Глава 19
В среду утром Саманта не пошла на работу, выехала из города на машине как раз в то время, когда начали курсировать школьные автобусы, что было не слишком хорошей идеей. Машины еле ползли по извилистой горной трассе, то и дело останавливались и ждали, пока невыспавшиеся десятилетние ребятишки, согнувшиеся под тяжестью толстых рюкзаков, не займут свои места в автобусе. После перевала она въехала в Кентукки, автобусы исчезли, но вместо них дороги запрудили грузовики с углем. Примерно через полтора часа она добралась наконец до маленького городка под названием Мэдисон в Западной Виргинии, а затем, согласно договоренности, остановилась у небольшой автозаправочной станции с поблекшей вывеской «Коноко». В задней части помещения сидел за столом Бадди Райзер, попивал кофе и читал газету. Он страшно обрадовался, увидев Саманту, и с гордостью представил ее одному из своих приятелей: — Мой новый адвокат. Она приняла это без комментариев и достала папку с документами, где лежала доверенность на ее имя, позволяющая получить все медицинские данные. В 1997 году, перед тем как выдвинуть иск против «Лоунрок коул», Бадди прошел рутинное медицинское обследование. Рентген выявил у него небольшое уплотнение в правом легком. Врач был уверен, что опухоль доброкачественная, и оказался прав. Произвел двухчасовую операцию, удалил уплотнение и отправил Бадди и Мейвис домой с хорошими новостями. Поскольку эта операция не имела никакого отношения к подаче иска с целью получения компенсации по пневмокониозу, о ней позже нигде не упоминалось. Но Мэтги считала необходимым собрать медицинские справки, вот и пришлось Саманте ехать в Мэдисон. И конечным пунктом ее назначения была клиника в Беркли, штат Западная Виргиния, городок с населением в двадцать тысяч человек. Бадди прошел за ней к машине, и, когда они остались вдвоем, Саманта вежливо сообщила ему, что пока проводится только предварительное расследование. И решение о том, что он станет ее клиентом, еще не принято. Они просто рассмотрят все справки и документы. Бадди сказал, что все понимает, но почувствовал: им занялись всерьез. И очень болезненно воспринял бы отказ. И вот она отправилась в Беркли, в часе езды через самое сердце угольной страны, место, где велись активные открытые разработки. В воздухе висели целые тучи угольной пыли. И она не могла удержаться от мысли, что любой проезжающий здесь водитель может подхватить пневмокониоз. Она без особого труда отыскала клинику в Беркли, но пришлось немало побегать, прежде чем нашелся нужный человек — девушка, работавшая в регистратуре. Саманта заполнила бланки запросов, протянула ей доверенность, подписанную мистером Райзером, и стала ждать. Прошел час. Чтобы как-то убить время, она отсылала письма по электронной почте всем, кто только приходил в голову. Она сидела в тесном помещении без окон и вентиляции. Прошло еще полчаса. Наконец приоткрылась дверь, и санитар вкатил тележку. В ней лежала небольшая коробка, и Саманта с облегчением вздохнула. Возможно, понадобится не целая вечность, чтоб ознакомиться и с остальными документами. Санитар сказал:
— Мистер Аарон Ф. Райзер, поступил пятнадцатого августа тысяча девятьсот девяносто седьмого года.
