Ева. После

Все выходные Мия думает только о беременности. Осторожно интересуется, намного ли поправится. Она никак не реагирует на мои мольбы прекратить задавать вопросы. Мия еще не до конца осознала, что в ней зародилась новая жизнь. Услышав, как ее тошнит утром в туалете, я понимаю, что начался токсикоз. Я осторожно постучала в дверь и спросила, не нужна ли помощь, но Джеймс резко оттолкнул меня. Падения удалось избежать только потому, что я вовремя ухватилась за дверной косяк.

– Ты можешь найти повод уйти? – спросил он. – Маникюр, педикюр, например?

Я против абортов. С моей точки зрения, это убийство. В животе у Мии растет ребенок, и не важно, какое чудовище его отец. Это живое существо, у него уже есть ножки и ручки, по сосудам бежит кровь и бьется сердце. Я бабушка этого малыша. Джеймс старается не оставлять меня наедине с Мией. Почти все выходные он держал ее в спальне и заставлял читать все, что нашел об абортах в Интернете и в клинике. Он знает мое отношение к абортам. Откровенно говоря, мы оба придерживались такого мнения. Но сейчас, когда в чреве его дочери растет незаконнорожденный ребенок, Джеймс забывает о здравомыслии. Сейчас для него только одно имеет значение: избавление от ребенка. Он обещал заплатить за операцию. Он сам сказал мне об этом, но произнес это себе под нос, словно разговаривая с самим собой. Объяснил, что оплатит счет лично, потому что тот не должен попасть в страховую компанию; решил сохранить все в тайне, будто этого никогда не было.

– Ты не сможешь ее заставить, Джеймс. – К вечеру воскресенья я уже не могу молчать.

Мия плохо себя чувствовала. Джеймс принес ей крекеры в комнату. Он никогда в жизни не был к ней так внимателен. Мия не спустилась к ужину. Мне кажется, это не случайно. Думаю, Джеймс запер ее в спальне, чтобы она не увиделась со мной.

– Она сама хочет.

– Потому что ты навязываешь ей это решение.

– Она еще ребенок, Ева, и ничего не помнит об этом подонке. Наша дочь больна. Ей столько пришлось пережить. Сейчас она не в состоянии самостоятельно принимать решения.

– Тогда надо подождать. Дождемся, когда она будет готова. Время есть.

Это правда. Мы можем подождать неделю. Возможно, немного больше. Джеймс не желает об этом слышать. Он настаивает, что все необходимо завершить как можно скорее.

– Черт побери, Ева!

Он вскочил, уронив стул, и выбежал из комнаты, даже не доел суп.

Сегодня утром Джеймс вытащил Мию из постели, когда я еще не успела допить кофе. Из кухни мне видно, как они спускаются по лестнице. Мия странно одета, уверена, он вынул из шкафа первое, что попалось под руку, и велел ей поспешить.

– Что происходит? – спрашиваю я, пока он снимает с вешалки ее пальто.

Я вскакиваю с места, задев локтем чашку, и она разбивается на сотни маленьких кусочков.

– Мы уже все обсудили. И приняли решение. Всей семьей. – Он смотрит на меня, ожидая одобрения.

Он позвонил своему коллеге-судье и попросил, чтобы его жена, доктор Вахрукова, сделала нам одолжение. Сквозь сон я слышала, как он говорил по телефону, еще не было и семи. Аборты делают в клиниках, а не в кабинетах частных гинекологов с отменной репутацией. Доктор Вахрукова должна помогать детям появиться на свет, а не прерывать их жизнь. Но Джеймс не намерен быть замеченным кем-либо на пороге клиники, где делают аборты, заталкивающим туда свою дочь.

Мии сделают укол седативного средства, может, потом еще один, но они добьются, чтобы она не смогла сказать «нет», даже если бы очень захотела. Они расширят шейку матки, затем извлекут ребенка из утробы матери.

– Мия, дорогая моя, – произношу я и тянусь к ее руке. Она холодная, словно лед.

Она еще не пришла в себя, глаза сонные, она не понимает, что делает. Впрочем, она не пришла в себя с того момента, как вернулась домой. Моя дочь всегда была уверена в себе и своих принципах, прямолинейна. Она знала, что хочет, и всегда этого добивалась. Никогда не слушала отца, потому что считала его черствым и осуждала. Сейчас она стала безвольной, и он использует это в своих интересах. Мия будто погружена в транс, она не способна принимать решение, о котором может жалеть потом все жизнь.

– Еду с вами, – говорю я.

Джеймс рукой прижимает меня к стене:

– Ты останешься.

Отталкиваю его и беру пальто:

– Ни за что.

Он мне не позволит. Он выхватывает из моих рук пальто и бросает на пол. Другой рукой сжимает руку Мии и подталкивает ее к двери. Порывистый ветер Чикаго врывается в дом и принимается трепать подол моей ночной сорочки, руки и ноги мгновенно коченеют. Наклонившись, чтобы поднять пальто, я кричу вслед уходящей дочери:

– Мия, ты не обязана этого делать! Мия, послушай, ты не обязана!

Джеймс возвращается и толкает меня с такой силой, что я падаю на пол. Входная дверь хлопает прежде, чем я успеваю встать. Подбегаю к окну в тот момент, когда машина уже выезжает на дорогу.

– Мия, родная, ты не должна, – шепчу я, понимая, что она меня не услышит.

Перевожу взгляд на стену и замечаю, что моей связки ключей нет на привычном месте. Джеймс прихватил их с собой, хотел быть уверенным, что я ничего не испорчу.