Только что обмолвились: оценка доказательств состоит из проверки доказательств на предмет их достоверности, допустимости, относимости и достаточности. В пункте 1.1. «Суд, Судьи» (стр. 11–12) мы уже частично пощупали принцип свободы оценки доказательств, обсуждая Убеждение и Совесть. Перечитай. Следовать этим же критериям должны все активные участники из мусорской кодлы. Им всем предписано руководствоваться внутренним убеждением, законом и совестью (статьи 88 и 17 УПК). А сторонники защиты лишь вправе, не обязаны, но лучше также и им не терять человеческого лица. Хотя…

Ещё к вопросу о совести, что касается мусоров. В силу принципа свободы оценки доказательств, выходит, что руководствоваться своей совестью они могут свободно, то есть как заблагорассудится. Кроме того, по статье 28 Конституции, каждому гарантирована Свобода совести, значит и мусора свободны в совести своей, когда и на них конституционный принцип равно распространён. И таким образом, вот что получается, братцы: совесть мусорская двойной свободой укомплектована: она сама по себе свободна и употреблять её можно свободно. Не много ли вольностей? Тем более, разве разумно столько свободы мусорам давать, хоть хлипкая уздечка, но должна оставаться. Вон, пролетарии, полагали, что мало свободы имеют и терять им было нечего, кроме своих цепей. Устроили бузу и последнее – цепи отобрали, свободой захлебнулись.

До кучи заглянем в толковый словарь и узнаем, что Совесть – то суть чувство нравственной ответственности за своё поведение перед другими людьми, а Нравственность, в свою очередь, – внутредуховные заточки человека. «Да уж…» – сказал бы на это Киса Воробьянинов. Как-то не вписывается Совесть в судопроизводственный процесс. Процессуальная деятельность – это не поведение, и духовная составляющая этой деятельности не свойственна – это же поповская движуха.

Цель оценки в установлении качественных характеристик сведений и источников, определение их пригодности для формулировки выводов по всем обстоятельствам дела и принятия решения. Только своим качеством доказательства, как строительный материал, могут привести к прочным конструкциям обвинительных утверждений, оправданий или других правовых решений.

Во взаимосвязи с «проверкой» и «собиранием» оценочная деятельность, как Право и Возможность предоставлено Законом только стороне обвинения и суду. Право стороны защиты в рамках тех же возможностей Закон игнорирует, хотя право такое на практике категорично и не отвергается. Мы уже отмечали правомочия защиты оперировать доказательственными сведениями, которые лишь могут по милости властей быть допущены к обсуждению и признаны доказательствами. Такое положение мусора пытаются обосновать принципом публичности уголовного судопроизводства, по которому коренные полномочия процессуальной деятельности возложены на государство в лице его исполнительных и судебных органов.

Оценка есть умственная аналитическая деятельность, которой выявляется ценность доказательства, как факт ценности и как определённая величина – цена. Но если в других направлениях знаний и отношений людей такая величина, как ценность может выражаться в размерах точных или относительных (художественная, историческая ценность; ценность – 3 рубля), то в отношении доказательств размерность не применяется. Применяют только абстрактность – ценно или не ценно, но даже без оглашения этого. Поэтому, например, при оценке доказательства по вопросу допустимости, выводят только один из двух крайних вариантов: данное доказательства достоверно или не достоверно, и третьего не дано. Неприемлемо определять относительную ценность: считать доказательство частично допустимым, недопустимым на 30 % или допустимым при определённых условиях. Более того, при всякого рода сомнениях в той же достоверности должна срабатывать «презумпция порока». Есть хоть малое сомнение – доказательство не достоверно. А это значит, что всякое доказательство изначально должно считаться недостоверным, недопустимым, неотносимым и недостаточным, пока в порядке всесторонней оценки (проверки) не будут эти установки опровергнуты. Из всего получается, что такие проверки-оценки неизбежны, доказательства изначально не могут приниматься «на верочку», отношение к ним попервой должно быть критическое. Что в реальной деятельности мусорских органов не воспринимается ими как должное. Более того, если Закон обязывает проводить оценку по указанным четырём параметрам, доказательства подлежат такой проверке, то властные органы, на кого из них возложены прямые обязанности доказывания, в своих резолютивных актах, будь то обвинительное постановление или приговор обязаны всякий раз представлять свои выводы по вопросам достоверности, допустимости, относимости и достаточности в отношении каждого рассмотренного доказательства, в отношении их предметных совокупностей или групп, определяющих доказанность (или недоказанность) конкретных обстоятельств; мусора обязаны вместе с тем приводить какие-либо основания по своим оценочным выводам. Но мы и этого на практике не наблюдаем. Иногда только, дай Б., в приговорах и последующих решениях контрольных инстанций вскользь, поверхностно и формально указывается о признании судом отдельных доказательств достоверными или допустимыми. И полностью упускается оценка по относимости и достаточности. В таких случаях можно смело для себя считать, что оценки в данной части не проводились вообще проводились вообще.

Достоверность – достаточная верность – это высшая степень верности, какая может быть присуща доказательственной информации о каких-либо фактах и обстоятельствах, – та верность, что не вызывает сомнений. Достоверность близка к истинности, но истину собой не являет, потому и понимается иногда, как «относительная истина» – истинна, обусловленная возможностью её опровержения. Внутреннее убеждение оценщика в правдивости информации действительно на конкретное время, выдержано и испытано в ходе специальных исследований, но может измениться в будущем при появлении более мощных контраргументов.

Однако «здесь и сейчас» конкретная информация признаётся верной.

Установление достоверности доказательств опирается на сформированное в сознании человека внутреннее убеждение, когда своим восприятием человек принимает правдивыми или неопровержимыми сведения по их содержанию и источнику. В этом нет слепого выбора: верить – не верить по жребию или произвольным предпочтением. Достоверность должна опираться на устойчивую убеждённость, на всестороннюю проверку знанием, опытом, осмыслением, здравым рассудком и лишь отчасти – интуицией подкрепляться может. Но не наоборот. Предчувствие играет роль, но само опирается на опыт и знание. Интуиция вовсе не отвергается в среде профессионалов и позволяет, как поводырь, приходить к верным выводам и решениям. Конечно, и у тебя бывало, когда один или несколько источников тебе сообщают внешне правдоподобную, логичную информацию, а в тебе родиться недоверие, причин которому сразу и не объяснишь. Это «чуйка», курсант, Чуечка родная, и она редко нас обманывает в тех вещах, в которых мы достаточно разбираемся и опытны. Предчувствие пусть и не обманывает, а вот ведь рациональными схемами не выясняется по существу. Чуйка естественна и полезна всякому, когда не стоит в заглавии, не перерождается в упрямство тупорылое и в тотальную подозрительность. В любом случае для опорным определителем достоверности является свободный разум и аналитическое, непредвзятое восприятие сведений.

Оценка доказательств на предмет достоверности производиться несколькими способами (направлениями) в доступном их сочетании и зависит от объёма исходной информации, насколько бы минимальным этот объём не был.

Направление 1: Определение реальности фактов и обстоятельств. Здесь угольный вопрос: а вообще такой факт (обстоятельство) возможен в действительности? Отрицательным ответом вычленяются очевидные небылицы. Здоровым пониманием ты вправе отвергнуть сказочные доводы о событиях и явлениях, которые природными законами и известными способностями живых существ не могут быть осуществлены. Даже несмотря на то, что прямых опровержений не имеется. Ты, как и любой другой, в подобном случае правильно считать будешь недостоверной информацию, например, о самостоятельном нападении паяльника на задницу потерпевшего, о конструктивном диалоге человека с мышью, о независимости судей, об отсутствии у тебя права на свободу.

