Глава 33
Поцелуй черного дракона
Итак, полковник Александров укатил на своем бронепоезде, оставив дома потрясенных дочерей Олю и Женю. Но недолго слушал он мерный колесный перестук: в ста километрах от Москвы «литерный» задержали и отогнали в тупик. Выглянув в окно, бывший белогвардеец увидел у насыпи черную арестантскую «марусю» и угрюмых кожаных людей вокруг автомобиля. «Да здравствует Учредительное собрание!» — громко крикнул он перед тем, как застрелиться из именного браунинга, полученного из рук маршала Тухачевского за успешное подавление Антоновского восстания. Чтобы не поднимать лишнего шума, самоубийство героя Испании объявили результатом неосторожного обращения с оружием и похоронили полковника со всеми полагающимися воинскими почестями.
Немногим дольше светила удача майору Гараеву. Едва он завел с подчиненными речь о том, что династия Романовых радела о народе получше большевиков, на него сразу донесли. Когда в домик, где он квартировал, шурша хромовыми тужурками и скрипя портупеями, вошли чекисты, Георгий крепко спал. В итоге: неправый классовый суд и пятнадцать лет лагерей за попытку организовать монархическое подполье в РККА.
Тимура тоже поначалу заподозрили в измене Родине, но мудрый мальчик, дабы усыпить бдительность врагов, выступил на комсомольском собрании и громогласно отказался от своего контрреволюционного дяди. Он хотел также отречься и от мамы, но добрый старичок из райкома, которого расстреляют через полгода за дружбу с Бухариным, объяснил: это совсем не обязательно — достаточно дяди. Гараевых оставили в покое, прогнали только с казенной дачи. Приняв предложение осиротевших Оли и Жени, мать и сын поселились в доме у сестер.
Отведя от себя подозрения, Тимур задумался о том, как выполнить завет дяди, спасти народ от тирана и вернуть власть законной династии? Конечно, он понимал: совершить это в одиночку невозможно, и после долгих колебаний посвятил в свои планы сестер Александровых. Оказалось, ради созыва Учредительного собрания девушки готовы на все! Вместе они стали прощупывать остальных членов Тимуровой команды, и результат превзошел самые смелые ожидания. Коля Колокольчиков тут же согласился вступить в организацию, так как его дедушка, тайный сторонник Троцкого, ненавидел Сталина за то, что этот марксистский невежда предал дело Ленина, свернул Мировую Революцию, дал послабление попам и начал строить социализм в одной (вы только подумайте!) отдельно взятой стране. Вскоре к ним примкнул и Симка, сын бывшего руководителя Викжеля, брошенного ныне на клубную работу. «Они низвели рабочий класс до положения бессловесной рабочей скотины и смеют еще называть этот строй диктатурой пролетариата!» — горячо повторял темпераментный мальчик вслед за своим оппозиционным батькой.
Но и это еще не все! Догадавшись о замыслах Тимура, к нему пришел с повинной бывший враг Мишка Квакин. Оказалось, его отец был кулаком и активным участником тамбовской Вандеи, где и сгинул, отравленный боевыми газами, пущенными в леса продвинутым извергом Тухачевским. Потому-то Мишка и лютовал по садам да огородам: ведь поселок, где жили Оля, Женя, Тимур и его команда, был не обычной деревенькой. Здесь получили дачи активные большевики и спецы, пошедшие в услужение к богопротивному режиму. Вот им-то и мстил крестьянский сын Квакин. Ненависть к тирану Сталину объединила вчерашних врагов в едином порыве справедливого возмездия.
Попросился к ним в подполье и бывший квакинский прихвостень по прозвищу Фигура, злобный отпрыск начальника расстрельной команды Фигуровского, которого свои же прикончили за избыточные зверства, вредные делу революции. На самом деле Фигура просто хотел втереться в доверие и сдать заговорщиков НКВД, надеясь, что его в благодарность за бдительность возьмут на отцовскую должность, все еще вакантную. Но исполнить подлый замысел предатель не успел: утонул в речке, случайно зацепившись трусами за корягу.
