Глава 9
ЦЕМРА
Громоздкие, неповоротливые транспорты ящеров крепко обсели йертайанский истребитель, прильнув с флангов. Мастер Войны потянул ручки управления, как узду строптивого коня, жестко и точно; вертикальные зрачки истончились в нитки. Его корабль вздыбился, уходя коброй: вверх и назад. Тотчас коротко и зло плюнули бозонные пушки, в бортах противника оплыли язвами смертельные черные провалы, из которых повалили окоченевшие в звездном вакууме чешуйчатые трупы.
— Ненавижу… животные, сдохните все, — сжались губы. — Да славится величие империи Йертайан!
Он крутнул ручки еще, еще, заводя свой корабль в штопор — очень быстро, предельно четко. Скорость решала все — кто первый, тот выжил.
Он выживал всегда.
Более того — он побеждал.
Вселяя ужас в противников империи, которой служил.
Он, не знающий сомнения, страха и боли. Мастер Войны.
Справа появились еще пять ящерских кораблей. Шли плотным клином, почти борт к борту, смертоносным кулаком.
Полыхнуло синим.
Тьма.
Он пришел в себя от настойчивой тряски.
— Очнитесь, очнитесь! — умолял встревоженный женский голос. — Господи, сколько крови! И нашатыря же нет, и перевязать нечем…
Обитаемая планета. И он понимал эту речь.
Речь его врагов — одних из множества.
Не открывая глаз, он прислушался к своим нейронам. Ранен. Серьезно. Не слишком удачное катапультирование?.. Но Мастеру Войны не было больно. Родившимся от Черных Линий не было больно никогда. Такими они ступали на землю — величайшими из убийц.
Женщина суетливо хлопотала над ним, трясла и так и эдак, путаясь в бесконечных полотнищах его одежд, не понимая, откуда кровь.
Он был ранен, да; капсула катапульты разбилась вдребезги. Сам истребитель был где-то здесь, был жив, это ощущалось по легкой пульсации пеленгатора, сжимающего запястье — там, где все прочие от народа йертайан носили браслет, символ супружеских уз.
Мастер был повенчан с войной.
Женщина не унималась, причитала и трясла, голос ее подрагивал. Она была встревожена.
Под закрытыми веками Мастера Войны неслась звездная круговерть. Контузия. Еще и контузия… открыл глаза, белые глаза с нитками вертикальных зрачков.
Он увидел склоненное над собой миловидное округлое лицо. Короткие темные волосы, темные глаза.
Женщина вздрогнула. Он увидел ее круглые зрачки. Она — его вертикальные.
Оторопела.
— Вы кто?
— Я Мастер Войны.
Горло не слушалось. Он чувствовал, как давится собственной кровью. Судорога стиснула внутри, изо рта плеснуло горячей красной слизью.
Но боли не было. Был только урон.
Женщина ахнула.
— Скорую, скорую надо вызвать! Скорую… В наш поселок они будут два часа ехать, а своего фельдшера нет. Вы кровью истекаете! Мастер… Это же ролевое движение? У вас игра неподалеку? Я шум слышала, пиротехника, да? Но я перевяжу, мы продержимся до их приезда, обязательно продержимся…
Она говорила много всяких слов — наверное, чтобы не бояться самой.
Он сплюнул.
— Это взорвалась… капсула, так называется.
Этот язык!
Женщина наклонилась совсем близко, вглядываясь. Темные глаза. Миловидное лицо. Она изучала его — тонкие, будто девичьи черты, изящно прорисованные брови, огромные совершенно белые глаза с кошачьими зрачками, длинные змеиные пряди смоляных волос…
— Это же не линзы, — каким-то обреченным голосом сказала она. — И лицо у вас такое… вроде человеческое… но нет. Нет.
Окровавленные губы презрительно покривились.
— Человеческое… Нет. Это не линзы. Я не вашей расы.
— Ага, — коротко проговорила она. — Ага.
Больше слов от нее не было.
Он очнулся от того, что «увидел» жар.
