Ева. После
Она рассказывает мне о своем сне. Прежняя Мия никогда бы так не поступила. Прежняя Мия вообще не делилась со мной своими мыслями. Но этот сон по-настоящему ее пугает, сон, повторяющийся из ночи в ночь. Не знаю, долго ли это длится, но сон остается неизменным, по крайней мере, Мия так говорит. Она сидит на пластиковом стуле в единственной комнате крошечного дома. Стул прислонен к стене напротив входной двери, она поджимает под себя ноги и накрывается старым колючим пледом. Ей очень холодно, стул шаткий, но она засыпает, положив голову на спинку. На ней толстовка с вышитой на груди полярной гагарой и надписью «Л’Этуаль дю Нор». В своем сне она смотрит на себя спящую. Темнота обволакивает все тело и душит. Она ощущает себя пленницей, но не это главное. Есть еще что-то. Страх. Ужас. Предчувствие.
Мужчина касается ее руки, и она вздрагивает. Дочь говорит – его рука ледяная. Она чувствует, как он кладет ей на бедро пистолет. Ногу она вскоре перестает чувствовать, словно та онемела во сне. Встает солнце. Его свет проникает сквозь грязные окна и ложится на старые клетчатые занавески. Она берет пистолет, взводит курок и направляет на мужчину. Выражение ее лица остается равнодушным. Мия не разбирается в оружии. Она говорит, что мужчина сам показал ей, как с ним обращаться.
Дрожащие руки чувствуют тяжесть оружия, но она полна решимости: тогда, во сне, она смогла бы его застрелить. Смогла бы заставить его умереть.
Мужчина неподвижен и спокоен, но глаза его выдают внутреннюю тревогу. Он стоит перед ней вытянувшись и смотрит не моргая, нахмурив густые брови. Он небрит, многодневная щетина превратилась в бороду и усы. Он недавно проснулся, в уголке глаза еще сохранилась складочка. Одежда мятая, ведь он спал не раздеваясь. Он стоит далеко от ее стула, но даже на таком расстоянии Мия чувствует его несвежее утреннее дыхание.
– Хлоя, – произносит он очень спокойно. Они оба знают, что он способен вырвать пистолет из ее дрожащих рук и выстрелить. – Я приготовил яичницу.
После этих слов она просыпается.
Мне в память врезаются толстовка с надписью «Л’Этуаль дю Нор» и яичница. И, разумеется, тот факт, что Мия – в то время Хлоя – держала в руках пистолет. Когда дочь удаляется днем в спальню, чтобы подремать, по установившейся многодневной привычке я открываю ноутбук. Ввожу в поисковую систему французские слова, которые должны быть знакомы мне из школьного курса, но я их не помню. На первой строчке читаю: Звезда севера, девиз штата Миннесота. Ну конечно.
Этот сон – воспоминание о том, что происходило с ней на Звезде севера, но как у нее оказался пистолет? И почему она им не воспользовалась и не застрелила Колина Тэтчера? Как разрешилась та ситуация? Я должна это выяснить. Напоминаю себе, что сны, как правило, полны символов. Открываю сонник и ищу яйца. Постепенно все начинает обретать смысл. Представляю, как Мия лежит в кровати, свернувшись в позу эмбриона. Она сказала, что ей нездоровится. Я уже не помню, сколько раз слышала от нее эту фразу, которую списывала на стресс и усталость. Сейчас мне становится ясно, что за этим кроется нечто большее. Пальцы застывают над клавиатурой, из глаз текут слезы. Возможно ли это?
Говорят, утреннее недомогание вещь наследственная. Я просыпалась больной каждое утро, когда носила обеих. С Грейс было немного хуже. Я слышала, что с первым ребенком всегда все сложнее, и это правда. Я провела бессчетное количество дней в туалете, склонившись над унитазом, пока из меня не начинала выходить желчь. Я постоянно испытывала усталость, которой не знала прежде; мне было трудно даже открыть глаза. Джеймс меня не понимал. Разумеется, как он мог. Я и сама этого не понимала, пока не пережила, но тогда мне хотелось умереть.
Согласно соннику, яйца во сне могут означать для человека нечто новое и хрупкое. Жизнь в самом ее начале.