Глава 30
За окнами было темно – наступил предрассветный час, тот единственный час, когда перестают светиться колдовские цветы и деревья Квейтакки, и весь мир магов погружается ненадолго во мрак…
Некоторое время Вероника еще лежала с бешено колотящимся сердцем, не понимая, что это было – сон или все-таки явь?! Потом резко села, спустила ноги на пол.
Сны такими не бывают. Явь – тоже.
Возможно, случилось нечто третье… и она видела как бы во сне события, происшедшие наяву? Как в случае с Меченым?..
Ломать голову над этим вопросом было бессмысленно. Ответить на него мог только один человек. Который либо спокойно спал сейчас у себя в комнате, либо… не спал. Потому что заснуть сразу после таких событий вряд ли сумел бы даже он. А значит…
Сердце колотилось по-прежнему, и, горя желанием немедленно увидеться с капитаном Хиббитом и все выяснить, Вероника вскочила с кровати. Зажгла прикосновением ладони лампу на ночном столике, огляделась.
Белый сарафан, в котором она будто бы следовала за Каролем, смирно висел на спинке стула.
В доме царила полная тишина, и от каждого предмета вокруг веяло таким уютом и спокойствием, что на мгновение она заколебалась. Может быть, все-таки сон… но, быстро перебрав в памяти виденное, Вероника решительно покачала головой. Слишком уж все правдоподобно и последовательно! А главное, логично – от капитана Хиббита и нельзя было ожидать ничего другого! Мнимой беззаботностью усыпил бдительность и…
Подгоняемая беспокойством, она торопливо оделась и вышла в общую гостиную. Остановилась возле спальни Кароля, прислушалась.
Ни звука. И внутри, кажется, темно. Во всяком случае, наружу не пробивается ни единой полоски света. Но он ведь погасил лампу, уходя?.. Или это было во сне?
Веронику вновь охватили сомнения. Она еще немного постояла у двери, то поднимая руку, чтобы постучать, то опуская. Ну что, что она ему скажет, если не дай Бог разбудит?! Сейчас-то уж точно все происходит наяву… и поди-ка, вломись так запросто среди ночи в чужую спальню!..
В чем-чем, а в том, что сейчас она не спит, сомневаться не приходилось. Голые руки ее и плечи покрылись мурашками от ночной прохлады – в доме было изрядно свежо, как и предвещал капитан Хиббит. Поеживаясь, сказочница прошла наконец в кухню. Попила воды, стараясь успокоиться. Что делать? Лечь спать? Или подождать… но чего? Вдруг утром Кароль как ни в чем не бывало выйдет из своей спальни, а она будет сидеть тут дура дурой, невыспавшаяся и злая… Попытаться потихоньку войти к нему и посмотреть, лежит ли на столе записка, адресованная Овечкину? Немыслимо!
Она вернулась в гостиную и опять остановилась у его двери. По-прежнему ни звука. Может, он уже тоже вернулся и лег спать. Или вовсе не вставал. Или…
Воображению ее представилась жуткая картина – после ее исчезновения в кабинет магистра Робинрауда врываются разъяренные фоментаторы, хватают капитана Хиббита… и Вероника поняла, что ложиться в постель ей, во всяком случае, бессмысленно. Пока она не увидит Кароля живым и невредимым, о том, чтобы заснуть, нечего и думать.
Ей пришло было в голову разбудить Антона и попросить его заглянуть в спальню капитана. Но, представив себе, какими глазами все будут смотреть на нее поутру, если окажется, что Кароль на месте, Вероника эту мысль отринула. И, уже начиная злиться, она отыскала у себя в шкафу какой-то плащ, завернулась в него и снова отправилась в кухню – с твердым намерением досидеть там до появления капитана Хиббита…
…Медленно, исподволь, небеса посветлели. Одновременно с ними начали разгораться нежнейшими радужными переливами цветы под террасой. Засветились деревья на берегу озера и вокруг дома. Запели первые птицы. Затем небо запылало и заиграло золотыми бликами, и в тон ему окрасились золотом и киноварью воды озера. На берег, на маленький пляж, принадлежавший временным обитателям коттеджа, выбралась маленькая нагая девочка с длинными зелеными волосами. И, глядя на свое отражение в воде, принялась расчесываться хрустальным гребнем…
Сказочница смотрела на русалочку без малейшего интереса. Ее больше не радовали никакие чудеса и красоты Квейтакки. Проклятый капитан Хиббит!.. К этому времени она почти не сомневалась в том, что уж он-то в отличие от нее сладко дрыхнет. И решительно никуда из дому не отлучался. Все ее дурацкие сны… и надо же было увидеть такой кошмар вместо того, чтобы мирно спать тоже!