Направление 2: Установление противоречий между сведениями, внутри одного источника. Противоречия могут выразиться несоответствием одних сведений в их сравнении с другими, когда эти сведения повествуют об одном и том же обстоятельстве. Или противоречия могут быть в форме взаимной исключительности сведений, их конфликта между собой, когда одно информационное сообщение отрицает другое. В таких случаях невозможно выбрать одно из сведений, как правильное, и через это выяснить сущность факта. Допустим, терпила сообщает: «Мы были в кабинете вдвоём. Егор взял из стола папку с документами. После чего она сказала, что пойдёт в администрацию». Обратил внимание, сведения о втором лице по отдельным частям показаний не соответствуют друг дружке, так как не понятно, мужик или баба находился «вдвоём» с потерпевшим в кабинете, либо речь идёт о разных лицах, либо в кабинете был третий, либо это разновременные события. Не ясно, к одному и тому же лицу относятся действия по взятию папки с бумагами и о походе в администрацию. Другой пример. Выводы эксперта: «1. В ходе исследований не выявлено признаков прижизненности в отношении телесных повреждений в области шеи;… 4. Повреждения органов в области шеи является тяжким вредом здоровью…». Нетрудно заметить, что сведения по четвёртому пункту опровергаются предшествующим заключением. Тяжкий вред здоровью может иметь отношение только к живому человеку, у которого есть здоровье. Если не установлена прижизненность телесных повреждений, – тот факт, что эти повреждения причинены живому человеку, а не после его смерти, – то не возможно утверждать и о тяжести вреда здоровью от этих ран. Такие доказательства (равносильные сведения) являются противоречивыми, а значит оцениваться должны недостоверными каждое.

Направление 3: Выявление противоречий в сведениях об одном факте (обстоятельстве), исходящих от разных источников. При такого рода оценке могут обнаруживаться те же расхождения по несоответствиям или взаимным опровержениям. Имеющаяся информация происходит от разных, не связанных между собой напрямую источников, которые отличаются в авторстве, видовой принадлежностью, независимостью между собой. Например, в нашем распоряжении доказательство – сведения о признаках орудия преступления, представленные по таким различным источникам, как Протокол осмотра вещественного доказательства (нож); Вещественное доказательство (сам нож в натуре); Протоколол осмотра происшествия (об обнаружении ножа с его описанием); Заключение судмедэксперта (о параметрах колюще-режущего предмета, которым причинены повреждения); Заключение эксперта-криминалиста (характеристики ножа); Показания обвиняемого (описание ножа). Кроме того я различаю источники, которые хотя и относятся к одному автору, касаются одних и тех же обстоятельств, но возникли в разное время. В рамках последнего Примера можно различить описания ножа, как они даны гражданином Н.(единый источник), но по различным фиксаторам, времени и статусной его позиции, а именно: по его показаниям в Протоколе допроса подозреваемого от 22.04.2005 г., в Протоколе допроса обвиняемого от 10.05.2005 г., в Протоколе очной ставки от 14.06.2005 г.

В ходе проведения сравнительного анализа по разным источникам дотошный оценщик может также обнаружить несоответствия. Например. Характеристика ножа по Протоколу его осмотра констатирует наличие клинка с односторонней заточкой. И это не соответствует выводам эксперта, который, исходя из параметров раневого канала, ссылается на двустороннюю заточку у применённого лезвия. Примером противоречий при взаимоисключениях может стать ситуация, когда заключение криминалиста сообщает о ширине лезвия представленного на исследование ножа – 25 мм., а Заключением судмедэксперта установлена наибольшая ширина раневого канала – 20 мм. Понятно, что не может образоваться рана более узкого размера, чем реальная ширина предлагаемого орудием клинка. Это влечёт выводы о применении другого орудия, чем вещдок, или о неправильности одного из двух исследований.

Один и тот же автор в различное время, и находясь различных процедурных условиях, может сообщать противоречивые сведения, по сути, опровергая свои же слова. Яркие примеры тому, когда свидетели или обвиняемые представляют не совпадающие показания на следствии и в суде. Например, при первом допросе свидетель утверждает, что лично слышал звуки выстрелов, а при последующих допросах отрицает это обстоятельство или же утверждает, что вообще выстрелов не было. Ни одно из этих сообщений не может быть принято достоверным, пока какое-либо из них не найдёт своего подтверждения, а другое – опровержений, либо если не появится третья, более убедительная информация по этому же поводу.

Направление 4: Определение ясности, однозначности и недвусмысленности доказательств. Сведения по любому доказательству в целях его применения сами по себе и в совокупности с другими данными должны быть доступны для понимания и уяснения. Не позволительны сведения, которые своим содержанием могли бы истолковываться в разных значениях, давали бы повод выводить из них различные, порой противоположные факты.

Проблема неясности, неоднозначности сведений касается всех без исключения видов доказательств. Подобные изъяны мы можем встретить даже по таким, казалось бы, открытым восприятию сведениям, как информационное существо вещдоков. После того, как лазерный диск стали использовать подстаканником, однозначно и не решишь, в каком качестве принимать к рассмотрению данный предмет: носитель электронной информации; носитель следов, допустим, пальцев рук; или кухонной утварью. Грубую подделку денежной купюры с ходу и не отнести к фальшивой денежке или к сувениру. Неясности – обычное явление в показаниях участников из числа рядового «быдла». У каждого из нас различны манеры словоизложения, разговорные местечковые традиции, голосовые способы выражения мыслеобразов, речевые возможности, привычки и всякие там воспитания. То, что тебе самому из тобою сказанного кажется понятным, слушателем может быть осмысленно иначе. Тем более, если у «слушателя» умысел имеется к тому, когда услышать хотят иное или редактируют твою мысль. Встречаются трепачи, особенно в среде мусоров и властных номенклатурщиков, профессионально заточенные и почитающие настоящим искусством обрамлять свою речь двойным смыслом или вообще лишать такого смысла. Они смотрят наперёд, на возможные последствия от информации, катая дополнительные дорожки то ли для отступлений, то ли для параллельных марёвров. Как минимум, наличие смысловой подстилки позволяет им отказываться от сказанного с мотивировкой «вы не так меня поняли…, я имел в виду другое…». Этакие семитские штучки. Но и юристы, в коммуникацию которых внедрён специальный ресурс речевых штампов, частенько в документах и гласно, намеренно или из-за недостатка профессиональности допускают всякого рода словоблудия. Ты услышишь внешне красивые, с заявкой на мудрость, пространные рассуждения некоторых спикеров из числа «авторитетных» адвокатов и обвинителей. Соловьи припадочные. А попытаешься вникнуть в смысл сказанного: а хрен знает, о чём говорено. И не станешь апеллировать той болтовне, пытаться выяснять и уточнять от боязни казаться бестолочью. На то и расчёт.

Обычное явление в документообороте и деловой переписке – представление информации в сверхсжатом виде. Преподнесённая так информация тоже позволяет выводить двойные значения.

Пример 1. Показания: «Фёдоров сообщил, что ему угрожает опасность, а после этого перестал отвечать на звонки». Кому-то покажется ясен смысл сказанного, и по конкретному уг. делу эти показания принял суд как доказательство преступной обстановки. Но при должной критическом анализе всплывают безответные вопросы. Как может неодушевлённая Опасность кому-то угрожать? Каким образом эта Опасность свои угрозы воплощает в действиях и в чём суть этих угроз? На какие такие Звонки перестал отвечать Фёдоров: звонки по телефону, в дверь, колокольчиков, «звон в ушах»? Кому Фёдоров перестал отвечать на звонки: дающему показания, кому-то третьему, всем, и почему он должен был отвечать?