Но как, как убить Сталина, которого охраняют точно зеницу ока полчища оголтелых опричников? Долгими вечерами, собравшись в своем штабе, оборудованном на чердаке сарая, юные тираноборцы строили самые рискованные планы, но ни один никуда не годился. Это был тупик…
Кстати, в тупике оказались не только Тимур с друзьями, но и сам Кокотов, не знавший, как выпутаться из завязанного сюжета. А срок сдачи рукописи неумолимо приближался. И тут Андрей Львович почему-то вспомнил про писателя Альбатросова, который страшно осерчал из-за того, что его литературный супостат получил орден Ленина из рук самого Брежнева. И автора осенило!
…Следом осенило и Тимура. Он грустно сидел на чердаке и слушал черный, похожий на шляпу радиорепродуктор, бодро доносивший о том, как Сталин в Кремле вручает награды героям-полярникам. «Да ведь это же так просто!» — буквально подскочил мальчик. С кем из обычных людей изверг встречается лично? Только с теми, кто совершил что-то выдающееся, особенное, полезное государству: с ударниками, героями, победителями, стахановцами, изобретателями, учеными, творцами… Следовательно, нужно стать достойным награды и оказаться рядом с диктатором в торжественной обстановке. Впрочем, и тут возникала серьезная проблема: пришедших в Кремль за наградой тщательно обыскивают — и потому пронести с собой оружие невозможно. А это значит, необходимо найти способ уничтожить врага голыми руками. Тимур помчался к своему другу Ван Цзевэю, сыну китайского коммуниста, ответственного работника Коминтерна, тоже получившего дачу в этом поселке. Мальчики долго о чем-то шептались, и китайчонок показывал товарищу странные движения, напоминавшие восточный танец.
А вечером началось: закрутилось, заскрипело тяжелое колесо на чердаке, вздрогнули и задергались провода: «Три — стоп», «три — стоп», остановка! И загремели под крышами сараев, в чуланах, в курятниках сигнальные звонки, трещотки, бутылки, жестянки. Сто не сто, а не меньше пятидесяти ребят быстро мчались на зов знакомого сигнала…
— Соратники! — торжественно начал Тимур. — Мы знаем, как убить тирана. Но это возможно лишь при одном условии…
— При каком? — страстно закричали юные подпольщики. — Мы готовы на все!
— Надо учиться, учиться и еще раз учиться…
— Зна-аем… Слы-ышали… Надоело… — приуныли огорченные вождеубийцы.
— Нет, не знаете! Учиться мы должны, чтобы поступить в вузы, овладеть перспективными специальностями, ударно трудиться и добиться таких выдающихся результатов, чтобы получить награду из рук Самого! Поняли? А там всего один удар двух пальцев в грудь извергу — и конец. Этому удару, который называется «Поцелуй черного дракона», нас обучит Ванька…
— Гениально! — прошелестел по чердаку вздох восхищения.
Именно так, «Ванька», друзья любовно называли китайчонка Ван Цзевэя. Его отец, сподвижник Мао Цзэдуна, оттесненный от руководства партией и сосланный в Москву, прошел некогда обучение в знаменитом монастыре Шаолинь, овладел тайнами восточных единоборств и отправил на тот свет немало гоминдановцев. Секретный удар «Поцелуй черного дракона» назывался так потому, что со стороны был совершенно незаметен. Он не оставлял на теле ни малейшего следа. Никто ничего не заметил. Просто злодею во время вручения наград станет нехорошо, очень нехорошо, смертельно плохо…
Ребята с восторгом приняли план Тимура и стали тщательно под руководством Ваньки овладевать «Поцелуем черного дракона». Волшебную силу этого приема они, подучившись, успешно проверили на чересчур любопытной бабке-молочнице, заподозрив в ней осведомительницу НКВД. И разносить молоко стало некому…
Организация тем временем стремительно росла, ширилась, разветвлялась: в нее неугомонными потоками вливалась дачная молодежь из поселков Красный Полярник, Красный Авиатор, Красный Печатник, Красный Строитель, Красный Писатель, Красный Актер, Красный Композитор, Красный Академик, Красный Художник, Красный Командир, Красный Эпроновец, Красный Металлург, Красный Кооператор, Красный Зверовод и многих других. Нашлись единомышленники в дачных селениях других областей и республик необъятного СССР. Разумеется, такая разветвленная подпольная сеть не могла долго укрываться от бдительности НКВД, тем более что одна из самых активных ячеек подполья действовала в поселке Красный Чекист. Надо было что-то делать…