Едва взошло солнце, как сразу потеплело, и Вероника скинула плащ. Пошарила в кухонных шкафчиках, нашла банку молотого кофе и немного утешилась. Черт с ним, с капитаном! Сон – так сон. Зато она в кои-то веки встретила рассвет… не часто это удается, с ее безобразным режимом и ночами напролет за компьютером!
Она сварила кофе и уже собиралась перелить его в чашку, когда за сердце вдруг рванула внезапная тревога. Руки у нее задрожали, и Вероника торопливо поставила ковшик обратно на плиту. Подняла голову. И увидела, что к дому со стороны леса приближается… капитан Хиббит. Глядя себе под ноги, походкой медленной и усталой. И никаких фоментаторских одеяний…
– Так, – сказала она, выпрямляясь.
И где же он, интересно, был?
Этот вопрос она и задала, как только Кароль, взойдя на террасу, приветствовал ее удивленным кивком. Даже рта ему не дала раскрыть.
– Где вы были, капитан?!
Он остановился в дверях, что вели с террасы в кухню, и пожал плечами.
– Гулял. В лесу сейчас хорошо… Кофейком угостите?
Вид у него был измученный. Ночь явно не спал. Глаза тусклые, голос бесцветный…
– И давно вы проснулись? – вкрадчиво, чувствуя, что начинает закипать, поинтересовалась Вероника.
Он снова пожал плечами.
– Не очень. Светало…
– Врете, – решительно сказала она. – Я сижу здесь с… еще темно было. И не видела, чтобы вы выходили из спальни.
Кароль вскинул брови.
– Я вышел в окно. А с чего это вы вдруг сделались такой ранней пташкой?
Вероника не ответила. Схватилась за ковшик с кофе и молча налила себе и капитану по полчашки.
Кароль так и не вошел в кухню – прислонился к дверному косяку и протянул за своей порцией руку. И, передавая чашку, сказочница вперила в него инквизиторский взгляд.
– Мне приснился странный сон!
– Да? И какой же?
– А такой, что этой ночью вы были в Тариане. И встретились с магистром Робинраудом!
Кароль вздрогнул. Но тут же весьма натурально изобразил удивление.
– Хм, ну и сны вам снятся, благородная дама! И что?.. Я его прикончил, надеюсь? Хоть в паука-то превратил, на худой конец?
– Вам не хуже меня известно, что вы с ним сделали, – резко сказала Вероника. – Никакой это был не сон, и не морочьте мне голову! Слава Богу, что проклятая карта выпала не вам… как вы могли так рисковать?
Он наконец оживился, глаза заблестели.
– Что за карта?
– Географическая! – рявкнула она. – Не делайте из меня дуру!
– Ну, пожалуйста, – Кароль скорчил умоляющую гримасу, – расскажите! Карты – моя слабость, вы же знаете.
– Капитан Хиббит… я много чего знаю! Даже про записку для Михаила Анатольевича, которая лежит на столе у вас в комнате!
Он усмехнулся.
– Спорим, не лежит. Можете пойти проверить. Но вы не ответили – неужели мы играли с магистром в карты?
Вероника с трудом подавила желание брякнуть своей чашкой об пол.
– Да. В «птицу Ли-Анту», – сквозь зубы сказала она, глядя ему прямо в глаза. – Со смертельным исходом.
– Как интересно! – воскликнул он без тени смущения. – И кто выиграл?
– Капитан… – Вероника сдерживалась уже из последних сил, – вы были сегодня в Тариане. Вы предложили Робинрауду поединок. Зачаровали карту и тянули по очереди… эта карта могла достаться вам, и я не понимаю…
– Погодите, погодите, – Кароль замахал на нее рукой, – о чем вы говорите? Вам снился сон…
– Это был не сон! – почти закричала сказочница. – Да, возможно, свою записку вы уже уничтожили, и я не могу доказать… но я знаю, что вы делали этой ночью! Я была рядом и все видела! Еще раз спрашиваю – как вы могли так рисковать? Я чуть с ума не сошла от страха!