Та женщина стояла над ним и держала в руке раскаленный докрасна нож.
Он лежал навзничь. Распоротый осколком бок пульсировал, но куска композита в нем уже не было. Рана — перевязана прямо поверх одежды. Плотно. Хорошо.
Но он «увидел» угрозу, светившую темным, красным; все остальное проявилось потом.
Тело оказалось быстрее разума. Сработало на тень угрозы, и выбитое оружие брякнуло где-то в углу, а женщина ахнула и отшатнулась, баюкая ушибленную руку.
— Не человек, да… — проговорила она, с тревогой вглядываясь в раненого. — Удивительно… Но правда. Какой вы… Послушайте, я вас не хочу убить. Я вынула осколок. Теперь надо продезинфицировать рану.
— Я сам. Дайте клинок.
Голос его был жестким, с хрипотцой; выговор непривычно тянул гласные.
— Дайте, — сказал Мастер Войны, указывая на нож.
— Нет, нет! — Она покачала головой. — Послушайте…
Он не желал ни слушать, ни говорить. Не оставалось времени ни на то, ни на другое — слишком беззащитен теперь он был, слишком уязвим; непривычно. Молча прижал багровое от огня лезвие к ране и держал, вбирая ноздрями тяжелый, но безвкусный для него запах: еще одна особенность отточенных для убийства нейронов.
Женщина стояла рядом и смотрела, сжимая руки. Глаза ее покраснели и слезились от едкого дыма.
Спасительница.
Она сидела подле него трепетно и долго, поднося то воды, которой он не хотел, то бинтов и лекарств, которые были ему не нужны — слишком горячая кровь, чтобы оказаться доступной для инфекций.
Наконец Мастер Войны медленно пошевельнулся.
— Вы так и сидели тут всю ночь?
Он привык, что его страшились, но теперь не хотел этого. Впрочем, женщина и не боялась. Ее дыхание было ровным, движения — мягкими и спокойными.
— Сидела. — Она разогнула спину, прижала ладони к глазам, отерла их. — Щупала вас… Жар же. Не унимается. Наверное, придется в город ехать, в больницу…
Его губы чуть дрогнули — не улыбка, так. Нечему улыбаться. Она его «щупала». Его, Мастера Войны. Воплощенную смерть. Каждые полчаса. Он выбил у нее нож тогда, а мог бы вырвать горло. Не он сам — его тело, безупречно отточенное для того, чтобы убивать.
Знала ли, как она рисковала?
Он посмотрел на нее.
Знала.
Что-то было неладно.
— Хотите вина, Мастер? — вдруг спросила она. — Вы много крови потеряли, вам надо бы.
— Не хочу, — ответил он. — Но стану пить.
Вино не делало его хмельным, вкуса он почти не чувствовал, что проку? Но спасительница принесла бутылку, бокалы. Налила. Живой огонь играл в очаге, хороший, мирный огонь, он жил там, заставляя темень подрагивать. Обессиленная плоть Мастера Войны подрагивать перестала. Жизнь осталась в нем — для нового боя.
Он приподнялся на локтях. Она подала бокал. Он взял и прислушался к ощущениям: повязка лежала как влитая; белая поперек темно-синей ткани одежд.
Он глянул на руки женщины.
— Вы же не воин. И не лекарь.
Она улыбнулась:
— Нет, что вы. Обычная домохозяйка.
— Хозяйка?
На его родине главенствовали матери, главенствовали так, как нигде более в обозримых просторах галактики, и он был удивлен. Оказалось — не так понял.
— Нет, — улыбнулась она. — Просто… занимаюсь домом. Своим домом. Выпьем?
Они выпили.
— Ваш дом… — проговорил он. — Это мужчина, дети…
Она опустила глаза.
— Нет. Это я одна. Мужчины нет давно. Дети… Были. Дети умерли. Остался всего один, но он далеко, далеко от меня. Вырос. Стал чужим.
— Выражаю вам сочувствие, — сказал Мастер Войны.
