетила ваши апартаменты вчера днем?

Надеюсь, что на моем лице ничего особенного не отразилось. Неважно, как он до этого докопался, но оставался только один выход. Я сказал:

– Она поведала нам, что ее муж рассказал ей, будто обнаружил мышьяка сахарной пудре. Она попросила Вульфа попытаться оградить ее мужа от попыток отравления. Она также добавила, что ее муж просил никому об этом не сообщать.

– Что еще?

– Все.

– И вы только что сказали мне, будто ничего не знали – о предшествующих покушениях на жизнь Ланцио?

– Могу повторить это еще раз.

– Вот как? – Тон его по-прежнему был неприятен.

Я усмехнулся:

– Подумайте сами, мистер Толман. Я совсем не стараюсь перехитрить вас. Но примите во внимание одну вещь. Во-первых, только не обижайтесь, пожалуйста, вы еще молодой человек и это ваше первое расследование. Ниро Вульф провел больше расследований, чем вы даже слышали за всю вашу жизнь. Вы знаете, кто он, и знаете его репутацию. Даже если мы и знаем что-либо, могущее навести вас на след, а этого, я повторяю, мы, к сожалению, не знаем, то все равно об этом будет сообщено только в том случае, если мы найдем это нужным. Мы – старые воробьи. Я признаю, например, только факты. Это касается и покушения на жизнь Ланцио. Я могу повторить, что разговор с миссия Ланцио не давал нам никаких фактов. Все, что я знаю – это то, что ее муж, по ее словам, рассказал ей, что он нашел что-то в сахаре. Почему это должен быть именно мышьяк? Анализа не производили, Ланцио не был отравлен, его закололи. Мой опыт…

– Я не интересуюсь вашим опытом, – грубо прервал меня Толман. – Я спросил только, не помните ли вы чего-нибудь подозрительного, предшествующего убийству. Ну и что?

– Я уже ответил вам, что миссис Ланцио…

– Я это уже слышал. Что еще?

– Больше ничего.

Толман обратился к полицейскому:

– Приведите Обелла.

Так вот оно что. Только сейчас я вспомнил глупый разговор с курортным детективом. Когда он вошел, боюсь, на моем лице можно было кое-что прочитать.

Толман сказал:

– Обелл, что говорил вам этот молодой человек вчера пополудни?

Детектив не смотрел на меня. Голос его звучал хрипло.

– Он сказал: Филипп Ланцио будет убит, а когда я спросил, кем именно, он изменил тему разговора.

– Что еще?

– Это все, что он сказал.

Толман повернулся ко мне, но я предпочел перехватить инициативу в свои руки.

– Ах, это! – рассмеялся я в надежде, что мой смех прозвучит достаточно естественно. – Я помню этот разговор около тропинки, с которой кидаются камнями. Насколько я понимаю, он не передал вам сути всего разговора. Например то, что я говорил, как ревнивы друг к другу эти повара и готовы перегрызть друг другу горло из-за какого-нибудь рецепта. Упомянул и о том, что Ланцио, считавшийся одним из лучших, получает около шестидесяти тысяч в год и, естественно, пошутил, что если кто-нибудь и будет убит на почве гастрономии, то именно он.

Толман нахмурился.

– В чем дело, Обелл? Это не совсем то, о чем вы мне говорили.

Обелл спокойно посмотрел на прокурора.

– Возможно, я не совсем правильно его понял. Действительно, мы говорили обо всем, что он сейчас перечислил. Может быть, моя подозрительность детектива отметила в разговоре только упоминание о возможном убийстве.

Толман обратился ко мне.

– Почему же для своих шуток вы выбрали именно Ланцио?

Я пожал плечами.

– Я никого специально не выбирал. Очевидно, я упомянул о нем именно потому, что он один из самых известных. Я как раз только перед этим читал об этом в статье. Не хотите ли ознакомиться?

– У нас нет для этого времени, – произнес шериф, растягивая слова. – Выйди в холл, Обелл.

