25

Антуан Мешо спешился перед ступенями, ведущими к главной двери замка. К нему тотчас подбежал конюх, чтобы позаботиться о его старом першероне. Доктор продлагодарил его небрежным кивком и, давая себе небольшую передышку, принялся отряхивать пыль с конского чепрака и своей обуви. Тут он обратился к небесам с безмолвной горячей молитвой: «Ради всего святого, Агнец Божий, только бы не второй умерший ребенок за день!» Он подумал, что с возрастом делается сентиментальным, будто старуха, и что, должно быть, ему скоро надо будет распрощаться с медицинским искусством. Так мало удач, и так много поражений и смертей… В конце концов, может ли он похвастаться, что когда-то действительно спас настоящего больного? Господи, да разве не самыми лучшими средствами всегда были удача и крепкое сложение? Его одолевали сомнения. Все чаще и чаще. А что можно еще сделать, кроме кровопускания, даже если уверен, что некоторым пациентам от этого станет лишь хуже? Что прописывать, когда женщина после родов вдруг ослабевает и гаснет, истощенная кровотечениями, инфекциями и скудным питанием? Положить ей на грудь цветы мака, чтобы оживить кровь? Столько болезней – и так мало средств их вылечить…

В конце концов он начал завидовать священникам. Впрочем, их влечение к мирским удовольствиям, особенно к женской коже, отвратили Антуана Мешо от желания надеть сутану. Но они единственные знали, как утешить, вернуть надежду. Агонизирующий успокаивался, уверенный, что Бог ждет его с распростертыми объятиями. На его лице появлялась утомленная, но счастливая улыбка, и это после длящихся дни и ночи приступов лихорадки, которые Антуан Мешо был не способен облегчить. Священники не приносили выздоровления. Они приносили душевный покой.

– Мессир доктор? Дамы вас ждут с нетерпением.

Подпрыгнув от неожиданности, Мешо повернулся. На верху лестницы стояла молодая служанка. На губах девушки играла счастливая улыбка.

– Вы кажетесь веселой, молодая особа.

– Конечно, мессир. Маленькому барону лучше! Какое облегчение! Он такой милый и такой проказник! Ну просто живое серебро.

– Месье Гийом чувствует себя лучше?

Антуан Мешо скрыл свое изумление, настолько неизбежной ему казалась смерть мальчика.

– О да! Мы все молились Пресвятой Деве, которая заботится о детях, и она услышала нас. Мадам Маот не выходила из часовни с тех пор, как ее малыш открыл глаза и прошептал: «Мадам матушка? Мне уже лучше. Я хочу есть». Она возносит благодарность Агнцу Божьему и Богоматери. Это настоящее чудо! Мадам Маот уже решила возвести часовню Милосердной Святой Девы.

– Это и в самом деле чудо, – ответил доктор, со смешанным чувством изумления и облегчения вспоминая крохотное обезвоженное тельце, силы в котором убывали с каждым мгновением.

Гийом де Вигонрен выглядел измученным и бледным, но, несмотря на это, он улыбался, сидя в своей кровати.

– Большое спасибо за ваши заботы, мессир доктор, – произнес мальчик.

Мать, не покидавшая его все три дня и четыре ночи, пока длилась болезнь, не сводила с маленького Гийома счастливого умиротворенного взгляда.

Антуан Мешо провел осмотр мальчика, приложив ухо к его худенькой груди и прислушиваясь к дыханию, тщательно изучив цвет мочи и состояние испражнений. Затем выпрямился, удовлетворенный состоянием маленького пациента, и посмотрел на очаровательную молодую женщину, неподвижно сидящую в ногах кровати, попутно отметив, что и она выказывает признаки полного истощения сил. Ее невероятную бледность подчеркивали широкие сиреневые круги под глазами. Мешо порекомендовал отеческим тоном:

– Мадам, вам следовало бы отдохнуть, чтобы восстановить силы. Он выпутался из очень нехорошего положения.

Она закрыла глаза и, положив руку на сердце, одобрительно проговорила:

– Разумный совет, которому я намерена тотчас же последовать. По правде говоря, я едва держусь на ногах. Как мне выразить вам мою бесконечную признательность, мессир доктор? Я так молилась, так верила, что… и вот, наконец…

– Я тоже. Но Господь заботится о Гийоме и о вас. Возрадуемся же и возблагодарим небеса.

Когда доктор снова спустился в общий зал, там уже стояла перед широким камином свекровь Маот – баронесса-мать Беатрис де Вигонрен. Антуан Мешо не сомневался, что она его ждет, так как женщина с необыкновенной живостью устремилась к нему. Понизив голос и бросив в сторону лестницы подозрительный взгляд, она поинтересовалась:

– Он окончательно поправился?

– Ему значительно лучше! Уверяю вас, мадам, я всерьез опасался, что, когда я приеду к вам, мне объявят об его кончине.

– Это несомненное чудо, – произнесла мадам де Вигонрен сухим тоном, который заинтриговал доктора.

– В самом деле, – неуверенно подхватил Мешо.

