ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Воспользовавшись окном, образовавшимся в цепи дозорных, путники беспрепятственно добрались до линии границы, обозначенной уже знакомыми им каменными истуканами. Пустое пространство, ограниченное ногами-арками ближайшего из них, никак не прореагировало на брошенный сквозь него камень. Тем не менее чувства, которые испытывал Артем, вступая под низкие, грубо отесанные своды, нельзя было назвать особенно приятными. Однако ничего примечательного не случилось. Границы Страны Максаров действовали по принципу обратного клапана, пропуская всех странствующих и путешествующих только в одном направлении: отсюда — туда.
Слыша за спиной запоздалый перезвон гонгов, они, не таясь больше, двинулись через равнину, которую, похоже, сначала долго молотили гигантскими цепями, а затем поливали горячей смолой или чем-то в том же роде. От каймы леса-сторожа, составлявшего передовой рубеж обороны Страны Максаров, не осталось ничего, кроме голых, аккуратно заточенных к вершине кольев. Не вызывало сомнения, что в не очень отдаленном прошлом на каждый такой кол было нанизано довольно кошмарное украшение, под воздействием непогоды, стервятников и естественных процессов разложения успевшее утратить свой первоначальный весьма поучительный вид. Лишь кое-где на засохших древесных стволах еще висели черепа, тазовые кости и полукружья ребер.
— Калека помнит эту битву, — как бы нехотя сказала Надежда. — В тот раз его народ выступил против максаров в союзе с жестянщиками. Огромную армию прикрывали железные машины, способные метать огонь и гремучие смеси. И вся эта армада погибла, не пройдя и десяти тысяч шагов. Машины принялись уничтожать друг друга, а затем и тех, кого должны были защищать. Стена огня стояла до самого неба. Горели даже камни. А немногие уцелевшие воины готовили для себя острые колья и сами садились на них. Невредимые помогали раненым, сыновья уступали место отцам, а вождей пропускали без всякой очереди. Двое или трое максаров, устроивших всю эту бойню, стояли на ближайших холмах и покатывались со смеху.
Артем так и не понял, чего в словах Надежды было больше, сочувствия к несчастной судьбе жестянщиков или гордости за максаров.
Пройдя мертвый лес, они вновь углубились в запутанный, ветвящийся лабиринт лощин и балок. До того, как сделать очередной привал, путники отмахали немалое расстояние, но окружающий ландшафт ничуть не изменился, разве что кое-где появились редкие кустики жесткой травы. Не верилось даже, что это уже совсем другая страна.
По поведению Надежды было ясно, что все опасности остались позади, и поэтому Артем был слегка ошарашен, когда вокруг них внезапно сомкнулось кольцо вооруженных людей, чей суровый вид не предвещал ничего хорошего. Без всякого сомнения, это были жестянщики — такие же приземистые, большеголовые и коротконогие, как и расставленные вдоль границы изваяния. (Но, естественно, в уменьшенном масштабе). На них была одежда из добротной ткани, обувь на деревянной подошве и металлические шлемы. В руках воинов сверкали не мечи и алебарды, а устрашающего вида сложные устройства. Круглые желтые глаза горели нескрываемой ненавистью.
— Стой, проклятая ведьма! — крикнул один из воинов. — Ни шагу дальше! Мы не враждуем сейчас с максарами, но они также должны уважать наши законы и не переступать без особой надобности границу.
— Ты смеешь приказывать мне? — Надежда величавым жестом запахнула свой пропыленный плащ. — Запомни, жалкий червяк, для максаров не существует границ.
Жестянщик направил свое оружие прямо под ноги Надежды. Бесшумно полыхнувшая вспышка была так нестерпимо ярка, что Артем не только ослеп, но и впал в состояние близкое к ступору. Когда же к нему снова вернулась способность ощущать и мыслить, обстановка вокруг резко переменилась. На прежнем месте осталась стоять только Надежда, возле сапог которой еще продолжало малиново светиться пятно раскаленного камня, а все жестянщики сбились в кучу вокруг смельчака, поднявшего оружие на максара.
— Это мое последнее предупреждение! — Воин хотел сказать еще что-то, но сразу несколько ладоней зажали ему рот.
— Мое тоже. — Надежда повелительным взором обвела толпу, и жестянщики рьяно накинулись на своего товарища. Похоже, они совсем не соображали, что делают. — Отберите у него оружие, а потом забейте камнями. Подобные Наглецы не заслуживают другой смерти.
— Прости его, несравненная! — вперед выступил жестянщик, отличающийся от всех остальных покроем одежды и куда более почтенным возрастом. Кряхтя, он опустился на колени, а затем лег на землю лицом вниз, крестом раскинув руки.
— А тебя, как видно, научили правилам благопристойного поведения, — усмехнулась Надежда. — Но где же ты был раньше, когда это грубое мужичье оскорбляло меня?
— Максары не раз преподавали мне уроки благопристойного поведения, — голос старика звучал сдавленно и глухо, ему все время приходилось отплевываться от пыли. — Я начал осваивать эту науку еще в детстве, когда они убили моих родителей и всех братьев. Да и у твоего отца Стардаха я перенял немало хороших манер. Особенно после того, как он велел оскопить меня за недостаточную почтительность. А в то время, когда это мужичье оскорбляло тебя, я отошел в сторонку. Ведь гнев максара неминуемо должен был обратить их всех в крошево. Вот я и хотел избежать общей участи. Почему ты не покарала этот сброд своим смертоносным клинком, Ирдана?
— Если тебе известно мое имя, значит, известно и многое другое. Например, то, что мой клинок утратил прежнюю силу.
— Известно, — старик не то чихнул, не то удовлетворенно хмыкнул.
— Но тебя и этих людишек я могу уничтожить и без помощи клинка. Запомни это.
— Я это никогда не забываю.
— Тогда встань.
— Благодарю тебя, несравненная. — Старик с трудом поднялся, но остался стоять полусогнувшись, упираясь руками в поясницу.
— Как дошли до тебя все эти известия? Но только не пробуй лгать. Ведь я могу легко прочесть все твои мысли.
— Дабы такое не случилось, человека, выходящего на переговоры с максарами, просто не посвящают в тайны. Можешь сама убедиться, я знаю только то, что имею право знать.
— Тогда смотри мне прямо в глаза! — Несколько минут Надежда буквально пожирала старика взглядом, исследуя самые сокровенные глубины его сознания. Затем она задумчиво сказала: — Значит, в последнее время Стардаха никто не видел? — эта фраза прозвучала как вопрос-полуутверждение.
— Да, несравненная. Рана, нанесенная нашим клинком, не заживает даже на максаре. Ходят слухи, что ему пришлось заменить немалую часть своего тела. Он не оправился до сих пор.
— И все-то ты знаешь, жестянщик!
— Не называй нас жестянщиками. Эту кличку мы получили от врагов. Сами себя мы зовем первозданными. А мое имя — Азд Одинокий.
— Хорошо, Азд. Но и ты не зови меня Ирданой. Будь ты хоть жестянщик, хоть первозданный, мне все равно. Для тебя слишком много чести звать максара по имени. Обращайся ко мне как принято: несравненная.
— Прости мою ошибку, несравненная. — Старик снова попытался лечь, но больше для вида.
— А теперь поговорим о вещах более серьезных. Как скоро я смогу встретиться с вождями твоего народа?
— Никогда. Все переговоры с ними ты будешь вести через меня. Сама знаешь почему…
— Пусть будет так, — Надежда нахмурилась. — А сейчас мне и моим спутникам нужен отдых и хорошая пища.
— Я обо всем позабочусь, несравненная.
Затем все первозданные, кроме Азда, покинули их. Воины, неся оружие на плечах тем же манером, каким пастухи носят свои посохи, двинулись в сторону границы, а старик повел путников в противоположном направлении. Извилистым оврагом они выбрались к дороге, гладкой и ровной, словно ее залили стеклом. Здесь их ожидал пустой экипаж, похожий на небольшие аэросани. (Калека, которому не хватало места в кабине, с трудом устроился на задних лыжах, в опасной близости от винта). Однако ехали они по этому шоссе очень недолго и вскоре пересели на громоздкую машину, передвигавшуюся по бездорожью посредством двух огромных архимедовых винтов.
— Никто не должен знать, в каких местах вы побывали, что делали и с кем общались, — пояснил Азд. — Стардах, конечно, догадается, где вы скрылись, но догадка — это еще не повод для войны.
— А как же те люди, что встретили нас? Ведь они слышали весь наш разговор слово в слово. Воля отца рано или поздно проникнет в их сознание, — сказала Надежда.
— Они смертники, несравненная. Их послали уничтожать дозорных, заметивших, как вы пересекали границу. Эти отступники приходятся нам братьями по крови. Максары приняли их на службу и превратили в сторожевых псов. За кусок хлеба и драную одежду они стерегут владения своих хозяев.
— Но ведь дозорных защищает невидимая стена. Через нее и камень не пролетит, — вмешался в разговор Артем.
— Ненависть наша обоюдна. Приняв вызов, они обязательно выйдут из-под защиты стены. Такие схватки происходят постоянно, и живыми из них редко кто выходит.
— А как же ты сам, Азд Одинокий? Или ты считаешь себя защищенным от прозорливости максаров? — в голосе Надежды прозвучала ирония.
— Я немного умею контролировать свое сознание. И едва только мне покажется, что кто-то копается в нем, нить моей жизни сразу прервется. Смотрите, — он распахнул высокий воротник, скрывавший его шею почти до ушей. — Достаточно нажать на этот обруч в нужном месте, и моя голова отделится от тела. А что можно извлечь из такой головы? Боль да ужас смерти, ничего больше.
— Ну что же, если не умеешь рубить чужие головы, имей хотя бы мужество отрубить свою.
— Ты это верно заметила, несравненная. То, что для одних безделица, для других непосильный труд. Вы с детства привыкаете испытывать на чужих головах клинки, а мы учимся совсем другому.
— А ведь твоя почтительность притворная, Азд Одинокий, — Надежда сбоку уставилась на старика своим разящим взором. — В твоих речах я угадываю презрение и насмешку.
— Значит, я и в самом деле неисправимый наглец. — Старик сосредоточенно смотрел вперед. — Только тебе опять придется простить меня, несравненная. Отрезать у меня, кроме головы и конечностей, больше нечего, а все это еще может тебе пригодиться. Да и мой разум мутить сейчас не стоит. Потеряв управление, эта машина способна погубить всех нас.
— Тогда думай, прежде чем говорить. Мысли я еще могу простить, но не слова.
