Оценка доказательств – это действие процессуальное, предусмотренное УПК. В силу этого, сам процесс оценки доказательств подпадает под действие пункта 32 статьи 5 УПК, то есть является процессуальным действием: следственным, судебным или «иным». Согласно же общих правил, в ходе следственных или судебных действий должен вестись протокол (статьи 164.8, 259.1. УПК). Значит оценка доказательств, как и любое иное процессуальное действие должна фиксироваться в протокольной форме, а результаты оценки должны быть отражены в соответствующем решении.

Что на деле? Органы расследования оценочную деятельность свою не протоколируют и решений по этим вопросам не принимают. Лишь изредка, по ходатайствам или в ответ на жалобы защиты, когда в поле обсуждения попадает оценочное звено, следаки могут в решениях, этак вскользь и формально, указать некоторые ценники. Их же краткие резюме по Обвинительным Заключениям не в теме, так как этот акт не является ни протоколом, ни решением. Суды первой инстанции закрепят протокольно оценочные действия в виде доводов сторон, но, опять же, если стороны дебаты затеют по этому поводу. В Приговорах – да, кратенько укажут выводы суда по оценке, но в формате окончательных выводов «суд считает доказательства допустимыми, достоверными…». (Только считает!). Мотивов и оснований не приведут. Также и в процессуальной деятельности вышестоящих инстанций мы не найдём протокольных оценок. Вывод: мусора всех ветвей и уровней тупо не воспринимают требований Закона. Практикуется это издревле и никто не растормошил до сих пор этот улей. Поэтому сама процедура оценки остаётся скрытой от нас. Довольствуемся только своими догадками об умозаключениях властей по результатам разбирательств. Такие результаты в виде признаний доказательств достоверными, допустимыми, относимыми и достаточными штампуются в резолютивных судебных решениях (Приговор, решения по Аппеляйкам, Касаткам, Надзоркам), в иных случаях – в специальных решениях по рассмотрению ходатайств о недопустимости, ещё реже – в обвинительных актах стадии расследования. И не по каждому оценочному параметру, а по отдельным из них. В остальных случаях следствие и суды не считают необходимым объясняться в своём аудите. А без этого невозможно уразуметь: каким образом оценка производилась и почему мусора пришли к определённым выводам. Но повторяю, нормативное требование «подлежит оценке» не оставляет законникам всех мастей права выбора, как эти действия осуществлять и осуществлять ли вообще. Они обязаны отражать данную деятельность протокольно и раскрывать её в своих решениях. И это только их проблема, каким образом излагать на бумаге все последовательности своей мыслительной логистики, приведших к оценочным выводам.

В ситуации пассивности и отстранённости властей, граничащих с нарушением законности, когда это так укоренилось на практике, участникам от защиты не следует ждать попутных ветров, но инициативно добиваться должных процедур. То обстоятельство, что Закон не причислил сторону защиты к оценщикам, вовсе не отменяет у тебя и твоего поверенного право на собственное мнение о качестве доказательств. Действительное содержание нормоположений в том, что ты вправе, но не обязан утруждать себя определением ценности сведений, хотя и ваши выводы в данной части как бы второстепенны, не имеют решающего значения. Впрочем, и оценки обвинителей не многим значительнее (юридически) твоей в присутствии суда. А опорой Права стороны защиты на оценку является общее Право этой стороны высказывать мнение по любым подлежащим обсуждению вопросам. Оценка доказательств в числе таких вопросов и структурно находиться внутри сводных вопросов по статье 299 УПК «доказано ли….?». При этом оценочная потенция защиты равно распространяется и на стадию предварительного расследования, естественно, со времени доступности доказательств, и на стадию сутяжничества, где оспорена может быть любая составляющая позиции обвинения, в том числе по фактической обоснованности и приемлемости доказательств.

«Что делать?», в смысле «как процедурить оценку?». Практически гожие ответы об этом не найдёшь ты ни у Коли Чернышевского, ни у Миши Зощенко, и ни у Агнешки Барто. А я не скромник, я поднесу фитиль. Смотрим.

