Глава 35
Побежав прямо на стремительно приближающуюся машину, Борн высоко подпрыгнул и опустился на капот. Используя сочетание момента инерции машины и своей собственной силы, он резко опустил плечо, всем телом наваливаясь на лобовое стекло.
Стекло разлетелось, и Борн локтем и рукой отшвырнул осколки. Втиснувшись в дыру, он оказался на сиденье рядом с человеком, который, учитывая близкое сходство с Мутой ибн Азизом, мог быть только его братом Аббудом.
Аббуд ибн Азиз держал наготове пистолет, но Борн схватил рулевое колесо, выкручивая его вправо. Центробежная сила швырнула его на террориста. Пистолет выстрелил, оглушив обоих, но пуля ушла в сторону и застряла в дверной стойке. Аббуд ибн Азиз успел еще дважды нажать на спусковой крючок, но тут машина на полной скорости врезалась в бетонную стену.
Борна, который приготовился к столкновению, полностью расслабившись, бросило вперед, после чего он отлетел назад. Сидевший рядом с ним Аббуд ибн Азиз ударился о рулевое колесо, разбив в кровь лоб и сломав кость над левым глазом.
Вырвав пистолет из его обмякших пальцев, Борн отвесил ему затрещину. Он понимал, что времени у него мало, однако был полон решимости добраться до самого дна тайны гибели Сары ибн Ашеф.
– Что произошло в ту ночь в Одессе, Аббуд?
Он сознательно опустил вторую часть имени террориста, выражая тем самым свое презрение.
Аббуд ибн Азиз с трудом перекатил голову по подголовнику. Кровь струилась из нескольких ран.
– Что ты имеешь в виду?
– Это ведь ты убил Сару ибн Ашеф.
– Ты с ума сошел!
– Мне все рассказал Мута. Он сказал мне все, Аббуд. Это ты убил сестру Фади, а не я. И всей этой кровной мести можно было бы избежать, если бы ты сказал правду.
– Правду? – Аббуд отхаркнул кровь. – В пустыне нет такого понятия, как правда. Пески постоянно меняются, как и правда.
– Зачем ты солгал?
Аббуд снова закашлял, извергая изо рта кровь.
– Расскажи, почему ты солгал насчет смерти Сары ибн Ашеф.
Аббуд ибн Азиз снова сплюнул, едва не захлебнувшись собственной кровью. Придя в себя, он пробормотал:
– Почему я должен тебе отвечать?
– Для тебя все кончено, Аббуд. Ты умираешь. Но ты ведь это и так знаешь, да? Однако твоя смерть станет следствием автомобильной катастрофы, и в рай ты не попадешь. Но если тебя убью я, ты умрешь смертью мученика, с честью и славой.
Аббуд отвел взгляд, словно тем самым можно было избежать уготовленной ему судьбы.
– Я солгал Фади, потому что должен был так поступить. Правда его убила бы.
– Времени у нас мало. – Борн приставил ему к горлу нож. – Теперь помочь тебе могу только я один. Через минуту будет уже поздно. Ты потеряешь свой шанс стать шахидом.
– Что ты, неверный, знаешь о шахидах?
– Я знаю, что без джихада не может быть мученичества. Знаю, что джихад – это борьба за правду. Без твоего искреннего признания никакого джихада не будет, и ты не сможешь стать шахидом. Без моей помощи ты не сможешь выдержать встречу с высшим судией, которым является Аллах. Следовательно, вся твоя священная борьба во имя Аллаха, вся твоя жизнь окажется бессмысленной.
Аббуд ибн Азиз ощутил, как ему жгут глаза непрошеные слезы. Его заклятый враг прав. Он ему сейчас необходим. Аллах на пороге смерти поставил его перед страшным выбором: рассказать правду или оказаться обреченным на вечное пламя проклятия. И только сейчас Аббуд ибн Азиз наконец вынужден был признать, что его брат Мута был прав. А его самого погребли зыбучие пески лжи. Если бы он хоть раз сказал правду! Ибо сейчас для того, чтобы умереть достойно, для того, чтобы предстать чистым перед очами Аллаха, он должен будет предать Фади.
На мгновение Аббуд ибн Азиз закрыл глаза, теряя последнюю волю к сопротивлению. Затем он посмотрел прямо в лицо своему врагу.
