В следующий миг из шкафа высунулась головка девушки.

О боже!.. Юрий и Катя, забыв об осторожности, разом выдохнули:

– Полина?..

Да, это была она! Хоть и странновато выглядевшая, с безвкусно накрашенными губами, с размалеванным лицом, с перекрашенными и завитыми волосами, – но она.

Вид у девушки был виноватый.

– Говорить можно свободно, – сразу затараторила она, – я хорошо все проверила, у меня специальный приборчик есть, – и показала какую-то коробочку. – Полезла в шкаф, тоже проверить, а тут – вы… – И добавила угрюмо: – Вам же было не до меня, вот я и решила: уж лучше я тут, в шкафу, пересижу… Дядя Юрочка, тетя Катенька, вы ведь не сердитесь?..

И наряд на Полине был какой-то вызывающий, но при этом выглядела она настолько жалко, что Юрий не смог удержаться от улыбки:

– Ладно, проехали… – сказал он. – А покуда полезай-ка обратно в шкаф да дверцу хорошенько прикрой, мы оденемся. Чур, не подглядывать!

– Ага! Конечно!.. – Девушка исчезла в шкафу, и дверца плотно закрылась. Сидела там, кажется даже не дыша, пока Юрий наконец не разрешил:

– Все, можешь вылезать, Мата Хари.

Лишь когда перешли месте с ней в гостиную, Катя сказала:

– Ну, теперь рассказывай, дитя-злодей.

Полина огрызнулась (без того она не могла):

– Никакой я не злодей! А если вам злодеи нужны, то… – И выпалила: – Он уже здесь, в Варшаве!

– Кто?

Полина, понизив голос, произнесла:

– Слепень! Ну, Слепченко! Он, гадина, уже несколько дней как тут!..

Да, новость была не из приятных…

Дальше девушка рассказала, что Слепня перевели в Варшаву из Витебска, и генерал Николаев узнал об этом только неделю назад. Необходимо было Катю и Юрия срочно предупредить. Генерал вспомнил, что она, Полина, единственный оставшийся в живых человек, который хотя бы по каким-то чертам мог опознать Слепня, и решился, кажется, даже ни с кем не согласовав, забросить ее сюда, тем более что она немного говорила по-немецки и отлично знала польский язык.

– Это еще откуда? – удивилась Катя.

Оказывается, их, «невидимок», готовили к заброске в Польшу еще в тридцать девятом году, но не забросили, потому что тогда все и без «невидимок» в один день решилось. И она «пропшекала» по-польски какую-то длинную тираду, из которой ни Катя, ни Юрий не поняли почти ничего.

– Так-то! – заявила Полина победоносно. – Думали, вы тут одни – полиглоты? Вы бы видели, как нас, «невидимок», учили! Не то что вас ваши бонны. У нас чуть что не так – сразу в зубы или в ледяной карцер на пару-тройку дней, так что мы быстро осваивали.

Катя поинтересовалась:

– А забрасывали тебя сейчас как?

На что Полина только фыркнула:

– Великая проблема! Я же «невидимка», забыли? – И добавила: – Не волнуйтесь, я даже легализовалась. Не хуже, между прочем, чем вы, может, и получше даже. – Не без гордости пояснила: – Я теперь – пани курва.

Да, ее вид и наряд вполне соответствовали…

– О боже! – всплеснула руками Катя, на миг превращаясь в леди Сазерленд. – С кем мы связались!.. У тебя что же, уже и клиенты имеются?

– А как же без клиентов? – подыграла ей Полина. – На какие шиши тогда жить?.. Правда, у меня пока только один клиент – зато постоянный. Платит, увы, оккупационными марками, зато однолюб! Как увидел меня – так сразу по уши и втюрился. Обер-фельдфебель Вилли Куц! Кавалер Железного креста, прибыл с Восточного фронта для излечения.

– Где ж ты такого однолюба нашла? – спросила Катя. И вдруг догадалась: – Да неужели же?..