Это были слова. Ибо он, первейший от Черных Линий, был бесчувствен не только на поле боя, но и на ложе любви. Зачать от него было невозможно, да и какая из женщин избрала бы его, зная, что может родить наследника смерти, которому не изведать сладости жизни.
— Не стоит, — сказала женщина. — Не стоит. Я очень хочу снова детей. Очень хочу… У вас есть?
— Мне не нужно, — хрипнул он, отводя взгляд.
— Почему? — Она снова пригубила вина.
— Они не унаследуют ничего хорошего. У меня нет даже имени. Я Мастер Войны. Я создан для смерти. Нести ее. Мои реакции стократ превышают человеческие, но взамен отдано слишком многое. Подобные мне не чувствуют ничего. Мы — орудие, оружие. Я — таков.
Она поставила бокал на стол, налила еще. Потянулась с бутылкой к нему, налила тоже.
— Вы жестоки к себе.
— Жизнь такова. Но это данность, ее не преодолеть, надо только не усугубить. Если я размножусь — это усугубит.
— Почему? Вы… красивый.
Он промолчал; она продолжила:
— И если подумать, вы идеальный. Не чувствуете боли. Эмоций… лишних, ненужных. Это помогает побеждать, очень помогает. Жить без сантиментов, без всего… мешающегося. Знаете, сколько людей не желали бы иметь этих… слабостей? А у вас это данность. Я, например, очень завидую вам. Я завидую.
— Что вы такое говорите? — медленно произнес Мастер Войны. — Безумие. Считать это благом — безумие… Это проклятье. Это рок мой. Желать такого… У вас есть слово — грех.
Она посмотрела внимательно, пристально.
— А я и есть — грех.
Он пришел в себя от неестественной, кромешной тишины.
Он, Мастер Войны.
Далее было еще хуже: он захотел двинуться и не смог.
И он не видел ничего — сплошная чернь пустоты. Вдобавок — никакого звука. Никакого отклика от его собственной плоти.
Подобного не было с ним никогда. Это была какая-то неслыханная, новая война. Новая беда.
Он выровнял дыхание и стал ждать.
Вспыхнул свет, и он почувствовал, как его вздергивает и возносит неведомая доселе мощь — вертикально вверх, вниз головой.
Мастер Войны находился в рулевой рубке своего истребителя. И он был связан, буквально спеленат некой клейкой субстанцией с головы до пят. Почувствовав несвободу, напряг мышцы, повел плечами. Обычно этого оказывалось довольно, чтобы найти слабое звено даже в пайке пластиковых наручников, но… То, чем он был пленен, оказалось куда менее покорно. Растянулось и облепило снова, еще плотнее.
Послышался легкий шум, и Мастер Войны с усилием повернул голову; волосы влипли в это клейкое, и движение далось с трудом.
То, что увидел далее, заставило его содрогнуться.
Его, Мастера Войны.
Перед ним стояла его спасительница, женщина человеческой расы, известной ему, женщина с Земли: миловидное округлое лицо, темные глаза, короткие волосы. Но теперь она была женщиной лишь наполовину. Деформировалась в массивное сферическое тело неведомой твари, опирающееся на восемь многочленистых ног, которые были покрыты омерзительным на вид глянцевым ворсом. Каждая из конечностей завершалась острейшим когтем, при ходьбе издававшим сухой цокот. В воздухе разливался еле слышный тленный запах: ворсинки на паучьем теле, вся суть отвратительного существа выделяла яд.
Подле Мастера Войны был так же подвешен его слуга Баттерфли, спеленатый множеством мотков белесой нити в плотный кокон. Вверх ногами, как туша на мясном крюке.
Женщина питалась. Проделав в оболочке аккуратный разрез на уровне брюшины пленника, она приникла к нему лицом и издавала сочные звуки насыщения. Баттерфли был недвижен. Баттерфли был мертв.
Услышав, что Мастер Войны очнулся, женщина повернулась к нему. Людская личина опадала с нее клоками, и в нижней половине лица прорезались мощные серпы жвал. С них стекали тягучие капли багряного месива.
