Себастьян Жапризо
Бег зайца через поля
Киноповесть, журнальный вариант

Однажды — я имею в виду один-единственный раз для каждого из нас — перед глазами предстает залитый предвечерним солнцем Старый порт Марселя.

Это могло быть и в другом месте — в Барселоне, в Неаполе или в Гонконге, — но я родился именно в Марселе.

Рядом со Старым портом — собор Мажор, в бедных кварталах за ним — одна улица, а на этой улице — фургон для перевозки мебели и двое мужчин, которые выносят из него зеркальный шкаф. Грузовик стоит напротив опустевшего помещения, где некогда располагалась книжная лавка, о чем теперь напоминают лишь поблекшая вывеска да еще приклеенная к грязному стеклу афиша. На афише — сидящий на дереве кот, который улыбается до ушей.

Под этой улыбкой — мальчуган дет десяти, вид у него праздный и меланхоличный.

Одет по-воскресному, в пиджачок из фиолетового вельвета с большими белыми пуговицами. Он стоит, прислонившись к дверному косяку, рядом со своей матерью и семилетней сестренкой. Его мать, блондинка лет тридцати, прижимает к себе дочурку. Девочка тоже светловолосая, на ней нарядное белое платьице.

Переезжает именно она, эта одинокая мать двоих детей, на лице которой следы житейских невзгод.

Пропуская грузчиков, она отходит в сторону и тянет за руку мальчика. На мгновение все трое отражаются в зеркале.

Потом она наклоняется к мальчугану:

— Титу, иди погуляй. Может, с кем подружишься.

Мальчик неохотно повинуется. Он идет по тротуару, в правой руке сжимает мешочек с шариками и не отрываясь смотрит на пустой спичечный коробок, который валяется на асфальте.

Вот он наклоняется за ним. Но тут чья-то нога наступает на коробок и расплющивает его.

Титу выпрямляется и видит перед собой троих мальчишек его возраста или чуть постарше. Одеты они бедно, и кожа у них очень смуглая. У самого старшего в ухе золоченая серьга.

Перед явно превосходящим противником Титу отступает.

Поворачивается к ним спиной и удирает. Бегом взбирается по лестнице переулка, крепко держа в руке мешочек с шариками.

И почти сразу останавливается: на последних ступеньках, перегораживая путь, сидят ребята из другой шайки.

Их шестеро: четверо мальчиков и две девочки. Одна из девочек держит на руках куклу, другая ест кусок пирога.

Один из мальчиков забавляется резиновым мячиком.

Все они пристально смотрят на чужака в фиолетовом пиджачке. Титу подходит ближе, и мальчики подымаются один за другим, обступая его вплотную.

Титу останавливается напротив старшего в этой компании судя по всему, верховодит здесь он — и силится улыбнуться.

Главарь изучает его безо всякой доброжелательности, как, впрочем, и без неприязни. В нем угадывается спокойный паренек, привыкший решать свои проблемы самостоятельно и требовать того же от других.

В наивной надежде быть принятым в компанию Титу протягивает ему свой мешочек с шариками. Тот смотрит на своих приятелей, достает из кармана перочинный ножик с красной ручкой и вместо ответа кончиком лезвия вспарывает мешочек.

Разноцветные шарики высыпаются к его ногам.

Когда они с дробным стуком достигают ступенек и отскакивают в разные стороны, мы уже не в Марселе.

Мы находимся в бревенчатом здании вокзала, на границе Соединенных Штатов и Канады. Вокруг огромные пространства.

Стоит раннее утро, и солнце — красный диск на горизонте.

На платформе трое мужчин. Они совершенно неподвижны.

Все вокруг до ужаса неподвижно.

Один из троих привалился спиной к стене и играет на чем-то вроде дудки. Ему двадцать лет, одет он как нищий, его длинные волосы падают на плечи, и кожаная повязка с золочеными заклепками охватывает лоб.

Два его товарища стоят на краю деревянного настила. Один в черной шляпе с круглым верхом. Другой, в полинявших джинсах, увешан побрякушками.

У всех троих смуглая, с медным отливом кожа.