Пример 2. Документальные сведения: «Протокол следственного эксперимента… Следователь… произвёл следственный эксперимент с целью проверки и уточнения показаний свидетеля М., заявившей при допросе, что

К… при себе имел ключ от квартиры_в доме_по улице_, где она

вместе с ним проживает… Следственный эксперимент осуществлён следующим образом:… ключ был вставлен в верхний замок двери… Дверь в данную квартиру на момент следственного эксперимента закрыта. Ключ был повернут по часовой стрелке, дверь открылась… После этого дверь в квартиру ____ была закрыта этим же ключом…». Эту лажу слепил следователь высшего звена, а ни какая-нибудь шерсть подворотная. Теперь, если ты встряхнёшь свой студень в голове, так задашься вопросами. Что же действительно проверялось и уточнялось в ходе эксперимента через все эти открывашки-закрывашки: то, что К. имел ключ отданной квартиры или что М. вместе с К. проживали в квартире, или оба факта одновременно, или же технические возможности дверей, замков и ключей (ключ был обнаружен при трупе К.)? Если «момент» – это краткий промежуток времени, а следственный эксперимент не является моментальным действием, то к какому времени, стадии, этапу эксперимента относится указание на факт закрытости двери? Если «часовая стрелка» – это стрелка часов (от часов), отмеряющая и показывающая временные показатели – метки на циферблате, а ключ вначале вставлялся и поворачивался по такой стрелке, то как оказался часовой элемент-«стрелка» при замке, каковы функции часовой стрелки в механике дверного замка, возможно ли было обойтись без этой стрелки? Если ключ один раз вставили в замок, повернули его, дверь открылась, а потом дверь была закрыта этим же ключом, то: дверь открылась сама или прилагались усилия? Следуя тексту, после вставления и поворачивания ключа в замке открывалась и закрывалась дверь. А что же сам замок, он-то при этом отпорно-запорные инстинкты проявлял, или это никого не интересовало?

Ты скажешь, что придираюсь к словам? И ты придирайся, так как информация доказательственного толка должна быть настолько светла и прозрачна, что не позволяла бы любых кривотолков.

Направление 5: Выявление слухов, догадок, анонимности, предположений. Если не принимать во внимание всякую мистическую чушь, то всякая информация не появляется из «ниоткуда», имеет свой материальный источник и носителя. Но случается, что информация существует, скачет по барабанным перепонкам, а её источник – конкретное лицо или предмет, от кого она исходит установить не возможно в силу каких-либо объективных препятствий. Тогда эта информация не может быть проверена, подтверждена или опровергнута через работу с её источником. При том, что сами информативные сведения могут быть и верными, соответствовать действительности. Но у нас на руках гарантийный талон: вне установленного источника, а значит при невозможности всесторонней (полной) проверки, любые сведения отвергаются.

Анонимность схожа с оборотом слухов в том, что по представляемой информации не определяем её источник – первоначальный автор сообщения. Автор, конечно, существует, но персонифицировать его невозможно или это требует значительных усилий. Закон напрямую не отвергает анонимки именно ввиду недостоверности, но только позволяет отказываться от них по причине недопустимости. Это разные критерии. Анонимное сообщение в любом случае будет принято ко вниманию, к делу приобщено и проверено, как минимум оперативкой, но вот в качестве доказательства не поучаствует в процессе доказывания. Мы можем наблюдать на практике, когда на такие сообщения, особенно связанными с тяжкими деяниями мусора реагируют полным комплексом следственно-оперативных мер. А в случаях подтверждения фактов, изложенных инкогнито, проводят масштабные поиски источника.

Как бы то ни было, анонимная информация имеет отношение только к людской среде и никогда не соотносима с внутренним содержанием вещдоков; она всегда имеет направленность и конкретность, а сокрытие авторства в них, кроме оплошностей – следствие намеренности. Цели сокрытия разные: нежелание официального участия в разбирательствах, животная боязнь ответственности или расправы, в том числе за ложное доносительство или оговор. Очень редко причиной бывает невнимательность или забывчивость, когда, например, автор послания забывает себя указать или делает это невнятно. К анонимкам следует причислять любые голосовые и письменные сообщения, где информатор не только не назвался вообще, но и по которым авторизация не различима (например, неотчётливо произнесено имя, вместо имени названа кличка, или же в бумаге проставлена подпись, но не понятно – кому она принадлежит) или сведения об авторе ложные (когда, например, выдают себя за другого, подписавшись его именем). Именно поэтому как недостоверные расцениваться должны Рапорты дежурных ментов по поступившим сообщениям о каких-либо фактах, если автор не указан или не установлен (сама ментовка в данном случае источником информации не является). Даже когда в процессуальном документе не проставлена подпись, не представлены достаточные данные о личностях, представивших сведения, – эти сведения также несут характер анонимности, какие бы оправдания мусора не предлагали учесть. При наличии такого ущерба в документе последующие установления автора и даже его собственные заверения о принадлежности ему, как истинному источнику данной информации, ситуацию не меняют. Сведения по тому документу достоверности не приобретут. Вот сызнова состряпать ту же информацию от такого источника о том же самом – это пожалуйста.

Догадки о фактах и обстоятельствах не имеют под собой прочной основы. Догадки – это домыслы, которые оценивают происходящее не точным знанием и прямым восприятием, но лишь предчувствиями, собственным мыслительным воображением, переживаниями. В догадках коренится оценка тому, чего человек сам не наблюдал, но о чём выработалось его мнение, как о предшествующем или сопутствующем определённому происшествию. Определение сведения в качестве догадки не обязательно должно быть связано с прямыми оговорками самого источника «я догадался». Догадка выявляется при уточнении информированности, если человек не способен представить чётких оснований своей осведомлённости тому, о чём сообщает. «Днём Михаил мне сообщил, что через пол-часа подъедет к офису». Вроде всё ровно. Выясняем далее: «Каким образом Мишка вам сообщил об этом? -

Он прислал мне SMS-ку. – Почему вы решили, что сообщение это прислал Михаил? – Ну а как же! Сообщение пришло с его номера. Он всегда меня предупреждал о приезде, а свой телефон никому не давал в пользование..?..». Вот и получается, что источник свои первичные утверждения домыслил, следуя не точным знаниям, а только личным восприятиям, впечатлению, сложившимся традициям и условностям. Однозначных подтверждений о действиях и намерениях Михаилки не обнаружилось. При этом не исключается, что о привычках и заведённом порядке могли знать и другие лица, они же могли завладеть «трубой» в намерениях действовать именно так, со знанием восприятия других и с целью ввести в заблуждение.

Предположения всегда содержат неустойчивую информацию, они не категоричны по существу и на их основе невозможно делать утверждения о чём-либо. Предположительные сведения оставляют открытой возможность их опровержения и напрямую запрещены к использованию в доказывании. О них уже говорено в пункте 2. 8. «Презумпция Невиновности». Побей там.

