Глава 6
День клонился к вечеру. Холодное зимнее солнце выглянуло из-за плотной завесы туч и тут же спряталось обратно. Голубоватый снег сочно хрустел под ногами. На Лондон вот-вот должны были опуститься сумерки.
Покинув заброшенный дом, Доктор и Клара вернулись к реке. Если бы в этот момент кто-нибудь из них обернулся, то заметил бы огромную снежинку, танцующую в воздухе по прихоти студеного ветра. А приглядись они к ней повнимательней, то обнаружили бы, что это не снежинка, а маленькая бумажная птичка. Крохотные треугольные крылья ритмично ударяли по воздуху, однако в этом движении не было ни тени случайности. Некоторое время фигурка висела в воздухе, затем завернула за угол и понеслась по соседней улице, ярко белея в серых лондонских сумерках.
Там ее уже поджидали мужчина и женщина. Мужчина был одет в черное пальто и опирался на эбонитовую трость с серебряным набалдашником. Фигуру женщины скрывал длинный красный плащ. Капюшон был поднят, однако, заметив приближение птицы, она вскинула голову, и бледный солнечный свет выхватил из теней юные и весьма миловидные черты. Птичка снова замерла в воздухе, и женщина вытянула руку, отчего красный шелк заструился подобно водопаду крови.
Фигурка опустилась на раскрытую ладонь, но бумажные крылышки продолжали вздрагивать.
– Здравствуй, дружок, – прошептала Силуэт. – Что ты нам принес?
Треугольные крылья замерли, и птичка, словно утратив равновесие, завалилась набок – бездвижная и безжизненная. Просто кусок бумаги.
– Можно? – спросил Милтон, нетерпеливо протягивая руку.
Силуэт принялась разворачивать крылья, затем головку и тельце – пока фигурка не утратила форму и снова не превратилась в квадрат бумаги. Бегло его изучив, девушка улыбнулась и передала лист Милтону.
Одна его сторона, в сложенном виде скрытая от посторонних взглядов, была испещрена витиеватой вязью слов. Почерк явно принадлежал женщине, однако читался безо всякого труда.
Она: Опять оригами! Это неслучайно.
Он: Неслучайно. Она здесь недавно. Даже не запылилась. Но сомневаюсь, что наш мистер Милтон наведался сюда, только чтобы ее оставить.
Она: Интересно, что он задумал? Что-то, для чего требуется энергия, да? Я имею в виду ту продвинутую энергию, всплеск которой мы засекли.
Он: Что бы он ни задумал, это не к добру. Человек убит. Ни в жизни не поверю, что это совпадение. Особенно теперь.
Она: Думаешь, Милтон замешан в преступлении?
Он: В преступлении или нет, а замешан точно. И я предпочел бы это выяснить, прежде чем раскрыть собственные карты. Чем меньше он о нас знает, тем лучше.
Она: И что теперь? Мы даже не видели, куда он ушел.
Дочитав, Милтон кивнул и улыбнулся.
– Хорошая работа, Силуэт.
– Полезны ли эти сведения?
– Весьма.
– А я говорила, что в этой парочке есть что-то странное. Странное и опасное.
– И твоя интуиция, как всегда, не подвела. Двойнику они тоже показались подозрительными. Что ж, теперь мы знаем наверняка. Этот Доктор – не более викторианец, чем я, – внезапно Милтон скомкал бумагу и зашвырнул ее в снег. – Нужно разобраться с ним и его друзьями.
– Но что привело их на ярмарку? – задумчиво спросила Силуэт.
– «Человек убит», – процитировал Милтон. – Думаю, они о Хепворте.
– Он успел рассказать об увиденном?
– Вряд ли. Иначе бы они уже знали, кто ты, и тут не ошивались.
– Значит, они блуждают во мраке.
– Да. Но и блуждая во мраке, можно запнуться обо что-нибудь важное. С ними нужно разобраться, Силуэт. И как можно скорее. Поговори с Двойником.
Они неспешно двинулись вдоль по улице. Комок бумаги остался лежать на дороге у них за спиной, чуть заметно подрагивая на холодном зимнем ветру. Постепенно сырость проникла в его непрочную сердцевину, чернила расплылись и мелкими каплями начали сочиться на белый снег, словно кровь из открытой раны.
На Лондон сизым покрывалом опустились сумерки. Вдоль набережной зажглись газовые фонари. Их бледное сияние медленно растекалось по городу, создавая призрачный ореол вокруг Зимней ярмарки. Рассеянный свет скользил по льду реки, не в силах проникнуть в ее черные глубины, из-за чего вся картина производила загадочное и гнетущее впечатление.
– А я думала, что фонари зажигают фонарщики, – сказала Клара.