Капитан шагнул наконец в кухню, поставил пустую чашку на стол и остановился перед Вероникой.
– О каком риске речь? – вопросил он, глядя на нее с какой-то снисходительной нежностью во взоре. – Это был сон, дорогая моя. Уж поверьте. И потом… ну представьте себе, что я вдруг решился проделать нечто подобное наяву… неужели вы думаете, что я отправился бы к магистру Робинрауду, не подготовившись? К этому-то скользкому типу? И не сумел бы – хоть и с завязанными глазами – узнать карту, на которую сам же наложил чары? – Он ухмыльнулся. – А узнав, не подменил бы ее другой… припасенной в рукаве?
Вероника открыла рот. Но сказать ничего не смогла. На несколько секунд она просто онемела. И когда наконец заговорила, то даже задохнулась от возмущения.
– Вы… вы… я думала, вы рисковали жизнью… а вы, оказывается, обыкновенный жулик?!
– Конечно, жулик. Разве вы этого не знали?
Кароль все еще ухмылялся – прямо ей в лицо, и Вероника, не в силах смотреть на него, отвернулась.
Что тут скажешь? Он ничем не рисковал! А она… надо же быть такой идиоткой! Но… он ведь все-таки предполагал, что может не вернуться? Записка…
…Капитан не дал ей додумать до конца эту сбивчивую мысль, исполненную самых глубоких и противоречивых переживаний. Он снова заговорил.
И когда она услышала его изменившийся голос – тихий, непривычно мягкий, чуть глуховатый от некоего затаенного чувства… сердце у нее дрогнуло. Мысли куда-то подевались…
– Так вы беспокоились обо мне, Вероника Андреевна?
Она только покачала головой. Беспокоилась?..
Еще не зная, что скажет или сделает, сказочница нерешительно повернулась к нему.
Глаза их встретились. И в следующее мгновение капитан Хиббит, стоявший совсем близко, неожиданно взял ее голову в свои руки, и губ Вероники коснулись его горячие губы.
* * *
Наверное, это было лучшим способом заставить ее забыть о магистре Робинрауде и его бесславной кончине. А заодно – и о своих жульнических наклонностях. Только ни о чем подобном Кароль не думал. Не подумала и Вероника…
Они целовались так, словно мечтали об этом всю жизнь… с той самой минуты, когда впервые увидели друг друга в пасмурной полутьме под старыми липами Потемкинской улицы. Да так оно и было, и оба сейчас отчетливо сознавали это, не понимая только одного – почему они медлили, ради чего сдерживались?
Не безумие ли это – отказывать себе в любви, не величайшая ли глупость – мучить себя и другого? Забылось все, что заставляло их до сих пор таить свои желания. Все преграды рухнули, когда обоими внезапно завладело иное, сладостное безумие. Мужчина и женщина, одни во Вселенной, сейчас они желали только любить и целовать, и не расставаться никогда. Никогда не возвращаться к одиночеству и томительной тоске сердечной пустоты…
Но что-то стукнуло в глубине дома, как будто распахнулась дверь, и столь же внезапно оба опомнились. Разжав объятия, отпрянули друг от друга и опустили глаза.
– Простите, – хрипло сказал капитан Хиббит, дрожа всем телом. – Простите…
Он резко развернулся, быстрыми шагами вышел на террасу, перемахнул через перила и исчез в прибрежном лесу.
А Вероника, даже не взглянув ему вслед, без сил опустилась на стул и спрятала лицо в ладонях.
Ночные похождения капитана ее больше не интересовали. На бедную голову снежной лавиной обрушилось все, о чем она до этой минуты так не хотела и боялась думать. И укрыться было негде, и заслониться нечем…
…Да, он ей нравился, этот удивительный человек, Михаил Анатольевич угадал верно. Нравился с первого взгляда, отчаянно нравился!.. Но что толку?
Она верила в семейное предание, в то, что женщины ее рода могут обрести счастье лишь в браке с тем, кто увидит в талисмане дракона. И талисман этот не был игрушкой. Его держали в руках настоящие маги и признали таившуюся в нем силу, а значит, предание не лгало, и всякая другая любовь была обречена.
Что же в таком случае она могла предложить капитану Хиббиту – мимолетный роман? Ни к чему не обязывающую интрижку? Он заслуживал большего. Да и сама она не признавала подобной сердечной легкости.