— Да, то, что надо. Спасибо вам. Санитар ушел, не произнеся ни слова. Саманта достала из коробки первую папку и вскоре целиком погрузилась в запутанный и обыденный мир больничной жизни. Выяснилось, что врач, писавший все эти отчеты, не знал, что его пациент был шахтером, и не искал признаков заболевания пневмокониозом. На ранних стадиях это заболевание вообще очень трудно выявить. И на тот момент, в августе девяносто седьмого, у Бадди были симптомы, но иска он еще не подавал. А потому врач ставил перед собой вполне простую задачу — удалить опухоль, убедиться, что она доброкачественная, потом зашить пациента и отправить его домой. И ничего особенного в этой операции, как и в пребывании Бадди в госпитале, отмечено не было. Два года спустя, уже после того, как Бадди подал иск против компании, где утверждал, что страдает пневмокониозом, на сцене возникли бойкие юристы из «Каспер, Слейт» и принялись со всем тщанием прочесывать историю его болезней. Саманта прочла их первые письма к хирургу из Беркли. Им удалось откопать целую коллекцию предметных стекол 1997 года с образчиками легочной ткани. И они попросили врача отправить эти образчики двум любимым экспертам фирмы — доктору Фою из Балтимора и доктору Эйбердину из Чикаго. По неким непонятным причинам доктор Фой огорошил хирурга из Беркли следующим открытием: оказывается, в ткани отмечались все признаки заболевания пневмокониозом, или осложненным заболеванием черными легкими. Поскольку хирург уже больше не занимался лечением Бадди, он с этой информацией не сделал ровным счетом ничего. А поскольку у Бадди не было в ту пору адвоката, никто не озаботился проверить эти заключения, которые теперь держала в руках Саманта. Она глубоко вздохнула. Уселась в кресло и еще раз перечитала отчет. Получалось, что еще в начале 2000-х юристы из «Каспер, Слейт» знали от одного из своих же экспертов, что Бадди страдает пневмокониозом еще с 1997 года, но это не помешало им оспорить его иск в суде и выиграть дело. Бадди не получил компенсации, вернулся на шахту, а юристы из «Каспер, Слейт» похоронили важнейшую улику. Она снова обратилась к девушке из регистратуры, и та нехотя согласилась сделать несколько копий по полдоллара за страничку. И вот, проведя три часа в душной приемной госпиталя, Саманта вновь вышла на солнечный свет. И поспешила поскорее уехать отсюда. Минут пятнадцать она колесила по городу, но в конце концов все же нашла здание федерального суда, где семь лет тому назад Бадди Райзер представил свое дело судье. Единственным его адвокатом тогда была Мейвис. По ту сторону зала этим двоим противостояла сплоченная фаланга дорогих юристов-«кастратов», которые денно и нощно трудились, вылавливая свою рыбку в мутных водах федеральной системы законов о заболевании черными легкими. Едва Саманта вошла в пустой вестибюль здания, как ее бесцеремонно, с головы до пят, обыскали двое скучающих охранников. Едва ли не догола раздели. Указатель у лифтов привел ее в архив на втором этаже. Клерк, судя по всему штатный сотрудник, защищенный федеральными законами, в конце концов соизволил заметить ее и спросил, что ей надо. Саманта самым вежливым образом объяснила, что ей нужны материалы по черным легким. Мужчина нахмурился с таким видом, точно она совершила преступление. А затем достал пустые бланки и торопливо объяснил, как надо их правильно заполнить, чтобы получить доступ к таким файлам; к тому же от заявителя требовались две подписи. Пришлось ей уйти ни с чем. Назавтра прямо с утра Саманта вновь встретилась с Бадди на автозаправочной станции в Мэдисоне. Он был в восторге от того, что видится со своим адвокатом вот уже третий день подряд, и познакомил ее с Визелем, парнем, которому принадлежала заправка. — Из самого Нью-Йорка приехала, — с гордостью добавил Бадди, словно его случай был настолько важен, что требовал приезда талантливого юриста-тяжеловеса из самого сердца страны. Они заполнили все бланки, как положено, Саманта распрощалась и снова поехала в Беркли. Вооруженные охранники, столь тщательно охранявшие