– Это я убил Сару ибн Ашеф, а не мой брат Мута. Я должен был ее убить. За шесть дней до ее гибели я обнаружил, что у нее есть любовник. Я переговорил с ней один на один. Распутница даже не пробовала отпираться. Я сказал ей, что закон пустыни требует от нее покончить с собой. Она рассмеялась мне в лицо. Я сказал, что самоубийство избавит ее братьев от тяжкой необходимости убивать ее самим. Она предложила мне убираться ко всем чертям.
Аббуд помолчал. Несомненно, воспоминание о том разговоре лишило его последних сил. И все же ему удалось совладать с собой.
– В ту ночь Сара вышла из дома поздно и отправилась на встречу со своим любовником. Она наплевала на мои слова, предпочтя и дальше предавать свою собственную семью. Я был потрясен, но не удивлен. К тому времени я уже сбился со счету, сколько раз Сара говорила мне, что мы извратили ислам, исказили священные слова Аллаха ради своих интересов, чтобы оправдать нашу… как она выразилась?.. Ах да, торговлю смертью. Она отвернулась от пустыни, от наследия бедуинов. Теперь она могла принести своей семье только позор и унижение. И я ее убил. Я горжусь этим. Я совершил это убийство во имя добродетели.
У Борна защемило сердце. Он понял, что услышал достаточно. Не сказав больше ни слова, он полоснул лезвием ножа Аббуда ибн Азиза по горлу и выскочил из машины, прежде чем хлынувшая кровь затопила переднее сиденье.
Увидев, что Аббуд ибн Азиз ослушался его приказа, Фади достал пистолет и прицелился ему в спину. Воистину, если бы не донесшиеся издалека звуки стрельбы, он без сожаления пристрелил бы своего ближайшего сподвижника. На его взгляд, никаких оправданий неповиновению быть не могло. Приказания должны выполняться без вопросов и рассуждений. Здесь не ООН, чужое мнение никого не интересует.
Фади побежал к центру связи, не в силах отделаться от жутких отголосков, вызванных этой последней мыслью. Он уже давно заметил, что братья ибн Азизы ведут себя как-то странно. Их словесные перебранки давно стали легендарными – и теперь окружающие относились к этому как к чему-то естественному. Однако в последнее время все подобные стычки стали происходить наедине, за закрытыми дверями. Впоследствии братья упорно отказывались объяснить причину своего разлада, но Фади обратил внимание на то, что растущие между ними трения начинают мешать работе. Вот почему в этот решающий момент он отослал Муту ибн Азиза в Стамбул. Ему нужно было разлучить братьев, дать им свободное пространство, чтобы преодолеть взаимную вражду. И вот теперь Мута ибн Азиз погиб, а Аббуд ибн Азиз ослушался приказа. Так или иначе, Фади лишился двух преданных сторонников.
Завернув за угол, он сразу же увидел следы кровавой бойни. Объятый яростью, Фади осторожно переступил через трупы, словно пугливый арабский жеребец. Он осмотрел все тела, заглянул и в центр связи. Всего восемь человек, и все убиты. А Линдрос захватил новое оружие.
Мысленно выругавшись, Фади собрался уже было направиться к выходу на поверхность, но тут у него затрещал наушник.
– Мы обнаружили беглецов, – доложил один из бойцов.
Фади напрягся.
– Где?
– На нижнем уровне, – ответил тот. – Они направляются к урановой лаборатории.
«Ядерная бомба», – подумал Фади.
– Как нам быть?
– Не упускайте беглецов из вида, но ни при каких обстоятельствах не вступайте с ними в бой, это понятно?
– Так точно.
Этот разговор начисто прогнал все мысли о мести. Если Линдрос найдет бомбу и вертолет, это будет конец. Столько сил, столько жертв, столько бесконечной работы и пролитой крови – и все это будет впустую.
Фади добежал до конца коридора, повернул налево, затем снова налево. Перед ним оказалась зияющая пасть кабины грузового лифта. Заскочив внутрь, он ткнул нижнюю кнопку. Двери закрылись, и кабина начала опускаться.
В какой-то момент, пробираясь по лабиринту лабораторий нижнего уровня, Линдрос почувствовал, что за ними наблюдают. Разумеется, это его встревожило, но и напугало. Почему преследователи держатся на отдалении, не нападая на них, как это было с первой группой?