И что она могла думать о своем влечении к нему, о любви, волей неведомого предка предназначенной совсем для другого человека? Только то, что ее сердце сбилось с пути, слишком изголодалось по нежной близости, и потому готово уступить первому же настоящему искушению…
Уже одного этого было достаточно, чтобы сдерживаться изо всех сил. Чтобы стараться не смотреть на капитана Хиббита (даже про себя она почти не называла его по имени, боясь и этой, столь малой интимности) и не слушать его, и не поддаваться его обаянию.
Она старалась, как могла. Защищалась и от него, и от себя – и это тоже угадал проницательный Овечкин, предложивший ей во время разговора, казавшегося сейчас невероятно далеким, попросту выбросить злополучный талисман. Тогда Вероника испугалась, но теперь…
За прошедший день его предложение вспомнилось ей не один раз.
Она больше не хотела искать того, кто увидит дракона.
Кем бы и каким бы ни оказался этот загадочный «суженый», в ее сердце не осталось для него места. Это Вероника знала точно. Только сказать об этом никому не могла…
…Как будто мало ей было безуспешных попыток обуздать влечение к капитану Хиббиту, мыслями ее со вчерашнего утра завладел еще и белокурый ангел Меченый. И память о его любви и печали разрывала ей сердце надвое.
Откуда он взялся, этот ангел, и почему никогда не показывался наяву? Разве она устояла бы перед ним… да она наверняка забыла бы в тот же миг обо всех талисманах мира! Зачем он скрывался, если и впрямь любил ее? И где он мог ее увидеть, чтобы полюбить? Загадка, жгучая тайна, неотступно будоражащая воображение и душу!..
Не исключено, что именно из-за этой тайны она теперь и думала о Меченом с замиранием сердца, чрезвычайно похожим на любовь. А, может, это и была любовь. Вероника уже ничего не понимала. Разве можно любить двоих?
Любишь двоих, значит, не любишь никого. Общеизвестная истина. Но попробуй-ка, заставь себя перестать вздрагивать, надеяться, мечтать и ждать!..
Ей было худо, как никогда в жизни. И не только из-за душевной раздвоенности. Двоих она на самом деле любит или десятерых – какая разница, если никого из них она не имеет права любить! А того, кого должна, попросту не желает видеть!
Кто-кто, а «драконовидец» уж явно был лишним в сумятице, воцарившейся в ее мыслях и чувствах, – только третьего и не хватало, да еще такого, который невесть с чего будет иметь право первенства на ее любовь и руку! Душа впервые взбунтовалась против произвола далекого предка – как он посмел, действительно, ограничить дочерей своего рода в делах сердечных, в делах, коими могут ведать лишь Бог да судьба!
А еще Вероника впервые чувствовала, что священная для нее прежде теория о двух половинках яблока, о том, что для каждого в мире существует лишь один-единственный избранник, стала ей ненавистна…
…Она могла бы попросить Кароля отправить ее домой. Последнее желание перестало быть желанием, и, значит, ловушка обратного эффекта утратила силу. Капитан Хиббит был свободен, хотя еще не знал об этом.
Но что она будет делать, вернувшись? Ждать ангела? Он ушел навсегда, отпустил ее, и никогда не придет снова. Мечтать о капитане Хиббите? Но он тоже уйдет. И выпьет столько коньяку, сколько ей и не снилось. Зачем ему женщина, которая сама не знает, чего хочет, и не может полюбить его всей душой, потому что душа эта тянется еще и к неизвестному ангелу?
Бред, да и только!..
Ей хотелось плакать, но слез не было. Как не было и выхода из тупика, в котором она внезапно очутилась.
Оставалось только одно. Как сказал Антон – досмотреть «этот спектакль до конца». Дойти до конца дороги, и тогда, может быть, сбудется по слову Михаила Анатольевича и станет понятно, чего она хочет. И кого она любит.
А значит, о возвращении домой говорить не приходится. Надо искать «драконовидца» и досматривать спектакль, чем бы он ни закончился.
Чем-нибудь все да закончится. Как-нибудь да разрешится. Должно разрешиться.
Вероника сидела и повторяла себе это, как заклинание. Она не может разобраться в своих чувствах, не может ни запретить их себе, ни позволить. И остается только ждать разрешения. Продолжать идти вперед и надеяться на свет в конце тоннеля…
* * *
Для капитана Хиббита это ясное летнее утро тоже обернулось ураганной осенней ночью. Солнце скрылось за тучами, ветер обрывал листву, дождь хлестал потоками…
…Он ведь гнал, гнал от себя всякую мысль об этой женщине. Он знал, что она не для него. Так какого же черта… что с ним случилось? Милая растерянность, беззащитный взгляд… неужели такой малости достаточно, чтобы потерять голову?