Направление 6: Определение достоверности источника информации. В таком векторе необходимо решить, насколько засуживает доверия сам источник (носитель) информации, можно ли вообще ему доверять. Такое отношение – доверие или сомнительность – должно иметь основание и мотивы. Предубеждения в этой части не уместны и даже вредны, хотя они и могут быть осознанными. Так, ты, будучи уголовно преследуем, волен изначально не доверять не только всем мусорам без исключения (и это правильно), но и всем вокруг (тоже не плохо). Такое состояние тотальной подозрительности и неверия в чистоплотность, несмотря на очевидную асоциальность такой позиции, максимально повышает осторожность и критичность к любым сведениям и источникам и осложняет проникновение грязной информации.

(Но одновременно возникают сложности и вовлечению доброкачественных сведений – это издержки). Эта позиция может именоваться Презумпцией неправды – враньё всё, пока не будет установлено обратное. Тактически такое презюмирование вполне применимо, но ущербно станет в крайних формах нигилизма – отрицание правды во всём и вся, когда такое отношение превышает любые разумные масштабы, а с тем приобретает болезненные и маниакальные формы. Шизы должно быть в меру, кретинизмом не злоупотребляй.

Аналогично и любой сторонник обвинения может изначально не доверять тебе – обвиняемому. С чего вдруг тот же следак или потерпевший, на которого ты напал и пришиб, должны тебе верить или доверять словам твоих родственников – свидетелям защиты, когда по их мнению ситуация требует от тебя изворотливости во избежание ответственности, а у твоей родни кровный интерес оградить тебя от напастей любых. Но не выяснение признаков предубеждения, с чьей бы стороны предубеждение не исходило бы, неминуемо повлечёт необъективность разбирательства.

Достоверность источников напрямую зависит от персональных качеств этого источника, условий его существования под бременем доказательственных сведений. Таковых качеств множество. Если речь идёт об источнике – участнике судоскотства, включая суд, то на их достоверность влияют:

а) Личные качества человека, включая должностное лицо, как представителя предприятия или органа – воспитанные честность, совестливость, нравственность, психическое здоровье, личная заинтересованность, сложившиеся отношения, физическое состояние;

б) профессиональные качества – образование, квалификация, опыт, долг, (не)зависимость, воля, сознательность.

Негативные аспекты или низость этих качественных параметров в любых их сочетаниях в той или иной степени могут проявляться у любого участника. Что даёт повод сомневаться в его способности и возможностях быть и оставаться объективным, то есть участвовать праведно, добросовестно пользоваться своими правами, честно исполнять обязанности. Единожды солгавший, даже в «незначительном» обстоятельстве свидетель возбуждает недоверие по любой другой информации и действиям. Единожды ошибающийся потребует большей осторожности и внимания ко всей его иной продуктивности. Сомнительна способность потерпевшего давать объективную информацию, если он пронизан ненавистью и жестокосердием к тебе. Не оправдано ожидать правильных разъяснений от эксперта, когда он проявил некомпетентность в отраслевом исследовании.

Касательно источников – письменных и иного рода документов, то к лично-профессиональным качествам участников, приложивших руку к формированию такого источника, домешиваются условия соблюдения процессуальных принципов и правил. Затруднительно верить в правильность протоколов следователя, когда он оказывает незаконное давление на других участников следственных действий, искажает или замалчивает сведения. Нелепо ожидать от судьи точной редакции ПСЗ, когда этот судья (зараза такая) в обвинительном русле ведёт весь процесс. Вряд ли будут объективны результаты оперативных действий, когда менты целенаправленно «копают под тебя», вышибая с экономического рынка под заказ. Объяснимо станет недоверие и к представляемым тобой материалам, когда ты замечен в лжесвидетельстве или попытках уничтожения улик.

Если источником выступает вещественное доказательство, так и оно может подозреваться в недостоверности из-за персональных качеств тех лиц, кто доступ к ним имел, из-за «странных» манипуляций с вещдоками, вследствие фактов несоблюдения порядка обращения с этими вещами и предметами, например, если пломбы или упаковки вещдоков имеют признаки несанкционированного вскрытия их. Так, не убедит меня доказательственная чистота «ствола», который обнаружен ментами «случайно» на открытом, общедоступном и посещаемом месте много позднее преступных событий при повторном осмотре того же места происшествия, когда первый осмотр не дал того же результата.

Сами законодательные установления о необходимости проверки всякого доказательства на предмет его достоверности требую от мусоров критического отношения к доказательствам. Этим предопределено, что исходить при оценке любого, вновь добытого дока необходимо с позиции предположительной, изначальной недостоверности этих доказательств до получения убедительных данных о достоверности. Тем самым и деятельности ментов привита презумпция недостоверности. И такая позиция является вообще-то нормой, полностью совпадает с тем отношением к доказательствам, что я предложил и тебе в самом начале этого повествования: не верь улике, пока не убедишься в её чистоте. Но на практике оценка достоверности осуществляется «на изнанку». Стороны и их участники, влекомые собственными и противостоящими интересами в процессе, не равно относятся и к доказательствам: свои доказательства считаются заведомо достоверными, а доказательства оппонентов – порочными. Соответственно, только в отношении доказательств «вражин» выражается недоверие, инициируется критическая травля. То есть, тот же следак самым тщательным образом будет травить твои доказательства, но не удостоит равной критики, например, материалы ОРД, материалы, полученным по его запросам от других мусорских структур, тем более, лично им собранные сведения. Самое дерьмовое в том, что и суд, оставаясь обвинительным органом, отступает от принципов судопроизводства и априори доверяет всему, что представлено от обвинения. Проверка им мусорских доказательств начнётся только когда защита выразит свои сомнения и потребует внимания. Проверка будет тем глубже, чем скандальнее инициатор.

По уголовному делу в отношении Р. и Л. одним из доказательств был заявлен вещдок – сейф с баблом и документами. Обвиняемые ссылались на неотносимость этого доказательства на том основании, что с места преступления отнести куда-либо сейф не представилось возможным.

Относимость – это наличие отношения (соотношения) одного объекта с другим, их взаимосвязь и взаимообусловленность существования с обоюдным влиянием в рамках конкретных ситуаций и условий. Страница имеет отношение к книге, поскольку частью её является по целевому, конструктивному назначению и содержанием текста. Указанные Р. и Л. имеют отношение друг к другу на почве личного знакомства и соучастия в краже. А уголовное дело отношение имеет к ним обоим, так как касается их причастности к содеянному. Соответственно, относимость доказательств определяет наличие отношения конкретных доказательственных сведений к обстоятельствам конкретного уголовного дела (обвинения). Доказательство должно иметь отношение к предмету доказывания, то есть способствовать выяснению любого из обстоятельств. Выясняя относимость мы должны ответить: имеет или нет данное доказательство отношении к делу (к обстоятельствам дела).

Через выявление и вычленение неотносимых доказательств, во-первых, зону обсуждения освобождают от информационного мусора, поле исследований очищают от чуждых и вредных элементов и, во-вторых, препятствуют тому, чтобы посторонние сведения могли повлиять на выводы и решение по существу дела.

В контексте того, что доказательство – это не монолитная среда, а совокупность сведений, и внутри этой совокупности каждое частное сведение по сути обладает признаком самостоятельной значимости, нам важно при оценке на относимость уметь прорабатывать всякое сведение автономно, выделяя эти автономии. Вот, допустим, те же показания – это свод многих сведений, этаких мини-доказательств внутри одного, зримо единого повествования допрашиваемого участника. Тогда каждое законченное предложение, каждую фразу, смысловые их союзы следует считать показаниями и оценивать каждое из них через призму «относимости». И всякое неотносимое сведение из них беспощадно пускать под нож. Иначе, будучи исследованной в общей массе, такая информационная единичка может оказать своё, порой негативное влияние, навредить, то есть.

