Глава 18
ЛЮБОВЬ
Тайтингиль вздернул подбородок, вглядываясь в неяркую пустоту коридора, а Котяра подпрыгнул, подпррыгнул.
Господин Мастер Войны появился в поле зрения и замер в арке. По диагонали, прислонившись к косяку поднятым локтем. Плоть звездного воителя широкими складками обливал яростно сияющий алый атлас — традиционные йертайанские одежды с долгими рукавами укрывали его от горла до пола; более никаких стразов и экспроприированного «Диора». Инопланетянин в рекордные полдня разжился правильной одеждой.
Как?!
С тонких хищных пальцев, украшенных заостренным маникюром, свисали ключи с мерседесовским брелком.
Котик икнул и забрался на диван с ногами, припав к плечу витязя, как смущенная одалиска.
— Я же… дверь запирал!
— Запирал, — благодушно согласился Мастер Войны и поднял другую руку. Рукав медленно стек с запястья, и Котов ошалело оценил зажатую в ладони ополовиненную 0,7 абсента.
Понемногу становилось понятно, что инопланетянин хорошо, как говорят на Земле, вдевши. Он медленно поднял бутылку, глотнул снова и заулыбался — нормально заулыбался, а не оскалился всеми зубами. Восковые щеки Мастера на сей раз были румяны.
Иронично сжав губы узким шрамом, Тайтингиль не отрываясь смотрел в белые глаза с вертикальными зрачками.
— Добро пожаловать, Мастер Войны. Я рад снова видеть тебя — тем более что между нами больше нет никаких обязательств.
Инопланетянин двинулся вперед.
— Да. Нет. Никаких. И я понял теперь, — сказал он, обсверливая взглядом прильнувшего к эльфу Котова. — Ты не бесполезное создание. Однако я не имею предрассудков. Тайтингиль, витязь Нолдорина, приветствую тебя.
Он отсалютовал витязю бутылкой и приложился еще, винтом заливая в себя зеленое.
Эльф улыбнулся шире — хищно, жестко, и указал на диван:
— Располагайся, гость.
Котов ожил. Задышал, заводил глазами.
— Матушки! — мяукнул несмело. — А это что?
Палец его указывал на здоровую, в палец толщиной, витую золотую цепь, висевшую на шее инопланетянина. Сочетание с алым шелком вливало в хрупкую фигуру пафос галактических масштабов.
Мастер Войны бросил ключи на экзотическую тумбочку из натурального дерева и павой проплыл к широченному уголку. Грациозно изогнулся — явно для понта, а не чтобы посмотреть, не подсыпает ли Котов ему кнопок на предполагаемое место приземления, — и сел, подогнув ногу. Протянул сильно початую бутылку абсента Тайтингилю, и эльф от души отпил. Дух перехватило, горло обожгло, горечь осталась во рту, а жаркий хмель осел в крови.
— Напиток, достойный воина, — подытожил инопланетянин.
Он порылся в рукаве, выудил россыпь банковских карт, права, ПТС и пачку красного «Мальборо».
Котик раскрыл рот.
Проклятущий эстет!
Мастер Войны уставился на орка немигающим совиным взором.
— Я все слышу.
— Я что, вслух сказал?
— Ты подумал слишком громко. Пей.
— Я не…
— Вы все тут такие… — протянул инопланетянин, забирая бутыль у Тайтингиля и снова вливая в себя изрядный глоток зеленого пойла, — отпираетесь до последнего. Даже когда это не имеет смысла. Пей.
«70 %», — ошалело проследил Котик надпись на этикетке. И следом глянул на карты. «BROVKIN VASILY»… Поднес к чуткому носу — из горлышка дохнуло зеленым адом. Отдернулся спешно.
— Ты что же, воитель, Васю гоп-стопнул?