Он заметил, что Катя плачет. Насилие и смерть, с которыми пришлось столкнуться молодой женщине, потрясли бы кого угодно, особенно такого человека, бесконечно далекого от плена и крови. Но, к чести Кати, она не отставала от Линдроса ни на шаг.
Внезапно Катя метнулась в сторону и, забежав в открытую дверь лаборатории, исторгла прямо на пол содержимое желудка. Линдрос, успокаивая, обхватил ее за плечи. Только теперь он окинул взглядом лабораторию, в которой они очутились. Это оказалась та самая операционная, где доктор Андурский извлек у него глаз, где он преобразовал Карима в его двойника. Завершив свою жуткую работу, Андурский привел Линдроса, чтобы похвалиться творением рук своих. Новый Мартин Линдрос задал настоящему Мартину Линдросу множество вопросов, наполняя свое сознание воспоминаниями Линдроса – причем этого оказалось достаточно, чтобы обмануть следователей ЦРУ и Джейсона Борна. И тогда Линдрос разработал особый код, надеясь, что этот код дойдет до Джейсона.
Сначала ему показалось, что в операционной никого нет, но затем он заметил за одним из столов тощее, похожее на морду хорька лицо доктора Андурского.
Сорайя, крепко обвив руками твердую, словно скала, талию Тайрона, сидела позади него на его ярко-красном «Кавасаки Ниндзя». Мотоцикл ехал по Пятой улице, следуя за черным «Фордом», снова обретшим хозяина, и белым «Шевроле». Машины свернули на северо-запад, на Флорида-авеню.
Тайрон водил мотоцикл великолепно. Сорайя отметила, что он прекрасно знает не только Северо-восточный сектор, но и весь Вашингтон. Тайрон постоянно петлял в плотном потоке машин, не задерживаясь в одном положении. От «Форда» и «Шевроле» его отделяли то две машины, то пять. Но у Сорайи ни разу не возникло опасения, что они потеряют добычу из виду.
С Флорида-авеню они въехали в Северо-западный сектор и направились прямо на север. На пересечении с Парк-роуд машины взяли чуть правее на Нью-Гемпшир-авеню, с которой практически сразу же свернули налево на Спринг-роуд, которая, в свою очередь, привела их на Шестнадцатую улицу.
И снова они поехали на север, более или менее параллельно восточной оконечности парка Рок-Крик. Обогнув северо-восточный край парка, две машины подъехали к большой погребальной конторе. Тайрон заглушил двигатель «Кавасаки», и они с Сорайей слезли с мотоцикла. У них на глазах внутренняя стена здания начала опускаться.
Перейдя на другую сторону улицы, они заметили камеру видеонаблюдения. Установленная на стене, она медленно поворачивалась из стороны в сторону, полностью прикрывая подходы к зданию.
Обе машины въехали в образовавшийся зев и спустились по пандусу вниз. Сорайя, не выпуская из виду камеру видеонаблюдения, рассчитала, что, если они последуют за машинами, камера их обязательно засечет. Сейчас она как раз начала отворачиваться в сторону, но медленно, очень медленно. Бетонная стена стала подниматься из щели в земле.
Они осторожно подходили ближе, ближе. Наконец, когда стена уже поднялась до половины, Сорайя хлопнула Тайрона по плечу. Рванув к смыкающемуся отверстию, они в самый последний момент проскочили в него. Спрыгнув на бетонный пандус, они поднялись на ноги и огляделись по сторонам.
У них за спиной стена полностью встала на свое место, погрузив их в наполненный выхлопными газами мрак.
Фаид аль-Сауд стоял у юго-западного конца каменистого ущелья. Наконец его люди заняли свои места, установив заряды. Невероятно, но террористы обладали технологиями, которые позволили им подсоединиться к подземной реке. Бойцы Фаида аль-Сауда обнаружили три трубы большого диаметра, несомненно оборудованные специальными шлюзами, регулирующими поток воды. Именно эти шлюзы и предстояло сейчас уничтожить.
Отойдя назад на несколько сотен метров, Фаид аль-Сауд отметил, что его прекрасно вышколенные люди окружили ущелье со всех сторон. Он поднял руку, привлекая внимание двух специалистов-подрывников.
В полной тишине, пропитанной жаром палящих солнечных лучей, Фаид аль-Сауд мысленно вернулся к тому моменту, когда Джейсон Борн обрисовал ему свой замысел. Первым его откликом было недоумение. Он так и сказал Борну, что этот замысел – чистое безумие.