Мусора с любовью применяют такой приём (и ты, кстати, им можешь воспользоваться): допрашивая, к примеру, свидетеля по делу о наркосбыте, выясняют у него некий давнишний эпизод употребления обвиняемым зелья, и включат показания об этом в общую канву. Эти сведения по употреблению к собственно обвинению в сбыте прямого отношения не имеют, фактически являются неотносимыми, но будучи вплетены в текст, намеренно станут оглашены перед судом, окажут впечатление в том смысле, что обвиняемому обращение с наркотиками не чуждо. Поэтому от таких сведений нужно вовремя избавиться.

Кропотливый анализ сведений всегда позволит выявить множество «затерянных» сведений, неотносимых по характеры. Удачный опыт сброса всякий «левых» высказываний в корзину позволяет серьёзно обезжиривать изначальный массив. Ты как бы по кусочку выдираешь текстовые сообщения, а в итоге остаются убогие фрагменты скелета, по которому уже и не составить целостной картины. Бывает и так, что одно предложение в одном разделе доказательства по смыслу связано с другим предложением, но расположенным в стороне, как бы дополняющим или разъясняющим первое. Вычленив как неотносимое последнее, ты можешь лишить смысла первое, и наоборот. Таким образом, цельный кувшин разбивается на черепки, собирать и копаться в которых непродуктивно. А по таким деструктивным действиям нужны, конечно, навык и сноровка. Которые необходимо натренировать. Это тебе не детские куличики на пляже пинать.

Небольшой практикум. В качестве разминочного материала возьми любые протокольные показания обвинительного толка. Взял? Разгруппируй текстовые предложения на высказывания по отдельным мини-темам, смыслом общим увязанным (здесь говорится о сговоре, а тут речь идёт о прибытии к месту преступления…). Эти группы, которые могут состоять из нескольких или одного единственного предложения или даже в одном предложении через «,» задевать пару тем, – эти группы обводи карандашиком, с присвоением каждой группёшке тематического наименования. Обвёл? Умничка!

Получились визуально обособленные блоки, которые, впрочем и удобства ради можешь выписать на бумажку. Тепереча каждую группку проверяй на смысловую её увязанность с обвинением. Не с обстоятельствами дела – фактической стороной обвинения, потому как описание этих обстоятельств само по себе может не совпадать (противоречить) с обвинением, а с формулировкой обвинения по соответствующей статье УК РФ. В пылу своей критичности не стесняйся придираться к словам, и таким ходом выясняй, а действительно ли данное, отдельно избранное высказывание напрямую связано с обвинением, как-либо подкрепляет его(?). Напрямую – значит, ты не принимаешь во внимание косвенности и околотолки. Если есть сомнения: есть связанность или нет, когда высказанное можно понять и так и этак, тогда оценка даётся в пользу «неотносимости». Все, по твоему мнению, неотносимые фразы и высказывания дополнительно обведи красным (губным) карандашом. Обвёл? А с особо значимыми – рядом поставь «галочку», «галочку» очерти квадратиком и жирный «восклицательный знак» поверх квадрата водрузи. Водрузил? Хороший мой. По каждому такому фрагменту обязательно сформулируй объяснение, мотивируй: скуяли данное высказывание имеет отношения к делу (обвинению). Теперь сделай общий обзор: что в показаниях вышло голым остатком. А остаток может чудесным образом оказаться полной бестолковщиной. Но может показаться и так, что, вычленив сор, основные обвинительные сведения ясной речью сохранились в опасной массе. Безрезультатно? Ещё раз прогони эту массу через массорубку. Не отчаивайся, показаний всяких в деле замысленных против тебя много, и если хотя бы пару-тройку из этой совокупности удастся тебе заклеймить «неотносимостью» – это уже неплохой результат. Прежде чем скисать от прежних неудач, взгляни: в тех показаниях неотносимые и относимые предложения между собой по тексту могут быть срощены фразами, типа «потом, значит, поэтому…», образующих логические цепи. Выемка неотносимого выражения с такой фразкой может существенно покалечить и смысл относимого. Действуй.

На самом деле большая проблема – вовремя разоблачить и отвести неотносимую информацию. Особенно, когда таковая имеет косвенный характер или крепко ввязана, находится внутри в общем-то относимых к делу сведений. Вот, по делу об изнасиловании предъявлено Заключение по оценке квартиры потерпевшей. Козлу понятно, что сведения о стоимости жилья не относятся к такого рода преступлению, так как с их помощь ни одно из обстоятельств ни доказывается, ни опровергается, и эти данные не могут повлиять на решение. В другом случае при обвинении в убийстве свидетель дал показания и, кроме прочего упомянул, что подсудимый в юном возрасте был замечен в жестоком обращении с кошками и частенько дрался со сверстниками. Защита здесь вправе отводить такие показания, так как они не имеют никакого отношения к обсуждаемому ныне, спустя 20 лет преступлению. Такими показаниями пытаются оказать влияние на судью, обозначая их косвенной уликой: вот, мол, характеризующие личность данные о склонности к жестокости и насилию.

Всякое представленное стороной доказательство должно сопровождаться пояснением: наличие или отсутствие какого именно обстоятельства данное доказательство подтверждает или опровергает. В виде обязательности такая функция Законом не закреплена, таких разъяснений в процессе доказывания потому и избегают. Во всяком случае, когда обвинитель суду будет представлять свои доказательства, суд не станет выяснять их относимость. Но вдруг сторона защиты заявит в суде о новых доказательствах – это другое дело, судья задолбает вопросами ещё до непосредственного их исследования: о чём эти доказательства по существу, что вы ими хотели показать. Однако, несмотря на глухомарь в позиции обвинения, требовать комментариев следует непременно, например, через мотивацию «обвинение мне не понятно» по фактической стороне. И если представляющий доказательство оппонент окажется не в состоянии увязать представляемые сведения с обвинением (или защитой от обвинения), впору ставить вопрос об их относимости. Та же фигня при варианте установленной никчёмности, нейтральности сведений в свете доказательственного значения: порожняк информации – повод оставить её без внимания.

Фактическое удаление неотносимых сведений из доказательственных баз сторон реально может быть осуществлено только, когда каждое такое доказательство пройдёт этап двустороннего обсуждения, в том числе по вопросу его относимости, – то есть, когда доказательство будет исследовано предметно участниками. Это может произойти на предварительном следствии, когда одна сторона удовлетворит требования другой или в ходе судебного следствия, также по инициативе сторон или самого суда. В предварительных слушаниях такой вопрос не примут к рассмотрению. Большая редкость, чтобы сам владелец доказательства отказался от него, но он вправе снять доказательства с обсуждения, заявив об его неотносимости. Почему нет? Только после таких инициатив и решается судьба сведений. Но, повторюсь, как правило таких целевых исследований не возбуждается и, соответственно, не осуществляется. Вплоть до того, что об отказе от одних из доказательств ввиду их неотносимости суд решит втихую и ты об этом узнаешь только из, например, приговора. С другой стороны, обвинительные акты мусорами нашпиговываются мутной массой неотносимых сведений, и порой именно такой массивностью создаётся видимость и весомость объёма доказательств, мнимая обоснованность мусорских претензий и иллюзорная крепость позиции обвинения в целом.

