– Юрий Михайлович, мы действительно выздоравливаем?

– Я считаю, да. Хотя нам сегодня трудно, тяжело во всех отношениях. В том числе и в области культурно-духовной жизни.

То, что проблема «духовной жажды» существует и что она остра, это очевидно. Причем драматизм ситуации заключается в том, что наше общество к моменту крушения советской власти было по-настоящему духовно. Ведь нигде не выходила такими тиражами философская литература, нигде не выстраивались очереди на достаточно сложные фильмы, которые на Западе шли только в кинотеатрах для интеллектуалов. Нигде не издавались большими тиражами сложные западные писатели. Иными словами, наше тогдашнее общество было готово к интеллектуальным вызовам времени.

И вот совершенно неожиданно для народа наша мощная информационно-пропагандистская система стала работать не на развитие созданного интеллектуального потенциала, а на его ликвидацию. Произошло не только сокращение боеголовок – резко сократился интеллектуальный потенциал общества. За счет чего?

Прежде всего за счет дебилизации телевидения. Да, в прошлом оно было скучновато. Но это было мощное ТВ. Вспомним хотя бы канал «Российские университеты», выступления многих писателей, публицистов, философов. Вспомним хотя бы (поскольку мне ближе литература, я буду больше говорить о ней) встречи с писателями в «Останкино». Это были серьезные разговоры, поднимались сложнейшие нравственные, социальные, литературные темы…

Так вот, по многим направлениям на ТВ началось массовое оглупление зрителя. Одновременно на российского читателя пошел вал развлекательной литературы, мощно пропагандируемой в ущерб литературе серьезной. То же самое произошло в школьной программе, где стал обедняться на глазах гуманитарный цикл. Из нее стали выводиться многие классические произведения.

Мы делали все с точностью до наоборот. Если в «цивилизованных» странах все были озабочены развитием серьезного чтения, разрабатывались и внедрялись в обучение специальные государственные программы по приучению молодежи к классической литературе, то у нас деньги вкладывались в отучивание от серьезного чтения.

– С чем это было связано?

– Я полагаю, это было связано в первую очередь с неправильно понятыми законами рынка в области культуры и СМИ. А с другой стороны, это было целенаправленное оглупление. Потому что нормальный, думающий человек не мог принять ту форму реформирования общества, которая была нам навязана в начале 90-х годов. То есть людей думающих, честных, интеллектуальных сознательно отодвинули от микрофона. Ведь все нормальные люди – и патриоты и либералы, – все говорили тогда о том, что реформирование такого сложного механизма, как Россия, – процесс, который должен растянуться на десятилетия, чтобы не сломать страну, не подорвать ее мощь, чтобы сохранить людей… А на экраны выпустили недоучек, которые с умным видом рассуждали о том, что «умный» рынок сам все сделает. То, что сделал «умный» рынок, – мы видим.

Естественно, о том, что этот процесс губительный, что его должно прекратить государство (потому что именно государство его и начало с помощью тогдашних своих деятелей, имена которых всем известны), говорили многие. Лично я писал об этом еще в начале 90-х. И слава богу, что об этом наконец сегодня заявлено во всеуслышание. Значит, на государственном уровне данный вопрос осознан и, видимо, будет как-то решаться. Хотя, конечно, решить его сложно. Слишком велика инерция.

– А готова ли к этому творческая элита?

– Конечно. Ведь элита никуда не делась. Достаточно почитать нынешнюю «Литературную газету», вернувшую на свои полосы совестливых, честных мыслителей, политологов, писателей разных направлений. Кто-то, конечно, уехал. Но уезжала в основном техническая элита. Гуманитариям же, как правило, ехать некуда. Они настолько связаны со своей культурой, со своей страной, что в другом месте просто не смогут работать. Элиту, как я уже сказал, просто отодвинули, оттерли от читателей, слушателей и т. д. Если мы сейчас полистаем малотиражные журналы и газеты 90-х годов, вспомним замолченные прессой выступления по телевидению, то увидим: обо всех проблемах говорилось вслух. Они были осмыслены, предъявлены народу думающими людьми, но не были востребованы. Ибо перед тогдашней властью стоял вопрос не укрепления государства, а его разгрома, не усиления России, а ее ослабления, не умножения богатств, а их разворовывания и перекачивания за границу. Царствовала сознательная глухота.

Я считаю, что, несмотря ни на что, интеллектуальный потенциал нашего общества все еще велик, большинство мыслящих людей работают, к ним подтягивается молодежь. Нельзя судить об элите по пяти политологам, которые врут с экрана и говорят только то, за что им платят. Это не элита, а образованные лакеи, которые были всегда. Но в России все-таки не они играли ведущие роли.

– Вы уже очень давно говорите о дефиците патриотизма в нашем обществе. Как его восполнить? Вы недавно встречались с министром обороны.

– Я принимал участие во встрече министра обороны с руководителями средств массовой информации. Это была нужная встреча. Но дело в том, что журналисты, даже самые хорошие, они не есть генераторы идей. Они ретрансляторы.