И тогда Тимур под видом слета тимуровцев (это движение охватило тогда всю страну) устроил в лесу под Красной Пахрой тайный съезд своей организации. Прибыли делегаты со всех концов Союза. Их посвятили в план устранения Сталина, обучили «Поцелую черного дракона», а затем заставили поклясться, что первый, кто получит награду из рук диктатора, убьет его на месте. Клялись, между прочим, не на пустом месте, а на реликвии, святыне — на подлинной кепке Ильича, которую отец одного из юных заговорщиков, работая охранником в Горках, взял себе на память о парализованном вожде. Поклявшись, сподвижники обнялись и разошлись ветвистыми дорогами своих судеб…
Тут, конечно, надо объясниться: Тимур и сестры Александровы, конечно, понимали, что Ильич нисколько не лучше, а пожалуй, даже еще хуже Виссарионыча, но они не стали разубеждать в этом своих доверчивых друзей и вносить смуту в ряды подпольщиков, ибо большинство из них пока еще свято верили в завиральные коммунистические идеи. Просто, когда все клялись Лениным, Тимур, вслух произнося ненавистное имя, мысленно присягал Дому Романовых, а Женя с Олей адресовались безвинно разогнанному Учредительному собранию…
Итак, следуя тайной клятве, в разных частях Советского Союза тысячи юношей и девушек активнейшим образом включились в жизнь своей тяжелой страны. Именно этим обстоятельством объясняется удивительный факт, давно не дающий покоя западным советологам и русистам в штатском: ну почему, почему, почему народ, изнывавший под железной сталинской пятой, истерзанный коллективизацией, индустриализацией, культурной революцией, ГУЛАГом и прочими ужасами социализма, тем не менее кипел энтузиазмом, совершал беспримерные трудовые и боевые подвиги, великие научные открытия, создавал бессмертные произведения искусства?! Почему? Непонятно. А тут все объясняется и окончательно встает на свои места. Никакой мистики, никаких чудес! Просто тысячи молодых, энергичных заговорщиков, маниакально жаждущих успеха, стали той закваской, на которой и поднялась страна. Они оказались тем пассионарным толчком, который разбудил миллионы и в конечном счете привел к «русскому чуду», так и не понятому Западом. Именно они, тимуровцы, обеспечили бесперспективному, по сути, советскому проекту исторический триумф и небывалые свершения, а именно: победу над Гитлером, обретение атомного оружия и выход в космос!
Однако дорога к высокой государственной награде, дающей уникальный шанс убить Сталина, была неимоверно трудна и оказалась по плечу немногим. Первыми вплотную к решению этой великой задачи подошли Мишка Квакин, Оля Александрова и Ван Цзевэй.
Мишка стал знаменитым летчиком-асом, он сбил над Ленинградом кучу «мессеров» и был вызван для вручения Звезды Героя в Кремль. Да только Сталин в тот день, как на грех, приболел, и награду вручал дедушка Калинин, которого, ввиду его абсолютной безвредности, устранять не имело никакого смысла. Но истинный сын тамбовского волка Квакин не отчаялся, продолжил свои удивительные подвиги, снова заслужил награду, однако, прибыв с фронта в Кремль за второй звездой, обнаружил, что изверг всех времен и народов убыл на Тегеранскую конференцию. Героя озвездил Клим Ворошилов, давно утративший политическое влияние и ставший всесоюзным коневодом. Возможно, в третий раз отважному летчику повезло бы, но он геройски погиб в неравном бою, совершая таран в небе над Таллином… На месте Мишкиной гибели был воздвигнут бронзовый памятник, но недавно горячие эстонцы его снесли, так как он вдруг стал мешать общественному транспорту…
