Книга: «Дело Фершо»
Назад: Жорж Сименон «“Дело Фершо”»
Дальше: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Человек из Убанги

Предисловие автора

Прежде чем начать это повествование о «деле Фершо», будет, вероятно, небесполезно напомнить его основные приметы. Впрочем, читатель обнаружит далее лишь ссылки на интересующие нас в той или иной степени кризисные события, но ссылки эти дают материал для написания многотомной истории.
Нас могут упрекнуть за то, что само дело не раскрыто во всей его полноте и сложности. Но мы к этому и не стремились, отдав предпочтение описанию определенного периода в жизни Дьедонне Фершо, периода, который иные могут посчитать и не самым интересным в его насыщенной драматическими событиями жизни.
В самом же «деле Фершо», опираясь на документы судебного следствия, мы резюмируем лишь наиболее важные события.

 

 

3 марта 1895 года пароход «Аквитания» компании Объединенных перевозок в числе других пассажиров высадил в порту Матади в Бельгийском Конго братьев Фершо — Дьедонне и Эмиля.
Эмиль Фершо погрузился в Бордо на борт судна с билетом третьего класса. Иначе обстояло дело с его братом Дьедонне, чьи дальнейшие приключения станут поводом для многочисленных пересудов на всем протяжении пути, принудив добрейшего капитана Бере принять непростое решение.
Спустя три дня после отплытия из Бордо Эмиль Фершо настойчиво попросил разговора с капитаном.
Бледный как полотно, он признался ему, что из-за отсутствия денег они с братом решили совершить поездку с одним билетом. В то время как младший, Эмиль, занял положенную ему каюту, Дьедонне собирался прятаться на борту и должен был каждый день получать от брата часть его пищи.
Еще до отплытия, слоняясь по набережным Бордо, они выбрали на верхней палубе в качестве тайника спасательную лодку, неизменно зачехленную плотным брезентом. Но Дьедонне Фершо не удалось незамеченным пробраться на палубу — ему помешали сновавшие туда-сюда матросы. Тогда он проник — полагая, что ненадолго, — в носовой трюм. Его брат видел, как матросы задраили это помещение.
В течение трех дней Эмиль Фершо тщетно пытался попасть в трюм. Он даже обратился за помощью к стюарду, но тот не смог ему ничем помочь.
В конце концов Дьедонне был обнаружен в трюме.
Обессиленный тремя днями вынужденного поста, он тем не менее резво бросился наутек, пытаясь спрятаться за тюками с грузом, так что, по рассказам третьего помощника капитана, за ним, словно за диким котом, пришлось организовать форменную охоту.
Из документов следовало, что Дьедонне Фершо родился в Бордо 13 феврале 1872 года от некоей Эжени Дамине супруги Фершо, прислуги. Дьедонне Фершо, которому, стало быть, исполнилось 23 года, служил кровельщиком на верфях Сен-Назера, а его брат Эмиль был приказчиком бакалейщика в Бордо. Старший брат уже отслужил в армии в саперных частях, а младший был уволен вчистую по причине слабых легких.

 

 

