АЛЬЯНС
Неделя почти прошла. В чем-то она тянулась долго, как целый год, а в чем-то промелькнула быстро, как один день. Мы с отцом много охотились, ходили, бегали вдвоем, и просто были рядом, и теперь готовы вернуться в «Красную тыкву» к завтрашнему собранию.
— Ты уверен, что хочешь туда? — спрашивает меня Маркус.
— Да. Там же Анна-Лиза.
Я все рассказал ему о ней, о том, как она мне нравится, и он выслушал меня молча. Как почти всегда, просто слушал и не высказывал никакого мнения. Наверное, я тоже такой.
Но теперь он говорит:
— Анна-Лиза… у тебя с ней то же, что было у меня с твоей матерью, Натан. А это нехорошо. Нехорошо в перспективе. Поначалу мы тоже были сильно влюблены, жили только ради следующей встречи. Встречались еще и еще, но нам все было мало. Просто чудо, что нам удалось держать все в секрете так долго. Я хотел, чтобы она ушла со мной, но она не могла жить вот так, — он обводит рукой лес и реку, — и, к счастью, вовремя это поняла. И тогда она вышла замуж за того человека, но уже к несчастью. Их брак был катастрофой. — Он умолкает и смотрит куда-то вдаль. — Да, я тоже ей не помог, но… тогда меня волновало только одно — как бы побыть с ней хоть немного.
Он поворачивается ко мне:
— Ты должен учиться на нашем примере, Натан. Посмотри на себя. Ты такой же, как я. Я все ищу в тебе твою мать, но… — он качает головой — совсем ее не вижу. Я вижу себя. Черного.
И я знаю, что он прав. Я такой же, как он, особенно сейчас, когда я провел с ним столько времени, но когда я с Анной-Лизой, я чувствую себя иначе; тогда моя Белая сторона поворачивается к миру.
Я говорю:
— Я знаю, что ты хочешь сказать, но…
— Ты похож на меня, у тебя тот же Дар, ты любишь то же, что и я, хочешь того же, что и я, и, возможно, так же ограничен, как я.
— В смысле — ограничен?
— Я не могу жить в городе. Мне трудно с людьми. Внутри зданий тоже плохо.
— Да, с домами у меня тоже проблемы. Зато с людьми в основном ничего. Некоторые мне даже нравятся.
— Мне нравилась твоя мать. И посмотри, чем все закончилось. Ты Черный Колдун, Натан. Ты чернее большинства Черных, которых я знаю. Тебе не надо быть с теми, с Белыми. Лучше тебе оставить ту девушку.
Я качаю головой.
— Не могу. И не хочу.
Я поворачиваюсь к нему и задаю ему тот же вопрос, который он задавал мне.
— А ты уверен, что хочешь пойти со мной? Рискуя потерять эту прекрасную жизнь?
— Мне уже пора чем-нибудь рискнуть ради тебя. Я старею, Натан. Конечно, я еще не старик, но, прежде чем я им стану, мне бы хотелось провести какое-то время с моим сыном.
Мы возвращаемся в Базель через другой проход, посуху.
— Сколько их у тебя? — спрашиваю я.
— Много. Я подумал, раз уж они научились их находить, так пусть развлекаются. — Он смотрит на меня. — Я не даю Охотникам скучать! Он смеется. — Надо бы заполнить проходами весь мир.
В Базеле мы оказываемся за день до встречи. Маркус настаивает на том, чтобы сначала проверить город на наличие Охотников, а со мной этого не сделаешь, я слишком бросаюсь в глаза, — да, должен признать, Охотники знают, как я выгляжу Он возвращается в садик за изгородью, когда уже темно, и говорит:
— Двое. Одно из преимуществ невидимости в том, что я могу часами ходить за ними и слушать их разговоры, почти без риска для себя. Они разговаривают с информаторами, точнее, разговаривали бы, если бы нашли кого-нибудь. Но все полукровки как в воду канули. Наверное, сбежали, либо ушли в альянс, что кажется мне хорошим знаком, а вот Охотники в недоумении.
— Но они ничего не знают о завтрашней встрече?
Маркус качает головой.
— Эти двое определенно не знают.
Мы ложимся спать прямо на землю, и я смотрю на звезды и думаю о будущем. Войны определенно не избежать, и мне даже любопытно посмотреть, как будет сражаться мой отец.
Утром Маркус снова выходит проверить город и двух вчерашних Охотниц и возвращается со словами:
— Без изменений. Пошли.