Детектив, по-прежнему не глядя на меня, удалился. Толман сказал полицейскому:

– Пригласи сюда Вульфа.

Я уселся плотнее. Если откинуть в сторону небольшие затруднения, которые я сам себе доставил неуместной болтовней, я мог наслаждаться предстоящим зрелищем. Я представил себе, что бы сказал инспектор из Нью-йоркской полиции, если бы он знал, что знаменитого Ниро Вульфа призывают маленькие судебные крючкотворы в крохотном городке в половине четвертого утра к ответу. После этого я подумал, что не вредно хоть немного облегчить его участь. Я встал и подтащил к столу самое большое кресло.

Вскоре полицейский вернулся с моим боссом. Толман спросил, не ушел ли кто из свидетелей. Полицейский ответил:

– Они все здесь. Даже дочь Берина. Они пытались отправить ее спать, но она отказалась. Она все рассчитывает прорваться сюда.

Толман скривил губы. Одним глазом я с наслаждением любовался его замешательством, а другим поглядывал на Вульфа, который, ворча, устраивался в своем кресле. Наконец Толман сказал:

– Отправь их всех по комнатам. До утра они не понадобятся. В остальном все в порядке?

– Да. – Шериф бросил взгляд на полицейского, – Все остальные, ждите в холле. До тех пор, пока тут не закончится. Нам не нужны лишние разговоры.

Полицейский удалился. Толман опять потер глаза и, откинувшись на спинку кресла, воззрился на Вульфа. Вульф, казалось, пребывал в полудреме, но я заметил, как шевелились его пальцы на рукоятках кресла и понял, что он достаточно возбужден. Он первым нарушил молчание, доводя до сведения Толмана следующее:

– Уже почти четыре часа, мистер Толман.

– Благодарю за информацию. Мы не задержим вас долго. Я хочу уточнить с вами несколько моментов.

Вульф сказал:

– Один из них я представляю. Я полагаю, миссис Ланцио повторила вам ту же историю, которую рассказала нам. Не так ли?

– Что это за история?

– Бросьте, Толман, – Вульф привычным жестом скрестил пальцы на жилете, – Не ходите вокруг да около. Она находилась здесь с вами около получаса и должна была вам ее рассказать. Я отчетливо представляю, что она могла наговорить.

– Что же, по-вашему, она наговорила?

– Это только предположения. – Голос Вульфа звучал мягко и бесстрастно. – Убит ее муж, а она, по ее мнению, именно этого и опасалась. Вы знаете об этом больше, чем я, поскольку вы ее допрашивали. Что касается меня, то она сообщила о разговоре с мужем, который предположил, что обнаружил мышьяк в сахаре, который собирался использовать для приготовления соуса. Несмотря на просьбу мужа, она предложила мне принять меры против возможной опасности, но я отказался.

– Почему вы отказали ей?

– Потому что это не мое амплуа. Так я ей и сказал: я не дегустатор и не телохранитель.

Вульф пошевелился, что свидетельствовало о его крайнем раздражении.

– Могу ли я дать вам совет, мистер Толман? Не тратьте на меня свою энергию, я не имею ни малейшего понятия о том, кто и почему убил Филиппа Ланцио. Может быть, вы слышали обо мне, я не знаю, но если так, то, может быть, воображаете, что и я собираюсь проводить расследование и буду, возможно, скрывать от вас известные мне факты. Я разочарую вас. Я не собираюсь заниматься данным случаем. Он меня совершенно не интересует. Повторяю: я абсолютно ничего не знаю о нем, и расспрашивать меня равносильно попытке получить информацию об этом убийстве от представителя другой планеты. И это несмотря на то, что моя связь с этим делом тройная: во-первых, все это случилось, когда я находился здесь. Ну, это просто мое личное невезение. Во-вторых, именно я обнаружил труп Ланцио. Как я уже объяснил, мне не понравилось отсутствие в комнате Ланцио, я подумал, не затеял ли он глупую игру в прятки, и заглянул за ширму. Ну, и третье. Миссис Ланцио поведала мне о том, что кто-то пытался отравить ее мужа, и попросила защиты. Итак, все факты вы знаете; на этом я желаю вам всяческих успехов.