– Да, Викентий, – кивнула Полина, – а кто ж еще? Я девушка приличная, стала бы я с кем ни попадя путаться!

– О чем там Николаев думал?! – ужаснулся Васильцев. – У Викентия немецкий язык на уровне нашего седьмого класса!

– Ну, я его за пару дней немного поднатаскала…

– Тоже – в холодный карцер? Или по зубам?

– Да нет, так, чуть-чуть… Ему, в общем, говорить и без надобности, только мал мала понимать. Он же у меня, бедняжка, почти совсем онемел после контузии, о чем и справка со всеми печатями из госпиталя есть. Только мычать и может, бедненький. А если что и сказанет – так он же у меня фолькс-дойче, родом с Поволжья, они там по-немецки говорят, как наш Афанасий Хведорук по-русски. В общем, тут никаких проблем.

Васильцев буркнул:

– Все-то у вас «никаких проблем»! Детвора!.. – Тут же, однако, понял, что не справедлив: по части конспирации Полина, подготовленная «невидимка», могла дать фору и ему, и Кате. Поэтому он тут же сменил тон и спросил уже более миролюбиво: – А остановились-то где?

– Тут, недалеко. У меня квартирка небольшая на улице Огиньского. – И вздохнула весьма убедительно: – Осталась в наследство от матушки моей, пани Ванды Броневской… Всю жизнь, бедная, занималась таким же ремеслом и вот скопила по грошику для единственной доченьки своей, для меня, для Броневской Моники… Папеньки-то своего я вообще не знаю… – Девушка даже слезу пустила вполне убедительно.

– Ладно, – кивнул Юрий, – ну а сюда-то, в гостиницу, ты как проскочила? Это отель для избранных, сюда не пускают таких.

– Еще бы! Куда уж нам, эдаким!.. – Она хитро посмотрела на Катю. – Но у меня ключик был. Я же по вызову самой миссис Сазерленд.

Катя нахмурилась:

– Ты с ума сошла! Чего это ради мне тебя сюда вызывать?

– А того и ради! У богатеньких свои причуды. Вы решили сделать месье графу сюрприз. Слыхали про любовь втроем? Называется… – Полина старательно выговорила по слогам непростое слово: – Промискуитет.

Юрий подумал: интересно, в школе «невидимок» научили ее этой гадости или генерал Николаев расстарался?

– Боже!.. – вздохнула Катя. – И ты посмела сказать это портье? Завтра же вся Варшава узнает!.. Да, опускаюсь все ниже… – И трагикомично воскликнула: – О, мой бедный супруг лорд Сазерленд!

– Ну, это уж и мы, и он как-нибудь переживем, – усмехнулся Юрий, – а вот что́ будет, если какие-нибудь подружки этой Моники… или как там у вас это называется?.. Если они случайно увидят тебя – что тогда?

– Зачем же «случайно»? – пожала плечами Полина. – Я на днях сама со всеми своими курвами-подружками переобнималась, шнапсика вместе дерябнули, о жизни поплакались… Настоящая-то Моника Броневска еще в тридцать девятом дунула в СССР, думала, там будет лучше, чем под немцем… В общем, генерал Николаев нашел ее где-то в наших лагерях, дал нам хорошенько пообщаться, так что я все ее секреты знаю, и про нее саму, и про подружек ее варшавских. Кстати, мы с этой Моникой здорово похожи, а за такое время она, Моника, сильно измениться могла. Да и на всех наших столько всегда всякой косметики, что и не доковыряешься до настоящего лица. – Она усмехнулась: – Чи вжисткие пытание одповьедзаелем, пана храбиего?

«Пан храбиа» вынужден был признать, что, несмотря на столь сжатый срок, генералу Николаеву удалось подготовить все наилучшим образом. Дальше Полина поведала еще кое-какую информацию, которую Николаев неведомыми путями добыл уже после заброски Кати и Юрия.