— Гоп-стопнул? Не знаю, что это. Не важно. Не ва-ажно…
Мастер Войны поерзал еще и выудил откуда-то из алых тряпок огромный, особенно по сравнению со своей эфирной утонченной пятерней, вороненый ствол и положил его туда же, к картам и ключам. Тайтингиль коротко кивнул.
— Волына, — сказал инопланетянин меланхолично. — Дрянь.
— Еп-перный театр… — выдохнул Котов и, презрев сугубо трезвый образ жизни, глотнул-таки абсента. Шар огня прокатился по пищеводу и растопырился в желудке; Котик обожженно мявкнул и понесся к телефону — заказывать пиццу и суши.
Дальше он все помнил очень обрывочно. После фразы «будем воевать вместе», сказанной то ли Тайтингилем, то ли Мастером Войны.
Очень скоро витязя понесло в пучину воспоминаний, и он долго рассказывал о битве при Белой Скале, точно перечисляя количество пеших мечников, лучников и конников и объясняя диспозиции при помощи оливок и кусков колбасы. Инопланетный подданный слушал с неподдельным интересом и аккуратно поправлял раскатывающиеся зеленые ягодки пистолетным дулом.
Понемногу перешли к сокрушению огненного демона. Тема для Тайтингиля была болезненная, слова шли тяжело. Абсент к тому времени закончился почти весь, коньяк закончился совсем, и Котик понесся за литром «Бейлиса» — сливочный ликер был, пожалуй, единственным сортом алкоголя, который он признавал. Так. Лакать. Иногда.
Когда Котик, принявший пиццу и мелкую японскую закусь, зажав под мышкой «Бейлис», вернулся в гостиную, Мастер Войны уже расположился головой на Тайтингилевых коленях, задрав ноги на спинку дивана. Красные полотнища разливались кровавым морем, пряди смоляных волос змеями оплетали бедра эльфа.
Тайтингиль привольно сидел, крыльями раскинув руки в черных рукавах шелкового кимоно.
— Ты… очень связан своими канонами, Тайтингиль, витязь Нолдорина, — тягуче вещал инопланетянин. — Ближний бой — проблема для мечника. Но я научу тебя, я научу… Смотри и запоминай. Горло. Ключицы. Виски. Глаза. Запястье, вот здесь…
Котик громко кашлянул. Мастер Войны повел на него бровью, но никуда при этом не подевался. Только перекрестил ноги — невидимо под своими алыми юбками.
— Не учи меня, Мастер Войны, — проговорил нолдоринец, убирая свое запястье от сокрытых в шелке когтей, — а не то я научу тебя… как.
— Научи же, — холодно, но с какой-то странной двусмысленностью предложил Мастер Войны. — Научи. Ты что-то делал, пока сидел в машине. Я вижу излучения, поля. Вижу, пусть будет это слово. Электрическое, синее. Я вижу радиоактивное излучение, темным красным спектром. И я видел тебя. Белым и желтым, как вода. Ты что-то делал, Тайтингиль, витязь Нолдорина. И я не понял, что это. Я так не привык. — И затылок инопланетянина потерся о бедра эльфа, а талия выгнулась алой дугой.
— Я готовил заклинание, наспех, — безо всякого второго смысла отозвался тот. — Орк, вина. Но оно было слабым… назначенным не для того. Я желал справиться с ситуацией.
— Заклинание — что это? — протянул Мастер. — У нее тоже была такая сила. Другая сила. И я тоже не знал, что с ней делать. Я могу биться вслепую… вглухую сложнее, но могу… Но это — мне не понять.
Он протянул руку, не глядя, безошибочно сцапал ближайшую посудину с алкоголем, выпил. И не поперхнулся.
— Я могу взять здесь оружие, к которому привык. Могу уничтожить эту планету, да. Но это не решит ничего. Не закроет моего обязательства к ней, к той, потому что она не здесь. И мне не взять ее. А тебе — да. Взять. Я подумал, и я вернулся. И я теперь в цветах войны.
Котик издал неопределенный звук.