Это все те же вездесущие цыгане, разница лишь в том, что во Франции их зовут «жиган», а здесь — «джипси».

Они ждут с невозмутимостью индейцев.

И тут в пейзаже замечается какое-то движение. Еще ничего не слышно, в воздухе разносятся лишь звуки дудки, но у горизонта на путях показывается поезд.

Грохоча, он быстро приближается, и гудок локомотива на время заглушает мелодию.

Пока поезд плавно замедляет ход, въезжая на станцию, и останавливается, растянувшись вдоль перрона, цыгане не двигаются со своих мест. Они следят за дверями вагонов, оглядывая весь состав от головы до хвоста, явно ожидая кого-то, кто должен сойти. Но никто не сходит.

По крайней мере на ту сторону, где они стоят.

С противоположной стороны открывается одна-единственная дверца. Чья-то рука выбрасывает на пути чемодан и пиджак, затем появляется мужчина.

Ему лет тридцать, и у него вид затравленного зверя. Это Тони Кардо.

Едва он успевает спрыгнуть на насыпь и нагнуться, чтобы поднять чемодан, как перед его глазами со щелчком выскакивает лезвие ножа.

Тут оказывается еще двое цыган. Тот, у которого в руке нож, одет побогаче: штаны из черного бархата, расшитый жилет, в ухе золотое кольцо. Второй держит руку на кармане заношенной куртки. Нетрудно догадаться, что сквозь ткань он наставляет на Тони револьвер.

Цыган с ножом спрашивает — Антуан Кардо?

Тот мотает головой — впрочем, недостаточно убедительно.

Кончиком лезвия цыган приоткрывает у Тони рубашку грудь забинтована, на повязке пятно высохшей крови.

— Наши нью-йоркские братья сработали неудачно. Но здесь завершается твой долгий путь. Тони.

— Выслушайте меня. Это был несчастный случай! Это признал даже суд1 — У нас разные законы, Тони Мужайся, пошли.

Тони инстинктивно пятится, но его придерживает другой цыган. Те трое, что были с другой стороны, стоят теперь здесь, у головы поезда. За ними, на насыпи, огромный лимузин. На дверце у него нарисована стилизованная желто-розовая маргаритка.

— Пошли. Не вынуждай меня делать это здесь, — повторяет цыган с ножом.

Тони порывается подобрать с земли чемодан и пиджак, но цыган останавливает его.

— Вещи тебе больше не понадобятся.

Стиснутый с боков стражами, Тони шагает к голове поезда.

В эту минуту состав трогается. В окнах проплывают лица ни о чем не подозревающих пассажиров.

Дверь, из которой спускался Тони, по-прежнему открытая, поравнялась с ним. Неожиданно для цыган он вырывается и запрыгивает в вагон.

Пересечь тамбур, рвануть на себя противоположную дверь и выскочить из нее — все это заняло считанные секунды Тони кубарем скатывается по насыпи и в траве вскакивает на ноги.

Вокруг, насколько хватает глаз, простираются поля и леса.

Поставив все на карту, он не оглядывается, а опрометью бежит по прерии. Мчится во весь дух, перемахивает через изгородь, за которой луг идет под уклон.

Наконец, едва не падая с ног, входит под багряную листву леса.

Спустя какое-то время он уже шагает по обочине автострады в сорока милях от Монреаля, отчаянно жестикулируя, безуспешно пытается остановить какую-нибудь из проносящихся мимо автомашин. В конце концов притормаживает тяжелый грузовик — ровно настолько, чтобы Тони успел открыть дверцу и заскочить в кабину.

Чемодан и пиджак Тони с размаху брошены на землю у ног мужчины с ножом. Цыган, усыпанный драгоценностями, гневно восклицает на родном языке:

— Нас пятеро! Пятеро! И он от нас удрал!

— Нас не пятеро. Нас десятки, нас сотни, нас тысячи!

Подхватив чемодан Тони, цыган распахивает его и вываливает содержимое на землю.

Ну, чего ждете?

Остальные принимаются методично уничтожать пожитки беглеца.

— Куда бы он ни подался, мы там будем! Его песенка спета. И, чтобы придать своим словам больший вес, он раздирает надвое пиджак Тони.