Толман, выглядевший после этого монолога как ребенок, повернул голову и взглянул на шерифа. Питтергрев обернулся к Вульфу.

– Смею вас заверить, мистер, что вы ошибаетесь. Мы ни в коей мере не равняем вас с людьми из этой группы, хотя бы потому, что вам лучше, чем кому-либо, известно, какую помощь может оказать при расследовании любая мелочь. Мы, конечно, слышали о вас. И поскольку вы целый день находились в обществе этих людей и слышали их разговоры… Мне кажется, что ни вам, ни кому-нибудь другому не повредит, если вы поделитесь с нами своими подозрениями. Не так ли, Барри?

Вульф сказал:

– Вы напрасно теряете время. Я не колдун. Я могу вам сказать, что если я добиваюсь каких-либо результатов, то только благодаря большой и упорной работе. В данном же случае я этого делать не собираюсь. Я уже сказал, что все это меня не интересует.

Я усмехнулся. Толман заметил это.

– Чем скорее это дело проясниться, тем будет лучше для всех. Вы понимаете это. Если шериф…

Вульф резко сказал:

– Очень хорошо. До завтра.

– Сейчас как раз уже завтра и я хотел бы спросить у вас еще одну вещь. Вы сказали мне, что единственный человек, которого вы до этого знали достаточно хорошо, это Вукчич. Миссис Ланцио сообщила мне, что была замужем за Вукчичем и развелась с ним несколько лет назад, чтобы выйти замуж за Ланцио. Не могли бы вы сказать мне, как отнесся к этому Вукчич?

– К сожалению, нет. Миссис Ланцио, вероятно, на этот счет смогла бы информировать вас лучше.

– Дело в том, что убит именно ее муж. Почему? Не имеете ли вы против нее какого-либо предубеждения?

– Конечно, я предубежден против нее. Мне не нравятся женщины, просящие защиты для своих мужей. Это принижает достоинство мужчины даже в том случае, когда дело касается безопасности.

– Я задал вам этот вопрос только потому, что Вукчич был одним из двух мужчин, которые имели больше всего шансов убить Ланцио.

Он посмотрел на бумагу, лежащую на столе.

– Вот кто находился в гостиной, согласно имеющимся у меня сведениям. Миссис Ланцио, миссис Мондор, Лизетта Пити и Гудвин. Серван сказал, что, когда он входил в столовую пробовать этот соус, Ланцио был жив и здоров. К этому времени Мондор, Кейн и Кейч уже побывали в столовой, и после этого ни один из них не покидал гостиной. Следующими двумя были Берин и Вукчич. Берин сказал, что когда он покинул столовую, Ланцио все еще был жив и здоров. Вукчич же утверждает, что, когда он через некоторое время зашел в столовую, Ланцио исчез. Но он не заметил ничего подозрительного. Последние трое – Валенко, Росси и вы – Ланцио не видели. Правда, возможно, Ланцио просто вышел на террасу или в туалет и возвратился в столовую после того, как Вукчич покинул ее. Согласно заверениям поваров, в кухне он не появлялся.

Толман опять бросил взгляд на бумагу.

– Итак, имеются двое вероятных – Берин и Вукчич и трое возможных – Валенко, Росси и вы. Кроме того, имеются и другие возможности. Кто-нибудь в любое время мог попасть в столовую через террасу. Стеклянная дверь была прикрыта и шторы опущены, но дверь не заперта. Это могли сделать три человека: Леон Бланк, который отказался принять участие в пробе из-за антипатии к Ланцио и поэтому отсутствовал, миссис Кейн, которая в течение часа находилась на улице, включая как раз то время, когда образовался интервал в посещении столовой – после выхода Берина и захода Вукчича, и мисс Берин. Бланк заявил, что он прошел в свою комнату и не выходил оттуда. Привратник тоже подтверждает, что он не выходил через холл. Однако для того, чтобы попасть на террасу, можно воспользоваться маленькой дверью в конце левого крыла павильона и остаться незамеченным. Миссис Кейн утверждает, что все время прогуливалась по лужайке и дорожкам, после чего направилась прямо к главному входу, а оттуда в гостиную. Что касается мисс Берин, то она вернулась в гостиную из своей комнаты, прежде чем началась дегустация, и после этого не выходила. Я упоминаю о ней потому, что хочу быть по возможности точным.