— Я как раз совсем не то хотел сказать. Разговор зашел о головах. Ведь для максара чужая голова не дороже гнилой репы… Вот я и подумал… Как бы головы твоих слуг не погубили нас… Возможно, будет лучше, если…
— Это не должно тебя беспокоить, — оборвала его Надежда. — Сознание одного из них неподвластно воле максаров. А второго я всегда держу под контролем. Если Стардах посягнет на его душу, я сумею помешать этому. Кстати, вон то существо, оказывается, знает тебя. Оно только что сообщило мне об этом.
— Кто — он? — Азд опасливо покосился на Калеку. — Откуда, интересно?
— Ты был еще совсем молодым, когда он привел на помощь вам свои отряды. Вы вместе выступили против максаров и оба сумели уцелеть в той битве, которую потом нарекли Великой Бойней. Тогда его звали Иллабран. В беспамятстве он попал в плен к Стардаху и был превращен в его прислужника. То, что ты сейчас видишь, уже третий его облик.
— Не ожидал я еще раз увидеть тебя, Иллабран Братоубийца, — старик тяжело вздохнул и покачал головой. — Много я слышал о твоих кровавых подвигах во славу максаров… Хотя я и понимаю, что ты не можешь отвечать за свои поступки, лучше бы тебе здесь не появляться.
Наступила долгая тишина, которую не решилась нарушить даже Надежда.
Машина шла напрямик через солончаки и ржавые болота, но всякий раз сворачивала в сторону, стоило только на горизонте появиться каким-нибудь строениям, дымам или стадам пасущихся овец, похожих издали на упавшие с неба плоские белые облака. Рассчитывать на то, что им удастся близко познакомиться с жизнью первозданных, не приходилось — хозяева приняли все меры, дабы визит прошел в условиях строжайшей тайны. За кого они боялись? За себя? За Надежду? Артем так и не мог понять, какой смысл имеет вся эта конспирация.
Приютом для них стало просторное бревенчатое жилище, затерявшееся среди глухого дремучего леса — первого настоящего леса, который Артем увидел с тех пор, как пришел в Страну Забвения.
Прислуга сплошь состояла из олигофренов с тупыми, бессмысленными лицами. Наверное, даже самый искушенный максар не смог бы ничего извлечь из их затуманенного рассудка. Угощение Артему и Надежде подали действительно царское. (Калека местом обитания для себя выбрал глубокую берлогу под выворотнем и пищей ему, как сказочному дракону, служили живые овцы).
— Ты можешь поведать мне, несравненная, какая нужда привела тебя в Страну Первозданных, — важно сказал Азд, когда с едой было покончено.
— Объясни мне сначала, почему вы зовете себя первозданными? Не чересчур ли кичливо это звучит? Тем более для такого забитого народа, как ваш. — Надежда нервничала и, наверное, поэтому дерзила.
— Макаров всегда удивляло, что еще кто-то, кроме них, может обладать чувством собственного достоинства. Да, мы разбиты, но не уничтожены, а тем более, не унижены. Позади лежит безмерная дорога времени, и такая же дорога ожидает нас впереди. А в долгой дороге всякое может случиться… Первозданными мы называем себя потому, что первыми пришли в этот мир после того, как божественные кузнецы выковали его из осколков другого, куда более великого и справедливого, но бесславно погибшего мира. Долго народ наш был гол, бос и не умел держать в своих руках даже палку. Сменилось немало поколений, прежде чем сюда явились предки максаров во всем блеске своего великолепия, с двигающимися крепостями, со стадами чудесных животных, с семенами невиданных растений. Они научили нас письму и ремеслам, они лечили людей и зверей, тогда они могли оживить даже мертвого. А посмотри, кем максары стали теперь! Несколько тысяч кровожадных чудовищ, сидящих в своих полуразрушенных гнездах. — Старик начинал говорить тихо и терпеливо, но постепенно слова его становились все более смелыми и резкими. — Единственное, что вы еще умеете, это убивать, да еще превращать людей в послушных себе уродов! Вы забыли свое собственное прошлое, утратили способность к совершенствованию, живете только ради удовлетворения своих прихотей. Даже смертоносные клинки для вас сейчас делаем мы. Недолго вам осталось править этим миром. Рано или поздно вы передавите друг друга! Но нельзя допустить, чтобы вместе с вами погибло и все живое! Нельзя позволить Стардаху создать то, что он задумал — бессмертного и неуязвимого Мирового Зверя! Говори скорее, что ты хочешь от нас, несравненная! Совет вождей ждет от меня известий.
— Я хочу, чтобы вы вернули силу моему клинку, — раздельно произнесла Надежда, сдерживая клокочущую в ней ярость. — Или изготовили другой. Оружие нужно мне, чтобы сразиться со Стардахом. Думаю, что от этого будет выгода и вам.
— Волчица может растерзать волка, но после этого она не перестанет резать оленей. Что один максар, что другой… Но я все же посмотрю твой клинок. Дай его сюда.
Надежда вытащила клинок из-под плаща и положила на стол, среди пустых кубков и тарелок с объедками. Азд долго рассматривал оружие, не прикасаясь к нему. Затем его толстые пальцы быстро забегали по рукоятке и лезвию.
— Сделать тебе новый клинок мы не сможем. Максары знают всех мастеров наперечет и не спускают с них глаз. Да и материалы, нужные для этого, мы получаем только от них. Или это еще старые запасы, или дань, взимаемая с неведомых нам народов. В нашей земле такие металлы не встречаются. Но отремонтировать твой клинок, думаю, можно. В подвале есть мастерская со всем нужным инструментом. — Он ловко отсоединил гарду от рукояти и презрительно усмехнулся. — Здесь ковырялись грубые и неумелые руки. Скорее всего, заказ Стардаха выполнял один из отступников, пусть ослепнут его глаза! Я передам твою просьбу куда следует, несравненная. Как только придет ответ, можно будет браться за работу.
— Какой ответ? — переспросила Надежда. — Что-то я тебя не совсем понимаю.
— Тебе сообщат цену, которую мы потребуем за свою работу. Если она удовлетворит и тебя, договор будет заключен.
— Надеюсь, цена эта не будет чрезмерной.
— Чрезмерной ценой можно считать только твою жизнь. В твоем положении не торгуются, несравненная.
— Но тебе еще придется научить меня владеть клинком. Я даже не имею представления, как он устроен. Какая сила вселяется в него во время боя? Что помогает ему рассекать железо так же легко, как и стебелек цветка?
— Знаний, которыми обладают сейчас максары, уже не хватает, чтобы понять устройство клинка во всех деталях… Обрати внимание вот на это. — Азд указал на довольно неуклюжую скульптуру, весьма условно, без детализации изображавшую человеческую фигуру. Вся она была составлена из множества разноцветных шариков, ничем, кажется, не скрепленных между собой. Лишь внимательно присмотревшись, можно было заметить, что каждый шарик связан с соседними посредством тончайших прозрачных нитей. — Наше бренное тело, несравненная, впрочем, как и любой другой реальный предмет, состоит из бесконечно большого количества мельчайших частиц. — Кончиком клинка он тронул один из шариков. — Все эти частицы связаны между собой, иначе наш мир давно бы распался. В железе эти связи сильнее, в нашей плоти слабее, но, чтобы разорвать их, обязательно требуется приложить силу. — Клинок вонзился в грудь фигуры и увяз, запутавшись в проволочной сетке. — А теперь я сделаю по-другому. — Взяв из жаровни горящую головню, Азд провел ею за спиной манекена. — Как видишь, свет проходит между этих частиц беспрепятственно.
— Но когда ты уберешь источник света, это чучело останется таким же, как и прежде, — возразила Надежда.
— Верно, — согласился Азд. — Если речь идет только о свете. Но наш клинок в боевом состоянии уже не сталь, и еще не свет, а что-то среднее. Он свободно проходит между частицами любого вещества, однако безнадежно нарушает их связи. Клинком с одинаковым успехом можно расщепить человеческий волос и разрубить камень. Единственное ограничение — расстояние. Клинок действует не далее, чем на пятьдесят шагов. Все остальное я объясню и покажу тебе потом, уже на деле. А пока отдыхай, несравненная. Мой вестник с зашифрованным сообщением отправится в путь немедленно. Не старайся проследить его путь, это тебе не удастся.
— Ты уверен? — рассеянно произнесла Надежда, не отводя взгляда от клинка, все еще торчавшего в груди манекена.
— Прежде чем достичь тех, кому Оно предназначено, послание пройдет через многие руки, и не все эти руки будут руками людей.
— Как же вы меня боитесь…
— Мы боимся не тебя, мы боимся максаров.
Артему было над чем думать:
«Если Азд не лжет (а на это не похоже), значит, максары вовсе не аборигены здешних мест. Еще в незапамятные времена потеснив первозданных и другие народы, они затем отгородились от них неприступными стенами. Где же тогда их родина? И вообще, что могло заставить сильный цивилизованный народ искать счастья в чужой земле? Или вселенская катастрофа (вариант праотца Ноя), или корысть (вариант испанской конкисты). Рассуждать о том, почему максары деградировали, пока не стоит. Мало фактов, да и не мое это дело. Мне нужно найти правильную дорогу и заняться, наконец, тем, ради чего меня сюда послали. Не мешало бы осторожно прощупать Азда. Возможно, первозданные сохранили какие-нибудь письменные источники, принадлежавшие некогда максарам. Или хотя бы записали их легенды. А что имел в виду старик, когда говорил о божественных кузнецах, сковавших этот мир из осколков другого?»
Однако Азд оказался не слишком удобным собеседником. Стоило только Артему перевести разговор с общих тем на что-то конкретное, например, на историю взаимоотношений максаров с первозданными, как у старика сразу находилось какое-нибудь неотложное дело. Оживился он лишь однажды, когда Артем случайно упомянул имя Адракса.
— В ту пору, когда он уже был изгоем, по пятам преследуемым слугами Стардаха, а я доставлял в земли максаров дань, мы не раз встречались и по ту и по эту сторону границы. Уже тогда он предсказал многое, что потом случилось… Даже свою смерть.
— Я прошел вместе с Адраксом немало дорог, — сказал Артем. — Мы даже сидели вместе в подземной тюрьме Стардаха. Мне он показался… каким-то странным. Не похожим на других максаров.
— Максар с клинком в руках и максар безоружный не совсем одно и то же. Но, конечно, Адракс — это не Стардах… Что-то угнетало его. Он как будто сам искал смерти. Много раз преследователи теряли его след в неведомых краях, но всякий раз он сам возвращался к границам Страны Максаров.