— Что, тошнит? — участливо спросил Мастер Войны, приподняв голову с Тайтингиля и уставившись прямо в голубые орочьи очи.
Котяра сел в угол и нахохлился. Эльф недоуменно поднял золотистые брови.
— Матерь твоего дома — воительница, — сообщил тем временем Мастер Войны. — Она не простила мне своей одежды. Ты…
— Она человек, — невольно выговорил Тайтингиль. — Она не эльф.
— Это важно? — Мастер Войны снова сделал глоток. — Это не важно.
— Откуда тебе знать? Ты…
— Я принадлежу своей… королеве, воин, — с трудом выговорил Мастер Войны. — Своей. Королеве. Не пытайся сейчас посмеяться, это выше меня, я не позволю тебе ничего сказать об этом. Но я от Черных Линий. Мое тело не чувствует ничего. Со мной нельзя вступать в брак. От меня нельзя иметь детей. Но я… принадлежу. Хотя у королевы есть супруг и его кровь чиста.
— Как это… ничего не чувствует? — робко спросил Котов. — А как тогда… принадлежать?
Мастер Войны молча посмотрел на него, и все вопросы как-то отпали, только мороз на коже остался.
— А детей вот… искусственным оплодотворением? — мявкнул орк и осекся, вспомнив Цемру, но теперь уже Тайтингиль осек его — жестом: молчи.
Острые ногти злобно чиркнули по стеклу бутылки, как по горлу, но инопланетный воитель сдержался.
— Нет, у нас так не делают. Не принято. Та, чудовищная… матерь тьмы показывала мне королеву… это было как голограмма. Голограмма без проектора.
— Голо… что? Это морок, — сказал эльф.
— Очень живой… морок. Я верил. И это задело мой разум, я верил, видел, чувствовал. И я хочу уметь делать так.
— А я никому не… принадлежал. Не спал ни с кем, — прошептал эльф с непонятным оттенком грусти. — Не принято у эльфов. Спать. Как здесь делают люди. И теперь я…
— Теперь ты спишь. — Мастер змеино улыбался. — Ирма, воительница… Тайтингиль из Нолдорина. Я понимаю тебя. Я одобряю твой выбор.
— А у меня неразделенная любовь, — вдруг громко сказал Котик; или, возможно, это сказал употребленный Котиком алкоголь.
Потом они успокаивали его разбитое сердце вдвоем, внезапно спевшиеся на почве абсента воины, и Мастер Войны утешительно перепорхнул от Тайтингиля на колени орку. Маленький, легкий, горячий, как лава, и твердый, как высушенная до звона вобла, он погладил его кончиками пальцев по бритому виску, однако вместо привычного томления это нежное действие вызвало у Котяры какой-то первобытный ужас, и он предпочел поскорее запить странное ощущение.
Они здорово напоили-таки его этим «Бейлисом», хотя Мастер заверял, что мешать алкоголь — последнее дело и так поступают разве что панцирники. Котяра обрывочно вспоминал йертайанский гимн, который инопланетная жаба диким голосом верещал с балкона, для убедительности пару раз выстрелив в ночное небо, словно норовя отомстить бесследно канувшей Цемре.
На шум выстрелов закономерно пришел Котиков сосед, король производства туалетной бумаги по фамилии Хачарян, и начал было возмущаться, но Котик вспомнил пару хороших цитат из Михаила Круга — про то, что шум и песни, братва гуляет, и конфликт удалось уладить исключительно мирным путем.
Тайтингиль вынудил своего все же обретенного союзника поклясться более не бесчинствовать. Витиеватые инопланетные клятвы логично переросли в мемуары. Теперь звездный воитель вспоминал свои бои, а Тайтингиль слушал и время от времени спрашивал — с толком, явно понимая, о чем речь и в чем состоит нюанс описываемой кампании; иногда с терминами, чем доводил своего оруженосца до белого каления.