Итак, Слепня перевели из Витебска в Варшаву, чтобы он и в здешней школе абвера наладил свой страшный инкубатор по выведению «невидимок». Детишки для этих целей уже набраны, однако сам Слепень еще не начал работу с ними, так как получил некое временное задание, тоже особой важности, которое должен выполнить тут, в Варшаве; о сути же этого задания генералу Николаеву ничего не было известно.

И еще одно. Тот «источник», который предлагал сдать всех выпускников разведшколы абвера, копии необходимых документов уже сделал, однако внезапно был переведен в штаб группы армий «Юг», где добыл информацию несравнимо большей важности, уже стратегического значения, о передислокации войск в связи с готовящейся летней кампанией, и готов ее также передать. В Варшаву он все-таки прибудет, но пока в точности неизвестно, когда именно, так что в ожидании его придется пробыть здесь в течение неопределенного времени. Связь прежняя: тот же ресторан, тот же журнал «The Nature» и тот же пароль. Все это Полина, выучив, видимо, наизусть, выпалила одним духом – память у нее была все-таки отменная!

Все было понятно, кроме одного: как вычислить Слепня? Нет, даже не столько это, сколько не допустить, чтобы, наоборот, Слепень вычислил их. Варшава, конечно, город большой, но они с Катей были здесь персонами куда более приметными, чем Слепень, наверняка живущий под другим именем: как-никак граф и британская леди, про них уже, наверно, по всей Варшаве прошел слушок.

– Ты Слепня узнаешь, если увидишь? – спросил Васильцев Полину.

– Не знаю… Не уверена… Я же говорила: вблизи я его – только по ночам…

– Да, да… Ну а он тебя узнает?

– Трудно сказать. Вообще-то я сейчас сама себя едва узнаю в зеркале.

«Эх, – подумал Юрий, – сюда бы сейчас Афанасия! Уж он-то вмиг бы просек этого Слепня, просто по шевелению мыслей… Несбыточные мечты…»

Вдруг Полина, смотревшая сейчас через его плечо, прыснула со смеху.

– Та чого мене шукати? Ось він я, тут, – услышал Юрий позади себя знакомый бас.

Спрашивать, как Афанасий материализовался здесь, было бессмысленно. Ясное дело: «просочився». И надо надеяться, «просочився», никем не замеченный, а то любовь вчетвером, да еще с таким чудищем, это даже для морального разложенца графа был бы уж вовсе перебор.

Как всегда при виде Афанасия, Катя не смогла сдержать смех.

Да, видок у него был тот еще! Правда, на сей раз он изменил своему обычному облачению, состоявшему из больничного халата, подштанников и ватного треуха. Сейчас он был одет в какое-то пальто, из которого местами торчала клочьями вата, обшарпанные брюки и помятый картуз, но сидело все это на нем так нелепо, что, пожалуй, лучше бы уж он – в тех своих подштанниках.

– Ты знала? – спросил Юрий Полину.

Сквозь смех она помотала головой:

– Нет, дядя Юрочка, не знала… Но догадывалась. Николай Николаевич говорил, что будет еще один сюрприз. Сказал: чтобы вам тут скучно не было. Ну, я сразу и подумала про этот сюрприз.

– Який ще сюрприз? – пробурчал Афанасий. – Гвардии рядовий у видставци Хведорук прибув для выполнения завдання Родины! – и взял под козырек своего картуза.

Юрий прищурился:

– А ты хоть знаешь, в чем оно состоит, «завданне» твое?

– Так точно, товариш резидент! – все еще держа «под козырек», отрапортовал Афанасий. – Як сказав товариш енерал-майор, моє завдання – учути якогось Гедзя. И чую – десь він, близько.

– А по-польски ты понимаешь?

– Як не розуміти? Велика справа!.. А що?

– А то. За обнищавшего польского пана ты вполне сойдешь; вот и будешь бродить по городу, Слепня искать.