— Что тут удивительного. Даже зверей тянет в родные края.
— Так то зверей… Для максара не существует привязанностей. Тем более, что эта земля не родная для них. Сколько бы поколений не родилось и не умерло в этой стране, они всегда ненавидели ее. Поэтому и вели себя здесь, как разбойники в чужом доме.
— Так где же тогда их родина?
— Наверное, они сами забыли об этом, как и о многом другом. Слышал, что в давние времена народ максаров распался на несколько ветвей и каждая выбрала свой собственный путь.
— Но что-то же заставило их покинуть обжитые места?
— Это древняя и темная история. Не то они сами погубили свою родину, не то она отвергла их… Да и зачем это знать тебе, созданию максаров? И вообще, кто ты такой? Зачем явился сюда? Почему выспрашиваешь о том, чего не положено знать чужаку?
— Я не создание максаров и не слуга им. Даже Ирдану я могу покинуть в любой момент, хотя меня и связывают с ней некоторые обстоятельства. Пришел я издалека и видел столько стран, сколько, наверное, не видел и Адракс. Но сейчас я заблудился. Это не мой путь.
— И куда же должен лежать твой путь?
— Мир, который я ищу, скорее всего, имеет немало разных названий. Но мне он известен как Изначальный. Не приходилось ли тебе что-нибудь слышать о нем?
— Нет, — резко ответил Азд. — Ничего.
— А не слышал ли ты о…
— Нет, — Азд встал, что, очевидно, означало конец разговора. — Я слаб слухом и памятью. Потому-то мне и доверили столь щекотливую миссию. Но одно я могу тебе сказать: весь этот мир сотворен не созидающей, а разрушительной силой. Для чего в него вброшены мы, несчастные людишки, остается одной из главных загадок бытия. Имеют ли к этому отношение максары, я не знаю. Но думаю, что вряд ли. Скорее всего, они такие же жертвы, как и мы. Вот и все. Больше мы на эту тему говорить не будем.
И действительно, в этот раз Артем больше не добился от старика ни слова.
Жестянщики умели измерять время, даже самые малые его промежутки, и пользовались календарем, чересчур сложным и запутанным для народа, не имевшего понятия о смене времен года, а тем более — о месяцах и сутках. Скорее всего, это был анахронизм, сакральный рудимент, память о столь далеком прошлом, что сама вещь уже утратила утилитарное значение, превратившись в некий символ веры, однако создавшие его существа, несомненно, могли наблюдать звездное небо и происходящие на нем циклические явления, будь то смена фаз спутников, изменение угла наклона колец или нечто в том же роде. Кому принадлежал этот календарь когда-то — неведомым предкам жестянщиков, максарам, какому-нибудь другому народу — оставалось только догадываться.
Скоро Артема стала донимать скука — он давно уже отвык от размеренной жизни, обильной еды и долгого сна. Азд избегал его, прислуга понимала только простейшие просьбы, отношения с Надеждой оставались натянутыми. Все чаще он проводил время в компании Калеки. Сидя на краю берлоги, он что-нибудь рассказывал или просто размышлял вслух, а его молчаливый товарищ внимательно слушал (то есть не делал нетерпеливых жестов). Проблем в общении почти не было — движение любого из щупальцев могло выразить и согласие, и протест, и одобрение, и гнев (вплоть до понятий чисто отвлеченных). И когда Калека однажды ткнул своей змееобразной конечностью в сторону дома, изобразив при этом и финал долгого ожидания и благую весть, Артем сразу понял, что гонец, посланный Аздом, вернулся.
Однако во дворе и в жилых покоях не было заметно суеты, обычно сопровождающей подобные события, да и новых лиц вроде не прибавилось. Артем пробыл в тревожном неведении до самого обеда, который, вопреки правилам, накрыли в подвальном зале. Следовательно, предстоял серьезный разговор, что косвенно подтверждало догадку Калеки.
Богато (хотя на вкус Артема несколько аляповато) обставленный бункер освещался высоким сосудом, в котором мерцала серебристая жидкость. За столом прислуживал сам Азд, торжественный и молчаливый, как никогда. Хотя угощение оказалось отменным, Артему кусок в горло не лез. Надежда к еде вообще не притронулась, а только нервно мяла пальцами хлеб. Уж она-то наверняка была в курсе всех последних событий.
— Да перестань, наконец, бряцать посудой, — сказала Надежда. — Ведь ты уже виделся с гонцом. Но я до сих пор не могу понять, какое известие он доставил. Неужели вы, научились скрывать свои мысли от максаров?
— Я сам еще не знаю содержания послания, точно так же, как и доставивший его гонец. Оно здесь, записанное тайными знаками. — Азд вытащил из поясной сумки квадратик плотной желтоватой ткани.
— Опять какие-то фокусы, — фыркнула Надежда. — Разве нельзя было передать эту весть изустно?
— Письмена, которыми мы пользуемся, изобрели ваши предки, — невозмутимо ответил Азд. — Посредством их они могут сейчас говорить с нами через бездну времени. Эти малопонятные для непосвященного знаки — речь тех, кто не может явиться перед нами.
Окунув послание в бокал с вином, он затем поднес его поближе к свету. Со своего места Артему было хорошо видно, как на желтом фоне стали проявляться бурые каракули, похожие на бессмысленные рисунки ребенка. Азд стоял, закрыв глаза, словно опасаясь прочесть свой смертный приговор.
— Долго ты будешь испытывать мое терпение? — Надежда топнула ногой.
— Я готов. Но… Нужен ли нам свидетель?
— Повторяю, от него у меня нет тайн! — Надежда даже не глянула в сторону Артема.
— Воля твоя, несравненная. — Азд разлепил глаза и уставился в текст. — Ты читаешь мои мысли быстрее, чем я эти письмена, поэтому буду краток. Ты получишь клинок исправным, если выполнишь одно-единственное наше условие. Здесь, в этом доме, ты зачнешь ребенка от мужчины народа первозданных. Как только он родится, ты немедленно передашь его нам, даже не поднося к груди. В послании написано еще кое-что, но это — самое главное.
Наступила тишина. Все, включая Азда, были ошеломлены. Первой пришла в себя Надежда.
— Зачем вам мой ребенок? — Глаза ее опасно сощурились. — Зачем вам дитя максара? Хотите хоть на нем отыграться за свои поражения? Жаждете насладиться местью?
— Нет, над ним не будут издеваться, — Азд снова уставился в послание. — Нам нужен вождь, не менее сильный и проницательный, чем любой из вас. Ты родишь нашего защитника.
— Свора псов решила вскормить льва! Разве ты не знаешь, что максаром мало родиться. Им нужно еще стать!
— Это будут уже наши хлопоты, несравненная.
— И кто же, интересно, назначен в отцы? Уж не ты ли?
— О своем мужском естестве я вспоминаю только тогда, когда брею бороду. Человек, который отдаст тебе себя, молод, здоров и силен. Исполнив свой долг, он немедленно умрет, дабы это событие осталось тайной для максаров. Настоящим отцом твоему ребенку будет весь народ первозданных.
Надежда, куда более бледная, чем обычно, встала и с видом сомнамбулы двинулась в обход стола. Ее плащ зацепился за что-то, и она рванула его так, что плотная ткань лопнула по всей длине. Азд сжался, став похожим на жирного мышонка, к которому приближается кошка.
— И как только вы осмелились предложить мне такое? — с жутким весельем спросила Надежда. — Твоя жалкая жизнь весьма малое возмещение за подобное оскорбление.
— Ты вправе отказаться, — ответил Азд, уже действительно готовый распрощаться с жизнью. — Забирай свой клинок и ступай, куда тебе вздумается. Но от своего решения мы не откажемся.
Руки Надежды застыли в нескольких сантиметрах от горла старика, а затем безвольно опустились.
— Допустим, я приму ваши условия, — сказала она бесцветным, усталым голосом. — Где мне тогда придется рожать? Здесь?
— Об этом в послании, не сказано. Тут мы тебе не указчики.
— А если я обману вас и не отдам ребенка?
— Тогда тебя погубит твой собственный клинок. Для нас устроить это будет нетрудно.
— Не означают ли твои слова, что жестянщики способны уничтожить всех максаров, имеющих клинки?
— Мы можем уничтожить любого максара, клинок которого приведен в боевое состояние. Но маловероятно, чтобы одновременно в таком виде находилось больше дюжины клинков. Допустим, их хозяева погибнут все разом, на радость соседям. Но что будет потом с нами? Какая участь ждет мой народ? Против нас максарам не клинки нужны. Это оружие они применяют только против равных себе. Нас они вырежут так же просто, как волки — стадо овец.
— Клинок необходим мне только для борьбы со Стардахом. Зачем он будет нужен мне, если я убью своего отца еще до того, как родится ребенок?
— Безоружный максар то же самое, что беззубый лев. Его сожрут собственные братья.
— Я могу воспользоваться оружием Стардаха.
— В каждом клинке есть свой секрет. Управляться с ним может только хозяин или тот, кому он доверяет. Сомневаюсь, что перед смертью Стардах откроет этот секрет тебе.
— Вы, кажется, все предусмотрели. Кроме одного.
— Чего же? — насторожился Азд, уже успевший пересилить испуг.
— Гордость и честь могут оказаться дороже жизни.
— Гордость! Честь! — глаза старика внезапно сверкнули. — Разве может быть гордость и честь у вампиров? Вы насилуете детей и совокупляетесь с животными! Вы пожираете человеческое мясо! Вам мало просто убить, вы наслаждаетесь муками жертвы! Ваши цитадели воздвигнуты на костях! Вас нельзя разжалобить или уговорить! От вас не откупишься! Вы — наказание, ниспосланное всему живому за неведомые грехи! О чем ты говоришь? Какая честь! Какая гордость! Если они у тебя действительно есть, значит, ты вовсе не максар и не подходишь для нашего дела! Живи среди наших женщин, готовь вместе с ними еду, шей и стирай! Клинок тебе ни к чему!
— Ладно, — отчетливо сказала Надежда. — Пусть будет по-вашему. Веди сюда твоего красавца. Но и у меня имеется одно условие. После всего… он останется жить и будет сопровождать меня в Страну Максаров. А об его памяти я сама позабочусь…
… И тут Артем окончательно понял, что девочки по имени Надежда (хрупкие плечи, шаловливый взгляд, мягкие податливые губы) давно нет, что она навсегда исчезла, переродившись в Ирдану — безжалостную богиню с глазами василиска.