– Уже нет, – покачал головой Доктор. – В старые времена так и было, но теперь система давно автоматизирована. Они вообще смышленые, эти викторианцы. Чего только не изобрели! Даже самолет.
– Ну нет, – возразила Клара. Уж это она знала наверняка. – Самолет изобрели братья Райт. Первый полет состоялся в американской долине Китти-Хоук.
– Просто у них были хорошие пиарщики. Все помнят братьев Райт! Хотя на самом деле они первыми провели полет под открытым небом, только и всего.
– Под открытым небом?
– Викторианцы освоили самолет задолго до них, но летали только в закрытых ангарах. Знаешь, в качестве развлечения. Аттракциона. Им даже в голову не приходило, что из этой забавы может выйти толк.
– И братья Райт просто присвоили себе всю славу?
– Британцы – гордый народ и не любят портить другим праздник. Между прочим, они изобрели компьютер еще во Вторую мировую! А потом несколько десятилетий молчали. Бьюсь об заклад, ребятишки в твоем классе тоже с удовольствием уступят другу честь первооткрывателя. Вот я, например, истинный британец. Ты который год присваиваешь себе наши совместные заслуги, а я все молчу и молчу.
Клара подозрительно сощурилась, но в глазах Доктора плясали смешинки, и она ограничилась тем, что от души пихнула его локтем.
– Надо найти Дженни. Если она еще здесь.
– Да вот она, – и Доктор указал на худенькую темноволосую женщину, которая проталкивалась к ним сквозь людской поток.
* * *
Когда день окончательно перешел в вечер, а температура стремительно поползла вниз, Дженни предложила вернуться на Патерностер-роу – поужинать и согреться у камина. Клара, у которой зуб на зуб не попадал, с готовностью закивала. Мороз уже несколько часов ощутимо кусал ее за пятки, а пальцев ног она не чувствовала вовсе.
Во время ужина вернулся Стракс. Сонтаранец с гордостью отчитался, что его расследование продвигается по плану, и в самое ближайшее время подозреваемые будут устранены. Правда, Клара не поняла, устранят их из-под подозрения или в каком-то другом смысле.
Большую часть вечера они с Доктором, Вастрой и Дженни провели в гостиной – кто с чаем, кто с бокалом вина. Как и следовало ожидать, разговор вращался вокруг смерти Марлоу Хепворта и находок сегодняшнего дня.
– Он точно был на Ярмарке диковин, – сказала Дженни. – Несколько человек его вспомнили. По словам одного парня, особенно его поразил театр теней. Он потом даже вернулся, чтобы найти кукольника.
– Силуэт, – кивнул Доктор. – Мы с ней говорили. Впечатляющее представление.
– Думаете, Хепворт увидел что-то, что не предназначалось для его глаз? – спросила Вастра.
– Закулисье театра теней, – добавила Клара.
– Увидел или услышал, – согласился Доктор. – Но театр может быть и ни при чем. Вероятно, Хепворт вернулся в шатер и на кого-то наткнулся, или вообще подслушал разговор через стену. Или… – И Доктор умолк, глядя в огонь.
– А что с местом преступления? – поинтересовалась Клара. – Нашли какие-нибудь улики?
– Увы, – вздохнула Вастра. – Труп в запертой комнате. Просто и почти невозможно.
– А как насчет совпадения с оригами?
– Какого совпадения? – встрепенулась Дженни.
Клара вкратце пересказала им историю с Милтоном и бумажной птичкой, которую они обнаружили на подоконнике заброшенного дома.
– Совпадение, – кивнул Доктор. – И, возможно, весьма важное. Хотя я до сих пор не понимаю, как стыкуются эти детали.
Внезапно он вскочил на ноги.
– Я знаю, что нам нужно!
– Что? – спросила Клара.
– Хорошенько выспаться. Потом хорошенько перекусить и со свежей головой взяться за расследование.
– Но расследование чего? – возразила Вастра. – Кабинет Хепворта мы изучили вдоль и поперек. От дворецкого никакого толку.
– Все нити ведут к Ярмарке диковин, – сказал Доктор. – Там побывали все – Хепворт, Милтон… Но почему? Что их туда тянуло?
– Думаете, стоит наведаться на ярмарку снова? – спросила Дженни.
– Несомненно, – Доктор расхаживал взад и вперед, постукивая пальцами по подбородку. – У меня есть пара вопросов к этой мисс Силуэт.
– Признайся, что ты просто положил на нее глаз, – фыркнула Клара.
– Неужели она так хороша? – удивилась Вастра.
Клара кивнула.
– По шкале от одного до десяти я бы оценила ее на двенадцать.
– Правда? – спросила Дженни у Доктора.
Тот внезапно заинтересовался своими ногтями.
– Что? А, не знаю. Не обратил внимания.