вестибюль здания суда в среду, по четвергам, очевидно, отправлялись на рыбалку. Не нашлось ни одного любителя обшарить и ощупать ее со всех сторон. Детектор металлоискателя был отключен. Более сообразительным террористам было достаточно лишь дождаться четверга, чтобы, не встретив бдительных охранников, ворваться в здание суда и взорвать его. Все тот же служитель архива внимательно просмотрел ее бланки — лишь напрасно потратил время, ища причину, по которой посетительнице можно было бы отказать. И не нашел к чему придраться. Она проследовала за ним в просторное помещение, все стены которого были уставлены металлическими шкафчиками, где хранились тысячи старых дел. Он нажал на какие-то кнопки на дисплее; загудели механизмы, шкафчики начали вращаться. Затем служитель выдвинул один ящик и достал четыре большие папки. — Можете сесть за один из этих столов, — буркнул он. Саманта поблагодарила его, выгрузила бумаги из своего портфеля, устроилась поуютнее, даже туфли сбросила. Мэтги тоже расхаживала без туфель, когда Саманта в конце рабочего дня вернулась в центр. Все остальные уже разошлись по домам, и входная дверь была заперта. Они прошли в конференц-зал, где можно было поболтать, наблюдая за движением по Мейн-стрит. За все свои тридцать лет работы юристом и особенно за последние двадцать лет работы в центре Мэтти неоднократно доводилось сталкиваться лбами с парнями (это всегда были мужчины — никогда женщины) из «Каспер, Слейт». В работе этим юристам был присущ самый агрессивный стиль, иногда выходящий даже за рамки закона, и такое поведение можно было назвать неэтичным, а порой и просто преступным. Лет десять тому назад она предприняла экстремальные меры — осмелилась отправить жалобу на неэтичное поведение работников этой фирмы в ассоциацию адвокатов Виргинии. И два «кастрата» из «Каспер, Слейт» получили там выговор — ничего серьезного, а когда все закончилось, оказалось, что дело того не стоило. В отместку фирма выбрала ее своей мишенью, стремилась напакостить при каждом удобном случае и еще яростнее поливала грязью, защищая своих клиентов по делам, связанным с пневмокониозом. А в результате страдали ее клиенты, и теперь она сожалела, что бросила тогда этой фирме вызов. Она прекрасно знала доктора Фон и доктора Эйбердина, этих известных и весьма квалифицированных ученых, которых уже много лет тому назад купили угольные компании. Больницы, в которых они работали, получали от них миллионные фанты на исследования. Словом, отрицательное отношение Мэтти к этой фирме было известно, и она очень удивилась, узнав об открытии Саманты. Она прочла копию заключения доктора Фоя, отправленную патологоанатому в Беркли. Как ни странно, ни Фой, ни Эйбердин не были упомянуты на слушаниях по делу Райзера. Медицинский отчет Фоя не был представлен; вместо этого юристы из «Каспер, Слейт» использовали целую армию других врачей, и ни один из них ни словом не упомянул об открытии доктора Фоя. Но, может, им все же сообщили об этом открытии?
— Маловероятно, — таким было заключение Мэтти. — Эти адвокаты известны тем, что умело скрывают улики, невыгодные угольной компании. Так что вполне логично было бы предположить, что оба эти врача видели образцы легочной ткани и пришли к однозначному выводу, что Бад/ти сфадал осложненным пневмокониозом. Ну а юристы уничтожили их заключения и нашли других экспертов.
— Но как можно уничтожить заключение? — Этот вопрос мучил Саманту на протяжении многих часов.
— Да этим парням ничего не стоит. К тому же следует учесть, что процесс вел судья по админисфативным вопросам, а не обычный федеральный судья. Это были слушания, а не суд. В настоящем судебном процессе существуют сфогие правила касательно обнаружения и сокрытия улик. Но только не на слушаниях по черным легким. Тут правила более свободные, и эти парни недаром десятками лет оттачивали мастерство в сокрытии улик и манипулировании правилами и законами. И потом, примерно в половине случаев у шахтеров, подобных Бадди, нет адвокатов, так что о честной борьбе и речи быть не может.