Однако никогда еще он не любил ее так мучительно и сильно, как сейчас, никогда — даже в минуты смертельной опасности — он не ощущал сердцем такую пустоту и боль, как от слов: «Ладно, пусть будет по-вашему!»
Наверное, нужно было что-то сказать, но в горле его словно сухая тряпка застряла. Наверное, нужно было что-то сделать, но любой его поступок, кроме самого простого — уйти — выглядел бы сейчас глупо.
«Чего она ждет, — подумал Артем. — Почему не гонит меня?»
Заслышав за дверью чьи-то неуверенные, медленно приближающиеся шаги, он встал, еще сам не зная, как будет действовать в следующую секунду: бросится с кулаками на соперника, отхлещет по щекам свою бывшую подругу или в отчаянии разобьет о стену собственную голову — но Надежда-Ирдана, все еще стоя к нему спиной, кратко и властно сказала: «Сиди!» Это немного отрезвило Артема; и дальнейшую сцену он наблюдал если и не с олимпийским спокойствием, то, по крайней мере, без надрыва. Вошедший в зал жестянщик был нескладен, как и большинство его соплеменников, и в то же время очарователен, как очаровательно бывает все юное — будь то верблюжонок или молодая горилла. Он старался держаться с достоинством, но глаза его выражали панический страх. Не на брачное ложе он явился, а на Голгофу.
— Ты знаешь, для чего послан сюда? — спросила Надежда.
— Да, — ответил жестянщик. — Отец сказал мне.
— Азд твой отец?
— Приемный. Мои родители погибли в том же сражении, что и его дети.
— И ты согласен умереть после этого?
— Да.
— Почему?
— Я ненавижу максаров.
— Умереть лучше от любви, чем от ненависти.
— Я люблю свой народ. Я люблю своих друзей. Я люблю Азда. Возможно, когда-нибудь моя смерть принесет им пользу.
— А ты такой же дурак… как и все вы. Что же ты стоишь, как столб? Делай то, ради чего ты пришел. Возьми меня. Разве я хуже ваших девушек?
— Сейчас… Только не смотри на меня так… Я…
— Да ты не просто дурак, но еще и трус. И такие, как ты, хотят победить максаров?
— Мы побелим вас. Обязательно. — Пересилив себя, он шагнул вперед. — Сейчас ты убедишься, что я не боюсь тебя.
Надежда осторожно взяла молодого жестянщика за шиворот, ногой распахнула дверь и, как напроказившего щенка, выбросила его в темный коридор.
— Досчитай до тысячи и уходи. Скажешь Азду, что дело сделано. Еще скажи, что я беру тебя к себе оруженосцем.
Затем дверь с треском захлопнулась, и заключительным аккордом лязгнула задвигаемая щеколда. Надежда повернулась к Артему. Глаза ее были полуприкрыты, и тени от ресниц лежали на скулах, как черные полумесяцы.
— Я пообещала жестянщикам подарить им своего ребенка… Ты должен помочь мне в этом.
В ее словах был призыв, прощение былых обид и упование на будущее, но что-то сковывало Артема, не позволяя действовать. Сходные чувства, наверное, испытывала и Надежда, бесцельно бродившая по залу.
Все оказалось намного сложнее, чем даже в первый раз, когда всепоглощающая страсть не ведала стыда и не нуждалась в услугах опыта. Теперь Артем и Надежда стали другими, да и немало тяжелых воспоминаний легло между ними: и проклятая рама, на которой он сотни раз умирал под ее ножом, и гибель Адракса, и развороченная постель Генобры. Он боялся даже прикоснуться к ее телу, ибо не знал — осталось ли оно человеческой плотью или оделось в чешую дракона.
Внезапно Надежда остановилась возле светящегося сосуда и резким движением опрокинула его. Фейерверк холодного мерцающего огня рухнул на пол, искрами рассыпался во все стороны и угас, постепенно меняя свой цвет от серебристо-голубого и фиолетового до пурпурного. Наступил мрак, который бывает только в подземелье, да, пожалуй, еще в могиле.
Артем встал и ощупью двинулся туда, где еще недавно пылал высокий фонтан живого света. Посреди зала он столкнулся с Надеждой, которая шла ему навстречу. Они вцепились друг в друга так крепко, как будто собирались не любить, а сражаться. Артем попытался что-то сказать, но Надежда опередила его. «Молчи! — прошептала она. — Только не говори ничего!» Не разжимая объятий они осели на мягкий ковер, и Надежда, как и в тот первый раз, сама поцеловала его. Завитки ее волос коснулись его лица, и вместе с их ароматом вдруг вернулось все прежнее. Они словно перенеслись во времени и пространстве назад — в Страну Черепах, в темную утробу подземной хищницы, в засыпанный снегом и укрытый туманами мир, где она была милой взбалмошной девчонкой, а он влюбленным в нее скитальцем.
Поцелуй получился долгим, потому что взаимная жажда, иссушившая их души, слишком затянулась, да еще, наверное, потому что оба они теперь могли не дышать часами.
Затем ее пальцы словно мягкие маленькие зверьки перебежали с его затылка на плечи, а нежная грудь прижалась к губам. И что ему было до того, что эти пальцы могут ломать сталь, а грудь выдерживает удар пули! Гибкие и сильные, они катались по ковру, то сплетаясь, как змеи в брачную пору, то принимая самые немыслимые положения. Там, где только что была мокрая от слез счастья щека, вдруг оказывалось упругое бедро или узкая лодыжка, а он ощущал ожоги ее поцелуев по всему телу. Тьма совсем не мешала им — пальцы и губы были куда прозорливее глаз.
Нельзя было даже приблизительно определить, сколько это длилось, много часов или всего несколько минут (недаром древние верили, что время любви не идет в счет человеческой жизни), — но вот наступила пора, когда их тела окончательно слились, став двумя равноценными частями одного неразделимого целого. Вместе, уже на последнем дыхании они домчались до края бездны, за которым был только краткий упоительный миг, на циферблате человеческой жизни противолежащий смерти и эту смерть собой искупающий…
Тьма не располагала к громким словам, и они разговаривали полушепотом, хотя в этом подземном убежище их вряд ли кто мог подслушать.
— Что-то я не совсем уверен, что все у нас получилось, как следует. Надо бы для верности еще несколько раз попробовать, — говорил он, уткнувшись носом в ее волосы.
— Да уж, придется, — расслабленно отвечала она. — Нельзя подводить бедных жестянщиков.
— Кто у нас будет, как ты считаешь?
— Сын. Это уже точно!
— И мне так кажется. Спроси у будущего, на кого он будет похож.
— Этого нам никогда не узнать.
— Почему.
— Мне не суждено увидеть своего ребенка. Ни крошкой, ни тогда, когда он вырастет. Так уж предопределено судьбой.
— Печально… А он действительно станет Губителем Максаров?
— Единственное, в чем я уверена, — он благополучно появится на свет. Все дальнейшее скрыто мраком. И этот мрак надвигается на меня. Очень медленно, но надвигается.
— Перестань меня пугать… Рано или поздно мрак настигнет любого из нас. Давай не будем об этом говорить сейчас.
— Давай…
— Интересно, догадается ли Азд, что его обманули?
— Старик не так прост, как это кажется. Кое-чему жизнь его научила. Стоит только мне проникнуть в его мысли, как он ввергает себя в состояние, близкое к обмороку. Это не сон и не явь. Сознание открыто, но все в нем так перепутано, что невозможно ничего понять. А относительно обмана… Тут ты не прав. Им нужен ребенок с кровью максара. Ни больше и ни меньше. Не так уж важно, кто станет его отцом. Даже наоборот, наследственность жестянщиков может повредить ему. Они хитры и изобретательны, но трусливы.
— Некоторые ведут себя довольно смело, я бы даже сказал — вызывающе.
— Это напускное. Ты не умеешь читать в душах. Бывает, что обезумевший олень бросается на льва. Но никогда оленям не победить львов.
— Если только оленей не поведет в бой выросший среди них лев.
— Лев не может вырасти среди оленей. Чему они могут научить его? Есть траву? Он либо подохнет с голода, либо сбежит, зарезав своих воспитателей. Как ты не понимаешь таких простых вещей?
— Так мы с тобой снова рассоримся. К чему эти бессмысленные препирательства? Сейчас мы в безопасности, но скоро наша жизнь снова повиснет на волоске. Нужно дорожить каждым ее мигом. Лучше обними меня покрепче.
— Нет, нам уже пора идти. Даже оленей не стоит дразнить без особой нужды.
В доме царила необычайная тишина. Вскоре Артем и Надежда убедились, что все слуги покинули его и, судя по беспорядку в комнатах, покинули в спешке.
Посреди огороженного частоколом двора они обнаружили Азда, одетого как для боя — в потертый и прожженный балахон из нескольких слоев толстой кожи и кольчужные перчатки. Он только что отвалил ломом тяжелую железную плиту, прикрывающую круглое отверстие — не то горловину колодца, не то начало уходящего вертикально вниз подземного хода, — и сейчас опускал туда на веревке объемистый, но, скорее всего, не очень тяжелый мешок. Еще несколько таких же мешков лежало рядом, ожидая своей очереди. Среди них валялся и клинок, небрежно завернутый в ветошь.
Не ожидая расспросов, Азд кратко пояснил, что намерен спуститься в мастерскую, где и займется ремонтом поврежденного клинка. На поверхность он поднимется только после завершения работы. Все посторонние из дома удалены, и гостям придется самим позаботиться о себе, что не должно доставить им неудобства, поскольку в кладовых достаточно пищи, а в загонах овец. От помощи, предложенной Артемом, старик вежливо отказался. По его словам, причиной этому была вовсе не боязнь раскрыть свои секреты, а опасность, грозящая здоровью всех, кто хоть как-то связан с ремонтом и созданием клинков. Жизнь оружейников коротка — они опухают, слепнут, теряют зубы и волосы, их кожа синеет и покрывается язвами. Когда Надежда осведомилась, где же ее новый приятель, Азд неопределенно ткнул пальцем в отверстие колодца, и чти-то похожее на досаду отразилось на его одутловатом лице.
Когда все мешки были отправлены вниз, старик плотно надвинул на голову капюшон своей странной одежды и, подобрав полы, полез в нору, из которой тянуло прохладой и затхлостью. Артем не преминул заглянуть в нее. Колодец, выложенный изнутри металлическими кольцами, резко расширялся книзу, а по его окружности шла узкая винтовая лестница, шестая или седьмая ступенька которой терялась во мраке. Единственное, о чем на прощание попросил Азд — ни при каких условиях не закрывать люк.
