Было это в те годы, когда экипажи советских судов были переведены на трехразовое питание и лишь на техническом флоте продолжали кормить людей традиционно обед. Завтрак и ужин в рационе моряков предусмотрены не были – умные головы министерства считали, что находящийся вблизи берега работник может позавтракать и поужинать дома. Тот факт, что караван работает, например, в Новороссийске, а семья моряка проживает в Одессе, при этом никак не учитывался. Природа человеческого организма требовала своё, и члены экипажа питались взятыми в долг у артельщика продуктами. Конечно, и без того низкая заработная плата сокращалась процентов на семьдесят, но никакие письма в главк не могли поколебать годами устоявшейся бюрократической рутины.

Шанс кардинально поправить положение с питанием появился, в период строительства Волжской ГРЭС, когда представительная делегация во главе с министром удостоила этот ударно-комсомольский объект своим посещением. О том, что на караван прибывает сам министр, настигла вездесущего Михаила Семеновича Штейна на одном ответственном совещании. Мгновенно сориентировавшись, он отпросился ввиду резкого недомогания и отбыл на судно. Срочная радиограмма в управление флотом гласила: «Ожидаем прибытия министра тчк уточните перечень интересующих вопросов тчк ответ срочно зпт Штейн».

Так сложилось, что Михаила Семеновича, сумевшего провести караван от Чёрного до Балтийского моря, направляли на самые ответственные объекты – ударные комсомольские стройки. Если бы рядом с прославленным космодромом «Байконур» протекала хоть какая-нибудь лужа, то посредине неё обязательно трудился всем известный земснаряд с тов. Штейном на борту. К этому времени он стал выдающимся специалистом по согласованию действий вверенного ему каравана со строительными подразделениями, местными органами власти и – доставшим всех штабом ударной комсомольской стройки.

В штабе самозабвенно трудились перезревшие комсомольские и до конца вызревшие партийные функционеры, отправленные в дисциплинарную ссылку за безделье, пьянство, разврат и другие, не менее героические, поступки. Ничего не понимая в строительстве, эти деятели совали свой нос куда ни попадя, отдавали идиотские распоряжения и, главное, пили много, но часто. В общем, осуществляли партийное руководство, не просыхая с момента торжественной закладки первого кирпича. Все виды совещаний, планёрок и согласований заканчивались застольем и массовым интимно-патриотическим общением с передовыми комсомолками малярной бригады имени Долорес Ибаррури. Выходящие на следующий день директивы штаба напоминали сводки с фронта, первомайские лозунги и деликатные тосты за присутствующих дам одновременно. Суть принятых решений была тщательно замаскирована словесной казуистикой и становилась недоступной как исполнителям, так и самим руководителям. О чём хотели рассказать партийные бонзы, приходилось только догадываться, что удавалось далеко не каждому.

Михаил Семенович Штейн переводил эти шедевры с алкогольно-патриотического на общечеловеческий язык с первого раза, потому, что пил чрезвычайно мало, прыщавых комсомолок сторонился, но плотно отобедать, никогда не отказывался. Когда же банкет переходил в фазу индивидуального собеседования двух и более половозрелых особей, Михаил Семенович незаметно исчезал. Добравшись до судна, в своей каюте он тщательно стенографировал производственную часть дискуссии. Когда же на следующий день появлялся очередной манускрипт штаба, находчивый Штейн прикладывал к нему вчерашний конспект и, сверяя оба документа, безошибочно угадывал добрую волю ещё не опохмелившихся строителей коммунизма. Например, стандартная фраза: «… не смотря на все усилия руководства, некоторые несознательные товарищи объясняют простой вверенной им техники нехваткой запчастей…» подразумевает отсутствие двигателя у только, что полученного шагающего экскаватора. Само завершение приказа: «… И если необходимо строго спросить с каждого, то мы…» говорит о лишь, о том, что в следующий раз стол накроет начальник железнодорожного узла, на территории которого и произошла вышеуказанная разукомплектация.

Среди руководителей среднего звена, только Михаил Семенович мог организовать в забытой богом волжской глубинке стол, достойный престижных столичных ресторанов. Секрет заключался в поваре, случайно попавшем на землечерпалку по разнарядке горкома партии. Этот чудотворец мог из абсолютного ничего сотворить нечто фантастическое. О существовании понятия «представительские расходы» в те годы ничего не слыхали. Продукты для таких приёмов закупались за счёт самого Михаила Семёновича, учитывая скромную зарплату которого можно бесконечно восторгаться фантазией ставшего знаменитым кока.

Насытившись подлинными чудесами кулинарии, ни один мало-мальски значительный функционер не мог отказать скромному начальнику каравана в просьбе. При этом тов. Штейн никогда не затрагивал вопросов личного характера, концентрируя внимание собеседника на проблемах исключительно производственных.

Пока в Одессе решали, что просить у министра, на караване собирали деньги для торжественного приёма, а Михаил Семенович лично объезжал всех снабженцев в радиусе 100 км от места дислокации каравана. В течение трех дней на судно свозили деликатесы, но основной упор всё-таки делался на рыбные блюда. Дело в том, что низовья Волги всегда славились замечательными рыбопродуктами. Они служили хорошим подспорьем в рационе команды. В свободное от вахты время, наши моряки занимались рыбной ловлей. Пойманные рыбопродукты отличались одной уникальной особенностью – если их распотрошить, то внутри брюшка можно было обнаружить множество маленьких темно-серых шариков, требующих немедленной засолки в стеклянных банках ёмкостью 1 литр. В дальнейшем шарики толстым слоем наносились на хлеб, подносились ко рту и исчезали в пищеводе среднестатистического члена экипажа.