— Это я понимаю, но скажи мне, каким образом юристам из «Лоунрок коул», которым стал известен тот факт, что эта болезнь у Бадди началась еще в 1997 году, удалось затем скрыть это с помощью других врачей, клявшихся под присягой, что он этой болезнью не страдает?
— Да они прожженные жулики, вот и вся хитрость.
— И мы ничего не можем с этим поделать? Нет, я не понимаю. Неужели нельзя засудить этих мошенников? Если они проделали это с Бадди Райзером, то наверняка и с тысячью других шахтеров.
— А мне казалось, ты не любишь судебные тяжбы.
— Вроде бы начала входить во вкус. Ведь это неправильно, несправедливо, Мэтти! Мэтти улыбнулась при виде реакции Саманты. А мы с ней мыслим и чувствуем одинаково.
— Нужны неимоверные усилия, чтобы предпринять атаку на столь могущественную фирму, как «Каспер, Слейт».
— Да, я это тоже понимаю, но я совершенный профан в судебных тяжбах. Но мошенничество есть мошенничество, и в данном случае доказать это будет несложно. И разве доказательство мошенничества не влечет за собой штрафные убытки?
— Возможно, но ни одна здешняя юридическая фирма не захочет связываться с «Каспер, Слейт» напрямую. Это будет стоить целое состояние, займет долгие годы, и даже если вердикт будет вынесен в твою пользу, насладиться победой тебе не дадут. Помни, Саманта, здесь, в Западной Виргинии, выбирают свой собственный верховный суд, и сама понимаешь, кто вносит самый весомый вклад в предвыборную кампанию.
— Тогда иск против них надо подавать в федеральный суд. Мэтги поразмыслила немного, затем сказала:
— Ну, не знаю. Я в таких процессах не эксперт. Тебе лучше посоветоваться с Донованом. В дверь постучали, но женщины не сдвинулись с места. Шел седьмой час, на улице уже почти стемнело, и им не хотелось впускать неведомо кого. Человек постучал снова, затем ушел.
— Так с чего надо начать, чтоб подать иск на возмещение ущерба здоровью?
— Значит, все-таки берешься за это дело?
— Да. Просто не могу отступить теперь, узнав все это. Если ты поможешь, составлю иск, и в бой.
— Ладно. Первые шаги — тут все ясно и просто. Отправляешь иск и ждешь медицинского освидетельствования. Как только получишь заключение и убедишься, что все так, как мы и предполагали, придется подождать шесть месяцев, прежде чем поступит прямое указание на возмещение ущерба, кстати, теперь эта сумма составляет примерно тысячу двести долларов в месяц. Ну а затем «Лоунрок» подает апелляцию, тут-то и начнется настоящая война. Так обычно оно и бывает. Правда, в данном случае мы попросим суд рассмотреть это дело в свете новых свидетельств и затребуем пересмотра решения по первому иску. Возможно, и это дело тоже выиграем, и тогда «Лоунрок», несомненно, тоже подаст апелляцию.
— А мы можем пригрозить компании и ее адвокатам разоблачением? Мэтги улыбнулась — этот вопрос показался ей забавным.
— Каким-то людям мы можем пригрозить, Саманта, поскольку являемся юристами и правда на нашей стороне. А других лучше оставить в покое. Ведь наша цель — это выбить как можно больше денег для Бадди Райзера, а не устраивать крестовый поход против нечистых на руку адвокатов.
— Просто идеальное дело для Донована.
— Тогда спроси его. Кстати, он приглашал нас заглянуть, выпить по капельке. Закончил подготовку к процессу, присяжные получат материалы по делу завтра к полудню. Пока что, судя по его словам, все складывается в его пользу, и он чувствует себя уверено.
