Колин. До

Наступает зима, и температура в доме опускается градусов до пяти.

Зимы теплыми не бывают. Она лежит на кровати, натянув на себя всю одежду, которую смогла найти: двое спортивных штанов и отвратительная толстовка. Еще ей пришлось надеть две пары носков, она их терпеть не может, но без этого ноги замерзнут.

Она рассказывает, что никогда не любила носить носки, даже ребенком. Стаскивала их и бросала на пол у кроватки.

Правда, по ее словам, ей раньше никогда не было так холодно. Проснувшись, я сразу затапливаю печь и выпиваю одну за другой три чашки горячего кофе. Теперь я сижу за столом, расстелив перед собой истрепанную карту США. Я нашел ее в бардачке вместе с почти засохшей ручкой и теперь пытаюсь составить оптимальный маршрут, который выведет нас из этой дыры. Мысли ведут меня куда-нибудь в пустыню, например между Лас-Вегасом и Бейкером в Калифорнии. Туда, где тепло. Интересно, сможем ли мы добраться хотя бы до Гэри в Индиане, не попавшись на глаза ни одному патрулю? Прихожу к выводу, что надо бросить машину и найти новую, а потом молить Бога, чтобы об угоне никто не заявил. Или доехать на грузовом поезде. Если наше местонахождение установлено хотя бы приблизительно, район может быть оцеплен, особенно около Гэри, на случай, если я решу вернуться домой. Возможно, полицейские уже караулят меня у дома в Гэри и ждут, когда я совершу глупую попытку туда попасть.

Проклятие.

– Куда-то собрался? – спрашивает девчонка, глядя на карту.

– Хочешь кофе? – говорю я, вместо ответа.

В пустыне мы тоже долго не протянем. Нет, туда мы точно не поедем. Единственный шанс – скрыться за границей. На самолет у нас уже нет денег, но прежде надо принять решение, куда направиться: на север или на юг? В Канаду или Мексику? Конечно, чтобы покинуть страну, нужны паспорта. И в следующую секунду меня осеняет. Теперь я знаю, что делать.

– Нет, – качает она головой.

– Не пьешь кофе?

– Нет.

– Не любишь?

– Я не употребляю кофеин.

Она объясняет, что от него становится нервной и возбужденной. Не может спокойно сидеть на одном месте. Потом, когда действие проходит, на нее наваливается невероятная усталость. Чтобы нормально существовать, приходится выпивать еще чашку, и круг замыкается.

– Я отказалась от кофе, – продолжает она, – и начала испытывать страшные головные боли, они проходили только после бутылочки «Маунтин Дью».

Но я все равно наливаю ей чашку. Она обхватывает ее руками и наклоняется к самому краю. Пар поднимается к лицу, согревая. Она понимает, что этого не стоит делать, но все же подносит чашку к губам и пьет. Горячий напиток обжигает горло, тепло катится вниз и разливается по всему телу. Она морщится.

– Аккуратно, – предупреждаю я. – Горячо.

Мы сидим и от нечего делать разглядываем друг друга. Она говорит, что хотела бы нарисовать мой портрет, и я соглашаюсь. Все равно больше нечем заняться.

Откровенно говоря, мне это совершенно не нужно. Сначала все проходит гладко, но потом она требует, чтобы я сидел неподвижно, смотрел перед собой и улыбался.

– Все, – не выдерживаю я и встаю. – Надоело. – Еще не хватало, чтобы я полчаса сидел перед ней с дурацкой улыбкой на лице.

– Ладно, – соглашается она. – Можешь не улыбаться. Можешь даже не смотреть на меня. Просто сиди спокойно.

Она заставляет меня подойти к огню, подталкивает, прижимая холодные руки к моей груди. Затем просит сесть прямо на пол. Спиной я касаюсь печи и вскоре начинаю потеть от исходящего от нее жара.

Я думаю о том, когда последний раз она меня касалась. Это было, когда она пыталась меня раздеть. А я дотрагивался до нее, когда дал пощечину.