Вульф издал неопределенное ворчание.

– Что касается мотивов, то их более чем достаточно. Сначала Вукчич. Его жена ушла к Ланцио. А непосредственно перед своим походом в столовую он долго разговаривал и танцевал с миссис Ланцио. Следующий Берин. Он сам заявил, что такой человек, как Ланцио, заслуживает смерти, и что он сам бы при удобном случае убил его.

Вульф проворчал:

– Разговорчики!

– Я передаю его слова. То же самое относится к маленькому французу Леону Бланку. Он не отрицает, что ненавидел Ланцио за то, что тот перехватил у него работу несколько лет назад в нью-йоркском отеле «Церковный двор». Правда, он сказал, что не в состояний никого и ни за что убить. Он добавил, что лично он даже сожалеет о смерти Ланцио, поскольку это, так сказать, не заживление раны, а ампутация. Это его слова. Действительно, он не похож на потенциального убийцу, но нельзя не отметить, что он неглуп и, возможно, хитер.

Итак, у нас есть два вероятных и один возможный мотив. Я полагаю, вы с этим согласны. Что касается Росси и Валенко, то я об этом не знаю. В отношении миссис Кейн можно сказать одно: до этого она никогда не видела Ланцио и, насколько я мог узнать, она даже ни разу с ним не разговаривала. Итак, на будущее мы возьмем на заметку Берина, Вукчича и Бланка. Каждый из них мог это сделать, и, я полагаю, один из них это сделал. Как вы думаете?

Вульф покачал головой.

– Слава богу, это не мое расследование, и я могу себе позволить не ломать над этим голову.

Питтергрев наклонился вперед.

– Может быть, у вас зародилось подозрение против вашего друга Вукчича, и поэтому вы стараетесь не думать об этом убийстве?

– Душа человека – потемки. Даже друг, которого знаешь досконально, способен удивить тебя всякой неожиданностью, однако в данном случае…

Толман быстро сказал:

– Может быть, следует напомнить вам, что, если вас все же интересует судьба вашего друга, то для него же будет лучше, когда дело прояснится.

Вульф пристально посмотрел на него и, наконец, проворчал:

– Очень хорошо, я могу вам уделить еще десять минут. Расскажите мне подробнее обо всем, что было обнаружено – нож, отпечатки пальцев и тому подобное.

– Абсолютно ничего, достойного внимания. На столе было два ножа для дичи – это был один из них. Вы сами видели, что не было заметно никаких следов борьбы. Вообще ничего. Никаких отпечатков, рукоятка тоже чистая. Дверь на террасу окантована жестью. Мои люди сейчас работают над ней, но все это малообещающе.

Вульф проворчал:

– Не упускайте никаких возможностей. Что в отношении официантов и поваров?

– Их допрашивал шериф, а он знает, как обращаться с неграми. Никто из них не входил в столовую, ничего не видел и ничего не слышал.

– Кто-нибудь мог покинуть большую гостиную, перейти в маленькую и оттуда попасть в столовую. Вы должны точно установить присутствие каждого в большой гостиной и особенно в тот промежуток времени, когда Берин покинул столовую, а Вукчич еще туда не вошел – он длился от восьми до десяти минут.

– Я сделал это. Конечно, это был предварительный опрос.

– Спросите всех еще раз. Еще одна возможность! Кто-то мог спрятаться за ширмой и нанести удар, дождавшись благоприятного момента.

– Но кто?