Но она ответила на поцелуй. С той же пылкостью, без малейшего движения оттолкнуть.
Что случилось с ними обоими? Чьи недобрые чары витали этим утром над их головами, ища себе жертву? Иначе, как чарами, и не объяснишь…
Кароль горько усмехнулся, остановился, вынул из кармана фляжку с коньяком.
…Не ври себе, капитан.
Он огляделся по сторонам – отшагал порядочно, уже и озера не видать, – сел под дерево, прислонился головой к стволу и хорошенько приложился к фляге. Потом закурил, глядя прямо перед собой невидящими глазами.
…Сколько ты ни запрещал себе смотреть на нее «как-то не так», но ты даже не заметил, когда именно оказался на грани. И стоило ей один раз взглянуть на тебя нежно, без обычной готовности к отпору, как ты тут же и сорвался. Ну и зачем? Тебе это нужно? С тобой уже все случилось однажды и, слава Богу, прошло. Ты хочешь повторения?
…Пока грызлись, было гораздо легче. Или проще. Понятней, во всяком случае. Без гаданий – любит, не любит… А теперь… что ты собираешься делать? Сбежать ты не можешь. Поверить в то, что тебя могут полюбить, – тоже. Лучше бы она оттолкнула. Сказала что-нибудь вроде: «Вы спятили, капитан?»…
Ты и впрямь спятил, капитан. Вспомни ту, другую. Которая не любила тебя и никогда не полюбила бы, даже останься она вдовой и забудь через пару сотен лет твоего брата. И каково тебе было в те времена, когда ты даже смотреть не мог ни на каких других женщин, кроме нее? Когда потом тебе запретили смотреть и на нее тоже?
И эта женщина тебя не полюбит. Не сможет. Так, порыв… Она – под властью проклятого талисмана, на нее слишком много претендентов… но даже если бы она и была свободна – это ничего не изменило бы. Ты – шут гороховый, а не человек, и прекрасно это сам понимаешь. Халиф на час, со всем своим хваленым обаянием. Ты мал ростом, некрасив, не мужественен. И если ей не нужен даже этот ее красавец-атлет, на хрена ей сдался ты? «Я чуть с ума не сошла от страха»… вот, собственно говоря, и все. Все, что было.
…И опять ты врешь. Было не только это. Боже мой, зачем?!
Он подтянул колени к животу, уткнулся в них лицом, забыв о недокуренной сигарете.
…Сам виноват. Какого черта полез целоваться? Мало тебе тошной муки из-за того, что ты должен собственными руками отвести ее к другому мужику? Если ты теперь будешь надеяться на взаимность, Кароль, ты спятишь окончательно. Решиться, что ли, и спросить, что означали сии пылкие объятия? Но тогда придется объясняться самому… а это невозможно. Пропади она пропадом, вся любовь, какая только существует на свете! Нет и не будет у тебя подруги, Кароль, кроме какой-нибудь шальной квейтанской феи из тех, что вообще ничего не знают о любви. Вот они – для тебя, а вовсе не эта милая, земная, смертная женщина с ясными глазами. Сумасбродная и смешливая, любопытная и бестолковая, но весьма решительная в трудную минуту… ведьма, уже и сейчас, без обучения, способная видеть очень необычные сны!..
…Ты просто устал, Кароль. Тяжелая ночь, и все такое… Забудь. Сделай вид, что ничего не было. Ни снов, ни поцелуев. Она точно забудет. Ты ей не нужен… поэтому делай свое дело и уходи, как тот проклятый мавр!
…«Проклятый мавр» прочно засел в голове. И это, кажется, помогало. Ибо главное – вовремя уйти.
Коньяк тоже потихоньку действовал. Сердце ныло, но в глазах уже прояснялось. У капитана Хиббита не было ощущения, будто он – в тупике. И не будет такого ощущения никогда. Не нашелся еще человек, который смог бы загнать его в тупик!
Он глотнул коньяка, бросил потухшую сигарету, закурил другую. Сейчас… надо взять себя в руки, успокоиться. Все забыть и начать доделывать дело…