Потом они дошли до такой степени проспиртованности, что запели «Черного ворона» все вместе — и безо всякого караоке, — слова нисходили в мозг прямо из небесных сфер Эалы. У эльфа был приятнейший низкий голос, музыкальный Котик поймал с ним хорошую терцию и очень старался, а Мастер Войны бессовестно лажал и щедро сдабривал печальную и торжественную мелодию экспрессивными ругательствами на неизвестных языках.
Вроде бы была и сауна.
Последнее, что помнил Котик, — что он горячо тыкался куда-то в Тайтингиля, вдыхая запах липы и песка, солнца и стали, и говорил, что корыстная инопланетная жаба вернулась неспроста. Неспроста. Неспроста-а-а…
И вот теперь Котов лежал носом вниз на чем-то твердом и ему было плохо.
Плотные шторы со светонепроницаемой подкладкой были задернуты, в воздухе витал явный чад кутежа. Комната была разгромлена, пол усеян бутылками — тысяча местных чертей, они что, вчера ходили за добавкой?! Водки у него дома не водилось отродясь… или — да, да! — Хачарян занес им половину ящика, а с какой стати?..
Эльф в своем кимоно царственно спал, закинув бесконечные ноги на подлокотник дивана и заложив руки под голову; волосы струились сверкающими золотыми реками, восстановив драгоценный блеск. Котик покоился поперек эльфа, мордой в его пах, слегка скрытый тонким слоем шелка.
Орк с трудом собрал спортивную фигуру воедино и попробовал приподняться, разжав истово обнимающие бедра витязя лапы.
Замок слабо клацнул, и через порог переступили легкие каблуки.
Первое, что увидела Ирма, был Мастер Войны — свежий, как утренняя роза, в ослепительно-алых одеждах. Волосы его лежали идеально, и черные волны спадали ниже пояса, создавая поразительный контраст. Толстая золотая цепь на шее усиливала эффект красно-черной гаммы.
Мастер выплыл из Котиковой кухни, держа на растопыренных пальцах поднос с тремя ароматно пахнущими чашечками кофе.
— Т-ты… — ахнула женщина.
— Я. — Инопланетянин кротко смежил ресницы.
— Я так надеялась…
— Я вернулся.
— Нечего сказать, счастье привалило. Боже, Котик, т-ты… Тайтингиль! Боже!
— Н-не тревожься, Иррма, н-нет, Иррма, н-не… — муркал Котов рефлекторно.
Ирма стояла неподвижно, сжимая клатч, как боевую гранату. Щеки ее побледнели.
— Вы пили. Вы. Пи-ли. Мужланы. Я там! А вы тут… второй раз. Это. Котов! Еще какой-то нелюдь гелик у вас во дворе поперек подъезда поставил, — беспомощно сказала Ирма, не сводя взгляда с просыпающегося Тайтингиля.
Мастер Войны шевельнул тонкой бровкой:
— Геликоптер?
— «Гелендваген»! Машину! — прошептала Ирма, не веря своим глазам.
Тайтингиль. Котик. Мастер Войны!
— Нелюдь? Что за расизм, Ирма. И вокруг тебя я вообще не видел… людей. — Он ответил, как всегда, жестко. Но утих. — Я переставлю.
— Т-ты… Ты?! — выдохнула женщина, сжимая кулаки. В туфлях было мокро — из-за «гелендвагена», перегородившего весь двор и оставившего только водные подступы к подъезду.
— Я, — согласился Мастер Войны. — Кофе? Этот напиток запрещен во всей галактике, но…
Ирма мотнула головой, прошипев что-то про красные халаты, отравителей, Цезаря Борджиа и разврат, и чуть попятилась из притона; слышно было, как с грохотом рушатся ее воздушные замки.
Тайтингиль вдруг рывком вскочил, стряхнув Котика окончательно и без паузы переходя от тяжелого алкогольного сна в вертикальное положение, так же резко достиг окна, отдернул — почти сорвал — шторы, распахнул створки. И замер.
