Глава 39

Где-то далеко медленно и размеренно капала вода. Холод, казалось, пробрался глубоко в кости Люси, ее тело онемело. Поверхность под нею была жесткой, но это не дерево и не цемент. Ее нос, горло и грудь резал гнилой, могильный запах грязи, сырой и заплесневелой. Она ничего не слышала, кроме воды, звуки которой оказались ближе, чем ей сначала показалось. Никакого шума машин, никаких голосов. Ничего.

Люси не тешила себя иллюзиями, что она дома или в безопасности.

На короткое, наполненное паникой мгновение ей показалось, что она мертва или, еще хуже, погребена заживо. Люси вдохнула зловонный воздух ртом, почувствовала глину во рту, и ее тело непроизвольно дернулось. Однако здесь было слишком много воздуха для могилы.

Мисс Кинкейд открыла глаза, но ничего не увидела в окружающей мгле. Женщина не знала размеры окружающего пространства, не имела ни малейшего представления о времени, о том, день сейчас или ночь, и как долго она провела без сознания.

Ее взгляд постепенно приобретал фокус, и она наконец осознала, что темнота вокруг неполная. На расстоянии нескольких футов от нее слабо светился маленький обогреватель. Он не мог прогреть комнату, но его слабое свечение давало достаточно света, чтобы оценить границы места, где она оказалась, которые были еще резче и темнее, чем темнота вокруг нее. Судя по затхлому, влажному запаху и тому, что она могла видеть, Люси находилась в каком-то подвале.

Женщина не понимала, где находится. Она помнила лишь, как ей стало плохо в церкви. Эйприл вела ее к туалетам. Люси думала, что ее вот-вот вырвет… и на этом все воспоминания обрывались.

Голова раскалывалась, а язык пересох настолько, что звуки падающих капель лишь усиливали нестерпимую жажду. Тело ломило, словно она пролежала в одной позе несколько часов. Кинкейд попыталась сесть, чтобы хотя бы подползти поближе к крохотному обогревателю, но левая рука не двигалась. Она повела ею – и услышала скрежет металла об металл.

Свободной рукой Люси ощупала левое запястье и поняла, что прикована наручниками. Дотянулась дальше и коснулась решетки. Попыталась потрясти ее, но та оказалась крепкой. У Люси перехватило дыхание от жуткого осознания того, что она находится в клетке.

Женщина пыталась сконцентрироваться на том, что произошло в церкви, но эта часть ее памяти словно была стерта.

Голова казалась свинцовым шаром у нее на шее, в мышцах ощущалась тяжесть. С большим трудом Люси села и прислонилась к прутьям и вдруг резко согнулась от боли. Теперь она чувствовала синяки и ссадины по всему телу. Женщина осторожно подтянула ноги и уперлась лбом в колени, стараясь избавиться от чувства тошноты. То, что она чувствовала, было похоже на известные симптомы последствий употребления наркотиков, подмешивавшихся в напитки жертв изнасилований на свиданиях: отрешенность, нехватка мышечного контроля, потеря памяти и головная боль. Она ощупала себя, с облегчением поняв, что все еще одета в ту же одежду, в которой вошла в церковь. Никаких ощущений, указывавших на возможное сексуальное насилие, она не чувствовала. Хотя Люси все еще пребывала в ужасе, ее сердечный ритм замедлился, пульсирующая головная боль несколько стихла.

Когда приступ тошноты закончился, она попыталась понять, что произошло. Ее похитили и поместили в клетку. Кто это сделал? Где она находится?

Люси почувствовала взрыв паники, наполнивший ее кровь адреналином, а мозг – образами. Все воспоминания, которые она так упорно прятала, воспоминания, которые она похоронила так глубоко, что действительно верила в то, что они исчезли, в одночасье вернулись, словно Адам Скотт только что похитил ее и сегодня – последний день ее жизни. Тот день, в который он планировал убить ее.

Нет! – прошептала женщина, крепко зажмурив глаза. Она больше не будет жертвой. Она никому не позволит причинить себе боль, измываться над ней, лишить ее чего-то. Люси Кинкейд – не жертва, и она будет бороться из последних сил или умрет. Думай, Люси, думай! Пленница потянула браслет наручника. Тот сидел плотно, не выскользнуть. Попыталась расшатать прутья клетки. Тщетно. Они не сдвинулись ни на миллиметр.