Что же касается патриотизма, то он – такая сложнейшая духовная материя, такая стойкая составляющая общественного сознания, что вытравить его совсем очень тяжело. Еще десять лет назад патриотизм был в подполье. И кстати, там очистился от многих наносных вещей, от бравады, различных спекуляций на чувствах. Но уничтожить его не удалось, хотя удар по нему был нанесен мощнейший. Я считаю, одна из проблем заключается в том, что многие люди, которым сейчас доверено ТВ, в большинстве не то чтобы совсем антипатриотичны. Эти люди скорее просто внепатриотичны. Того внутреннего гнева и отчаяния, что возникает у нас, когда, допустим, нашу страну унижают, у них попросту нет. А это должно волновать на глубинном, подсознательном уровне. Телевидение – жестокая вещь. И как бы тот же Познер ни морщил лоб, когда говорит о проблемах России, я вижу, что его это, в общем-то, не особенно волнует. Вот это очень важно. Потому что перед камерой не соврешь. И если тебе наплевать на страну, в которой ты живешь, если ты относишься к ней как к территории, на которой ты зарабатываешь деньги, если у тебя нет с ней какой-то глубинной, мистической связи, это сразу видно. Я считаю, что на телевидение должны прийти люди, болеющие за свою страну, люди с патриотическим сознанием. Телевидение – это дело серьезное, государственное.

– Когда вам вручали медаль «За укрепление боевого содружества», что вы ощущали?

– Надо сказать, что это была моя первая военная награда. Кроме значка гвардейца, который мне вручили в 1977 году, я ведь больше ничего не получал. Конечно, мне было обидно, когда повесть «Сто дней до приказа», которая писалась с болью и желанием помочь армии избавиться от проблем, вызывала раздражение военных. Спасибо, конечно, что мои статьи, посвященные проблемам армии, в частности опубликованные в газете «Красная звезда», были замечены и отмечены. Горько другое. Те проблемы, о которых я писал двадцать лет назад, фактически никуда не делись. Они только трансформировались, я бы сказал, мутировали и обрели более изощренные формы.

Одним словом, медаль было получать приятно, но то, ради чего я 20 лет назад писал эту повесть, так и осталось в области чаемого.

– Может быть, поэтому военная тема постоянно фигурирует в вашем творчестве?

– Наверное… В романе «Замыслил я побег…», по которому сейчас будет сниматься восьмисерийный фильм, один из немногих положительных героев – отставной полковник. Затем в пьесе «Контрольный выстрел», которую мы написали вместе со Станиславом Говорухиным, действует молодой, верный присяге лейтенант флота. Кроме того, вдруг снова возник интерес к моему давнему сценарию «Мама в строю». Мне хотелось написать добрую комедию об армии. Во всех литературах мира есть не только разоблачительные вещи об армии, но и веселые. От чернухи люди уже морщатся. Я вообще не понимаю этих вещей. Я уверен, что бегут и из американской армии, бегут и из французской. Но я глубоко сомневаюсь, что на американском, немецком или ином ТВ первой новостью может стать информация типа: «Убежал солдат с автоматом!», второй новостью: «Убежали бандиты из такой-то тюрьмы…» И это каждый день. У нас пока еще огромная страна и большая армия. Каждый день в ней что-то происходит. Я не говорю о том, что это надо скрывать. Нет. Но выставлять на первый план как новость дня?! Да и к свободе слова данные принципы вещания не имеют никакого отношения. На самом деле у населения тщательно воспитывается неприятие армии. Ведь посудите сами, на телевидении не сделано ни одной передачи о дальнейшей жизни такого беглеца с автоматом, о том, как отразился этот побег на его судьбе, судьбе семьи, судьбе любимой девушки. Это не интересует телевизионщиков. Убежал, дал повод для сенсационной чернухи – и «хрен с ним».

– Думаю, после выступления президента положение в этой сфере несколько изменится. Ведь у нас на Руси многое делается только по команде.

– Действительно, так сложилось исторически. Очень многое у нас всегда зависело от первого лица. Кстати, реформаторы даже не пытались исправить сию привычку. Под видом демократии у нас предыдущие десять лет законы подменялись указами. Да, факт, что в России традиционно многое зависит от первого лица. Но еще больше от исполнителей…

– А что еще, кроме наступления эпохи «истинной демократии», нас ждет в обозримом будущем?

– Есть более важные вещи. Грядет 60-летие Победы. Я считаю, что 60-летие Победы должно стать своеобразным рубежом, когда мы, признав свои военные ошибки и просчеты, неоправданные жертвы, должны переварить все это и уже в третьем тысячелетии взглянуть на Великую Отечественную и нашу военную историю по-другому. Нет народов, у которых идеальные истории, идеальные военные истории. У всех есть победы и поражения. Тем не менее народ, особенно молодежь, должен воспитываться на вершинах отечественной истории, не на провалах. А у нас этих вершин очень много.