– Здесь я могу сказать с уверенностью – не знаю. – Вульф фыркнул. – Кстати, могу вам сказать одно, мистер Толман. Я весьма скептически отношусь к вашим подозрениям относительно Берина и Вукчича. Что касается мистера Бланка, то я не составил себе о нем никакого мнения. Как вы уже говорили, он мог беспрепятственно покинуть свою комнату и, пользуясь боковой дверью, попасть на террасу. Очевидно, в этом случае он мог быть и не замечен даже мисс Кейн, которая в это время наслаждалась хорошей погодой.

Толман покачал головой.

– Она сказала, что никого не видела. Она бродила перед фасадом и встретила только негра в униформе. Она остановила его и спросила, что это за заунывный звук доносится до павильона. Мы проверили это обстоятельство – один из негров ответил, что это птица.

– Так. Нужно сделать еще одну вещь – взять списки о дегустации у Сервана.

– Они у меня.

– Хорошо. Сравните их с фактическими блюдами и посмотрите, насколько точно каждый из дегустаторов определил соус.

Шериф фыркнул. Толман сухо сказал:

– Вы ведь сказали, что попытаетесь нам помочь, не так ли?

– Именно это я и делаю. – Вульф слегка выпрямился. – Если у вас имеется правильный список блюд, не мог бы я взглянуть на него?

Толман поднял брови, перелистывая лежащие перед ним бумаги, вытащил одну и протянул мне. Я передал ее Вульфу. Тот внимательно просмотрел ее, сморщил лоб и воскликнул:

– Смотри, Арчи! Кейн был прав. В номере третьем не было петрушки!

Толман саркастически спросил:

– Занимаетесь игрушками? Это называется помощью?

Вульф шутливо наклонил голову.

– Простите, мистер Толман, я отвлекся. Как я уже говорил, я более, чем скептически отношусь к вашим подозрениям относительно Берина и Вукчича. Вукчича я знаю всю жизнь. Я могу себе представить этого достаточно уравновешенного человека в любой обстановке и уверен, может быть, не столько в том, что он не виновен, но по крайней мере в том, что он уж наверное не оставит ножа в спине убитого человека.

Я не знаю так хорошо мистера Берина, но я был рядом с ним и слышал его разговор менее чем через минуту после того, как он вышел из столовой и могу сказать одно: либо он не мог убить, либо он закоренелый преступник, безупречно владеющий своими нервами.

– Что касается этого списка…

– Я именно к нему и подхожу. Я полагаю, что мистер Серван описал вам детали этой процедуры. Мы имели возможность пробовать каждое блюдо только один раз. Можете вы себе представить всю сложность подобного положения. Это требует предельной сосредоточенности. Сравните же эти списки. Если вы обнаружите, что Берин и Вукчич дали, в основном, правильные ответы, скажем, семь или восемь из девяти, они реабилитированы. Даже шесть. Ни один человек после совершенного убийства не способен настолько контролировать свою нервную систему, чтобы после этого быть в состоянии выполнить эту задачу.

Толман кивнул.

– Очень хорошо. Я сравню результаты. Может быть, у вас есть еще какие-нибудь предложения?

– Нет. – Вульф встал с кресла, опираясь на подлокотники. – К тому же десять минут кончились.

Шериф сказал:

– Насколько я знаю, вы остановились в «Апжуре». Конечно, вы не будете стеснены в своих действиях и можете бродить, где вам нравится.

– Благодарю вас, сэр, – подчеркнуто вежливо сказал Вульф. – Идем, Арчи.

Мы никого не встретили по пути к своему жилищу. Я прошел за Вульфом в его комнату, поскольку был уверен, что ему что-то хочется мне сказать. Вульф был хмур.

– Арчи, – сказал он. – Этот мистер Ланцио действительно имел неприятный характер. Ты не можешь допустить, что он составил неверный список блюд для того, чтобы дискредитировать своих коллег и меня?

– Ну, ну! Очень сомневаюсь. Профессиональная честь, как вы понимаете. Конечно, я очень сожалею, что вы так много не угадали.

– Только два – петрушку и сельдерей! А теперь оставь меня! Быстро!