В этом грёбанном УПК имеются нормы, частично объясняющие процесс оценки доказательств, например, по вопросу допустимости (статьи 88, 234, 235 УПК). Мы ещё отдельно и позже заостримся на этом вопросе, а пока коснёмся ядра. Мусора могут признавать недопустимыми и исключать доказательства по собственной инициативе. В отношении доказательств обвинения подобная инициатива с их стороны маловероятна, в отношении же доказательств защиты – всегда пожалуйста. Стороне защиты предоставлено почти равное право инициировать проверку и исключение любых сведений. Это реализуется через ходатайство об исключении доказательств. Выявив нарушение законного порядка, имевшего место в ходе получения доказательства, ты, при наличии желания избавиться от этого доказательства, возбуждаешь через следака или суд процедуру исключения.

В таких ходатайствах от тебя требуется привести правовые основания – те нормы Закона, которые позволяют доказательство исключить, определяют связанные с этим процедуры, также требуется привести фактические основания – те нарушения, из-за которых доказательство не может быть допущено к рассмотрению. Доводами о фактических основаниях (нарушениях) как раз и даётся оценка доказательству по вопросу допустимости. Вследствие чего ты и обращаешься с просьбой, первое – о признании недопустимым, второе – об исключении из общего числа. Кроме того оценку допустимости не возбраняется сделать и в форме простого заявления и в жалобах своих, поставить это на обсуждение на любой стадии судоскотства.

Относительно вопросов достоверности, относимости и достаточности, то процедур их исключения, подобно устранению недопустимостей, в УПК не предусмотрено. Но и запретов нет поступать аналогичным образом. Почему бы тогда не пойти той же тропкой? Ведь установление, например, недостоверности каких-либо сведений на деле также ведёт к их фактическому исключению из доказательственной базы. Хотя и в ином режиме воплощения. Недостоверные доказательства не принимаются во внимание, не берутся за основу, отвергаются с указанием мотивов этого. Да, отсутствует прямое норморегулирование о порядке исключения сомнительных сведений. Но правовые основания для такого отвержения, как аналога исключения, существуют. На такую возможность, допустим полномичием суда, указывается в статьях 305.4, 307.2 УПК. Всякие там следаки и судьи могут признать доказательство недостоверным, неотносимым да недостаточным. А могут и не признать. Так же, как могут вообще оставить без обсуждения такие характеристики. Уповать на их активность глупо, в том числе и потому, что такие процедуры не практикуются широко. Это ты должен заявлять, сообщать о собственной оценке доказательств, излагать доводы об ущербности и настойчиво требовать признания их «такими-сякими», добиваться решения о последствиях – оправдательное (прекратительное) решение.

В отличие от недопустимости, оценка по признакам достоверности, достаточности и относимости в объективном выражении может быть дана только после исследования существа доказательств, то есть вслед критическому обсуждению содержания сведений. Для стадии предварительного следствия это свойственно этапу окончания расследования, а для судебного разбирательства – со стадии судебных прений сторон и далее.

Не пытайся подловить меня на самопротиворечиях: «Как же так? Не ты ли давеча внушал ковать железяки по-горячему – незамедлительно реагировать на любую порочность?». Конечно, можно, а иногда и выгодно позиционно делать соответствующие заявления непосредственно после, например, оглашения дока уже в ходе судебного следствия. Так и поступают некоторые судьи, когда уже в ходе допроса свидетеля отдельные из показаний тут же отводят, например, с мотивировкой «это к делу не относится», тем самым определяя их неотносимость, ещё и не узнав продолжения в повествовании. Но это не более чем «обломный» приём в отношении доказательств защиты. Такие судейские выходки юридически безосновательны и, если не получают встречных возражений, в протоколах обычно не фиксируются, остаются без документальной огласовки. Тактический ход. И если ты, допустим, уже расценил какие-либо из протокольных показаний свидетеля, заявленных к оглашению, неотносимыми, так же рекомендовано может быть заранее требовать отвода таковых. Но когда тебе в ответ на это укажут о несвоевременности таких процессов исключения сведений из обсуждения, по сути, мусора будут правы. Во-первых, потому что действительно сведение должно пройти исследовательскую проверку, а это уже предполагает, как минимум, их оглашение; а во-вторых, для этих целей и созданы специальные стадии, такие как судебные прения сторон, направленные именно на обсуждение доказательств, в том числе и с точки зрения их качественности. Хотя те же прения при этом не предполагают возможности заявлять ходатайства об исключении доказательств, что допустимо лишь в судебном следствии. Порочно замкнутый круг, верно? Но здесь я касаюсь сугубо законного порядка – формальной правильности действий оценочных. А для тебя, как и для мусоров Закон при случае не очень-то «писан», изворачивайся себе на выгоду, насколько тебе позволяют гибкость позвоночника, обстоятельства производства, неоднозначность норм и бестолковость твоих оппонентов.