Дерьмо полезно в качестве удобрения, спору нет. Но на нём одном ландыш цветения не даст; нужны бы ещё пот и слёзы. Так и здесь… И без того произвольные совокупности доказательств обвинения щедро сдабриваются безотносительной информацией, и тем прикрывают скудность относимых доказательств. Их в действительности – горсть пыли, чтобы пустить в глаза. При скрупулёзном просеивании такая, что-либо значащая горстка сведений и останется глубоко за диваном. Однако при таким резерве окажется невозможным делать выводы и постановлять решения. Потому, как не выдерживается и другой критерий – Достаточность (см. п. 5.3.4).

Один мой знакомец (кажись, это был я сам) подал порядка 35 ходатайств об исключении недопустимых доказательств. Такими доказательствами по его разумению являлись практически все доказательства обвинения. Шутка ли, оснований для исключения обнаружилось прорва, порой по нескольку на одно доказательство. В иных случаях единым основанием охватывалась совокупность сведений и источников. Два дня заседаний суд угробил только на рассмотрение этого вопроса. Со скрипом и ворчанием, но суд удовлетворил требования защиты лишь по шести докам. То были значимые улики, без которых доказывание существенно осложнялось. И в этом было инициатива лишь самого подсудимого, без предупреждения и согласовки даже с защитником. Сюрпри-из. Защитник был удивлён таким процедурным успехом и высказался в духе: прикольно, я теперь тоже всегда буду такие ходатайства заявлять. Вот ведь, адвокат даже не предполагал об эффективности такого средства защиты, явно не верил в такое, и, как оказалось, никогда до этого дня не использовал в своей практике данные возможности.

Другой мой знакомый (уверен – это был не я, но с моей подачи) измудрился исключить ВСЕ свидетельские показания – единственные весомые доказательства против него. Он не оставил суду шанс приговорить его обвинением в тяжком «за недоказанностью».

Прямого определения понятию «допустимость» в УПК нет. Исходя из положений статей 7.3 и 75 УПК, недопустимыми доказательствами являются те из них, которые получены с нарушением требований (норм) УПК. Тогда от обратного, хотя это и не вполне корректно, допустимые – доказательства, полученные с соблюдением требований (норм) УПК.

И вновь мы сталкиваемся с тусклой терминологией. Что значит «полученные», когда в УПК такое действие, как «получение доказательств» по содержанию и порядку его осуществления не прописано? Равнозначно ли оно «собиранию»?

Собирание – собственное действие человека. Получение же более широким смыслом загружено. Ведь некоторые вещи и предметы могут быть «получены» как бы сами по себе, без волевой активности самого получателя, вне зависимости от его желаний, вот как котятки на свет божий. Камень в чистом поле получается участием природы. Тот камень может стать вещдоком, но природное его получение не регулируется и не может регулироваться какими-то там требованиями (нормами) УПК. Когда следователь изъял и приобщил к делу молоток, неверно считать, что он его получил, так как следак никоим образом не участвовал в производстве инструмента. Скажешь, занимаюсь словоблудием? Отнюдь. Через такие неоднозначности как раз и творят произвол. Например, когда ты заявишь ходатайство о недопустимости доказательства, твоим мнением «полученного с нарушением УПК», встречный вопрос обвинителя: «что значит получено?», в рамках вышеуказанных рассуждений, может в ступор тебя вогнать. Если ты не сможешь сформулировать получение, у мусоров появиться возможность отвергнуть твоё ходатайство по формальной причине его необоснованности – ты не смог полных обоснований предъявить. Ты тоже вправе такими приёмчиками пользоваться для облома обвинителей и суда. Полагаю.

Правильно, конечно, отождествлять «получение» с «собиранием» в смысле приобретения.

«Соблюдение требований УПК» означает выполнение всех существующих нормативных правил, процессуального порядка, установленного для получения (приобретения) доказательств. Значит, для установления допустимости мы должны проверить: все ли и в полном ли объёме правила выполнены в ходе получения конкретного доказательства. Несколько занудная процедура. Не требуется вникать в суть сведений, а ограничиваемся анализом всех формальностей, связанных только с получением. По результату и выясняется, может ли быть допущено доказательство в процесс доказывания.

В УПК, как тебе уже известно, прописались, как клопы в коммуналке, общие и специальные правила получения (собирания) доказательств. Общие распространяются на все без исключения виды доказательств, они так или иначе зафиксированы во множестве положений трёх первых разделов Кодекса (Общие положения, Участники, Доказательства и Доказывание). Специальные правила оговаривают порядок получения конкретного вида доказательства, частные случаи и условия, учитывая специфику получения некоторых сведений. Например, для показаний свидетеля такой порядок совокупно установлен в статьях 164, 166, 167, 179, 180, 187–194, 240, 259, 260, 274, 278–281, 287–290 УПК. Не хило, да? Кукундер может сорвать от держания столькой информации в оперативной памяти. Так и есть, удерживать все эти нюансы во внимании мусорам не так то и просто.

Поэтому, самые настоящие профи, хоть трижды уверены будут в прочности своих знаний, а всякий раз сверяются с теми нормативами, освежают память, самопроверяются. В этих же целях они используют специальные бланки протоколов, где уже текстом отображены многие процедурные последовательности – подсказки. Нам на счастье таких профи мало. Самоуверенные балбесы в кителях упускают важные детали, как и те из них, что намеренно пытаются мухлевать. А мухлёж всегда связан с неестественностью процедур, попыткой ухода от правила, что всегда выливается в нарушение порядка производства следственного действия или осуществления сопутствующих процедур. Признаки невыполнения требований УПК выясняются порой в самых неожиданных моментах производства. Хвост даю на отсечение, я не встречал до сей поры НИ ОДНОГО кристально чистого доказательства. В каждом блох вылавливал. Сезон охоты на них бессрочен. И по своим доказательствам ты вскроешь их россыпями, коли азартен будешь. От тебя требуется трепетная страсть, та самая «блошиная лихорадка» в поиске. Ату их!

Все варианты нарушений порядка сложно, вернее громоздко перечислять, и список этот никогда окончательным не будет. Вот сколько существует всяких правил, столькие и могут быть нарушены. Нарушение одного даже правила приобретает различные оттенки из-за неповторимости условий получения доказательств в границах действия этого правила, из-за его широкой сочетаемости на деле с другими правилами, чем само нарушение отягощается, а вместе с этим самобытность, особенность проявит. Скорым оком зыркнешь на такие нарушения – они одного разлива ряженка, а станешь кирять – в одной волос седой, а от другой пучит.

Итак, ситуация: получение всякого доказательства крепко связано с выполнением определённого порядка; порядок этот для получения каждого вида доказательств представляет из себя совокупность правил проведения следственного действия.

В последующих разделах мы серпом пройдёмся по яйцам всех следственных (следственно-судебных) действий, в том числе по порядку получения показаний свидетеля (вызов, допрос, оглашение, очная ставка и другие проверочные участия, протоколирование, мероприятия-попутки). А сейчас ради примера этот порядок отожмём слегонца. Ты берёшь за шкварни уже имеющиеся показания любого свидетеля в протокольной их форме и проводишь сверку всей документальной информации о процедурах, связанных с получением показаний, с процессуальными правилами, то есть с нормативными установками о правильном порядке. Не забывай об Общих правилах, потому как на невнимании к ним мусора также лажают. Вот, копаешь по протоколу, и подкопаться вроде не к чему, всё внешне пристойно исполнено. Но вдруг обнаруживаешь по другим документам, что на время допроса производство по делу было приостановлено. Значит, на такой стадии не могли производиться никакие сл. действия, в том числе и допрос. Это стало бы возможным только после возобновления производства. Делаешь вывод: получение показаний в период приостановки производства является нарушением порядка, показания являются недопустимыми. Ну а кроме проверки формальностей, дополнительно обращаешь внимание и на содержание сведений. Вдруг там всплывут наводящие вопросы или слухи-догадки, которыми также определяется недопустимость показаний, но лишь в этой части показаний.