В комнате полумрак. Деревянные стены и потолок поглощают весь поступающий свет. От нечего делать пересчитываю, из скольких бревен состоит стена – их пятнадцать. Ни один луч солнца не пробивается сквозь маленькие окна.

Принимаюсь разглядывать девчонку. Не самое неприятное зрелище. В первый вечер нашего знакомства она показалась мне красивой. Она не сводила с меня голубых глаз, даже не подозревая, что я задумал и что собираюсь сделать.

Она сидит на полу, прислонившись к дивану, подогнув под себя ноги и пристроив альбом на колени. Достав карандаш, делает первые штрихи, а затем склоняет голову набок, отчего волосы беспорядочно рассыпаются на одном плече. Она внимательно смотрит, как рука выводит на листе мои черты.

Не знаю почему, но мне интересно, что за парень у нее был.

– Я заплатил ему, – признаюсь я. – Дал сто баксов, чтобы нашел себе другое занятие на вечер.

Он ни о чем не спросил и ничего не сказал. Просто взял деньги и исчез. Я не уточняю, что разговаривал с ним в сортире с пистолетом в руке.

Сто баксов нам сейчас очень бы пригодились.

– У него было много работы, – произносит она.

– Это он тебе сказал.

– Джейсон всегда работает допоздна.

– Это он так говорит.

– Это правда.

– Ну, может, иногда и работает.

– У него прекрасно складывается карьера.

– Ложь.

– Ладно, ты ему заплатил. И что?

– Почему ты пошла ко мне?

– Что?

– Почему ты в тот вечер пошла со мной?

Она молча сглатывает и опускает глаза. Делает вид, будто увлечена работой. Она так яростно начинает водить карандашом, что ее внутреннее состояние не вызывает сомнений.

– Такой сложный вопрос? – настаиваю я.

Она смотрит на меня. От напряжения на лбу выступает вена, на висках видны капельки пота, кажется, даже руки трясутся.

– Я много выпила.

– Да. И была пьяная.

– Да. Я была пьяная.

– И это единственная причина, по которой ты отправилась домой неизвестно к кому?

– Это единственная причина, по которой я могла куда-то пойти с таким, как ты.

Она застывает, и мне становится интересно, куда же она смотрит. Что у нее сейчас перед глазами? Вроде бы ей все равно, но это не так.

Снимаю толстовку и бросаю на пол рядом с собой. На мне только футболка и джинсы, без которых она меня никогда не видела. Девчонка продолжает чиркать что-то в альбоме. Должно быть, пытается изобразить демона, который сидит перед ней у огня.

В тот вечер она выпила не один бокал, но достаточно ясно мыслила, чтобы понимать, что делает. Конечно, она тогда не знала, кто я на самом деле.

Не знаю, как долго мы молчим. Мне кажется, я уже слышу мысли, что бродят у нее в голове. Она ненавидит и злится.

– А как насчет сигарет или травки? – наконец произношу я.

От слов она вздрагивает и с трудом переводит дыхание.

Она не отрывается от рисунка, пытается даже сделать вид, что не слушает меня. Нет, это не так.

– А ведь это была моя жизнь. Знаешь, когда первый раз пробуешь, понимаешь, что это вредно. Сигареты, например. Травку. Но убеждаешь себя, что все в порядке, ты все держишь под контролем. Попробуешь разок, и все. Просто ради интереса. И внезапно понимаешь, что все, ты попал – не можешь выбраться, как бы ни хотел. Дело не в том, что мне очень нужны были деньги, хотя и это тоже. Если бы отказался, меня бы грохнули. Или подставили по-крупному, и я бы гнил за решеткой. Порой жизнь не дает нам возможности ответить «нет».

Ее рука повисает в воздухе. Интересно, что она скажет. Какую-нибудь заумную фразу. Но я ошибаюсь. Она молчит. Вена постепенно исчезает, рука становится твердой. Взгляд становится добрее. Она смотрит прямо на меня и кивает.