Для этого, видимо, были веские причины, потому что спустя некоторое время из колодца повалил густой серый дым.
Внешние проявления того, что творилось в подземелье, могли ассоциироваться только с работой кузницы Гефеста. Дым то извергался клубами, то лишь слегка курился, а однажды над колодцем встал рыжий страшноватый гриб. Глухие толчки заставляли дребезжать посуду на кухне и тревожно блеять овец в загоне.
В большом обезлюдевшем доме все как-то быстро покрылось пылью и пришло в запустение. В комнатах толкалась мошкара, а в подполье шуршали грызуны. Сырость и неуют все чаще гнали Артема и Надежду на свежий воздух, в мягкий сумрак вековечного леса, где ветер разносил запахи цветов и смолы, а трава на полянах была мягче любой постели. Здесь они забывали и о Стардахе, и о Азде, и о клинке, и о всех мирах, через которые им пришлось вместе пройти. Они утоляли голод ягодами и диким медом, пили родниковую виду и сладкий сок, любили друг друга на ложе из свежей хвои и засыпали там, где к ним приходил сон. Птицы и звери не пугали влюбленных, а они не причиняли вреда их норам и гнездам. Надежда рассказывала о своей жизни в Стране Забвения, и в этих рассказах детские впечатления причудливо переплетались со странными снами, смутными воспоминаниями о мире максаров и пророческими видениями. Артем же развлекал ее нескончаемой запутанной сказкой, где были и Золушка, и Шахразада, и Белоснежка, и Снежная Королева.
Они как будто догадывались (а Надежда могла и наверняка знать), что это их последние счастливые минуты, и потому хотели растянуть свое счастье до бесконечности. Эту идиллию нарушил Калека.
Надежда только на мгновение глянула в его сторону, но за это мгновение, наверное, было сказано очень многое.
— Нас ищут, — она встряхнула головой, словно прогоняя остатки сладкого сна. — Клинок готов.
Радости в ее словах не было.
На этот раз Азд встретил их сидя и даже не попытался встать, чтобы поприветствовать Надежду. Однако с первого взгляда было ясно, что причиной этому является не его чрезмерная гордыня, а крайняя степень усталости. Лицо старика еще больше распухло, глаза превратились в щелки, кожа потемнела и на скулах отливала багрово-синим глянцем. Сейчас он был похож на утопленника, пролежавшего на дне реки по крайней мере неделю.
Его приемный сын стоял чуть сзади и держал в руках клинок. На Надежду он упорно старался не смотреть.
— Подтверждаешь ли ты, несравненная, свое прежнее обещание? — болезненно морщась, спросил Азд.
— Подтверждаю, — ответила Надежда без всякого выражения.
— Ты уверена, что зачала ребенка?
— Уверена.
— Ошибки быть не может?
— Максары в достаточной мере владеют своим телом, чтобы не ошибаться в подобных делах.
— Сейчас тебе передадут клинок. Как ты намерена поступить дальше — останешься здесь или вернешься в свою страну?
— Я немедленно покину этот дом. Необходимо покончить со Стардахом прежде, чем плод станет тяготить меня.
— Сумеешь ли ты так быстро исполнить задуманное? Времени у тебя немного. Стоит ли рисковать ребенком?
— В период опасности, голода или войны мы способны задержать развитие плода безо всякого ущерба для него.
— А ускорить? — впервые в словах Азда прозвучал неподдельный интерес.
— Можно и ускорить. — Надежда еле заметно усмехнулась. — Но тогда я сама сгорю, словно свечка.
— Мой приемный сын Яшт будет сопровождать тебя. Ты сама просила об этом. Ему ты и отдашь новорожденного.
— Хорошо.
— Кроме того, ты обеспечишь его надежной охраной до рубежа Страны Максаров.
— Постараюсь…
— Это было наше последнее условие. Прежде, чем ты получишь оружие, которое когда-то было сделано для Адракса, а теперь станет твоим, я покажу тебе, как с ним управляться. — Старик протянул правую руку в сторону, и Яшт вложил ему в ладонь эфес клинка. — Никогда не пытайся проникнуть в секрет его устройства. Этим ты можешь разбудить такие силы, которые способны устрашить даже бессмертных богов. Это оружие питают кровь и плоть тех, кого оно убивает. Но перед схваткой не помешает его немного подкормить — сунуть в землю или воду. И запомни главное. Твой клинок на целую треть длиннее любого другого. Тут уж мы постарались. Это еще не гарантирует тебе победу, но дает изрядное преимущество в схватке с другими максарами. А теперь смотри внимательно…
Старик взялся за эфес обеими руками.
— Пусть смотрит и он, — Надежда кивнула на Артема. — Если со мной случится беда, ребенка придется защищать ему.
— Воля твоя, несравненная. Смотрите оба… Сначала нажимаешь здесь и поворачиваешь сюда. Клинок пока выглядит как обычно, но предохранитель уже снят и разящая сила готова проснуться. Соблюдай осторожность. Острие следует направлять только в сторону врага. А теперь внимание! Я поворачиваю вот эту часть эфеса сюда и нажимаю здесь. Все!
Сверкающее лезвие истаяло, став почти прозрачным, и одновременно стремительной тенью рванулось вдаль.
Прочь полетели верхушки частокола и нависавшие над ними ветки деревьев.
— Я довольна твоей работой, Азд Одинокий, — сказала Надежда, уже вновь превратившаяся в холодную и беспощадную богиню. — Осталось только вернуть клинок в прежнее состояние.
— Это еще более просто. Смотри. Раз! Два! Готово!
Рука Азда еще не выпустила клинок, а пальцы Надежды уже легли поверх нее. Кости оружейника негромко хрустнули, а синюшное лицо скривилось.
— Прости меня, — спокойно вымолвила наследница Стардаха. — Кажется, я немного поторопилась.
— Это ты прости меня, несравненная. — Азд прижал поврежденную руку к груди. — Я забыл, как нетерпеливы бывают максары, едва только в воздухе запахнет кровью.
— Ты забыл не только это. Ты забыл, что максара нельзя допрашивать, словно блудливую девку. Спасибо тебе за клинок, но всегда помни, кто ты и кто я… А теперь пусть твой сын соберет немного еды и следует за нами.
— Скажи, несравненная. — Старик встал, цепляясь за стенку. Лицо его приобрело жалкое, почти подобострастное выражение. — Скажи мне… Ведь ты умеешь заглядывать в будущее… Я еще когда-нибудь увижу Яшта?
— Нет, — без промедления ответила Надежда. — Вам лучше попрощаться навсегда.
— Если так, то я сам провожу вас к границе. Там мы и попрощаемся.
Азд прилег в доме немного отдохнуть перед дорогой. Яшт собирал походный мешок. Калека отлеживался в своей берлоге, наедаясь впрок, и Артем понял, что это, возможно, последняя минута, которую они проводят с Надеждой наедине.
— Ты получила, что хотела, — сказал он.
— Я получила то, что всегда принадлежало мне по праву, — рассеянно ответила Надежда. Мысли ее были уже далеко отсюда, где-то у стен отцовской цитадели.
— Следовательно, схватка со Стардахом предопределена?
— А разве нет?
— Давай порассуждаем вместе. Допустим, ты одолеешь Стардаха, хотя я до сих пор не представляю, как это можно сделать. Захватишь его цитадель. Перебьешь всех его прислужников и всех тех новых монстров, братьев Калеки по несчастью, которых он успел за это время наделать. Что потом? Остается еще Генобра, ненавидящая тебя лютой ненавистью, остается сумасшедший молокосос, домогающийся твоего тела, остается Карглак…
— При чем здесь Карглак? — Надежда пожала плечами.
— Он, наверное, единственный из максаров, хоть как-то пекущийся за ваше общее дело. Поэтому для тебя он опаснее всех других. Едва только станет известно о твоей беременности, он вспомнит предсмертное пророчество Адракса. А другие максары? Думаешь, они дадут тебе жить спокойно?
— Но и от меня им покоя не дождаться.
— Я тоже об этом. Весь остаток жизни тебе придется засыпать под грохот боя и просыпаться в дыму и пламени осады. Для пополнения рядов своей челяди тебе понадобятся новые рабы. Кровь зальет твой дом. Ты уподобишься Стардаху, а возможно, даже и превзойдешь его в душегубстве. Разве о такой жизни ты мечтала?
— Так, — сказала Надежда, поигрывая клинком. — А что можешь предложить ты?
— Эпоха максаров на закате. Неужели тебе не терпится принять участие в кровавой распре, которая еще долго будет сотрясать эту несчастную страну? Разве ты мечтаешь увидеть, как твой сын поведет на максаров армии жестянщиков, пусть и трусливых, но вооруженных могучим оружием, спаянных железной дисциплиной, а главное — вдохновляемых могущественным вождем? Сможешь ли ты тогда чем-то помочь своим гибнущим соседям? Устоишь ли в схватке с собственным сыном? Тебе уже не спасти этот мир. Спаси хоть бы себя, а главное — свою душу. Не вмешивайся в бессмысленную свару. Не проливай чужой крови, пусть даже это будет кровь Стардаха или Генобры. Прости своих обидчиков, а если простить не можешь — хотя бы оставь их в покое. Они сами свернут себе шею. Не переступай границы Страны Максаров! Я знаю достаточно миров, до которых никогда не дотянутся лапы Стардаха. Там мы начнем совсем другую жизнь…
— И там ты заставишь жалеть букашек и научишь плести веночки из полевых цветов? — Надежда в упор уставилась на него. — Кто внушил тебе подобную чушь? Жестянщики? Разве это слова мужчины? Неужели я позволю Стардаху жить и дальше? Неужели прощу Генобру? Если ты струсил, если не хочешь идти со мной навстречу опасности — убирайся прочь! Значит, я ошиблась в тебе!
— Значит, ошиблась, — вздохнул Артем. — Но, тем не менее, я пойду за тобой до конца.
Однако Надежда уже не слушала его. Клинок занимал ее, как новая игрушка малого ребенка.
«Максар с клинком в руках и максар безоружный совсем не одни и тоже, — вспомнил Артем слова Азда. — Конечно же, она права. Разве можно не прирезать папашу, если такая возможность вдруг появилась? Как не расправиться с зазевавшимся соседом? Почему бы не сжечь чужой дом, если он так красиво горит? Господи, как я устал от всего этого! Неужели зло и в самом деле бессмертно?»
И вот перед ними снова предстали жутковатые каменные истуканы, олицетворяющие непобедимость максаров и позор жестянщиков. Распростертая между ними стена была, как всегда, невидима для глаза, и лишь иногда между двумя далеко разнесенными друг от друга фигурами беззвучно и стремительно проскальзывало что-то похожее на радужную рябь.