Вокруг него словно билось яростное сияние, и плечи больше не казались понурыми.
— Вот это, — сказал Мастер, не сводя глаз с этого сияния. Зрачки опасно сузились в черные нитки. — Белое, желтое. Вот оно.
Тайтингиль медленно обернулся, серо-стальные глаза встретились с недвижными белесыми.
— Не оно, Мастер. Я. Это я, — сказал эльф. — Ты видишь?
— Вижу, — протянул инопланетянин, замерший, сжавшийся, напряженный, как перед прыжком, перед решающим ударом. — Неровное, неспокойное поле. Белое и желтое, как этот металл. — Он обозначил движением тонкого пальца крутой золотой виток на шее. — Не знаю слова.
— Золотой, — подсказала Ирма, во все глаза глядящая на Тайтингиля, который и впрямь — сиял.
— Золотой, — медленно проговорил Мастер.
— Золотой! — восторженно ахнул Котов, сжимая руки на голой груди.
Сияние, которое было сейчас видимо явно и ярко — всем, а не только инопланетянину, — снова всколыхнуло эмоции в душе Ирмы. Архангел, ее мужчина был — архангел! Объятый холодным и острым златым свечением, он стоял посреди комнаты, отрисованный резкими лучами солнца, и смотрел. На нее, на всех; смотрел вперед, в одному ему ведомое будущее — и не видел преград. Архангел. Но Ирма уже знала, как бывают теплы его руки — с ней…
— Я готов идти к звездам теперь, — сказал Тайтингиль.
— К звездам… — протянул Мастер Войны. Он расслабился и опять сделался плавен и невозмутим. Подошел к тумбочке, сгреб документы и, не без определенной демонстративности, пистолет, попрятал все по складкам своих алых одежд. — Ты не пойдешь к звездам на том, что тут есть… союзник. Я видел ваш транспорт, вы с трудом способны выйти на орбиту собственной планеты. Я должен подумать. Подумать…
Котик напыжился.
— Мы к Марсу, между прочим, космический зонд направили!
Инопланетянин мазнул по нему взглядом.
— К Марсу? Что это? Я не знаю. Надень штаны…
И пошел прочь, позвякивая ключами от «гелендвагена», неслышно растворившись за нехлопнувшей дверью.
Орк аж задохнулся от такой наглости. Вот ведь жаба инопланетная, все припомнил! Штаны, вы только подумайте! Но он и правда стоял перед честным народом в одних домашних шортах, которые наглядно демонстрировали его старания в тренажерном зале, и…
— Тайтингиль, я поеду, пожалуй, — сказал Котов. — Надо мотоцикл Вадиму вернуть, он же с ума сойдет, и извиниться хоть как-то…
Орк вышел и вернулся через три минуты — одетый в яркие спортивки и черное поло, в модных очках с синим переливом, закрывающих погрустневшие после бессонной ночи глазоньки. Огляделся, снял со стены маску — ту самую, из которой Ирма вышибла мелкого демона, и пихнул ее в рюкзачок.
— Он давно ее хотел, — сообщил в пространство. — Вадим хотел маску, просил подарить или даже купить собирался. Ирма, захлопнешь дверь потом, — и покинул дом.
Ирма ахнула — эльфа будто швырнуло к ней бурей. Едва они остались одни, едва за Котиком захлопнулась дверь, Тайтингиль подхватил ее, словно пушинку, закружил. Она, как девчонка, взвизгнула, юно и остро пугаясь высоты, силы рук, стремительного поворота выше, выше! Вцепилась в широкие плечи, зарылась носом в золотую волну волос — и отдалась на волю завертевшего ее могучего вихря.
Отдалась.
Он был необычен в этот раз, ее эльф. Она чувствовала в нем тугую скрутку ранее не виданной силы. Силы, которая ощущалась и прежде, но была спокойнее, глубже.