Так вот, я считаю, что только на указанных выше этапах (стадиях) производства корректно выносить на обсуждение вопросы достоверности, достаточности и относимости. Значит, только после такого рода исследований в требуемый миг можешь рассчитывать с помощью своих настойчивых требований, чтобы следаки и суды отразили в своих решениях достойную ценность тех или иных доказательств. А оценка такая, повторяюсь, во всяком случае, должна быть дана. И не краткой отпиской, типа «признано относимым», но мотивированно и обоснованно – развёрнутым ответом: почему так решено, что послужило поводом и причиной выводам таким. И если сторона высказала свои сомнения, то и такие заявления должны отклик в решениях найти в виде аргументов правоты доводов стороны или опровержения этим доводам.

Принципиальная «свобода» оценки доказательств, в соответствии с требованиями ст. 17 УПК, должна опираться на внутреннее убеждение оценщика, а само это убеждение, в свою очередь, опорой иметь уже имеющиеся и исследованные с участием сторон доказательства. При этом мифического Оценщика обязуют руководствоваться Законом и совестью. Если наблюдать этот процесс «с хвоста», то он может быть представлен так: ко времени назревшей оценки явственно существует некая совокупность доказательств, закон и совесть; «явство» из этих трёх продуктов Оценщик закидывет в пасть, и переваривая внутри себя, порождает Убеждения относительно исследуемого другого доказательства (хавчик в приглядку); под впечатлением таких вот убедительных Убеждений Оценщик выдаёт оценку доказательству. Я так понимаю, из всех четырёх элементов только внутреннее Убеждение и Совесть могут гипотетически быть свободными. А вот Доказательства и Закон (в идеале) не позволяют свободы в ходе их оценочного применения, а наоборот, лимитируют вольнодумие. Однако мы вынуждены считаться со стремлением мусоров к раскрепощённости в интерпретациях как любой рабочей информации, так и правил любых. Повод к этому они, кстати, находят как раз при толковании указанной нормы об оценке доказательств.

Ясно, что в мыслительной сфере не применимы, да и не изобретены ещё строгие алгоритмы оценочных исчислений. Кто твой тамбовский товарищ на вкус и цвет? Хотя такие алгоритмы природно и существуют, но пока, в силу скудности знаний не выявлены и, соответственно, как-либо контролироваться даже самим Оценщиком не могут. В том числе и поэтому, а более того из лукавых соображений законодателем и предложен к пользованию такой порядок. Данный порядок придаёт процессу оценки форму абстракции, непролазной путанки, он не позволяет реально воплощать процесс оценки и контролировать его извне, а напротив, сеет произвол.

Во-первых, мы видим, что всякое доказательство предлагается оценивать не само по себе, а только на основе совокупности доказательств. Значит, ко времени оценки данного доказательства такая совокупность должна безусловным образом существовать. Как же тогда поступить оценщику, когда подлежащее оценке доказательство первородно, других доказательств, способных образовать требуемую совокупность, ещё не существует – нет плацдарма, нет условий оценки данного доказательства? Как поступить оценщику, если нуждающееся в исследовании данное доказательство единственно по своему значению, например, только оно как-либо раскрывает одно из обстоятельств дела, а других доказательств, касающихся того же обстоятельства не добыто, не существует вовсе, и имеющаяся совокупность иных сведений не влияет на оценку значения и существа первого? Что же, все едино опираться на эту совокупность? Видимо Закон не различает подобных ситуаций. Тогда его требования тупичковы и абсурдны. Или в этом – уловка, как раз и позволяющая обходиться всё равно какими совокупностями? Похоже на то. При этом непонятно: оцениваемое доказательство включено, состоит внутри совокупности общей массы доказательств или считается самостоятельным вне её? Ситуация: ко времени оценки данного доказательства другие, входящие в некую совокупность доказательства, уже должны быть оценены по достоинству, и насколько их уже случившаяся оценка, произошедшая до появления данного дока, может считаться окончательной и верной? Такая вот круговерть в следствии нормативного пистопольства.