Напоминает мыльный пузырь, подумал Артем. Огромный мыльный пузырь, покрывший целую страну.
С вершины холма ему было хорошо видно, как к стене скрытно подбираются молодые жестянщики, вооруженные короткими мечами. Еще несколько, держа наизготовку извергающее пламя оружие, залегли прямо напротив арки, образованной ногами ближайшего истукана. По замыслу Азда, они должны были вызвать на бой дозорных, редкой цепочкой разбросанных по ту сторону стены. Когда схватка станет приближаться к концу (и независимо от ее исхода), Надежда клинком низвергнет невидимую стену. По соображениям старого оружейника, она не должна была устоять перед оружием максаров. В схватке никто не поймет, что же это такое на самом деле случилось, да и свидетелей штурма не останется. Все это позволит Надежде и ее спутникам скрытно пересечь границу.
Со стороны статуи раздались крики и звон оружия, а с противолежащих холмов донеслось бряцание сигнальных гонгов. Дозорные парами и целыми отрядами сбегались к стене и уже рубились с жестянщиками под сводами арки. Братья истребляли братьев с беспощадной яростью, свойственной только схваткам волкодавов с волками.
— Пора идти, — сказал Азд некоторое время спустя. — Сейчас на нас никто не обратит внимания.
Одетые как жестянщики (исключая, конечно, Калеку) они цепочкой спустились с холма. Впереди ковылял старик, выставив перед собой трость с ярко начищенным медным наконечником. Артем, ощущая смутное волнение, внимательно наблюдал за этим наконечником и не упустил момента, когда он внезапно исчез, а трость укоротилась на целую четверть.
— Пришли, — негромко сказал Азд. — Стена.
Подержав трость горизонтально несколько минут, он извлек ее конец из пустоты. Крепкое суковатое дерево обратилось в дымящуюся головешку, а остроконечный кусок меди раскалился. От недоступной глазу пограничной стены тянуло жаром, как от доменной печи.
— Осторожнее, — предупредил старик. — Сделаешь один неверный шаг и останешься без носа, а то и вообще пропадешь.
— И вся стена такая? — спросил Артем.
— В чем-то да, а в чем-то нет. Любой предмет, преодолевший ее, исчезает бесследно, но, если я суну голову в другом месте, она не сгорит, а превратится в ледышку.
«Примерно так же выглядит межпространственный переход, — подумал Артем. — Щель между двумя сопредельными мирами, в которую я однажды протиснулся. Но то была действительно щель, если говорить о ее происхождении. Не дверь, не нора, а именно щель — невероятная прихоть слепого случая, редчайшее стечение необъяснимых обстоятельств, что-то столь же уникальное, как Красное Пятно на Юпитере. Здесь же пространство рассечено намеренно. Щель между мирами превращена в неприступную стену и растянута на многие тысячи километров. Один шаг — и ты оказываешься в космической пустоте или на поверхности звезды. Да, надежней преграды не придумаешь. Из этого следует, что предки максаров знали об устройстве Вселенной гораздо больше, чем нынешние земляне, а главное — владели тайной создания межпространственных переходов. Кое-что из своих знаний они, очевидно, передали жестянщикам».
— Тебе известно что-либо об устройстве стены? — спросил Артем у Азда. — Ведь говорят, что ее создали твои соплеменники.
— То были великие мастера, но все их тайны умерли вместе с ними. Максары пообещали им несметные богатства, а наградили только каменными надгробиями.
— Гордыня сгубила твоих мастеров, — сказала Надежда. — Гордыня да алчность.
— Такой слух распустили максары. Уж тут ты мне поверь, несравненная. Они не пожелали, чтобы секрет создания стены остался известен хотя бы одному из нас.
Шум схватки постепенно стихал. В живых остались всего с десяток дозорных и еще меньше жестянщиков.
— Пора, — сказал Азд. — Чтобы действовать наверняка, лучше сокрушить статую. Думаю, что именно она питает стену неведомой силой.
Предводительствуемый Надеждой отряд двинулся к арке-статуе. Кто-то из дозорных сунулся было им навстречу, но, отброшенный щупальцами Калеки, навсегда исчез с глаз человеческих, обретя в соседнем измерении весьма экзотическую могилу.
Клинок Надежды уже был приведен в боевое состояние, и с расстояния полусотни метров она дважды рубанула истукана — сначала сверху вниз, а потом справа налево. Статуя пошла бесчисленными трещинами, перекосилась и рухнула, в единый миг обратившись кучей щебня. Вихрь, взметнувший столбы пыли, налетел, как самум в пустыне.
«Колосс на глиняных ногах, — подумал Артем. — Но уж что-то слишком легко мы добились своего!»
Между тем бешено ревущий шквал не спадал, а даже наоборот — набирал силу. Артема как пушинку подбросило в воздух и пребольно швырнуло на землю.
А затем раздался звук, который, наверное, однажды уже слышал святой Иоанн Богослов, когда на его глазах небо свернулось, как свиток, звезды пали на землю и все горы сдвинулись с мест своих. И сразу же пыль осела. На месте рухнувшего идола торчал другой, точно такой же, а пространство слева и справа от него, подобно крыльям невероятно огромной бабочки, вспыхивало тусклыми радужными бликами. То, что осталось от дозорных и жестянщиков, еще недавно с энтузиазмом рубивших друг друга, было размазано и разбросано по обе стороны стены. Калека не только уцелел, но и успел, словно шатром, прикрыть своим телом Надежду. Яшт, стоя на коленях, из фляги лил воду на голову Азда.
— Клинок… — простонал старик. — Клинок не пострадал?
— Клинок-то не пострадал, — сидя на земле, ответила Надежда. — А вот меня как будто цепями отмолотили… Ну что, попробуем еще разок?
— Не стоит. Боюсь, так мы загубим твое оружие. Да и время утеряно. Скоро здесь соберется столько дозорных, что ступить будет негде. А после и кто-нибудь из максаров обязательно появится.
— Идти напролом через стену было твоей идеей.
— Если человек и в старости продолжает делать ошибки, он должен по крайней мере уметь их исправлять. Я знаю еще один путь, которым можно проникнуть в Страну Максаров. Он тяжел и мучителен, но зато надежен.
— Почему же ты сразу не повел нас тем путем? — нахмурилась Надежда.
— Не каждому по силам пройти по нему… Да и очень не хотелось открывать его непосвященным. Ведь мы союзники только на время.
— Мне все это уже надоело! Я максар порождению! Я владею родовым клинком! Почему же я не могу свободно войти в свою страну?
— Ты максар, — кивнул головой Азд. — Но пока еще бездомный максар. Победив Стардаха и овладев его цитаделью, ты получишь и ключи от всех ворот пограничной стены. Ну, а пока тебе придется пробираться в родной дом черным ходом…
На этот раз, чтобы попасть в Страну Максаров, маленькому отряду пришлось идти в глубь Страны Жестянщиков — и опять заповедными тропами, обходя пашни, стада, поселения. Меры предосторожности, предпринимаемые Аздом, наводили Артема на мысль, что он боится не только первого встречного, но даже самого себя. Вскоре старик окончательно выбился из сил и дальнейший путь продолжал верхом на Калеке. Зато его приемный сын стойко сносил все тяготы путешествия через леса и болота.
Место, к которому их привел Азд, напоминало одновременно и свежий лунный кратер и громадный заброшенный карьер, из которого уже успели добыть все более или менее ценное. Осевшие, размытые дождем стенки уступами спускались к неровному глинистому дну, на котором среди мутных луж торчали заржавевшие железные монстры — остатки каких-то механизмов. Кое-где в стенах чернели провалы пещер. Несколько дюжин хорошо вооруженных жестянщиков (было у них даже что-то похожее на небольшую бомбарду) охраняли эту унылую яму, на многие тысячи шагов от которой не росли ни трава, ни кустарник. Азд коротко переговорил с их предводителем, и, получив разрешение, отряд начал спускаться вниз по разбитому дорожному серпантину. Спрямить путь означало немедленно вызвать мощный оползень, который неминуемо похоронил бы всех пятерых.
Однако целью старика было вовсе не дно карьера. Остановившись у входа в одну из пещер, он знаком предложил своим спутникам располагаться на отдых, а сам шагнул во мрак. Вероятно, потому, что странствие по бездорожью вымотало путников и все они нуждались в передышке, долгое ожидание не показалось слишком уж томительным. Азд вернулся грязный и усталый, но, видимо, с хорошими новостями. Жадно съев полкаравая черствого хлеба и выпив целую фляжку воды, он приступил к рассказу о причинах и результатах своего вояжа в подземный мир.
— Когда первозданные потерпели поражение в Великой Бойне, многие их союзники, в том числе и воины Иллабрана Братоубийцы, которого в ту пору звали Иллабраном Верзилой, были окружены прислужниками максаров в безводной пустыне у подножия Серебряных гор. Их предводителя, — старик покосился на Калеку, — тогда уже не было с ними. Побежденным была обещана жизнь в обмен на службу у максаров. На это они ответили, что скорее будут жрать землю и весь остаток жизни ползать на брюхе. Соплеменники Ирданы, большие шутники и любители всяких каверз, порешили, что так тому и быть. Полуживых от жажды и гноящихся ран воинов, а также их жен и детей, изгнанных из родной страны, они превратили в слепых, безногих и безруких чудовищ, способных жить только в глубоких подземных норах. Более того, питаться они теперь могут лишь той самой сырой землей, в недрах которой обитают. В ней так мало съедобных веществ, что эти люди-черви должны непрерывно грызть грунт, буравя в нем бесконечные запутанные ходы. Но максары не забыли позаботиться и о своей выгоде. Пропуская через свое тело огромные массы земли, эти несчастные отделяют от нее металлы. Поэтому их зовут рудокопами. Слитки, в которых золото перемешано с железом и медью, они обязаны регулярно сдавать в наши мастерские. Под контролем прислужников максаров, конечно. Пограничная стена уходит под землю на порядочную глубину. Это уже проверено. Но рудокопы могут рыть свои норы еще глубже. Они согласны проложить для вас подкоп в самый центр Страны Максаров.
— А плату за это они с нас, случайно, не потребуют? — недобро усмехнулась Надежда.
— Нет, несравненная. Услуга эта будет оказана вам безвозмездно, но…
— Что — но! Опять какие-то условия?