А вот Оля Александрова, оправившись от потери отца, расцвела и стала знаменитой актрисой. Она играла в основном молодых ударниц труда, которые, несмотря на всю свою девичью неприступность и производственную загруженность, к концу фильма все-таки влюблялись в хорошего заводского паренька или бравого краскома. Сталин, пристально следивший за развитием советского кинематографа и нередко дававший режиссерам леденящие кровь мудрые советы, сразу приметил новенькую звезду экрана и даже собирался пригласить ее в Кремль на какой-нибудь торжественный прием. Но тут случилось непредвиденное: совершенно некстати в девушку влюбился ужасный Берия, как известно хватавший все, что плохо лежит, в том числе и хорошеньких гражданочек. Он поначалу с лаской и обещаниями подкатил к красавице-актрисе, но получил решительный отказ. Лаврентий Павлович пришел в ярость, пришил Ольге нелепейшую антисоветскую статью и сослал бедняжку в Воркутинский театр. Но нет худа без добра: именно там, в скорбном отдалении, она после многих лет разлуки встретила дядю Тимура — Георгия Гараева. Обладая хорошими вокальными данными и очевидными артистическими способностями, бывший майор-танкист был замечен лагерным начальством, вызволен из рудника и переведен рабочим сцены в тот же Воркутинский театр. Освободились они вместе в 1954-м, жили долго, счастливо и расстались только во времена перестройки не по личным, а по политическим мотивам: Ольга, как и ее отец, была горячей сторонницей демократического пути развития, а Георгий, согласно родовой традиции, так и остался яростным приверженцем монархической идеи…
Третьим на грани торжества исторической справедливости оказался Ван Цзевей. Китайчонок окончил Институт военных переводчиков, стал блестящим полиглотом и должен был переводить во время встречи Сталина и Мао Цзэдуна в Москве, намеченной на 1950 год. Случай представлялся уникальный: одномоментно покончить сразу с двумя величайшими тиранами мировой истории, а заодно и сквитаться за отца. Предусмотрительный мститель достал два манекена и ночами отрабатывал до бритвенной остроты особенный — двойной «Поцелуй черного дракона». Однако вожди в хлам переругались из-за войны в Корее, и встреча на высшем уровне не состоялась.
Остальным же членам тимуровской команды, несмотря на небывалую трудовую и ратную доблесть, не удалось так близко подобраться к злодею. И все-таки клятва была исполнена. Сделал это сам Тимур. Вместе с Женей он поступил в медицинский институт, сознательно выбрав специальность кардиолога, позволявшую когда-нибудь добраться до стареющего изверга. Со временем Тимур защитил диссертацию, стал медицинским светилом и после долгих ухищрений, через Симку, служившего при Абакумове, устроился в Кремлевскую больницу и терпеливо ждал своего часа.
И час пробил.
В марте 1953-го Тимура, солидного, лысеющего кандидата медицины, срочно вызвали к заболевшему Сталину на ближнюю дачу в Кунцево. Вождь лежал на кожаном диване, укрытый пледом. Приказав всем, кроме доктора Гараева, удалиться и не беспокоить его до утра, генералиссимус подозвал к себе мстителя.
— Ну, мой мальчик, — произнес он с неистребимым грузинским акцентом. — Ты не забыл еще «Поцелуй черного дракона»?
— Что-о? — опешил врач-убийца и отступил, ожидая немедленного ареста. — Вы… вы все знаете?
— Конечно! С самого начала, — улыбнулся отец народов. — Но я приказал не трогать твою команду. Я сказал Берии: пусть поработают на державу…
— Как… вы… Почему, товарищ Сталин? — пролепетал, забыв про клятву, вождеубийца.
— Ну сам подумай, Тимурчик! Твои предки правили Крымом. Если верить прохиндеям генетикам, у тебя должно быть наследственное государственное мышление. Как заставить этот ленивый и неблагодарный народ строить социализм и укреплять державу? Как объединить моих разношерстных врагов и тоже заставить их работать на страну? Я просто измучился. А тут вдруг ты, дорогой, со своей клятвой!
— И вы…
— Ну конечно, мой мальчик! Спасибо! Ты мне очень помог. Мне и Родине!
— Мы старались, Иосиф Виссарионович…
— Знаю.
— Вы — гений! Вы… Я… Никогда! — окончательно растерялся обычно невозмутимый Тимур и даже заплакал.
— Знаю. А теперь, мой мальчик, сделай то, за чем пришел!