Во-вторых, Убеждение – крайне ненадёжный посредник между личными познаниями и опытом индивидуума, с одной стороны, и доказательствами, с другой, тем более между доказательствами, совокупностями доказательств. Поэтому Убеждение не может считаться эффективным инструментом оценки. Явная бессмыслица – переносить свои убеждения по одной совокупности доказательств на постороннее от этой совокупности другое доказательство. В таком случае Убеждение принимает облик Предубеждения. Верно?

Внутренние убеждения – это те из них, что родятся и прочатся только внутри оценщика, где-то в Марианских глубинах его сознания и души (если есть таковая). Убеждения не возникают сами по себе на пустом месте. Предложено формировать их на основе совокупности доказательств. И только. Но сами по себе доказательства без их оценки – ничто, гольный трёп. И без этой оценки одних доказательств прийти к каким-либо убеждениям в оценке других, томящихся абстрактной совокупностью, попросту невозможно. Оценка, а с ней и плодонос убеждений, должны происходить как бы одновременно по всем доказательствам по наличной их совокупности. Тот же суд, он не способен в споре сторон абсолютом оставаться независимым от тех оценок, что даются сторонами в тех же прениях и через всевозможные обращения. Судьи не покидают зал на это время и не закладывают себе ушки. Именно стороны грузят суд своими оценочными убеждениями, а суд в той или иной степени внемлет им. Блин, но убеждения сторон – это внешние для суда убеждения. Без них немыслимо формирование внутренних у восприимчивого суда. Значит, вообще неисполнимо требование на одних лишь внутренних убеждениях осуществлять оценку.

Убеждения пластичны только на самых ранних стадиях судоскотства, когда обстоятельства дела ещё мутны в мусорских калданах. И в процессе выяснения (кажущегося выяснения) всё больших фактов Убеждения приобретают более прочные и отчётливые очертания, черствеют и коченеют по нарастающей. Ко времени предъявления обвинения считай, что Убеждения следака уже вполне созрели и прочны, яко панцирь черепаховый. Я уже приводил сравнение: сродни заразе Убеждения передаются по мусоропроводам анально-аральным путём вверх, вплоть до судебных вагин, и с каждой последующей ступенью продвижения и развития, нейтрализовать эту гадость всё сложнее. Но только через ломку одних убеждений на их месте возможно взрастить новые, естественно положительного содержания для стороны защиты. Но в указанном принципиальном порядке, когда, например, позиция следака опирается только на его собственные внутренние убеждения в окончательной их твёрдости, мы имеем фактически непреодолимые препятствия самой возможности повлиять на его мнение и на его оценку теми убежденчиками, которые мог бы ему привить ты и защитник посредством позиции и «доказательствами» защиты. Застарелые язвы только огнём травятся успешно.

Третье. Не зря ли я в кавычках указал доказательства? При использовании в норме такой формулировки под действие правил оценки автоматически не попадают те сведения от защиты, которые имеют доказательственное значение, но доказательствами не признаны, или ещё не признаны.

Например, вне поля рассмотрения могут быть оставлены сведения по воле следака, который под разными предлогами не приобщает материалы от защиты. Как, впрочем, и любые иные, вновь поступившие на рассмотрение к следаку сведения, которые только в перспективе могут быть признаны волей следака или суда доказательствами, но на время их поступления ещё доказательствами юридически не являются (не считаются), – такие формально выпадают из зоны действия статьи 17 УПК. В этих случаях мусора не находят буквальной обязанности анализировать информацию в среде совокупности с другими сведениями, применять убеждения, а наряду с ними – Закон и Совесть. Хотя негласно предварительную оценку, конечно, проводят.

Четвёртый аспект. Участник от защиты вправе давать оценку доказательствам, без обязанности к этому. Право оценивать доказательства и высказывать своё мнение по этому поводу не может быть ограничено ни волей мусоров, ни Законом. Но Закон не уделил внимания специфике правоспособности участников от защиты и не оговаривает с учётом таких специфических условий правила и порядок оценки соотносимо с положением защиты, в то время, как общий порядок по статье 17 УПК необязателен для нас с тобой и явно не применим. Согласимся, затруднительно оценивать одно доказательство с опорой на некую совокупность других доказательств, когда такой доступ к той совокупности не обеспечен. Такая ситуация обычна, например, для всего периода предварительного расследования, вплоть до его окончания. Как может обвиняемый, не имеющий юридических познаний и процессуального опыта руководствоваться законом? Совесть оставим в покое, так как мы не можем быть достаточно объективны к любым обвинительным сведениям, когда преследуем свой интерес в деле. Действенной для защиты остаётся только усечённая формула: «оценивать на основании внутренних убеждений». И что тогда, вне применения остальных инструментов (совокупность доказательств, закон, совесть) – оценочная деятельность защиты оказывается незаконной, не может считаться правильной и не принимаема во внимание?…