– Доктор… могу ли я рассчитывать на вашу абсолютную деликатность? Мне нужно задать вам один вопрос, который не дает мне… нам покоя весь день и всю ночь, так как беспокойство моей дочери примешивается к моему.

– Продолжайте, мадам, прошу вас.

Антуан Мешо был почти уверен, что за этим последует. И он не ошибся.

– Речь пойдет о загадочной череде смертей мужчин нашей семьи, тех, кто являлся наследником титула и земель. Я уже подозреваю в этом чей-то злой умысел.

– Ваш супруг и ваш старший сын Франсуа, не так ли?

– А перед этим еще два моих сына, – добавила баронесса-мать.

– Но причиной смерти тех двоих был раненый олень и грабители с большой дороги.

– Разумеется…

– Во что вы собираетесь меня впутать, мадам?

Беатрис закусила губу с выражением неуверенности на лице, и Антуан Мешо заметил, что от волнения у нее дрожат щеки.

– Посудите сами… Позволяет ли вам ваше хваленое врачебное искусство быть уверенным, что несчастья, случившиеся с моим покойным супругом Франсуа и моим сыном Франсуа… были вызваны естественными причинами… и ниспосланы Всевышним?

– Ну и ну! Мадам, со всем моим почтением, но что у вас такое в голове? – возмутился доктор.

– Я знаю… такая мерзость… покушение… Думаю, вы хорошо поняли, какое ужасное слово я не осмеливаюсь произнести.

– Вы считаете, что на жизнь Гийома кто-то покушался, но кто… и в конце концов, он же ребенок и сейчас не может ничего наследовать… я… право же…

Несколько мгновений Беатрис де Вигонрен пристально смотрела на него, а затем печально прошептала:

– Но в самом деле… он не умер, в то время как точно такая же болезнь унесла в могилу моего супруга и моего сына. Оба пребывали в расцвете лет.

Доктор снова посмотрел на нее, не понимая, что именно она пытается ему объяснить, и повторил с совершенно растерянным видом:

– Гийом жив и очень скоро поправится.

– Именно… именно… Послушайте, я вам сейчас объясню. Весь день и всю ночь я молилась, чтобы он выжил. И все же я настаиваю: не кажется ли вам поразительным, что маленький мальчик спасается от болезни, которая убивает взрослых мужчин крепкого телосложения?

Когда колебания и намеки мадам де Вигонрен собрались в голове Антуана Мешо в единое целое, тот застыл в полнейшем изумлении. Доктор наконец понял, что имела в виду его собеседница. Он снова спросил:

– Мадам, вы подозреваете, что… кто-то давал Гийому некий яд, вызывающий симптомы желудочной лихорадки, причем достаточно маленькими дозами, чтобы вызвать у него болезнь, не рискуя при этом убить, как его отца и деда?

Ответом ему было еле слышное «да».

– Боже милостивый! Мадам… такое обвинение… такое серьезное… Это же непростительное злодеяние! Но кто же?

Голос баронессы-матери внезапно стал твердым и резким, будто остро заточенное лезвие. Она ответила, четко выделяя каждое стово:

– А кому выгодно то, что случилось с моим супругом и моим сыном? Кто сразу же унаследует титул и состояние?

– Молодой барон Гийом? Но ему же всего пять лет!

– Мне известен возраст моего внука, мессир доктор. Но до совершеннолетия опекуном будет его мать.

– Мадам Маот? – прошептал доктор, ошеломленный таким обвинением.

– А кто еще? Правда, моя уверенность еще не полная. Между тем Агнес беспокоится за своего сына Этьена и ожидает самого худшего. Пока не вернется мой зять Эсташ, я буду присматривать за ним и за Гийомом. Как вы поняли, я имею в виду Маот; чтобы нанести вред моим потомкам, ей придется перешагнуть через мой труп. Я в этом поклялась, и я вовсе не обделена смелостью. Если понадобится разорвать на части это чудовище, прикидывающееся женщиной, я без колебаний сделаю это.

В этом доктор не сомневался. И тем не менее его обеспокоила яростная решимость, которая читалась на суровом лице баронессы-матери.

– Мадам, со всем моим почтением, поймите, речь идет об ужаснейшем обвинении. Не следует верить порывам, порожденным вспыльчивостью, и предположениям. Наконец, должны быть веские доказательства – например, найденный яд или неопровержимые письменные свидетельства. Ну не знаю, что еще… Я заклинаю вас дождаться возвращения вашего зятя, мессира Эсташа де Маленье, и не бросаться очертя голову в дело, которое для всех может обернуться катастрофой.

Немного подумав, баронесса снова заговорила:

– Согласна, ваши советы разумны и полны доброты. И все же если когда-нибудь она попытается совершить это неслыханное… клянусь пред Господом Богом, что убью ее своими руками. А сейчас нам нужно будет с милым видом – и следя за каждым своим движением – постараться отыскать те самые доводы, о которых вы упоминали.

– Мадам, позвольте поблагодарить вас за ваше благоразумие, – заявил Антуан Мешо, немного успокоившись.

– До свидания, мессир доктор.