— Я думаю, пора раскрыть карты, — глуховатым голосом проговорило чудовище, артикулируя хитиновыми челюстями. — Я спасла тебя. Я назову тебе свое имя, Мастер Войны. Я — Цемра, Темнейшая, Королева Хаоса.
Инопланетянин вздрогнул, дернулся: еще один шанс! Но пеленгатора, вживленного в его плоть с тех самых пор, как он был признан достойным держать оружие, больше не было.
— Здравствуйте.
Так начинался еще один день. Какой по счету, Мастер Войны не мог сказать. Ранение, плен, паучий яд истощили не только его плоть, но и рассудок; время окуталось мутью. Паучиха находила какую-то особую прелесть в том, чтобы держать его подвешенным вниз головой. Она подходила близко, и ее внимательные фасетки оказывались как раз на уровне его лица — единственного открытого места на теле.
— Зд… Сд-д-дохни… — выдохнул он.
Цемра рассмеялась. На смех это было не слишком похоже: частые короткие выдохи, сопровождаемые потиранием жвал. Но — рассмеялась, да.
— Ну что же вы, Мастер, так невежливы? О нет, умирать я вовсе не собираюсь. Я собираюсь жить и преумножаться. С вашей, господин Мастер Войны, помощью. Жаль, конечно, что вы сразу не распознали во мне ни угрозы, ни выгоды. Неудивительно — вы нелюдь.
— Сами вы… — скрипнул зубами пленник, но очередное проклятие вызвало лишь очередную усмешку.
— Я? Да. Моя природа действительно несравнима с природой смертных. Я была создана из первородной Тьмы, окружающей Эалу. Эала, так зовется мир людей и прочих забавных существ… не ваш, он рядом, но недоступен вам, хотя и раскинут под теми же звездами. Так вот, в некоторых складках Эалы таких, как я, называют демонами. Пускай так. Я предпочитаю никак не характеризовать себя, мне достаточно моего имени. Цемра. Послушайте, а вас как зовут?
— Я Мастер Войны.
— Это же, как я понимаю, должность? Вроде главнокомандующего? А имя собственное? У вас что же, его так и нет?
— Я говорил вам уже. Это не имя и не должность. Это суть моя, — ответил он, прожигая паучиху взглядом. Глаза были красны от полопавшихся сосудов, зрение мутилось от яда. Плохо. Плохо.
— Пусть так. — Цемра переступила на ножках, перецокнув коготками. — Не важно. Просто знайте, Мастер. Это я сделала так, чтобы эти ваши… ящеры сбили вас именно тут. Я сделала так, что ваша… капсула взорвалась и нанесла вам ранение — не смертельное, но максимально ослабившее. Я приняла людской облик, чтобы прийти к вам на помощь. И я так легко пленила вас. Потому что вы уникальны. Ваш геном не сравним ни с чем, известным мне, а я много бродила по драконьим тропам, пробивающим складки пространства. Я уже признавалась, как восхищаюсь вами. Мастер Войны, лучший воин своей расы, рожденный за далекими звездами… Абсолютно бесчувственное к боли и никчемным страстям тело, холодный рассудок и исключительная боевая мощь. И теперь я желаю, чтобы вы разделили со мной торжество сотворения новой расы…
— Восхищаетесь? Считаете, что мои искаженные нейронные связи — это достоинство? — с жесткой насмешкой спросил он. — Я не чувствую боли, да, но мне несвойственно и то, что связано с продолжением рода. Моя плоть безупречна, но она холодна. Мужчины от Черных Линий не могут размножаться. И сейчас я единственный раз в своей перекошенной жизни рад тому, что вы не наплодите чудовищ с паучьими щупальцами и моими ускоренными нейронами. Ваша затея отвратительна, и вы безумны, если считаете, что по доброй воле я стану вашим союзником.
Цемра молча смотрела на своего пленника. Он был упорен в своей ереси и никак не желал понимать то, что она говорила ему. Что она обещала. Что она была готова сделать — для него. Она!