В-пятых. Оценка доказательств – процессуальная деятельность. Логично, что при такой деятельности руководствоваться необходимо процессуальным законом. В статье 17 УПК применено общее понятие «закон», из которого непонятно, каким именно законом предписано руководствоваться. Термин «закон» можно понимать и в узком смысле – УПК и только он. Но почему тогда так и не указали – «руководствоваться УПК»? «Закон» можно понимать и в широком смысле – то есть, любые действующие законы и прочие нормативы. Неоговорённость «закона» даёт возможность следствию и суду понимать «закон» свободно, в зависимости от своего усмотрения. Тогда, если ты высказываешь оценочное мнение, например, о недопустимости доказательства, которое получено с нарушением Закона об ОРД, или о недостоверности исковых претензий в связи с нарушением правил искового производства по ГПК РФ, тебя обвинители под радостное повизгивание суда отшивают: такие Законы, якобы, незначимы при оценке доказательств, а из УПК данных нарушений не усматривается. И наоборот, при необходимости мусора принимают во внимание любые нормативы для собственной оценки доказательств, подводя их под понятие «Закон».

В-шестых, внутреннее убеждение не может основываться на совокупности доказательств, как это предложено принципом оценки. Доказательства не могут явиться основой убеждениям. Убеждения могут опираться только на результаты мыслительной деятельности, то есть на результаты оценки, на результаты исследований доказательств.

В-пол-седьмого. Совесть. К сказанному в пункте 1.1 добавлю. Старики говорят, что Совесть – это такое чувство ответственности перед окружающими и обществом за своё поведение, когда выводы и решения формируются при ясном осознании, что есть добро, а что – зло; что правильно, а что порочно. У следователей и судей Совесть не проверяется, не проверяема и вообще не известно о наличии у них такого чувства. Деды перешёптываются, что мусорам удаляют совестный пузырь наряду с гландами и аппендиксом в раннем девичестве. Может быть неспроста этот инструмент (совесть) указан последней очередью в норме? Уровень нравственности у людей различен: кому нравственность по глотку, кому по щиколотку, а кому до писты. Этот нравственный уровень «плавает» во времени, в руслах воспитанности и фарватером директивных усмотрений. Где подвох? Зачем совесть палачам, могильщикам и прочим золотарям?

На подмостках уголовного процесса выступают не личности, а процессуально безликие участники, пусть они и от рода людяшного. Нынешние властители, по-моему, – специально генерированное племя бессовестных биотов, кто не имеет и кому даже вредна духовная чувственность, в частности, не уместны для них летекторы добра и зла. Это понятно хотя бы из общей обвинительной позиции мусоров всех мастей. Уродливая, искажённая Совесть – она всё же совесть, вот такая хреновая, но совесть. Так зачем же ей позволять во всяком случае руководствоваться?

В качестве доказательств зачастую фигурирует информация о голых фактах. При оценке такого доказательства совесть вовсе не применима, а порочная совесть, – так та ещё и ущерб несёт. Представь ситуацию: представлено к оценке единственное в своем роде доказательство – показания о том, что «в тот день выпал белый снег». Следак включает совесть, эмоциональное понимание добра и зла (!), и руководствуясь этим оценивает это доказательство как недостоверное. Что позволяет ему сделать выводы о том, в тот день выпал зелёный снег или, что снег, правда был, и был снег белым, но не выпадал, а подлым образом завезён из Бишкека. Только такие выводы по разумению следака и могут гарантировать должный баланс добра и зла. Именно так в судебной практике и вершится оценка доказательств, именно так и употребляются совестные установки на деле в часы должностной бессовестницы.

И последний штрих. Процессуальная деятельность мусоров не является поведением, за которую можно было бы совестно ответствовать перед окружающими. Тем более, что и люлдского окружения-то нет никакого, ввиду независимости и должностной индивидуализации, а все рядом бывающие в силу служебного положения следаку не являются обществом или коллективом, в смысле социальной среды отношений.