От этого задания, однако, Афанасий отказался наотрез, объяснив это тем, что-де «немає мочи» рожи фашистские «бачити», сразу начинает тошнить, так что некрасиво может получиться. Юрий знал истинную причину его отказа: несмотря на свои внушительные габариты, был Афанасий по природе своей изрядно трусоват, и однажды, было дело, даже дезертировал в самую опасную минуту.

Что ж, нельзя от человека требовать больше того, на что он способен. Юрий махнул рукой:

– Ладно… Но когда будет необходимость, я все равно тебя вытащу, так что все-таки будь готов.

– Усигда готов, – без особого энтузиазма снова козырнул Афанасий. – Служу Совэцку Союзю.

Катя спросила с некоторой тоской:

– Здесь, у нас, останешься?

– Вот еще! – ответила за него Полина. – Пойдет к нам, нечего людям поганить медовый месяц.

– А у вас з Викентем? – спросил он.

Она вздохнула:

– Нам с Викентием до медового месяца еще далеко. Вот со Слепнем расправимся – тогда, может, и будет он, медовый… Короче, сейчас с тобой пойдем. Тут недалеко, но придется тебе все же минут пять посмотреть на фашистские рожи, уж постарайся, чтоб не стошнило.

В ответ Афанасий пообещал, что при виде этих рож он будет отворачиваться. А чтобы уж точно не стошнило…

– «Било-розового» тут нэма? – спросил он и пояснил, что от этого портвейна у него «відразу нудота проходіт» и чутье обостряется. Уж после «Било-розового» Слепень, мол, от него точно не уйдет.

Юрий развел руками:

– Увы, чего нет, того нет. Разве что могу мартини заказать в номер.

– Ну, нэма так нэма, – грустно вздохнул Афанасий. Потом с подозрением спросил: – А ця твоя мартіня – часом нэ шаммпанське?

– Нет, – покачал головой Юрий, – «з вогнегасников» таких гостей не угощаем. Мартини – это такой вермут.

– Дорогою, мабуть?

– Не волнуйся, у нас хватит. Для дорогих друзей ничего не жалко.

Афанасий какое-то время колебался, потом сказал:

– По мені, «Било-розовый» краще. Але якщо немає… Гаразд, хай буде твоя мартіня!

Юрий позвонил по внутреннему телефону и заказал в номер бутылку мартини и закуску. Хотел было попросить Афанасия на время скрыться в спальне, но, когда поднял глаза, того в гостиной уже не было, он оставил после себя только густой запах псины.

– Ого! – увидев вошедшего официанта с подносом, на котором, кроме большой бутылки мартини, располагалась всякая деликатесная снедь, воскликнула «пани курва» Моника Броневска. – Остатни раз ядвам тылко… – Она вовремя осеклась, поскольку в последний (а возможно, и единственный в жизни) раз она могла видеть такое роскошество только в Москве, когда все это было доставлено по звонку генерала ГРУ.

Без барских затей она тут же потянулась прямо рукой за кружочком салями и тут же стала жевать. Это было вполне в образе молодой «пани курвы», не приученной к обременительным манерам.

Официант лишь скромно улыбнулся. К запаху в гостиной миссис Сазерленд он, впрочем, явно принюхивался. Возможно, при этом подумал – не питают ли господин граф и миледи, помимо пристрастия к любви втроем, еще и пристрастие к зверюшкам? Для постояльцев сей гостиницы это явно было что-то новенькое. Однако это был хорошо вышколенный официант, и, кроме раздувания ноздрей, он больше не выказал никаких признаков своего любопытства к странным причудам богатых извращенцев.

Лишь только он ушел, Афанасий каким-то образом снова возник в гостиной. Для Юрия всегда так и оставалось загадкой – то ли он умеет передвигаться совершенно неслышно, то ли появляется каким-то иным, менее материалистическим путем.