— Что ж, неудивительно. Они пили виски, столпившись вокруг стола на втором этаже, в военной комнате. Пиджаки сняты, галстуки развязаны, лица усталые, но довольные. Донован познакомил Саманту со своим младшим братом Джеффом, а Вик Канцаро достал с полки еще два хрустальных стакана. Саманта не могла припомнить, чтобы когда-нибудь пила эту коричневатую жидкость неразбавленной. Ну, может, и случалось пару раз, на какой-нибудь бурной молодежной вечеринке, где смешивали все подряд, но она этого просто не замечала. Саманта предпочитала вино, пиво и мартини, крепкие напитки, особенно виски, были ей не по вкусу. Однако сегодня, похоже, выбора не было. Эти ребята пили виски «Джордж Дикель», неразбавленный и безо льда. Напиток обжег ей губы и язык, жидким огнем разлился по пищеводу. Но когда Донован спросил: «Ну, как он вам?» — Саманта умудрилась выдавить улыбку и ответить: «Замечательно». Потом облизала губы с таким видом, точно в жизни не пробовала ничего вкуснее, хотя в этот момент ей больше всего на свете хотелось забежать в ванную и выблевать содержимое желудка в раковину. Аннет оказалась права. Джефф был умен и вообще похож на старшего брата — такие же темные глаза и длинные непослушные волосы, хоть Донован и подровнял свои, готовясь предстать перед присяжными. Джефф был в пиджаке и галстуке, но при этом в джинсах и сапогах. Он не был юристом, опять же, если верить Аннет, его вышибли из колледжа. Но Мэтти утверждала, что он работает с Донованом и выполняет за него самую грязную работу. Накануне Вик провел четыре часа на свидетельской трибуне и до сих пор со смехом вспоминал свою пикировку с адвокатами «Стрейхорн коул». Одна история сменяла другую. Мэтти спросила Джеффа:
— Ну, как тебе жюри присяжных?
— Все повязаны с компанией, — без колебаний ответил он. — Ну, может, за одним исключением. Но мы в хорошей форме. Тут вмешался Донован:
— После выступления последнего свидетеля они предложили полмиллиона баксов и мировую. Но мы послали их куда подальше.
— Бери деньги, идиот несчастный, — проворчал Вик.
— А ты бы как поступила, Мэтги? — спросил Донован.
— Ну, полмиллиона — это совсем немного за двух погибших мальчиков, но для округа Хоппер сумма огромная. Никто из членов жюри присяжных отроду таких денег не видывал, даже представить себе не могут, что они достанутся кому-то из таких же, как они.
— Так что, взять или бросить кости? — спросил Донован.
— Бери.
— А ты как думаешь, Джефф?
— Взял бы деньги.
— Саманта? Она дышала ртом, пытаясь избавиться от жжения в пищеводе. Потом облизала губы и сказала:
— Ну, две недели тому назад я бы не смогла правильно написать слова «исковое заявление». А теперь вы спрашиваете моего совета, идти на мировую или нет?
— Да, у вас есть право голоса. Иначе не дадим вам больше виски.
— Да ради бога, и не надо! Я всего лишь мелкий юрист, дающий бесплатные советы, стою в самом низу этой пищевой цепочки. Так что схватила бы эти деньги и сбежала. Донован отпил маленький глоток, улыбнулся и заметил:
— Итак, четверо против одного. Мне нравится такой расклад. Раз не было единогласного решения, становилось ясно: этим процесс не закончится.
— А твое заключительное слово? — спросила Мэтги. — Мы можем его услышать?