Мы идем в «Красную Тыкву». В пути он снова становится невидимкой и очень быстро ведет меня, держась за мой локоть. К проулку, где находится бар, мы подходим с другой стороны, и я узнаю его в самый последний момент. Когда я, толкнув тяжеленную деревянную дверь, вхожу внутрь, он говорит мне:
— Я пока останусь так.
Я не киваю и никак иначе не показываю, что понял, а просто спускаюсь по ступеням вниз, отодвигаю тяжелый занавес, на мгновение вижу зал «Красной тыквы», но тут у меня темнеет в глазах, и я чувствую, как нас засасывает в проход. Он такой же темный, головокружительный и душный, как всегда, но рука Маркуса твердо лежит на моем плече, и, хотя я не знаю, почему нам понадобилось нырять в проход, я не волнуюсь. Рядом с отцом я чувствую себя неуязвимым.
И вот мы уже на воле. Другого такого широкого и короткого прохода я еще не видел. И я не падаю на землю, как обычно, то ли из-за того, что проход такой широкий, то ли из-за того, что отец крепко держит меня за плечо.
Я оглядываюсь в поисках Охотников, но их нигде не видно.
Мы в баре, но не в «Красной тыкве», но крайней мере, не в той «Красной тыкве», которую я помню. Это бар под открытым небом, на лесной поляне. Планировка тут такая же, как в «Красной тыкве» — столы расставлены вдоль стен, только без стен, хотя кабины в дальнем конце зала все еще кабины. Справа от меня барная стойка, но позади нее тоже нет стены, а над нами вместо потолочных балок «Красной тыквы» натянутый между стволами деревьев парусиновый тент.
Габриэль, Ван, Селия и еще одна Белая Ведьма, Грейс, сидят за дальним от входа столом, с ними Гас, он стоит ко мне спиной. Я делаю к ним шаг, но отец удерживает меня за руку.
Габриэль видит меня, и тогда Гас оборачивается и говорит:
— Помяни черта, рога проклюнутся.
Отец отпускает мою руку.
Я говорю:
— Привет.
Все выжидающе смотрят на меня, а я не знаю, что говорить и чего хочет от меня отец.
Селия спрашивает:
— Ты один?
— Отец… обдумывает твое предложение.
— Значит, ничего у тебя не вышло, — говорит Гас. — Ты должен был привести Маркуса.
И тут Гас взвизгивает и хватается за правую половину своего лица, а между пальцами у него хлещет кровь. Он надает на колени. Кровь бежит по его шее, по рукам, заливает пол. Он вопит, цепляясь за правую сторону лица, когда прямо над ним появляется Маркус. В левой руке у него Фэйрборн, а в правой зажато что-то окровавленное и маленькое. По-моему, это ухо Гаса.
Все сидят неподвижно и молча, только Гас продолжает выть.
Маркус говорит:
— Гас. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты работал со мной в последние годы, выступая в качестве… — Маркус смотрит на меня с делано-озадаченным выражением. — Как там он говорил, а, Натан? В качестве «очень осторожного и осмотрительного» посредника. Однако ты угрожал моему сыну ножом, а это, на мой взгляд, совсем не осторожно и ничуть не осмотрительно. Вот я и подумал, что должен отплатить тебе тем же. Можешь считать, что на этом наши с тобой деловые отношения окончены.
У Гаса такой вид, точно его вот-вот стошнит.
Маркус бросает ухо на пол и вытирает лезвие Фэйрборна о плечо Гаса.
— Ну что, Натан, представишь меня своим друзьям? Мне особенно хочется увидеть Охотницу, которая держала тебя в клетке.
Селия делает движение, чтобы встать, но Маркус говорит ей:
— Нет, сиди.
Говорит не из вежливости, а как будто приказывает. Я вижу, что Селия думает, подчиниться ей или нет, но остается сидеть, невозмутимая, как обычно. И говорит:
— Мне тоже всегда хотелось увидеть человека, убившего мою сестру.
Маркус улыбается.
— Вот как? Я и понятия не имел. — Он подходит к Селии и встает за ее спиной, но обращается к Ван. — Спасибо, что пригласила меня сюда сегодня, Ван. Как ты, наверное, догадываешься, я получаю не так много приглашений в последнее время.
Гас блюет на пол.
Маркус смотрит на него с отвращением и говорит Селии:
— Нам надо поговорить. Но Гас меня отвлекает. Боюсь, что, если мы останемся здесь, я отрежу ему не только ухо.
Селия встает.
— Что ж, тогда пройдемся.
И они вместе уходят в лес. А я не знаю, чего ждать от их прогулки: вернется ли Селия живая, с ушами или без?