– Це і є ваша мартиня? – поморщившись, спросил Афанасий. – Ну, звиняйте…

С этими словами взял бутылку, открыл ее щелчком пальца и, закинув голову, с громким бульканьем перекачал ее содержимое в свое нутро. Юрий и Катя смотрели на него с любовью: и сотворила же природа такое восьмое чудо света!

Отставив пустую бутылку, Афанасий из всех яств взял только маслину, обнюхал ее, слегка надкусил, поморщился и, украдкой помянув «лайно», положил ее на место. Зато Полина с удовольствием уплетала все за обе щеки – даже стоическим «невидимкам» не чуждо было все человеческое.

Афанасий вроде бы даже не был пьян, он запросто потреблял и не такие количества, но глаза его вдруг замерли, и, словно прислушиваясь к чему-то, он произнес:

– Чую…

– Что, что ты чуешь, Афоня, голубчик? – спросила Катя.

– Він тут, близько…

– Да кто же, кто?!

– Вiн… Гедзь… Гедьзенко…

– Слепченко, что ли?

Афанасий кивнул:

– Вiн… – и по небритым щекам его потекли слезы. – Він мене не пошкодує, уб’є…

– Не убьет, не бойся, Афоня, – пообещала Полина, – ведь я ж с тобой, – хотя было видно, что при упоминании Слепня ей тоже стало не по себе. – Со мной тебя никто не убьет, – гладя его по картузу, приговаривала она, – успокойся, Афонечка, ты же меня знаешь!

– Як не знати, товариш нэвидимка… А тильки він все одно уб’є, Гедзь поганий…

– Не бойся, не «уб’є», я ему не дам! Заладил, тоже: «уб’є» да «уб’є»! Ничего не «уб’є»! Что ж я тебя одного оставлю, Афоня? Сейчас пойдем ко мне, ляжешь, немножко поспишь, успокоишься. А что выпил немного – так это пройдет. Пойдем-ка, пойдем, Афонечка.

– Только ты, Афоня, постарайся выйти так, чтобы тебя никто не видел, – вставила Катя.

– Не бійтеся, ніхто не побачить. Сам товариш старшой майор Миколаив…

– Теперь он генерал-майор, – подсказал Юрий.

– Знаю, що енерал-хренерал, а, по мені, «старшой» звучить краще… Як він мене називав?

– Ну как?

– Юникум! – важно произнес Афанасий и даже поднял при этом палец кверху.

– Конечно, ты и есть уникум, – подтвердила Катя.

– То-то, – кивнул Афанасий. – Отже не бійтеся, не побачить ніхто… – И опять погрустнел: – Він мене зараз уб’є, і залишуся я лежати в чужій землі.

– Не останешься, не горюй, – пообещал Васильцев, – даю слово, я тебя похороню где скажешь. Если, конечно, тебя еще переживу, ты у нас вон какой крепкий!.. Где бы хотел лежать?

– На рідному Херсоні…

– Вот и будешь лежать у себя «на рідному Херсоні».

– Як? Коли він тут мене уб’є, Гедзь бубновый!

Последних слов, про «бубнового Гедзя», Юрий не понял и спрашивать не стал, о чем позже пришлось пожалеть.

– Ну это мы еще поглядим, – сказал он.

– Дивися, дивися… А лише він мене уб’є, все одно уб’є… – и с этими словами Афанасий двинулся к двери.

– Жди меня у входа! – крикнула Полина ему вслед.

Афанасий кивнул и повторил:

– Уб’є…

Открывалась дверь или нет – Юрий этого как-то не заметил, просто Афанасий вдруг исчез, и все. Дематериализовался.

– Дядя Юрочка, тетя Катенька, а можно я возьму немного вкусненького для своего контуженого обер-фельдфебеля? – спросила Полина.

Катя сказала:

– Забирай все.

– Живем! – Полина радостно завернула все вкусности и выпорхнула за дверь.

Юрий и Катя молчали. Зависшая в гостиной тишина казалась зловещей. Было ощущение, что в воздухе все еще висит это самое «уб’є».