— Ну, конечно, — ответил он. Вскочил на ноги, поправил галстук, поставил стакан на полку. А потом начал расхаживать вдоль длинного стола, поглядывая на аудиторию, как настоящий актер, ветеран сцены. Мэтти шепнула Саманте:
— Хочет потренироваться на нас, раз уж мы тут собрались. Но вот он остановился, взглянул на Саманту и начал:
— Леди и джентльмены, члены жюри присяжных, эта куча денег уже не поможет вернуть Эд ди и Брэндона Тейт. Их нет с нами вот уже девятнадцать месяцев, и жизнь у них отняли люди, работающие на «Стрейхорн коул». Но в таких случаях мы обычно измеряем причиненный ущерб лишь деньгами. В твердой валюте, как гласит закон. И теперь вам решать, сколько именно стоят эти две жизни. Так что начнем с Брэндона, младшего брата, хрупкого маленького мальчика, которому было всего восемь лет и который родился семимесячным. Он научился читать в четыре года, очень любил свой компьютер, который, кстати, лежал под кроватью, когда на дом обрушился валун весом в шесть тонн. И компьютер тоже был раздавлен и уничтожен, как и Брэндон. Донован говорил со всей страстью, но спокойно и убедительно. Искренне, без всяких подспудных намеков и претензий на искренность. Он говорил не по бумажке, да ему и не нужны были никакие подсказки. Саманта впитывала каждое его слово и отдала бы ему любую сумму, какую бы он ни попросил. Он неспешно расхаживал взад и вперед, был убедителен и полностью владел собой. В какой-то момент Мэтти вдруг вставила:
— Возражаю, это не имеет отношения к делу. Все вздрогнули. Донован рассмеялся и заметил:
— Прошу прощения, ваша честь. Я хотел бы попросить жюри не принимать во внимание все, что я только что сказал. Что, разумеется, невозможно, и именно по этой причине я это и говорил.
— Возражаю, — повторила Мэтти. Он не использовал лишних слов, гипербол, цветистых цитат из Библии или Шекспира, не проявлял эмоций, лишь деликатно подчеркивал каждый аргумент в пользу своего клиента и против этой одиозной компании, и все получалось у него естественно, просто и убедительно. Он предлагал выплатить компенсацию в размере миллиона долларов за каждого ребенка, плюс еще один миллион за моральный ущерб. Итого получалось три миллиона долларов — сумма просто огромная, как для него, так и для любого члена жюри, но всего лишь капля в том море денег, которые зарабатывала «Стрейхорн коул». В прошлом году доход компании составлял 14 миллионов долларов в неделю. Когда Донован закончил, это жюри присяжных было у него в кармане. С настоящим же все будет обстоять куда сложнее. Вик разлил виски по стаканам, Донован попросил присутствующих высказать замечания по заключительному слову. Он сказал, что просидел всю ночь, перечитывая его. А потом заметил, что виски весьма поспособствовал креативному мышлению и что лучшими финальными аргументами он обязан именно этому напитку. Мэтти сказала, что три миллиона — это многовато. В больших городах сошло бы, но только не в округе Ноланд или Хоппер. Она напомнила ему, что ни в одном из этих округов никогда не выносился вердикт, где фигурировала бы сумма в миллион долларов, в ответ на что Донован заметил, что все когда-то случается в первый раз. И потом, до сих пор никому еще не удавалось составить столь убедительную подборку фактов, которые он так умело и четко представил на рассмотрение присяжных. Маятник продолжал раскачиваться взад-вперед. Саманта извинилась и вышла в ванную комнату. Вылила содержимое своего стакана в раковину, от души надеясь, что ей никогда больше не придется пить эту гадость. Потом вернулась в комнату, пожелала всем доброй ночи, а Доновану — удачи и успеха и поехала в мотель «Старлайт», где наслаждалась обретенным комфортом семья Букер. Она приехала не с пустыми руками — привезла ребятишкам печенье, а Памеле — два женских романа. Потом Мэнди и Тревора усадили делать уроки, а женщины вышли на улицу и, прислонившись к капоту «форда» Саманты, стали обсуждать дела. Памела радостно сообщила, что подруга нашла ей маленькую квартиру в Колтоне за 400 долларов в месяц. Детям нельзя отставать от своих сверстников в школе, а потому, проведя в мотеле три дня и три ночи, она была готова переехать. Они решили отправиться туда завтра прямо с утра, по дороге завезти детей в школу, а потом посмотреть квартиру. Машину поведет Саманта.