— Что ж, — сказала после паузы. — Вероятно, мне следует иначе построить разговор. Следовало еще ранее. Прошу, Мастер Войны. Я покажу вам прекрасный новый мир…
Ранее, чем он успел что-либо ответить, рывок магии сдернул его с места, освобождая от паутинной склейки.
Теперь они оказались на высоте нескольких десятков этажей над простертым огненным месивом ночного города. Просторный этаж огромного офисного здания-недостройки. Мегаполис внизу бесновался и кипел, мегаполис жил…
Непривычно твердый бетонный пол ударил в ноги, но нейроны, на которые так рассчитывала паучиха, и впрямь оказались идеальны. Мастер Войны не упал и даже не пошатнулся — встал как вкопанный. Белые глаза с вертикальными зрачками полыхнули на неподвижном фарфоровом лице. Драпировки темных одежд окутывали тело, тонкое и вострое, будто лезвие. Безупречный воин иного мира — он стоял против нее, как плеть против обуха.
Едва почувствовав твердое под ногами, он прыгнул на нее. Она не различила во взметнувшихся полотнах, но занесенный локоть целился туда, где были собраны внимательные фасетки глаз — ослепить, ошеломить. Не различила деталей, но узнала — смерть. Разумеется, она не могла позволить ему сделать это. Магический удар чудовищной силы отбросил Мастера к противоположной стене. Хлопнули полотна, верткое тело крутнулось в воздухе, приземляясь ладонями-коленями в бетон.
— Вы на самом деле превосходный воин, вы лучший, — проговорила она, подходя ближе. — Но и я лучшая. Я высшее существо. И я вам объясню: этого помещения фактически не существует. Я сделала так. Нас никто не увидит и не услышит со стороны, никогда — это на случай, если вы вздумаете кричать. Стены же окутаны преградой, которую вы не увидите и, боюсь, даже не ощутите.
— Я слышу ее, — сказал он. Уже стоял на ногах, собранный, готовый еще к одному прыжку сколь угодно раз, пока не победит, готовый биться несмотря на пульсирующую в подреберье рану. — Она вибрирует, — поднял ладонь, провел по воздуху, не показывая пальцев из длинного рукава. — Она живет.
— Это я живу. Я. Все, что я делаю, является частью меня. Сначала я благополучно скрывала эту силу, прятала ее за беззащитную человеческую личину, и вы купились. Теперь вы видите меня во всем великолепии. И вы тоже можете, Мастер, стать частью этого великолепия. Быть отцом новой расы, действительно непобедимого народа, который поработит не только этот город — Москву… Но и все слои Эалы и запредельные миры иных звезд, вроде вашего.
Москва… Он покосился вниз. Нет воздушного транспорта, значит, юная цивилизация. Юная, но активно растущая — эфир полон радиочастот, интенсивных, наползающих друг на друга, наслаивающихся, — он слышал их.
— Многочисленный город, — сказал воин иного мира. — Я чувствую и через вашу преграду, насколько он велик.
— Вы умны, — мигнули фасетчатые глаза. — Вы очень умны, да. Большой город, население, думаю, скоро перевалит за пятнадцать миллионов. В обычной разовой дозе спермы навскидку сорок миллионов живых клеток. Предположим, потомство дадут не все… Но в любом случае здесь окажется вдоволь легкой и питательной добычи для нашего будущего потомства. И никто не сможет противостоять здоровому детскому голоду — в этом мире попросту нет достойных бойцов. Поэтому я и выбрала его для старта своего плана. Молодую, полную жизни складку Эалы… Здесь мы легко нарастим не только первое, но и второе, третье поколение выводка… я ведь тоже умна. Я — лучшая. Прошу вас, подумайте, не отказывайтесь так легко. Это будет высшая, высочайшая раса. Мы с вами станем управлять мирами, всеми без исключения мирами, понимаете? Разве не об этом мечтали вы, великий воин?
— Высшим счастьем для меня станет полное господство моей империи, да сияет вечно ее Белое Солнце.
— Вашей империи, — согласилась Королева Хаоса, — ваших детей.