Если бы похититель хотел убить ее, она была бы уже мертва. Значит, у него на уме нечто иное…

Ее сердце забилось быстрее. Только не это, только не опять! Она не сможет снова пережить изнасилование.

Но выживание означает принимать решения о жизни и смерти. Выживание требует умственного и физического контроля. Нужно быть готовой ко всему, концентрироваться только на «сейчас», не думая о завтра, не думая о вчера, а думая только об этом мгновении. Выживание означает действовать умно, выискивать возможности, пользоваться ими, постоянно планировать и, если нужно, убить своего похитителя.

Мысль о том, что, возможно, придется убить его, чтобы сбежать, не испугала ее. В кого она превратилась? Она не та женщина, которой хотела однажды стать.

Сначала пленница сконцентрировалась на своем дыхании, на том, чтобы подавить приступ панического страха. В состоянии паники умных решений не принять.

Затем Люси сосредоточилась на том, как сбежать. Она не знает, где находится, но уж лучше сбежать, чем оставаться здесь, с мужчиной, запершим ее в клетке как животное.

Кинкейд почувствовала, как начинается новый приступ панического страха. Она только что подавила его, но облегчение оказалось ложным. Люси лгала самой себе. Ей никогда не выбраться отсюда! Она в ловушке, как тогда, на острове. Она оставлена на милость садистского ублюдка, лицо которого даже еще не видела.

Было трудно дышать, и все попытки взять себя в руки оказались тщетны. Пленница хотела умереть, прямо здесь и сейчас, потому что то, что ее ожидало, могло быть хуже смерти. Некоторые ситуации просто не пережить во второй раз. А некоторые нельзя переживать даже единожды.

Стон вырвался из груди Люси, и она сжалась от физической боли. Что-то внутри ее сломалось. Она – ничто, лишь крепкая на вид оболочка, и эту оболочку нарушил мужчина, похитивший ее, и она не сможет снова взять себя в руки…

Очередной приступ скрутил ее, но рвоты не последовало.

Пленница погибнет в борьбе с ним, если придется. Она не позволит сделать из себя жертву. Но руки женщины дрожали. Как бороться, если внутри нет ничего, кроме страха?

Голос мистера Рогана в голове был таким громким, словно он сидел рядом с ней.

Она никогда не узнает, к чему могли привести их отношения, потому что скоро умрет.

Возможно, семья никогда не найдет ее тело. Диллон, Патрик и Джек будут искать сестру годами, но она будет мертва, будет лежать закопанной в неизвестной могиле. Люси видела, как смерть Джастина потрясла ее семью восемнадцать лет назад, а теперь ее смерть станет новым горем.

Люси крепко зажмурилась и не позволила слезам скатиться по щекам.

Она видела Шона, ищущего ее, готового отдать всю свою жизнь, чтобы узнать, что с нею произошло. Горюющего. Одинокого. Готового к насилию.

Она не может позволить страдать людям, которых любит. Нужно найти выход.

Пленница сконцентрировалась на том, чтобы дышать ровно. На том, чтобы снизить свой зашкаливающий пульс. Один. Два. Три. Ровно. Спокойно. Мисс Кинкейд не знала, насколько велика ее клетка, но не могла дотянуться до противоположной стенки.

Звук капающей воды. Запах мыла или стирального порошка. Запах угля. Печи здесь не было – она бы услышала ее, – но когда-то явно была. Мисс Кинкейд находится в подвале старого дома.

Хотя она могла различить лишь оттенки черного и серого, женщина закрыла глаза и прислушалась к звукам, доносившимся сверху. Гудение обогревателя, несущего тепло в дом над ней, но не пропускавшего его в безжалостный холод подвала.

Крик петуха. Люси улыбнулась. Рассвет. Хоть какая-то информация. Она не чувствовала особого голода, только жажду – значит, скорее всего, прошла только одна ночь. Люси приехала в церковь около полшестого, опоздав буквально на пару минут.

Вспышка воспоминания. Она подходит к входу в церковь, мужчина открывает для нее дверь. Снег падает откуда-то сверху прямо ей за воротник.

Хотя… ведь она уже была под козырьком. Так ведь? Она пыталась сконцентрироваться на мужчине, услужливо открывшем для нее дверь, но не могла – горе поглотило ее.