Ой, слышу ворчанье твоё: опять он эту мудянку завёл «как, да если бы, да вот». Только без нервов, курсант. Помнишь себя карапузого? Маманя, родня и кореша сдабривали тебя механическими игрушками. Сколькие из них остались не раскуроченными, когда любопытство ты имел узнать механику и потроха у всякой приблуды навороченной? А сейчас что, состарился, веришь данным паспорта? То было здравое любопытство, верни его немедленно. Только через нутрянные проникновения в суть игрищ нынешних придёт к тебе понимание правил, происходящего и перспектив. Давай-давай, включай мозги. Ты должен стать рассудительным, расчётливым, понимать всякие движухи.

Процесс доказывания – корнеобразующий. Очень важно понимать ход рассуждений и действий твоих заклятыхдрузей и закадычных врагов. Какая-нибудь, стоившая выделки овчинка попадёт в лабиринты кривых лекал, даже не впервые, а потеряется. Или будет тешиться оптимизмом, типа: доказательств нет и хрен чего докажут, ха-ха-ха. После оглушительных обвинений и Приговора та овца ещё долго будет окуевать: дык, как же так, ведь доказательств нет, а те, что были – вывернули изнанкой, гады. А всё от самонадеянности еённой. Поздние недоумения как раз и порождены непониманием, в том числе тонкостей и пакостей (и пар костей не ломит) осуществлённой мусорами оценки доказательств, приведшей к убеждениям, к обвинительным выводам и обрядительным вводам. Пока дорогая себе овца не взглянет на себя и окружающую вакханалию глазами волка, не примерит его шкурку, не содрогнётся его страстями, так и не уяснит, как очутилась на вертеле. А в пронизанном состоянии уже и не очень-то пободаешься.

Что ж, напяливаем шкуру (фу, какая вонючая и тесная внутри!). Плёвый случай. Кража. Из стада вырываем ближайшую к очагу овцу. Зовут овцу – Аркаша, хотя и на свист откликается вполне. Нет прямых свидетельств, что

Аркаша взлохматил хатёнку, устроил там шмон, выгреб ничтяки, отчалил с барахлом и скинул те пожитки барыгам. Но всплывает другая информуха: Аркадий ранее привлекался за кражу; вечером накануне его припасли недалече от домовладения ломового; знакомый почерк «работы»; у официально не трудоустроенного Аркаши завелись деньжата в последующие после кражи дни и он сорил ими на тусовках с тёлками; имеются общие с терпилой знакомцы, от кого подозреваемый знал об отлучке хозяев и об обстановке в их жилье; Аркашкина соседка трепанула, что тот через день после случая кражи предлагал её по дешёвке розовый унитаз, а как раз такой же числится среди похищенного; на хате выявлены следы шуз, по размеру совпадающих с аркадиевыми. И это всё.

Отдельно каждое из доков вроде бы не изобличает Аркашу, и он мог бы смеяться в пупок любому сыщику с такими уликами. Ну и что, что привлекался: оступился – дело прошлого. Что с того, что кто-то видел: могли обознаться, я гуляю где пожелаю. Похожесть «почерка», ай, перестаньте, – это не означает идентичности «руки». Знание о жильцах и их планах криминальных помыслов не обязательно чтобы и влекут… И в том же духе.

Однако у обвинителей свой инстинкт и понимание правил оценки. Каждое из перечисленных доказательств оценивается допустимым, так как порядок их получения соответствовал УПК. Каждое из доказательств признаётся достоверным, так как в них не обнаружено вралек или противоречий. Волей мусоров эти доказательства принимаются относимыми, ввиду того, что видится их связь и объяснение обстоятельств по данному делу. В отсутствие других доказательств, расширяющих и прочащих знание об обстоятельствах, той же прихотью мусоров все имеющиеся доказательства принимаются достаточными для того, чтобы утверждать о причастности и виновности именно Аркадия. (Фактическая сторона события преступления считается к этому времени как бы установленной). И, помимо того: «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать», – сказал и в светлый суд ягнёнка уволок.