Серьёзную проблему в борьбе с недопустимыми доказательствами создаёт неоднозначность формулировки «полученные с нарушением требований настоящего Кодекса», где понятие «настоящий Кодекс» означает «УПК РФ». Мы знаем, что в ходе получения отдельных видов доказательств напрямую применяются незаменимые, обязательные и необходимые в своей процессуальной значимости положения и других нормативов (законов). Так, заключения экспертов не могут быть получены без применения Закона об экспертной деятельности, Положений и Методик о проведении конкретных видов экспертиз. Нарушение экспертом правил по таким нормативам объективно ставит под сомнение законность порядка получения его заключения. Но, когда сторона защиты ссылается на нарушения таких положений, как на признак недопустимости Заключений, то напарывается на возражения мусоров, типа: Закон об экспертизе и связанные с ним иные нормативы не являются УПК РФ, нарушение норм экспертного Закона не является нарушением УПК, следовательно отсутствуют основания считать в данном случае нарушенными требования самого УПК РФ, как это установлено критерием в самом УПК. И у мусоров этот фокус проходит, как минимум, принуждением защиты к снятию ходатайства с рассмотрения. Конфуз от таких трактовки и доводов преодолевают только опытные лоцманы.

Дело в том, что положение ст. 75 УПК является исковерканной подстилкой под гарантию статьи 50 Конституции РФ. Последняя устанавливает, что «при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона». Конституция РФ имеет верховенство над УПК, а Кодекс не может противоречить Конституции. В случае таких противоречий или противоречивых толкований в ходе правоприменения, как это имело место в приведённом выше случае, подлежит применению ст. 50 Конституции – норма прямого действия. А по ней федеральный закон – это не только злосчастный УПК. И Закон об экспертной деятельности также является федеральным законом, он применяем в уголовном процессе для получения доказательств, и его нарушение влияет на законность получения экспертного заключения, а значит – на допустимость самих сведений по Заключению. Этим выводам корреспондирует и принцип по статье 7 того же УПК: «…не вправе применять федеральный закон, противоречащий настоящему Кодексу». Из чего вытекает право на применение только такого федерального закона, который не противоречит УПК. Таким образом любые другие фед. законы (а также основанные на них подзаконные нормативы) применимы в целях получения доказательств, и если такие Законы применяются, то по ним определяется и вопрос законности (законного порядка) в тех же рамках конституционных гарантий о недопустимости или допустимости. Уф…, то есть Фу.

Да не будь они мусорами, если не испоганят Закон своими толкованиями и практикой. Слушать их, так, якобы, чётких критериев оценки в нормах не прописано. Решили сами прописать. Органы расследования и суд внедрили признаки разграничения нарушений, принимая во внимание при решении вопросов допустимости только существенные нарушения. А признак существенности мусора определяют лишь своим усмотрением, и исходя из условий: могло или нет повлечь данное нарушение искажение доказательства по существу сведений, в нём содержащихся. Красота! Ай да мусора, ай да сукины дети! То есть они пытаются перевести всё к проверке достоверности доказательств, к обработке «сомнений». А это, пардон, наглый произвол, произвольное переосмысливание Закона, так как норма ст. 75 УПК, подстать гарантиям ст. 50 любимой Конституции вообще-то не содержит оговорок подобных, на такие умозаключения не настраивает – не ставит условий существенности.

Само понятие «существенность» в Закон не включено, соответственно, не раскрывается по содержанию и вольготно в понимании. Его мусора слизали из своего же толкования положений статьи 381 УПК, когда рассуждают о критериях нарушений, которые могут повлечь пересмотр судебных решений. (Этого мы ещё коснёмся. В том случае «существенность» отождествляют с фундаментальностью – конституционными основоположениями). Естественно такой расклад развязывает бархатные ручонки правоохранителей – они теперь полномочны придерживаться своего мнения по любому, тобой заявленному нарушению. Тогда, если может пострадать позиция обвинения, могут несущественным признавать практически всякое нарушение, будь оно хоть трижды растленным. Тем самым любое нарушение может быть отбелено, порочные доказательства могут быть оставлены в деле, и наоборот, всякий пустяк раздут до тучи грозовой. Параллельно этому практикуется псевдоустранение, восполнение самих нарушений, когда доказательству искусственно подвешивают атрибуты законности.

Вот живой пример. Обвинение представило суду Протокол осмотра. Защита заявила о недопустимости этого доказательства в связи с тем, что Протокол не удостоверен подписью следователя (нарушена ст. 166.7 УПК). Вызывают в суд следака: «В чём дело чувак?». Следак суду: «Протокол составлял я лично, в нём всё верно указано. Вот даже подписи понятых есть. Вы знаете, Ваша Честь, ну закрутился-завертелся, столько дел, с тестем поругался, голова кругом, забыл, блин, вот ведь – забыл по запарке подпись воткнуть». Судья: «Ну, с кем не бывает, я тоже бывает всякое забываю… хм…. ладушки, зятёк», и признаёт нарушение не значимым, а Протокол оставляет допустимым.

Нет, дорогие мои мусора – это голимое скотство и беспредел. Таким макаром можно и в отсутствие Протокола наяву признавать его существование и допустимыми сведения по нему, воспроизводя всё это по памяти. Любое нарушение – это нарушение, чёрт подери! Предугадать последствия от него невозможно, в том числе и судейским усмотрением. Факт нарушения безусловно влечёт выводы и признание о недопустимости. Железно. Перед Законом все равны, и не позволено даже этим ряженным в мантии «Честям» толковать Закон своевольно. Хотя они не отказываются при удобном случае забраться с ногами поверх Закона. И что нас с тобой «радует» в указанном «порядке» мусора способны любое доказательство защиты очернить по любому пустяшному упущению, при незначительном огрехе в получении доказательства в этом усмотрят «вопиющее» нарушение, непременно обнаружат крайние последствия и мигом исключат. Более того, зная обвинительную политику суда, органы расследования уже на стадии приёмки доказательств от защиты заражают их всяческими нарушениями именно с целью дальнейшей их нейтрализации при необходимости применения таких мер нейтрализации.

Безусловно, признание доказательства недопустимым наносит урон, порой невосполнимый урон интересам стороны в процессе. Факт недопустимости доказательства, конечно, сам по себе не означает как таковое отсутствие тех фактов, что отражены доказательственными сведениями. Нарушения не обязательно, что всегда намеренные. Естественно обиженка накатит, завеет несправедливостью, если из-за какого-то дурацкого нарушения исключат единственные в своём роде, прямые показания по факту убийства, отражённые в протоколе, когда их оглашение окажется недозволительным, и станет не возможным вновь допросить свидетеля-очевидца (допустим, он умер до суда). Исключаемые показания, по сути-то, были правдой, отражали действительную картину событий. А без них, что ж, подсудимого (реально виновного) придётся отпустить, оправдать, реабилитировать? Да, плять, придётся. Ройте дальше, легавые. Закон непреклонен и непреодолим. Выполняй всяк его букву, и впредь вам будет неповадно: быть безграмотными, близорукими, распистяями, безответственными, зажратыми и кичливыми скотами. Всё просто: не будет расслабухи, взаимокрышевания и блатняка – не будет и нарушений. В стол ещё и воспитательный аспект. А чтобы не случалось вышеуказанных доказательственных обломов, существуют ещё и условия достаточности. О чём поболтаем следом.