— Это даже не условие… — старик замялся. — Как бы это лучше выразиться. Прежде чем вы пройдете подземным ходом, одному из вас… я имею ввиду Иллабрана… придется встретиться со своим родным братом. Я не уверен, что встреча будет слишком радостной, но рудокопы настаивают на ней.
— А откуда они узнали, что Иллабран с нами?
— Я им это сказал, несравненная.
— Кто тебя тянул за язык?
— А как бы иначе я договорился с ними? Мы не имеем власти над рудокопами. Более того, в своей беде они винят нас. Якобы в последней битве мы сражались недостаточно стойко. Посторонних они допускают в свои норы весьма редко. Для этого необходим чрезвычайный повод. Не мог же я, несравненная, поведать им о нашем договоре. Вот и пришлось упомянуть о Иллабране. Рудокопы его прекрасно помнят.
— Они хотят устроить над ним суд?
— Этого я не знаю, несравненная…
— Ты не только трус, но еще и лжец! Отвечай прямо, не виляй!
— Не гневайся, несравненная. Тебе ничего не грозит. Ты в любом случае доберешься до страны Максаров.
— Доберусь. С клинком в руке я пройду весь лабиринт от начала до конца! Показывай, куда идти!
— Идите все время по этому коридору, и вас встретят. — Азд отступил на несколько шагов. — Мой путь закончен. Здесь я с вами расстанусь. Береги, несравненная, клинок… и своего будущего ребенка. Прощай и ты, сынок. Чувствую, нам уже не свидеться больше. Скоро ты окажешься в самом логове наших заклятых врагов. Я не могу дать тебе никакого оружия. Но возьми вот это. — Старик снял свой ошейник. — Как и при каких обстоятельствах пользуются этим предметом, ты знаешь…
Их не снабдили ни факелами, ни самыми простейшими светильниками. Тесная галерея, постепенно сужаясь, полого уходила под землю. Вскоре макушки путников стали касаться потолка. Впереди теперь шел Яшт, до этого уже несколько раз сопровождавший названного отца в таких походах, а замыкал шествие Калека, внимательно выслушавший весь разговор между Аздом и Надеждой, но ничем не выразивший своих чувств. Ныне же, в полной темноте, вообще нельзя было определить, как он относится к перспективе скорой встречи с земляками.
— Стойте! — вдруг раздался из мрака глухой, прямо-таки замогильный голос. — Кто вы такие и что вас заставило спуститься во владения моего народа?
— А сам ты кто такой? — Надежду было не очень-то легко смутить, а тем более запугать.
— Отвечайте на вопрос. Иначе я обрушу на ваши головы своды этой пещеры, — с угрозой произнес невидимый страж.
— Я Ирдана, дочь и наследница максара Стардаха, одно имя которого должно внушить тебе ужас, презренный раб. А что касается твоей угрозы, она неосуществима. Прежде чем ты шевельнешься, мой клинок сделает из тебя очень много очень мелких кусочков. Впрочем, ты и шевельнуться не успеешь. Если не веришь, попробуй.
— Как же мне не верить тебе, Ирдана, дочь Стардаха, — голос подземного жителя дрогнул. — Ведь это именно твой отец сделал из меня то, чем я являюсь теперь. Наши дети рождаются в грязи и мраке, потому им легче переносить такую жизнь. А я помню свет неба, шум лесов и вкус дождевых капель на губах. Когда-то меня звали Иллаваст Десница, потому что в войске моего брата Иллабрана Верзилы я всегда командовал правым крылом. Последний раз я видел его в самом начале Великой Бойни, еще до того, как злая воля максаров заставила жестянщиков повредиться умом. Правда ли, что мой брат сопровождает тебя сейчас?
— Да, — ответила Надежда. — Он здесь.
— Пусть скажет сам.
— Как и ты, он был подвергнут переделке. И не один раз. В нынешнем своем облике он лишен дара речи. Воину достаточно иметь зоркий глаз, тонкий слух и крепкие мышцы.
— Я восторгаюсь тобой, Ирдана. Тобой и твоими соплеменниками. Как легко вы решаете, каким должен быть человек и каким не должен…
— В свое время вам следовало лучше воевать. И тогда бы сейчас не мы все решили за вас, а наоборот. Неудачникам и трусам место в пыли, у ног победителя.
— Так оно и случилось, — тот, кто назвал себя Иллавастом, скорбно вздохнул. — Но как же мне убедиться, что с тобой пришел именно мой брат, а не какой-нибудь самозванец? Ведь я не могу видеть, а он не может говорить.
— Я легко читаю его мысли и могу передать их тебе. Сейчас я буду говорить только от его лица. Можешь задавать вопросы.
— Если ты действительно Иллабран, мой родной брат, ответь, что было зарыто под порогом жилища нашего отца?
— Осколок кувшина, дабы ничего из дома не пропало, ветка заговоренного вереска, дабы дом не сгорел, и железный нож, дабы враг не вошел в его двери, — низким, почти мужским голосом объявила Надежда.
— Верно, — Иллаваст задумался. — Однако эти ответы, Ирдана, ты сама могла извлечь из моего сознания. Это еще недоказательство. Пусть лучше он сам задаст мне вопрос. Такой вопрос, который убедит меня, что это на самом деле мой старший брат.
— Действительно ли в то время, когда я собирал войско в Еловых Дебрях, ты домогался любви моей жены?
— Это наветы наших врагов. Клянусь тебе, мой брат!
— Значит, ты признал меня?
— Да… Но что из того? На тебе лежит тяжкий грех. Ты проливал кровь врагов максаров, в том числе и кровь своих соплеменников. Признаешь ли ты это?
— Признаю и раскаиваюсь. Но оружие, даже самое кровавое, не ведает греха. В руках Стардаха я был лишь секирой, хотя, возможно, и самой острой из его секир.
— Полагаешь, это оправдывает тебя?
— Нет. За свой грех я согласен понести любую кару. Но сначала ради ее искупления я намерен помочь моей нынешней владычице убить Стардаха. После этого можете делать со мной что угодно.
— Я верю тебе. И поручусь за тебя перед всеми рудокопами. А пока заложницей за твою жизнь будет моя собственная. Исполни свой долг, а затем найди способ с честью умереть. Этим ты не только искупишь прошлый грех, но и отвратишь грех будущий. Хватит сеять зло. Хватит служить максарам. Иначе ты опять станешь лишь секирой в их руках.
— Все будет исполнено, как ты велишь мне, брат. — Надежда продолжала говорить чужим голосом, но ее собственное раздражение так и прорывалось наружу. — А теперь обнимемся, как мы обнимались тогда, перед началом последнего боя.
— У меня нет рук, — печально сказал Иллаваст.
— Зато у меня их целых восемь. Хватит на двоих, да еще и останется.
Тело Калеки, одновременно твердое и податливое, легко протиснулось между Артемом и стеной пещеры. По песку прошелестели щупальца, раздался увесистый шлепок, как будто бы тюфяк упал со шкафа, затем последовал протяжный вздох, и наступила долгая тишина. Артему не нужно было обладать способностью видеть в темноте, чтобы предельно отчетливо представить себе, как два некогда родных человека, волею злой судьбы превращенные в столь по-разному уродливых монстров, замерли, тесно прижавшись друг к другу.
Плакать они не могли, поскольку имели только один глаз на двоих, да и тот был лишен слезных желез.
В чем другом, но в этом Азд не солгал — путешествие в Страну Максаров через владения рудокопов оказалось мучительным и трудным. Эти червеобразные существа, лишенные всего человеческого, кроме разума и речи, не могли задерживаться на одном месте и часа, потому что их организм постоянно требовал пищи, скудные крохи которой содержались в пожираемом ими грунте. Это было главной причиной того, что рудокопы никогда не пользовались проторенными ходами, каждый раз заново прокладывая свои подземные тоннели. Человек мог передвигаться в них только ползком и только в одном направлении — вперед. Как они все до сих пор не задохнулись в этом донельзя спертом воздухе, Артем и сам не понимал.
Путники давно утратили представление о времени и пройденном расстоянии. Вся их жизнь теперь состояла из медленного, упорного продвижения вперед, вслед за Иллавастом или кем-нибудь из его товарищей, коротких остановок для сна и еще более коротких остановок для приема пищи, запасы которой таяли с катастрофической быстротой. Некоторое разнообразие в эту изматывающую рутину вносили регулярные обвалы сводов тоннеля, когда следовавшим за людьми рудокопам приходилось спешно откапывать их, а потом оживлять самыми варварскими способами. Несколько раз они едва не захлебнулись в плывунах — отложениях мельчайшего, перенасыщенного водой песка, дважды проваливались в карстовые пещеры и один раз чудом спаслись от смерти, напоровшись на обширную газовую шапку. Одежда путников давно обратилась в лохмотья, колени и локти покрылись кровоточащими ссадинами. Больше всех страдал молодой жестянщик, кожа которого не отличалась сверхъестественной прочностью, как у Артема и Надежды, а легкие привыкли дышать обыкновенным воздухом, а не азотно-метановой смесью с незначительной примесью кислорода. Калека сносил муки подземного перехода стоически. Впрочем, пожаловаться он все равно не мог, даже если бы и хотел.
Страдания хороши тем, что когда-нибудь да и заканчиваются. Пришло время, и Артем почувствовал, как тоннель медленно, но неуклонно стал забирать кверху. Пища у них давно кончилась, а во флягах осталось лишь по несколько капель протухшей воды, но стремление поскорее увидеть небо и вдохнуть свежий воздух оказалось сильнее голода и усталости. Час за часом они карабкались вверх по все более крутому уклону. Каждую секунду ожидая увидеть свет и опасаясь за свое зрение, Артем последние метры полз, плотно зажмурив глаза.
Однако тоннель окончился не на поверхности земли, открытой вольным ветрам и сиянию дня, а в затхлой пещере, мрак которой был лишь чуть пожиже, чем мрак подземелья. Рудокопы помнили и любили все, что навсегда было потеряно для них, но уже не могли жить и дышать нигде, кроме своих нор.
Здесь братья Иллабран и Иллаваст попрощались навсегда.
Состояние путников было таково, что о немедленной схватке со Стардахом нечего было даже и думать. Все четверо нуждались в отдыхе, а жестянщик еще и в лечении — раны на его руках и ногах воспалились.
К счастью, в глубине пещеры обнаружился обильный, чистый источник, и тут уж они отвели душу — сначала вдоволь напились, а затем искупались. Надежда, как и подобает богине в присутствии простых смертных, наготы своей не стеснялась, чем повергла юного Яшта в великое смущение. После этого все завалились спать, даже не выставив караульного. Порукой их покоя было только исключительное чутье Надежды на опасность.