Доселе мирный, нынче он был словно разрываем сотней бурь. Золотая аура, этот дивный нимб вокруг него — он был, да, он был, и она видела его — яростный, яркий архангельский золотой вихрь.
Архангел. Это не мягкое кроткое создание небес, играющее на лютне. Это тот, кто златым копьем пригвоздил змея.
Пригвоздил.
Она дрогнула и поплыла под ним, дрогнула и поплыла, выстанывая неожиданное счастье, такая маленькая вдруг, такая неожиданно юная человеческая женщина. С ним… с эльфом.
Потом они лежали вместе, и Ирма вела пальцами по его плечу с еле заметным, нитяным следом бледного шрама, трогала огнестрельную звездочку и думала.
— Тайтингиль, — позвала тихо.
— Да, Ирма, — коснулся губами виска.
— Мне странно, — сказала она. — Сейчас я чувствовала себя девчонкой, совсем девчонкой. А ты знаешь, у меня никогда не было такого — чтобы романтика, чтобы голову терять. Все всегда расписано: цель, средства. Со школы. Медаль, учеба, карьера. А тут я как-то… Мне кажется, что я молодею, что ли? Кожа вот, лицо стало другое. И в юбку ту, которую Лев Абрамович… тухес… я влезаю теперь… От нервов, наверное?
— Человеческие женщины всегда желали возлечь с эльфами именно поэтому, — ответил Тайтингиль. — Они желали. Потому что, даже если не удастся зачать эльфинита, само эльфийское семя обладает волшебной силой. Оно уводит людские годы назад, Ирма, и продлевает жизнь.
— Эльфийское семя, да?
Это было так нелепо, и так сказочно, и так… Правдиво. Это было правдиво.
Ирма провела кончиком пальца по острому уху Тайтингиля. Нет, никаких следов операции, никаких подделок — ни в нем, ни в его непонимании элементарных вещей этого мира, ни в доспехе его, ни в мече, набитом златыми рунами, от которого осталась теперь лишь рукоять, покойно лежащая в серванте… Настоящий эльф. Ее поздняя сказка. Поздняя, но не опоздавшая.
— Это любовь, Тайтингиль. «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего… Все покрывает, всему верит, на все надеется, все переносит». Я люблю тебя.
Она замолчала и шепотом прибавила, через зыбкую дрожь внутри:
— А ты меня? Ты меня — любишь?
Он посмотрел в ее глаза своими — серыми, грозовыми. Очень серьезно и прямо.
— В том понимании, как заведено у моего народа, когда мужчина сливает свою душу и суть с женщиной в единый час и навсегда… в том понимании, Ирма, нет.
Кровь бросилась ей в лицо.
Ирма беспомощно — да, как-то совершенно по-девчоночьи хлопнула глазами, из которых полились едко-соленые слезы, — и вскочила, кутая грудь в покрывавший диван Котиков плед.
— Я… мне…
Наклонилась, пряча глаза, разом сгребая с пола свою раскиданную одежду. И бросила уже через плечо, уходя:
— Мне пора на работу. Захлопнешь дверь.
Тайтингиль пружинисто вскочил следом — длинный, стремительный, укрытый лишь крылом златых волос.
«Сколько тебе надо времени на то, чтобы одеться?» — «Часа два, ну, три…»
Собралась и ушла за полминуты. Он услышал только звук отъезжающего лифта. И спохватился уже в дверях — он был наг, полностью наг!
Метнулся назад в комнату. Одежда! Его одежда!
Нашлась в ванной комнате, заботливо замоченная Котовым в разных тазиках — белое отдельно от цветного; окровавленное — в особо эффективном пятновыводителе.
Хотя бы черную мантию с драконом, которую Котов называл кимоно… вот…
Под окнами взревел мотор, и Ирмина машина, несмотря на стопочку водки, принятую хозяйкой, покинула двор.
— О врата Морума, — выдохнул Тайтингиль. — Д-демон…