Но человек показался знакомым. Что она подумала? Что он полицейский, что она видела его раньше?.. Люси никак не могла вспомнить.

Может быть, ей за воротник попал вовсе не снег? Кинкейд не слишком-то разбиралась в ядах, но наверняка есть субстанции, впитывающиеся через кожу. Сколько времени это заняло? Минут тридцать?

Впрочем, не важно, потому что, если не считать наркотического похмелья, ее мысли были в порядке.

Внезапный звук воды, стекающей по стенам, заставил ее вздрогнуть. Шаги наверху – медленные, методичные. Душ. Ее похититель принимал чертов душ!

Что-то пробежало у нее по ноге, и она вскрикнула, не успев вовремя остановиться. Сердце снова грозило выскочить из груди.

Хотя по ощущениям скорее крыса.

Может, он планирует оставить ее здесь умирать от голода? Люси вспомнила, как когда-то давно читала книгу о том, что какой-то заключенный питался грызунами, чтобы выжить. Как же она называлась? Кинкейд попыталась вспомнить, понимая, что концентрация поможет ей вернуть контроль над своим телом и эмоциями.

Вдруг справа, в дальнем углу клетки, что-то зашевелилось, и женщина резко повернула голову и всмотрелась в едва видневшиеся в темноте одеяла.

Одеяла снова пошевелились.

Там не крыса или какой-то иной грызун, а что-то гораздо более крупное. И раз оно двигается, значит, живое.

Люси разглядела локоны светлых волос, выглядывающих из-под груды одеял. Это человек.

Ее сердце снова бешено забилось в груди. Она не знала, кто находится в ловушке вместе с ней, ранен ли этот человек, кто он.

– Кто вы? – спросила она тихо.

Ее сухой голос надломился, Люси прочистила горло и повторила:

– Здравствуйте. Кто вы?

Одеяла не шевельнулись. Человек не произнес ни слова.

– Вы в порядке? Он причинил вам боль?

Никакого ответа. Черт побери! Люси с трудом могла представить себе, как спасется сама, не говоря уже о спасении кого-то еще.

– Пожалуйста, не молчите. Нам нужен план. Моя семья ищет меня. Мне нужно знать, где мы. Нужно найти способ отправить им весточку.

Ей показалось, что она слышит всхлипывания.

– Вы боитесь. Я знаю, что такое страх.

Нет ответа.

– Меня зовут Люси. А вас? – Тишина. – Вы знаете, кто нас похитил?

Опять никакого ответа. Что же он сделал с девушкой? Садист и ублюдок! Она почувствовала, как вскипающий гнев отгоняет страх. Отлично. Ей нужна злость, она поможет спланировать их побег.

– Судя по всему, мне придется спланировать все для нас обеих.

Сверху донесся звук поворачивания ржавого вентиля, и шум душа прекратился. Девушка снова всхлипнула и еще глубже забилась под одеяла.

Люси вдруг увидела, что освещение подвала меняется. Пленница огляделась. Сквозь высоко расположенные узкие окна пробивались лучи света. Она всмотрелась в них, недоумевая, почему окна столь узкие, и вдруг поняла, что бо´льшая часть их была погребена под снегом.

Окна – путь для побега. Если только сможет выбраться из этой клетки, она выбьет окна и выберется наружу.

Люси бросила взгляд на девушку, свернувшуюся калачиком в углу. Она может и в состоянии бороться и бежать, но не может бросить девушку позади. Это означает, что ей надо действовать тихо, незаметно; надо найти способ избавиться от наручников, выбраться из клетки и добраться до окон. Бесшумно.

Люси проверила карманы в надежде найти ключ или хотя бы заколку, чтобы отпереть замок, но карманы были пусты.

Пол над ее головой заскрипел – их пленитель спускался по скрипучей деревянной лестнице со второго этажа на первый. Теперь он находился прямо над ними, неторопливо расхаживая взад и вперед. Через вентиляционные отверстия проник едва уловимый запах жарящегося бекона, и в животе у Люси заурчало.

Будет ли он их кормить? Отопрет ли клетку? Она готова драться, но не будучи прикованной к решетке. Если ей удастся снять наручники, Люси сможет воспользоваться ими, как оружием. Ей всего-то нужно что-то твердое и тонкое, чтобы отпереть замок. Всего-то нужно осторожно в нем поковыряться – этому трюку ее научил Патрик.