– Мы будем действовать по старинке, – сказал он. – Ударим в лоб.
– Ты обречешь своих людей на верную гибель, – ответил Борн. – У меня есть все основания полагать, что Фади прослушивал мой разговор с Линдросом, а также, скорее всего, твой предыдущий разговор с разведывательной группой.
– Но как же ты? – спросил Фаид аль-Сауд. – Если ты пойдешь один, люди Фади изрешетят тебя, как только увидят твое лицо.
– А вот тут ты ошибаешься, – возразил Борн. – Фади жаждет убить меня своими руками. Все остальное для него неприемлемо. К тому же его слабое место заключается в том, что он уверен, будто ему удалось проникнуть в мое сознание. Фади ждет отвлекающего удара. И Линдрос нанесет такой удар, вселяя в него ощущение ложного спокойствия. Фади убедит себя в том, что он правильно разгадал мой замысел, что все находится под контролем.
– И тут в дело вступим мы. – Фаид аль-Сауд кивнул. – Ты прав. Твой замысел настолько неординарен, что может увенчаться успехом.
Он взглянул на часы. Ему не терпелось поскорее вступить в дело. Но Борн настоял на том, чтобы строго придерживаться его замысла.
– Ты должен дать мне пятнадцать минут, – предупредил он.
Оставалось девяносто секунд.
Фаид аль-Сауд бросил взгляд на усыпанное камнями дно ущелья, которое, как выяснилось, было вовсе не ущельем. Борн оказался прав. Это было русло пересохшей реки, чье дно медленно проваливалось в пустоту, проточенную водой, которая когда-то давно текла по поверхности. Подземная река снабжала ядерный центр «Дуджи» проточной водой, необходимой для работы реактора. Люди Фаида аль-Сауда установили заряды взрывчатки с той стороны ущелья, которая была ближе к центру. Этот удар имел две цели: поток воды должен был утопить или выгнать из-под земли всех до одного террористов, а также надежно похоронить канистры с обогащенным ураном до тех пор, пока сюда не прибудут полномасштабные силы экспертов ЦРУ и саудовской разведки.
Осталось пятнадцать секунд. Фаид аль-Сауд еще раз обвел взглядом своих людей. Все прошли краткий инструктаж; все понимали, что поставлено на карту. Каждый знал свою задачу.
Фаид аль-Сауд махнул рукой. Сработали детонаторы. Сдвоенный взрыв прогремел с интервалом в несколько секунд, но для Фаида аль-Сауда и его людей он показался одной долгой барабанной дробью, порывом ветра, градом каменных осколков, после которого раздался звук, которого все так ждали: низкий, утробный рев воды, хлынувшей по каменному руслу.
Глубоко под землей в ядерном центре «Дуджи» взрывы ощущались как слабое землетрясение. Все то, что стояло на полках в операционной, полетело на пол. Дверцы шкафчиков распахнулись, извергая свое содержимое. Пол тотчас же покрылся озером всевозможных жидкостей, битым стеклом, скрученными резиновыми жгутами и беспорядочной кучей хирургических инструментов.
Катя, схватившись за Линдроса и за дверной косяк, пробормотала:
– Пошли! Нам нужно уходить отсюда!
Линдрос понимал, что она права. У них было совсем немного времени, чтобы укрыться в безопасном месте, где можно будет переждать худшее.
Однако он не мог двинуться с места. Его взгляд был прикован к лицу доктора Андурского. Сколько раз, оправившись от хирургического насилия, которому подверг его Андурский, он мечтал о том, как его убьет. И не просто убьет. О господи! Каких только способов оборвать жизнь Андурского не придумал Линдрос! Бывали дни, когда эти фантазии, наполняющиеся все новыми подробностями, оставались единственным, что не давало ему сойти с ума. И все же время от времени Линдрос просыпался, не в силах стряхнуть с себя кошмарный сон о том, как стая воронья клюет хирурга-садиста, пожирает мягкие ткани его тела, обнажая скелет, а принесенный ветром песок обдирает кости, очищая их от последнего насмешливого подобия жизни. Этот сон был настолько подробным, настолько реальным, что временами Линдрос начинал опасаться, не пересек ли он грань, отделявшую его от безумия.