— Что?! Нет! Нет! — замотал головой потомок Гиреев. — Я все понял. Вас послал России Бог!
— Я тебя прошу! Понимаешь, я болен. Очень болен. Чувствую, в любую минуту может случиться удар. Возможно, меня неправильно лечили. Извини, но я никогда не доверял врачам. Горный чеснок на спирту — вот мой Авиценна! Но, видимо, и он уже бессилен. Не хочу, как Ильич, стать жалким, беспомощным, немым инвалидом. Не хочу, чтобы от моего имени, пока я полужив, натворили глупостей и подлостей. Пусть не закрываются мною, пусть сами отвечают перед Историей…
— Я вас вылечу! — вскричал раскаявшийся мститель.
— Нет, старость неизлечима. Помнишь, как в песне поется: «Если смерти — то мгновенной…»
— «…если раны — небольшой…» — подхватил Тимур.
— Вот-вот… Давай! Покажи мне «Поцелуй черного дракона»! Очень интересно! Я столько слышал о нем. Давай же, сынок!
Вот и все! А глупые историки до сих пор гадают, что это было: естественная смерть от инсульта или подлое отравление. Нет, это был «Поцелуй черного дракона», не оставляющий, как уже известно читателю, на теле никаких следов…
Готовую рукопись (кстати, так и названную — «Поцелуй черного дракона») Кокотов, которого буквально распирало от творческой гордости, представил в фонд Сэроса день в день согласно договору. Грант-дама, прочитав сочинение, никакого мнения не высказала, лишь попросила переделать Олю Александрову из актрисы в балерину, так как вождь (это доподлинно ей известно) больше любил танцующих, нежели лицедействующих женщин. Оставался пустяк: выкупить разрешение на сиквел у родного внука писателя — Егора Гайдара. Но это, заверила сэросиха, дело несложное, ведь Альбатросов вместе с его отцом, сухопутным адмиралом, служил в военном отделе газеты «Правда» и даже качал будущего реформатора на коленке. Одна проблема: Егор Тимурович скуповат и может запросить немалые деньги.
— Ну ничего… Сэрос нам поможет! Кстати, Борис Леонидович лично хочет почитать вашу рукопись! — доверительно сообщила она. — А такое желание появляется у него, поверьте, не часто!
Но до покупки прав дело не дошло. Через несколько дней Кокотова срочно вызвали в фонд. Позвонившая грант-дама была дистиллированно учтива, и ничто не предвещало надвигающуюся катастрофу. Предчувствие беды появилось у Андрея Львовича, когда у входа его встретил охранник, одетый в черное, и точно арестанта повел в кабинет шефа. Тот оказался совершенно седым апоплексическим стариканом, одетым в джинсы и звездно-полосатую майку. Завидев автора, он нахмурился, побагровел и резво выскочил из-за обширного стола, украшенного сувенирной статуей Свободы.
— Ты что нам написал, сукин сын?! — заорал Альбатросов и выдал такую замысловатую матюговину, что Андрей Львович опешил. — Ты чему учишь нашу молодежь?!
— Я?
— Ты! Ты хочешь сказать, что все хорошее в этой стране — от Сталина?
— Нет, не от Сталина, а наоборот, от ненависти к нему… — попытался оправдаться автор.
— Какая разница! Ты… ты что, меня разыгрываешь? — далее последовала еще более развернутая нецензурщина. — Щенок!
— Но позвольте…
— Не позволим! Мерзавец! Во-он отсюда! — заорал Альбатросов, хватаясь за сердце. — Ни копейки, ни цента…
Договор с Кокотовым тут же расторгли и даже попытались взыскать с несчастного автора аванс, но, как справедливо заметил Сен-Жон Перс, литератор скорее отдаст душу черту, нежели аванс — издателю. Вероятно, после этой истории Андрея Львовича внесли в тайный черный список, ибо сколько раз он потом ни обращался в расплодившиеся по России зарубежные фонды в поисках грантов или простого финансового сочувствия, конверты с его заявками и мольбами возвращались нераспечатанными…
Вот такое печальное воспоминание.
«Надо бы ногти на ногах постричь… — сонно подумал писатель, с укором глядя на палец, торчащий из рваного носка. — Не сейчас, потом, но обязательно!»