После пробуждения голод дал о себе знать с новой силой. Даже Надежда, способная, как и все максары, подолгу обходиться без пищи, высказалась в том смысле, что сейчас съела бы даже жареного ежа вместе с колючками. На поиски пропитания, а заодно — на разведку — отправился Калека. Отсутствовал он недолго и принес ворох окровавленного платья («Ты такой неаккуратный», — поморщилась Надежда), два дорожных мешка и следующие новости: местность вокруг ему незнакома, но это безусловно Страна Максаров, поскольку невдалеке торчит полуразрушенная цитадель: кругом безлюдно, и даже дозор встретился ему всего один раз.
Все, кроме Калеки, жадно набросились на грубую солдатскую пищу. Когда первый голод был утолен, Артем, по некоторым, чисто этическим причинам, обеспокоенный отсутствием аппетита у товарища, подозрительно поинтересовался, какого же рода был дозор — конный или пеший.
Конный, устами Надежды ответил Калека и скромно уточнил, что пегий жеребчик был совсем молоденький, ну прямо объеденье.
В одном из трофейных мешков нашлись лекарства — бинты, баночки с целебным жиром, высушенные травы, болеутоляющее зелье. Пока Надежда занималась ранами Яшта, Артем сам (дабы не оскорблять максарское достоинство подруги) выстирал в источнике одеяния дозорных. Вышитые на них эмблемы были ему незнакомы.
— Нам понадобятся лошади или любые другие скакуны, — сказал Артем, развешивая мокрую одежду на ветерке, поближе к выходу. — Не станем же мы добираться до владений Стардаха пешком.
— Скакуны сами к нам идут, — беззаботно ответила Надежда. — Выгляни наружу.
Высунувшись из пещеры, Артем действительно разглядел, что в их сторону направляется какой-то вооруженный отряд. Воины шли зигзагами, время от времени останавливаясь — видимо, разглядывали запуганный след, оставленный Калекой. Даже с такой дистанции можно было различить, что большинство из воинов размером превышают обыкновенных людей, и не все они двуногие.
— Перебить их не трудно, — сказала Надежда. — Но за этим отрядом явится другой, а за другим — третий. А это нам сейчас меньше всего нужно.
— И как ты собираешься поступить?
— Пусть Калека вернется на свой след и уведет воинов подальше от нашего лагеря. Я же тем временем постараюсь затуманить их сознание.
Она еще не окончила говорить, а длинная серая змея с единственным глазом посреди туловища уже выскользнула из пещеры. Отряд прошел по направлению к их укрытию еще некоторое расстояние а затем повернул в сторону и вскоре скрылся из глаз.
— Ты не заглядывала в сознание этих вояк? — спросил Артем.
— Что толку, — Надежда махнула рукой. — Ясных мыслей у них в голове не больше, чем у охотящейся собаки. Даже имя их хозяина я не сумела уловить.
Время тянулось медленно, зато еда окончилась быстро. В отсутствие Калеки Артем стал сам выходить на поиски пищи — таскал яйца из гнезд, мешком ловил рыбу в ручьях, собирал дикий лук и головки мака. Яшт уже поправлялся, но от этого забот у Надежды не убавилось. Ей приходилось держать под постоянным контролем сознание сразу двух существ — жестянщика, неискушенная душа которого могла стать легкой добычей для любого максара, и Калеки, уводившею преследователей все дальше и дальше. Иногда Надежда рассказывала Артему о том, что видел и ощущал в данный момент великий воин Иллабран Верзила, вернее, его третья ипостась.
Увязавшийся за ним отряд постепенно таял. После каждого привала один, а то и парочка воинов — главным образом, караульные — бесследно исчезал. Преследователи понимали, что уже давно превратились из охотников в добычу, однако на попятную не шли — страх перед хозяином-максаром был сильнее страха смерти. Несколько раз, пытаясь избавиться от погони, Калека прокладывал свой путь по руслам рек, но всякий раз без заметного успеха — его недруги обладали не только зорким глазом, но и отменным нюхом. Лишь только тогда, когда впереди замаячили каменные истуканы, а воины растянулись в цепь, Калека (а одновременно с ним — Надежда) понял замысел их предводителя: прижать неведомого врага к пограничной стене. В такой ситуации был возможен только один-единственный выход, которым Калека и воспользовался. Надежда чужими глазами молча наблюдала схватку, и лишь когда она вдруг резко вздрагивала или непроизвольно вскидывала руки, Артем мог догадаться, что его восьминогому приятелю приходится туго.
— Ну все, — сказала она наконец с облегчением. — Калека возвращается. Те, кто остался жив, за ним уже не погонятся. И, кажется, у него есть для нас какой-то сюрприз.
Однако, вопреки ожиданиям, возвращение Калеки затягивалось. Край, через который он пробирался, кишел прихлебателями максаров самой различной масти, по примеру хозяев жестоко враждовавших между собой, и одинокому бродяге (даже весьма неслабому), дабы уцелеть в этом аду, приходилось проявить максимум осмотрительности.
Между тем Надежда становилась мрачнее час от часу. Она совсем перестала выходить на свежий воздух и почти все время проводила в глубине пещеры, до изнеможения упражняясь с клинком. Однажды Артем имел неосторожность заметить, что подобное самоистязание может не пойти на пользу будущему ребенку, но она в ответ только бешено зыркнула на него своими глазищами.
Последние десять или двенадцать часов, предшествующих появлению Калеки, Надежда неподвижно просидела у входа в пещеру. Она не скрывала тревоги, и это чувство передалось Артему и Яшту, тем более, что накануне она заставила их искать запасной выход, который, по ее разумению, обязательна должен был где-то здесь находиться.
Калека появился в своем любимом обличье восьминогого мешка, правда, мешка наполовину опорожненного. Длинный белый шрам рассекал его шкуру, а верхнее костяное веко было проломлено.
— Туго же тебе пришлось, — в присутствии третьих лиц Надежда взяла себе за правило разговаривать с Калекой вслух. — Ну, а где же обещанный сюрприз?
Калека одним щупальцем бросил к ее ногам грязную, запыленную сумку, а другим протянул лоскуток розовой блестящей ткани.
— Что-то в этом роде я и ожидала, — вымолвила Надежда и уже специально для Артема пояснила: — Это обрывок моего платья. Его я носила, живя в цитадели Стардаха.
Повинуясь ее приказу, Яшт открыл сумку. Из нее на землю вывалилась человеческая голова, вырванная из плеч какой-то страшной силой — у шеи бахромой болтались жилы, кусок гортани походил на гофрированную трубку противогаза. На покрытом засохшей кровью лице резко выделялся нос — мясистый, с вывернутыми вперед огромными ноздрями. Выбритый череп и прихотливые зигзаги свежих шрамов на нем свидетельствовали о том, что его владелец совсем недавно подвергся переделке в одной из цитаделей максаров.
— Из этого человека должны были сделать мрызла, а сделали вот такую тварь, способную по запаху отыскивать жертву на огромном расстоянии. — Надежда презрительно усмехнулась. — В отряде, преследовавшем Калеку, были сразу две таких ищейки, и каждая имела при себе клочок моего платья. Сколько же подобных уродов шарит сейчас по всей этой стране, вынюхивая мой след? Наше счастье, что я еще ни разу не покидала пещеру.
— Но ведь рано или поздно тебе придется это сделать, — сказал Артем. — Не подыхать же нам с голода?
— Делайте, что хотите. — Надежда уселась на прежнее место и положила подбородок на рукоять клинка. — Но сейчас мне нужно побыть одной.
Когда спустя немалый промежуток времени Артем, совершенно опухший ото сна, снова выполз из недр пещеры к свету, Надежда занимала прежнюю позицию и даже, казалось, не изменила позу. Однако по выражению ее лица можно было понять, что она уже приняла для себя какое-то решение.
Повинуясь чувству нежности, внезапно нахлынувшему на него, Артем протянул руку, желая коснуться ее волос, но Надежда резко остановила его.
— Всему свое время, — сказала она почти по Экклезиасту. — Время любви прошло. Наступает время войны.
Как бы в подтверждение ее слов снаружи раздался визгливый хохот.
— Ирдана! Ирдана! Возвращайся домой! Покайся, и отец простит тебя!
Два уродливых, наспех сляпанных существа приплясывали прямо перед входом в пещеру. Головы их мало чем отличались от той, которую Калека принес в мешке.
— Ирдана! Ирдана! — снова завыл один из них. — Хватит болтаться по свету! Иди домой! Отец тебя ждет!
Их глумливый смех эхом отдавался под сводами пещеры. Надежда лишь мельком глянула на незваных гостей. Похоже, что их появление только подтверждало ее решение.
— Скажите Стардаху, что я скоро приду, — спокойно ответила она. — Пусть готовится к встрече.
— Он готов, готов, — нараспев заголосили твари. — Он давно готов встретить тебя, Ирдана.
— Нас выследили, — сказала Надежда, когда все ее спутники собрались вместе. — И, наверное, довольно Давно. Я все время ощущала, что кто-то пытается проникнуть в сознание Калеки. Скорее всего, это Стардах. Об Яште он ничего не знает, поэтому пока и не трогает его. Однако Стардаху неизвестно еще и главное — исправен ли мой клинок. Поэтому он и выжидает, подсылая к нам своих лазутчиков. Я ничего не намерена от него скрывать: ни своей силы, ни своих намерений. Мы немедленно выступаем в поход. Открыто, ни от кого не таясь. В свое время я даже вызову Стардаха на единоборство. Каждый, кто попытается помешать нам, — мой враг. Порукой этим словам — мое имя и мой клинок.
— Прежде чем выступить в поход, не мешало бы знать, в какую сторону идти, — осторожно заметил Артем. — Чувство опасности не самый лучший проводник.
— Сейчас мы все выясним, — Надежда кивнула Калеке, словно благословляя на какое-то давно задуманное им предприятие.
Живое ядро вылетело из пещеры столь стремительно, что посланцы Стардаха даже не успели броситься наутек. Спустя несколько секунд оба они уже трепыхались в воздухе, туго скрученные могучими щупальцами.
— Ты, который висишь слева, — сказала Надежда. — Отвечай, как нам кратчайшим путем добраться до цитадели Стардаха.
— Не смей так обращаться со мной, Ирдана! — заверещала та из ищеек, к которой был обращен вопрос. — Стардах не прощает тех, кто глумится над его слугами!
— Мне не нужно прощения Стардаха. Мне нужно узнать дорогу в его владения.