Холодные глаза прищурились, рот дрогнул, показывая зубы, — недобрая гримаса.
— Это не одно и то же, — раздельно выговорил Мастер Войны.
Он никогда не сталкивался с магией и не мог выразить ее словами и даже принять в мыслях. А Цемра… Королева Хаоса сказала о себе правду — она не была сотворена материально. Она была выдохнута великим творцом еще до рождения многих миров. Она была — энергия, и эта энергия лишь примеряла на себя бренные оболочки плоти.
Паучиха ударила его магией — неожиданно, сильно и жестко. Он «видел» идущую на него волну удара, как «видел» красным маревом тень раскаленного клинка — не рассудком, но чем-то еще, чему не было названия в языках Земли.
Удар скомкал его, отбросил.
Мастер Войны поднялся немедленно. Он видел, как сделать: вот так, еще прыжок, локтем в глаза, коленом проломить хитин на брюхе — там, внизу он видимо мягче. Наколоться на отравленные волоски-шипы, да, пусть, но он успеет перервать ее плоть там, в сочленении головы и туловища.
Но это сделалось… не нужным?..
Чудовищный паук, обещавший ему мировое господство за такую нелепую и такую огромную, невозможную цену, исчез.
Перед ним стояла прекраснейшая из женщин его народа.
Он смотрел на нее снизу вверх — как смотрел бы каждый мужчина под его звездами. Перед ним стояла властительница, первая среди равных, непобедимая и предивная. Прекрасная. Выше его самого на голову, белоснежные волосы взбиты волнами над крутой линией лба, глаза беспросветно темны. Лицо не вылеплено — высечено: скулы, подбородок, нос с горбинкой, темные брови вразлет.
Уши. Изящные розовые уши.
Она подняла руку. Рукав открыл плоть: скатился по длинным пальцам с овальными лунками ногтей, по оплетенному сухими жилами легкокостному запястью. Чарующе, грациозно, маняще.
Он мучительно, долго выдохнул, Мастер Войны.
Его заливало; густая темная кровь текла по боку, по бедру, текла лениво и привольно. Урон делал плоть тонкой и почти прозрачной, не оставляя сил ни на что, кроме горения сердца в клети ребер. И сердце — горело, взмывая — вверх, туда, к ней…
Кончики ее пальцев были красны — так согласно ритуалу делали женщины на его далекой родине под холодными звездами…
Властительница подняла ладонь, неспешно обвела завитки ушной раковины. Ресницы опущены, губы подрагивают едва… Она вела пальцы по себе, размазывая краску. Так, как матерь ее и матерь матери исполняла, восходя на ложе к мужчине. Рассказывая без слова о важнейшем, что творилось между мужчиной и женщиной империи Йертайан.
Мастера Войны затрясло, жар в груди сделался нестерпим. Прекраснейшая из дев стояла перед ним и взывала: возьми меня, возьми, ты, воин! Да будь ты от самой Черной Линии под нашим Белым Солнцем и парой вечно соперничающих лун! Я буду превыше всего, я зажгу твою плоть…
Он протянул к ее лицу окровавленную ладонь, и она распахнула на себе одежды, обнажая грудь с торчащими сосками, щедро подведенными алым.
Возьми меня…
Он рухнул перед ней на колени. Длинные пальцы перебрали его волосы: озноб дернул по спине.
— Что же, Мастер Войны, — послышался ее голос, текущий сладко и медленно, как жизнь из раны в его боку. — Возляжешь ли ты со мной?
— Да, — выдохнул, обжигая дыханием. — Да. Я сделаю все для тебя. Ты будешь довольна.
Поднял на нее глаза — вертикальные зрачки расплылись, пожрали белесую радужку: страсть, страдание, слившиеся в эмоцию, затопившую его всего, как истекающая кровь.
— Будь же со мной как мужчина. Я желаю этого, — вышептала, глядя не в глаза — в душу, в бьющееся сердце.
Плечи опустились рывком, как у застреленного, черная прядь метнулась по земле.