Вопрос о трёхразовом питании команды, санкционированный Одессой для разговора с министром, по мнению Михаила Семёновича, требовал мобилизации всего запаса чёрной икры, находящегося на судне. Заинтересованные моряки сносили несостоявшихся рыбьих деток без всякого сожаления. Собранный стратегический запас этого морепродукта в объёме 10 полновесных килобанок был сконцентрирован у артельщика на весь период ожидания министра.

То ли дела на стройке действительно шли из рук вон плохо, то ли в Москве пронюхали о наличии стратегического запаса, но министр объявился в точно установленные сплетнями сроки. Несколько дней он изучал береговые объекты, материл нерадивых руководителей штаба и выступал на партийно-хозяйственном активе.

Всё это время знаменитый повар обрабатывал полученные по каналам Штейна деликатесы.

То, что министр посетит землечерпалку, не вызывало никаких сомнений – все прибывшие из столицы деятели принимали грязевые ванны на объектах стройки, общались с идейно обогащенными первостроителями и устремлялись на судно. В этом ничего удивительного – береговые стройплощадки были похожи друг на друга, как близнецы-братья, и отличались только цветом болота, над которым они возвышались. Другое дело нелепый, странный пароход, как будто сошедший с иллюстрации научно-фантастического романа.

На третий день нога министра ступила на палубу судна. Поздоровавшись с Михаилом Семёновичем, член правительства задал откровенный, как газета «Правда» вопрос:

– Вы случайно, не немец?

Получив не менее откровенный ответ, министр улыбнулся и с интересом ознакомился с невиданным доселе плавсредством. Не обошлось без конфуза. Сопровождавший министра секретарь обкома партии по идеологии неожиданно замер, глядя на вереницу поднимающихся с речного дна черпаков. Простояв несколько минут в полной коме, он выхватил блокнот и начал лихорадочно что-то записывать. Всеобщее внимание было приковано к нему. Мысль о возможной идеологической диверсии путем написания на одном из черпаков матерной фразы в адрес партии и правительства, пришедшая в голову Михаила Семёновича была откинута самим секретарём обкома:

– Скажите, сколько здесь металлических ёмкостей?…

– Очень много, – ситуацию спас сам министр и, взяв под руку, отвел секретаря от заинтриговавшего его механизма. Объяснять устройство черпаковой цепи глашатаю марксистско-ленинской теории было не только сложно, но и бесполезно. Экскурсия завершилась в кают-компании, где уже были накрыты столы. Скромное меню составляли:

1. Традиционный финский суп из копченой трески

2. Огурцы в мятном соусе

3. Камбала, фаршированная креветками

4. Фрикасе из перепела в апельсиновом соусе

5. Мимоза из спаржи

6. Сердцевины артишоков в остром соусе

7. Фаршированные крабами авокадо со специями

Естественно, что на десерт было подан щербет с плодами пассифлоры, поразивший гостей изысканным терпким вкусом. К сожалению, карта вин особым разнообразием не выделялась – сказывалось отсутствие у Михаила Семеновича навыков их потребления. Тем не менее, на столе фигурировал коньяк «Агдам» в экспортном исполнении, несколько наименований марочного «Абрау-Дюрсо» и «Московская» водка столичного завода «Кристалл». В качестве холодных закусок на столе присутствовала икра, вернее, сразу весь ее стратегический запас. От обилия черных шариков рябило в глазах. Даже ветераны кремлевских коридоров, на всю жизнь запомнившие знаменитые сталинские застолья, были поражены обилием этого исконно русского деликатеса.

Ложки, вилки, ножи и другие предметы сервировки замелькали так быстро, что банкет стал напоминать американский конвейер Форда, который, по словам газеты «Правда», погубил молодость и здоровье лучших представителей заморской нации. Металлический лязг этих предметов дружно обрывался, когда министр произносил очередной тост или задавал вопрос о кулинарных свойствах того или иного блюда. Михаил Семёнович чётко и квалифицированно давал ответ, заранее вычитанный в «Книге о вкусной и здоровой пище». Министр периодически трепал его по плечу и на что то иронично намекал:

– Нет, ты всё-таки – немец…

Чем ему не нравились уже проигравшие войну немцы, не знал никто, но все дружно хлопали в ладоши, превознося изысканное чувство юмора облаченного высшей властью интернационалиста.

К концу обеда, поблагодарив повара за высокое мастерство, министр поинтересовался проблемами, стоящими перед морскими строителями. Михаил Семёнович тут же вручил ему письмо о необходимости введения трёхразового питания. По дороге к трапу министр изучал депешу. Дочитав её до конца, он остановился, строго посмотрел в глаза Михаилу Семёновичу и произнёс чёткую, как смертный приговор, тираду:

– Я в Москве могу позволить 100 грамм икры только на Новый год, а вы тут ее хлебаете ложками. Как Вам не стыдно заикаться о расширении рациона питания!!!

Министр смотрел на поникшего начальника каравана, как тов. Рокоссовский на плененного неподалеку немецкого фельдмаршала Паулюса. Только теперь осознал Михаил Семёнович всю глубину допущенного им просчёта.

Между прочим, проблему питания всё-таки решили. Лет через десять после знаменитого приёма. Видимо, министр запомнил гостеприимство Михаила Семёновича надолго и отправляя на Волжскую ГРЭС очередного проверяющего просил передать от него привет.

– Он хоть и немец, зато человек хороший, – добавлял он.

Министр не знал, что таких хороших людей, как тов. Штейн, на караване было пять человек. Все они участвовали в сборе средств для приёма министра и долгих три месяца сидели без зарплаты, безвозвратно съеденной представительной делегацией.