И вот сейчас, понимая, что нужно скорее бежать в безопасное место, Линдрос сознавал, что ему не будет покоя до тех пор, пока Андурский останется жить. Поэтому он сказал Кате:
– Иди. Подойди как можно ближе к ядерному реактору, затем забирайся в один из воздуховодов и оставайся там.
– Но ты должен пойти со мной. – Катя дернула его за руку. – Мы пойдем вместе.
– Нет, Катя, я сначала должен сделать одно дело.
– Но ты же обещал. Ты говорил, что мне поможешь.
Развернувшись, Линдрос устремил на нее взгляд своего единственного глаза.
– Я тебе помог, Катя. Но ты должна понять, что, если я не останусь здесь и не сделаю это дело, я до конца дней своих буду ходячим трупом.
Молодая женщина поежилась.
– В таком случае я остаюсь с тобой.
Весь центр снова вздрогнул и застонал, словно от невыносимой боли. Откуда-то неподалеку донесся пронзительный визг расколовшейся стены.
– Нет, – резко произнес Линдрос, поворачиваясь к Кате. – Это даже не обсуждается.
Она подняла винтовку.
– А я говорю, что остаюсь.
Линдрос кивнул. А что ему оставалось? Время поджимало. Вдалеке слышался глухой рев, который приближался, становился громче, сильнее с каждым ударом сердца. «Вода! – сообразил Линдрос. – Боже милосердный, Джейсон решил затопить подземный центр!»
Не говоря ни слова, он решительно прошел в операционную. Катя следовала за ним на расстоянии нескольких шагов, держа винтовку наготове. Все те несколько минут после того, как беглецы покинули центр связи, она внимательно наблюдала за Линдросом и теперь получила кое-какое представление о том, как пользоваться этим орудием смерти.
Линдрос надвигался на доктора Андурского, который все это время оставался на месте, спрятавшись за тем самым операционным столом, на котором он удалил Линдросу глаз. Он в ужасе не отрывал взгляд от Линдроса, словно завороженный кролик, покорно следящий за тем, как в темноте на него бесшумно летит сова, готовая схватить его своими мощными когтями.
Проходя по операционной, Линдрос прилагал все силы, чтобы побороть приступ тошноты, не дать тошнотворному сладковатому запаху анестезирующих средств проникнуть в ноздри. Ему приходилось снова и снова бороться с ощущением беспомощной ярости, буквально парализовавшей его, когда он, очнувшись, обнаружил, чего его лишили.
Однако вот он, доктор Андурский, прямо перед ним. Линдрос схватил его за грудки своими руками-когтями, обжигая плоть.
– Здравствуйте, доктор, – сказал Линдрос.
– Нет, прошу вас, не надо. Я не хотел. Меня заставили.
– Пожалуйста, просветите меня, доктор. После всех тех молоденьких мальчиков, которых вам безотказно поставляли, вас заставили вырвать мне глаз? Заставили силой – или что? Пригрозили, что мальчиков больше не будет?
– Мартин, – окликнула Катя, широко раскрыв глаза от ужаса. – Время поджимает. Уходим! Пожалуйста, умоляю тебя именем господа!
– Да, да, послушайте ее. Проявите сострадание. – Андурский заплакал, содрогаясь всем телом, как дрожали стены вокруг. – Вы ничего не понимаете. Я слабый человек.
– Ну а я, – сказал Линдрос, – набираюсь сил с каждым новым вдохом. – Он приблизил Андурского к себе, словно возлюбленную. Сейчас все будет по-другому. Конец станет другим.
Впитав силы из бездонного колодца гнева, Линдрос вдавил большие пальцы Андурскому в глаза.
Тот завизжал, забился, отчаянно пытаясь вырваться. Но Линдрос держал его неумолимой смертельной хваткой. Все до одной клеточки его организма были нацелены на одно. Словно в трансе он ощущал подушечками пальцев мягкую, пружинящую ткань глазных яблок. Сделав глубокий вдох, Линдрос выдохнул и медленно, неудержимо вдавил пальцы в глазницы Андурского.
Хирург снова закричал, но пронзительный нечеловеческий звук резко оборвался, когда Линдрос погрузил пальцы до конца. Тело Андурского подергалось, подчиняясь вегетативной нервной системе, приводимой в действие остатками гальванической энергии. Но вскоре и это закончилось. Линдрос разжал руки, и Андурский стек на пол, словно все кости его тела растворились.