Больше всего на свете мисс Кинкейд мечтала увидеть свою семью. Она не хотела, чтобы они потеряли ее таким образом. Не хотела умирать. В следующем месяце ей будет двадцать пять. У нее столько впереди дел. Столько планов! Будущее.

Но все ее карьерные устремления казались сейчас неважными. Семья – вот самое главное. И Шон. И побег.

Дверь в подвал внезапно распахнулась, и яркий свет заполнил помещение, на мгновение ослепив Люси. Она прикрыла глаза. Девушка в углу даже не пошевелилась.

– Ккк…кто вы? – выдавила Люси, не в состоянии подавить нотки страха в голосе.

Она сглотнула и откашлялась. Не показывай ему свой страх. Пленница прищурилась, стараясь адаптироваться к яркому свету, и всмотрелась в мужчину, спускающегося вниз по лестнице. Тот не выглядел угрожающе. На самом деле он выглядел абсолютно обычным и непримечательным. Русые волосы, карие глаза, белый, ростом метр семьдесят пять – может, немногим выше, хотя с ее места на полу точно определить было сложно…

Обычный и заурядный. Если не считать того, что в руке он сжимал хлыст.

– Кто ты такой, черт тебя подери?

Раздался щелчок хлыста, и Люси почувствовала резкую жгучую боль в запястье ниже браслета наручников. Она вскрикнула, затем прикусила губу и подавила в груди плач. Она не доставит ему этого удовольствия.

– Говорить можно только тогда, когда я прикажу тебе говорить.

– Иди в задницу!

Еще взмах хлыста, снова боль, и она вновь не смогла подавить вскрик.

– Ну а теперь, когда ты проснулась, пришло время твоего первого урока. Смотри и учись.

Тело Люси пронизала нервная дрожь.

Мужчина просунул миску с яичницей-болтуньей и беконом между прутьев клетки. Люси перевела взгляд на девушку, которая немедленно скинула с себя одеяла. Она была примерно того же возраста, что и Люси, может быть, на пару лет моложе. Блондинка с большими голубыми глазами. Когда-то она была красивой, и эта красота вернется к ней, если пройдут синяки, покрывшие лицо. Он избивал ее.

Она была одета в грязный свободный домашний халат в цветочек – старомодный халат, который Люси иногда видела на своей матери, хозяйничающей по дому. Ее лицо было чистым, но расчерченным следами от слез, а на платье Люси заметила кровь.

– Можешь поесть, – приказал мужчина.

Девушка подползла к миске, не глядя на Люси, и принялась есть, не поднимая лица от миски, медленно подбирая пищу руками и запихивая себе в рот.

Люси никогда не встречалась с подобной ситуацией, несмотря на множество занятий по уголовной психологии, и не знала, как это понимать. Нечто вроде отношений между хозяином и рабом. Как долго эта женщина содержится здесь в заточении?

Когда пленница закончила есть, то вернулась в свой угол и отвела взгляд.

Мужчина улыбнулся Люси:

– Видишь, какая она послушная?

– Мы для тебя животные?

– Нет. Вы самки.

Тон его голоса подсказал Люси, что женщин он считает еще ниже животных. Какой-то женоненавистник? Скольким же женщинам он причинил боль? Что он с ними делал?

– Ты будешь слушаться меня так же, как она, – сказал он.

– Мои братья выследят тебя и прикончат, как бешеную собаку, ты, ублюдок!

Его лицо побагровело, глаза превратились в две щелки, и он снова вскинул хлыст. Пленница прикусила губу и подавила вскрик, когда удар хлыста пришелся ей на плечо. Затем он наклонился к ней и прошипел сквозь сжатые зубы:

– Они никогда не найдут меня. И никогда не найдут тебя… Женщина! – крикнул он девушке в углу. – Покажи этой суке, что бывает, когда кто-то не слушает меня.

Та приподняла свой халат, обнажив покрасневшие и распухшие ягодицы, покрытые рубцами и шрамами.

Мужчина повернулся к Люси с полуулыбкой:

– Если снова заговоришь со мною в таком тоне, если посмеешь грубить мне, если заговоришь без моего разрешения, тебя ждет такая же участь. Ты всему научишься, самка. Научишься слушаться меня.

Он поднялся вверх по лестнице и выключил свет.