— И я желаю этого настолько же, насколько и не могу. Это выше меня. Не могу…
Магия снова вырвала из него сознание.
Мастер Войны очнулся от того, что на его боку лежали руки. Знакомые теплые руки.
— Баттерфли. — Он едва шевельнул губами.
Клок челки, свисающий на лоб. Морщинки у прищуренных зеленых глаз, вечно поджатые сухие губы. Верный Баттерфли. Преданнейший из слуг. Безропотный, исполнительный.
— Вы же умерли, Баттерфли.
Заулыбался — острое, напряженное лицо кольнула светлая искра, чтобы тут же пропасть. Теплые руки на бесчувственной плоти.
— Лежите смирно, господин Мастер Войны, я перевяжу. Разошлось опять? Я нет, не умер.
Баттерфли захлопотал над раной; биопакет накрыл и принялся аккуратно и спешно латать края. Звездный воитель лежал и слушал себя, свое угасающее тело. Бетонный потолок над ним плыл и туманился.
И вдруг Баттерфли заплакал.
Заплакал по-детски, не стесняясь.
— Пожалуйста, пожалуйста! Господин Мастер Войны, сделайте так, как она сказала, пожалуйста! Вам не жаль себя, я знаю — пожалейте меня! Она… она обещала убивать меня вечно, если вы не согласитесь. А я… а я…
— Баттерфли, — проговорил звездный воитель, бессильно простираясь на бетонном полу. — Тут дело не в жалости, Баттерфли, хотя у меня обязательство перед вами, и я должен с честью нести его, защищая вас, пока вы служите мне. Но я не могу ничего изменить в себе. Таков мой удел, я от Черной Линии, и плоть моя не годится ни на что, кроме смерти. Я не создан любить, совсем не создан. Только убивать. Хотите, я убью вас сейчас, чтобы вы не страдали от гнева мерзкого создания…
— Выродок, — скрипнули паучьи челюсти.
Силуэт Баттерфли истаял. Перед Мастером Войны снова стояла Цемра, тянулась жвалами.
— Мерзкий выродок, почему все так? Почему ты непреклонен, а? Чего тебе еще нужно? Что тебя разжалобит? Что возбудит тебя? Ребенок? Старик? Животное?
— Животное — вы! — оскалился он; запахнул полу, выдрав из-под заостренных когтей. Приподнялся, отдаляясь, — паучиха переступила следом. — Сколько раз еще и как сказать? Я — не желаю! И я — не могу!
— Ты должен!
Фасетки глаз загорелись лютым огнем.
— Период, когда я фертильна, случается раз в тридцать тысяч лет и длится один лунный цикл. Сейчас этот цикл на исходе, ублюдок, ты понимаешь это? Ты понимаешь, что такое — мечты, утраченные еще на тридцать тысяч лет? Я зачинала много раз от многих отцов — и всякий раз находился какой-нибудь умник, который выкорчевывал мое потомство. И вот я нашла лучшего! И он — ты! — артачится! Брезгует! Мной! Мерзкая инопланетная бесчувственная… жаба! Тебе что, трудно? Тебе трудно? Когда еще лучшая из лучших, сотворенная от дыхания самой первородной тьмы, будет упрашивать тебя стать отцом ее непобедимого воинства? Ты что, не понимаешь, от чего ты отказываешься? Урод! Выродок! Глупец! Извращенец! Так я возьму сама, раз ты таков. И ты горько пожалеешь об этом, Мастер Войны!
Он снова не смог избегнуть сокрушительного удара магии. Магия, невиданная доселе мощь невидимого противника, которого он не знал, как побеждать. Он ощутил только дрожь ярости, охватившей Цемру, — паукообразный демон был взбешен и выплеснул из себя огромный заряд сил. Этот заряд припечатал Мастера Войны к бетону, и не было возможности ни скрыться, ни сопротивляться гневу алчной паучихи. Перецокнули членистые лапки, и пара когтей воткнулась в его плоть над лобком — выискивая, орудуя, перебирая.
Это превысило меру, которую мог вынести Мастер Войны, и Эала над ним померкла.