Достаток определяется таким запасом продукта, когда приходит ощущение сытого счастья, прочности и надёжности состояния сейчас и на будущее. Ареал оптимиста. В то время, когда имеются перспективы новых или дополнительных приобретений, а жадность – не порок, определённый уровень жира позволяет удовлетвориться уже его наличием и массой. Даже с прогнозом некоторых потерь и расходов. Тот жирок обозначает совокупность доказательств, а удовлетворённость от его наличия и качества – достаточность.

В силу Презумпции невиновности, когда сама невиновность не обязательна к доказыванию стороной защиты, требование достаточности обращено только к доказательствам обвинения. То есть, доказательства защиты не подлежат оценке по критериям достаточности, претензии о недостаточности доказательств защиты в пользу невиновности (непричастности, отсутствию события преступления) всегда ничтожны и не должны приниматься во внимание.

Достаточность полагается вовсе не совокупностью доказательств общей грудой. В этой совокупности должны иметься доказательства по каждому обстоятельству уг. дела, по каждому пункту обвинения. Каждое из обстоятельств должно быть обеспечено своей совокупностью, как для убедительности позиции, обоснованности, так и на случай, если одно из доказательств окажется на поверку недостоверным или недопустимым.

Патриарх Ной призвал парных тварей на последнюю попойку. Старик точно знает только то, что последним бухлом для всех станет морская водь. Ной – не ной, а накроет водой… Питейные же предпочтения всякого пришлого не известны. Поэтому Кормчий затарил всё мыслимое и доступное бухло. В этом случае наличие пойла всех видов и сортов, хотя бы по два пузыря на рыло можно считать достаточным объёмом. Пара – это больше одного, это уже совокупность. Опытный бармен – Нойка в курсе, что после первого стакана' клиенты менее капризны и разборчивы. Понты отстреливаются прочь, как пустая тара, а потреба удовлетворяется доступным, вплоть до «всё едино, что в себя вливать».

Так и в твоём случае. Тебя обвинили в совершении террористического акта (ст. 205 УК РФ) – совершении взрыва, устрашающего население и создавшего опасность гибели человека. С кем не бывает. Тогда условием достатка доказательств будет наличие как минимум двух разноисточных доказательств о факте взрыва; как минимум двух – о том, что население (несколько местных жителей!) устрашилось; как минимум двух – о признаках смертельной опасности; и далее по два и более доказательства по всем остальным обстоятельствам. В ином случае, если хотя бы один признак или обстоятельство греет лишь одно доказательство, тем более в отсутствие такового вообще – имеем недостаточность.

В любом случае, достаточность – величина абстрактная, индивидуальна она окаянная для каждого дела по причине зависимости от сложности доказывания. Пусть считается, что простых дел не бывает. Нифига подобного! Всегда сложнее в доказывании особо тяжкие составы, где больший ресурс прикладывается, где много экспертных изысканий, где не добыто прямых улик, где более крупны обстоятельства и признаки. Другая зависимость существует от доступности сведений к обсуждению, а ещё от усмотрения тех, кто и будет ту достаточность признавать или делать выводы о недостатке окончательным вердиктом. Когда следственные люди и суд мастырят обвинение, они это обвинение, в целом и по частям, соизмеряют с имеющимися доказательствами. И если по их мнению обвинительные выводы в достаточной степени подтверждаются доказательствами, то имеющийся сейчас объём доказательств (фактических данных) считают достаточным. Так должно быть в идеале.

Но УПК и по такому оценочному явлению сюрпризничает. Буквальное содержание правила о достаточности (ст. 88.1 УПК) лукаво: подлежат, видите ли, оценке с точки зрения достаточности для разрешения уголовного дела все собранные доказательства в совокупности. Во как!

С миру по нитке – мёртвому припарка.

То есть, необходимо оценивать достаточностью всю совокупность доказательств в целом, общей кучей. Никакие части (блоки), например, в отношении отдельных обстоятельств, никакие отдельные доказательства не могут оцениваться достаточными. Опираясь на прямое понимание этой нормы органы расследования и суд оказались вне обязанности каждое обстоятельство подтверждать доказательством, тем более совокупностью доказательств. Они вправе ограничиться сбором сведений в той мере, чтобы на их фоне вырисовывалась общая картинка преступления, а обстоятельства выглядели правдоподобно. Не правдиво, а правде подобно. Такая положуха расслабляет доказательственную деятельность мусоров, вплоть до того, что они позволяют себе ограничиться и произвольной совокупностью, обозначающей лишь общие черты и фоновый ракурс обстоятельств без многих, порой самых важных частей.

Суть такого подхода в понимании правоприменителей мусорского типа выясняется, если ознакомиться с разъяснениями «достаточности», как это сладко льётся из уст судей, например, в адрес присяжных. «Совокупность доказательств, – ссал в уши присяжным судья Андреев, – можно сравнить с фрагментами разбитого кувшина или мозаики. Вы складываете эти фрагменты между собой для воссоздания первоначальной формы. Какие-то из фрагментов могут отсутствовать. Но и без них по имеющейся совокупности Вы вполне способны определить первоначальный облик кувшина или сюжет мозаики. И в таком случае имеющаяся совокупность доказательств будет достаточной». Вот тебе и значение нормы о совокупочной оценке достаточности. И это – не личное мнение отдельного судьи. Образчики таких формул судьям рекомендательно спускают церкулярами «сверху». Сам понимаешь, подобные «рекомендации» от верховной курии носят ультимативный характер. Поэтому и Напутствия присяжным с разъяснениями по этому же поводу от других судей и по иным процессам копируют друг друга. То не просто навязанные директивы. Судьи сами такое значение воспринимают искренне и как должное.

Прикинь X к носу. В числе отсутствующих фрагментов могут быть главные, структурно (сюжето) образующие детали, например, дно у кувшина или голова у крылатого создания в мозаике. Или не доставать может подавляющая часть желанной совокупности. Без них и кувшин – не кувшин, и невесть кто крылатым существом изображён: демон или ангелочек. Как и в случае отсутствия любых других фрагментов, такое положение приводит лишь к возможности с определённой долей вероятности восполнять картинку и форму через собственное воображение. Хотя таковые могут и не соответствовать действительному, автором замысленному и воплощённому изначально содержанию и облику. Иными словами через указанные разъяснения судья позволил домысливать и сами недостающие доказательства – фрагменты мозаики, и общую сюжетную линию. Но любые домыслы равнозначны предположениям. А такой способ доказывания, как тебе известно, запрещён УПК. К такому разврату приводят на деле нормы Закона, подбадривая невежество властей.

Заявленная Свобода оценки доказательств, в приближенном её рассмотрении, свободой не оказалась. Кроме ограничений собственно нормативных, мусора к критериям оценки своим произволом воткнули дополнительные буксы. Следуя их трактовке, отсутствие доказательств даже по таким важнейшим обстоятельствам, как например, причина смерти, время и место деяния или мотивы, не само по себе является препятствием для постановки выводов о достаточности. Коммуняки мечтали всех уровнять до уровня трудовых рабов. Обломались. Клерикалы мечтают охомутать через «раб божий». Обломаются. А Эдем в мечтах мусоров – резервации, где доказывание без доказательств допустимо. Но где Им рай – тебе загон бесправия, правовое порабощение. Обломай их.