По такой вот, внешне чахлой совокупности и посредством свободного, богатого воображения стряпухи с кухонь мусорских выпекают вполне себе съедобные коржики о краже с участием Аркаши нашего. В процессе этого стойкие подозрения на его счёт перерождаются в убеждения, а далее – в утверждения. Естественно обвинительные утверждения о сопричастности бедолаги. Мусора вправе иметь всякие, в том числе и такие убеждения, и несут их эстафетой по инстанциям. А в порядке преемственности тех убеждений каждой последующей инстанцией верность и обоснованность выводов обвинительных сами собой укрепляются. По вопросу законности – здесь полный порядок. Совесть? Нравственные стояки мусоров откалиброваны под борьбу со злом, где Злом, ну кто бы сомневался, принимается преступность – явление, виновники и вред при минимальном наборе подозрительных фактов и в условиях Презумпции вины. Помнишь её: виновен тот, в отношении кого больше не опровергнутых подозрений. Убеждениям отдано преимущественное значение. Доказательства, Закон и какая-то там Совесть – эти все вторично и прозаично. В случае с Аркашкой это означает, что он будет преследуем и осужден, пока не представит железное алиби или не будет обнаружен другой виновник, хотя бы человек при больших подозрениях против него. Языческую традицию козла (овцы) отпущения ещё никто не отменял. Кто-то должен быть крайним. Нынче им будет Аркаша, и через его жертвенную лимфу отпустятся грехи ментов, мусоров, реальных виновников, если преступление такое вообще имело место. Но коренным определителем Совести является принципиальное убеждение, что вся живность вне стаи – это мясо, чья судьба ничтожна и жертвенна, а смысл должностной деятельности – личное благополучие, властное честолюбие и мундира серого «честь».

То был обзор с позиции хищника. Не планирую сеять в тебе паникёрство и безысходку. С положением таким тяжело мириться, но знать реалии ты должен, прагматично принимать условия все во внимание как данность всё ещё неизбежную. И с учётом этого выстраивать свои ходы-выходы. Сможешь действовать не на ощупь в темноте, а с примерным знанием, кто и с чем наперевес может таиться там – за поворотом (там – за поворотом, там, там-тарам, там-тарам). А ещё знаешь головное условие: пощады не жди.

Приведённые нормы о порядке оценки доказательств, как они представляются пониманием и толкованием мусоров исковерканы, конечно, намеренно. Между тем эти правила в действительности имеют иное значение и позволяют пользоваться ими защитным порядком.

Как-то мы применили сравнение общей конструкции обвинения с сооружением из доказательств-кирпичиков (детский сад, да и только). Бракованными, рыхлыми кирпичами варганят только хилое строение, лишь иллюзорную прочность имеющего. Строение прочится только за счёт совокупности доказательств, пригнанных промеж себя. Будучи уверенным в трухлявости составляющих, можно приложить усилия и повышибать кирпичи по одному, пока вся хламида не рухнет, завалив обломками халтурщиков. Тогда достаём из дедова сарая отбойный молот, селитру и дух самого деда (поди ж: десять килотонн в «тартилловом» эквиваленте). В ранец заплечный – шмат терпения, пол-литра стремления и пять кубов гадючьего жира.

Разбей совокупность доказательств, зыря на строение не в целом, а на каждое отдельно. Оцениваем. Оцениваем по достоинству, то есть, определяя реальную «рыночную» ценность каждой, отдельно взятой информационной единички. Вначале оцениваем непредвзято, свободным сознанием, так, как мог бы оценить эту информацию любой другой незаинтересованный в её использовании чел. Зафиксируй своё отношение «стороннего наблюдателя». После этого оцениваем предвзято, заранее считая доказательства ничтожными с намеренным выискиванием признаков этого, вплоть до умышленного навешивания порочных ярлыков. Это – искусственная девальвация информативного продукта, приведение сведений к обветшанию при надуманных, «за уши» подтянутых, но правдоподобных основаниях, когда имеются видимые доказательства этих пороков, а наличие самих этих ущербностей косвенно чем-то подтверждается или хотя бы трудноопровержимо. Кто-то взвизгнет: бля, нечестно! Спокуха, мы играем по ИХ правилам, где «все средства хороши», а круче нас с тобой – только фурия.

Повтор сказанного. Закон не отрицает возможность участников защиты давать оценку доказательствам и своё мнение по этому поводу доводить следственно-судебным чинам. Это прямое Право в силу принципов состязательности и равноправия сторон: не только позволено хлопотать за себя всеми способами, что даны второй стороне, но и обращать плети супротив бичующих. Разоблачительную деятельность лучше бы вести поочерёдно по перечисленным в самом Законе критериям оценки: относимость, достоверность, допустимость, достаточность. И всё это в два подхода: непредвзято и предвзято.

Вот мой опыт и видение процесса.