На совещании, которое провели в Матади капитан Бере, представитель компании и капитан порта, эти господа решили в конце концов передать обоих правонарушителей тогдашнему мерному комиссару полиции, уроженцу Антверпена, по имени Рульс, поставив того в весьма затруднительное положение. Дело в том, что город Матади только начал отстраиваться и не располагал ни тюрьмой, ни арестным домом. Посему оба брата без сопровождения были отправлены в Леопольдвиль с письмом комиссара королевскому прокурору.
Вопреки всем ожиданиям, они действительно позвонили в дверь этого господина, который возмутился, что они досаждают ему, бельгийскому чиновнику, в то время как Французское Коню находится по другую сторону реки.
В Браззавиле мало кто встречал обоих Фершо в течение тех нескольких дней, что они стояли на пансионе у грека по имени Леонидис.
А год спустя их можно было обнаружить уже далеко в верховьях реки в районе Болобо и Гамбома, где они вместе с другими стремились проникнуть в глубь девственного леса в поисках каучуконосов.
Следуя дальше вверх по течению реки, братья Фершо добрались до обширного района болот и лесов, окружающих притоки Убанги и Конго. Это была огромная перегретая впадина, где, как говорили жители колоний, сухим сезоном называют то время года, когда выпадает дождей меньше, чем когда они идут круглый год, и люди живут в условиях постоянной влажности. Лишь в редкие часы дня солнцу удается пробиться здесь сквозь плотные слои облаков. Но зато ему никогда не удавалось это сделать сквозь куда более плотные кроны деревьев.
В здешних лесах грибы росли, как кустарники, а кустарники напоминали многолетние дубы.
О том времени, когда оба брата, двигаясь вверх по течению, упорно стремились опередить своих конкурентов, Дьедонне Фершо однажды скажет: «Главное заключалось в том, чтобы достичь какого-то места первыми».
Достичь, обосноваться, стать хозяевами.
В 1900-м, в год всемирной выставки, Эмиль Фершо высадился во Франции, на сей раз проделав путь в каюте второго класса. В течение нескольких месяцев его можно было встретить в конторах всех тогдашних заимодавцев.
Когда он выехал обратно, по-прежнему через Матади и Браззавиль, «Коколу» (Колониальное отделение Убанги), акционерная компания с уставным капиталом двести тысяч франков, была зарегистрирована по всем правилам в соответствующих коммерческих реестрах.
В 1910 году «Коколу» насчитывала на побережье Убанги, на реках Нгоко, Алима и вообще всех рек в дельте Убанги четыре десятка факторий, собиравших каучук и добывавших кокосовый орех и касторовое масло, поставляя туземцам взамен европейские товары.
В тот год братья Фершо купили у обанкротившейся бельгийской компании винтовой корабль «Коколу I», который стал выполнять рейсы между Браззавилем и верховьем реки.
Тогда, также по случаю, Дьедонне Фершо обзавелся моторной плоскодонкой, превратившейся в его личную резиденцию. Если его брат Эмиль, обосновавшись в Бразза и заняв там видное положение, осуществлял торговые операции с Европой, Фершо-старший продолжал вести жизнь, мало чем отличную от той, которую он вел в начале своей карьеры, то есть переезжая от одной фактории к другой, забираясь в своей жужжащей, как слепень, моторке в любую заводь.
Никто не встречал его более в Браззавиле, где он в самом начале так незаметно прожил несколько дней.
О нем уже стали складываться легенды. Было известно, что он потерял ногу, когда на второй год оказался один с братом в гуще лесов. Известно было также, что, презирая огнестрельное оружие, Дьедонне Фершо неизменно носил с собой несколько динамитных шашек.
Именно в Бельгийском Конго, которое лишь рекой отделено от Французского и вотчины братьев Фершо, стала известна история с тремя неграми. Было ли это на самом деле? По рассказам одного негра-паини, укрывшегося в Кокийавиле, одноногий белый умел напускать порчу на негров, и те разлетались на части.
По правде говоря, это мало кого удивило и взволновало. Когда же в одном из браззавильских кружков Эмиля Фершо спросили об этом, он не стал ничего отрицать, поведав, что его брат, оказавшись в лесу с носильщиками, вознамерившимися бросить его одного без продовольствия, разгадал их намерения, кинул в зачинщиков шашку с динамитом, и трое туземцев погибли.
В суд это дело передано не было.
По мере того как росли цены на пальмовое масло, возрастало и значение «Коколу». К первому судну прибавились многие другие разного тоннажа. Так появился и «Коколу XX», построенный специально на верфях Сен-Назера и перевезенный по частям в Матади. На Фершо работали несколько сот белых — как в отделениях компании, так и в Бразза.
К тому времени относится и другая традиция — утверждать, что братья Фершо хуже других хозяев оплачивают труд своих служащих. На что занимавшийся внешней торговлей Эмиль отвечал:
— Мы действительно выплачиваем им скромную ставку. Но они могут заработать куда больше, если станут вкладчиками, получая проценты с доходов.
— К сожалению, — возражали за его спиной, — никто и никогда не получал этих процентов. На то и существует Дьедонне Фершо!
Все эго позднее, совсем в иной атмосфере — в Париже, — послужило поводом для страстной полемики. Многие газеты писали о Дьедонне как об «акуле», и называли его также «Убангийским сатрапом».
Дьедонне Фершо попрекали не только тем, что у него в каждой деревне было по несколько жен из числа туземок — что, похоже, соответствовало истине, — но еще в большей степени тем, что он склонял к сожительству жен своих служащих.
Короче говоря, по мере того как росло его состояние, репутация Дьедонне Фершо становилась все более сомнительной.
Хотели ли братья Фершо устранить первых финансистов, которые позволили им основать «Коколу»?
Во всяком случае, уже в 1913 году они открыли первый филиал для разработки пород черного дерева и окуме и почти тотчас — компанию по разведению каучуконосов.
В 1915 году, во время войны, финансовый вес братьев Фершо возрос еще больше, позволив Эмилю Фершо покинуть Браззавиль и поселиться в Париже.
За двадцать лет его старший брат лишь однажды совершил поездку в Европу. Будучи уже очень богат, он проделал путь на борту грузового судна и высадился в Дюнкерке. Поговаривали, что поездка была предпринята для ухода за культей, из-за которой он очень страдал. Но в колониальных кругах Парижа, где имя его уже стало известно, Фершо так и не появился.
Разочаровала ли его эта поездка? Так или иначе, но в течение еще двадцати лет он ни разу не покинул своих лесов и болот в Убанги.

 

 

Даже роясь в архивах Дворца правосудия в многотомном «деле Фершо», точнее — в «деле братьев Фершо», трудно установить, в результате чего против них было начато судебное разбирательство.
Еще в 1934 году оба Фершо — и тот, что жил в Париже и которого все знали, и другой, легендарный Фершо с мо горки — оставались весьма могущественными лицами. Их состояние исчислялось в несколько сот миллионов франков, иные даже называли миллиард.
По всей видимости, такое огромное состояние не могло быть нажито только честным путем. Закон есть закон, но в дела человека, достигшего определенного социального положения, правосудие сует нос только в случае крайней необходимости.
Была ли возможность забыть злосчастную историю с тремя неграми, от которой оба брата, впрочем, никак не отпирались? Конечно, нет. Она стала легендой, и в кругах Браззавиля пораженным новичкам рассказывали о ней как о подвиге героической эпохи завоевания Африки.
Было ли ведомо в высших сферах, что братья Фершо нарушали законы о компаниях, о коммерческих сделках, даже простые таможенные правила — при всей видимости их соблюдения? Подтвердились ли сведения, что многочисленные их концессии приносили тайные доходы?
В это трудно поверить, и в нашумевшем интервью мэтра Франсуа Мореля, бывшего поверенного в делах, ставшего затем советником Дьедонне Фершо, говорилось:
«Если крупные компании станут следовать морали, которую исповедуют простые смертные, у нас не будет ни банков, ни заводов, ни универмагов. Так что не смешите меня, господа, такой внезапной вспышкой порядочности.
Скажем прямо: братья Фершо, с которыми до сих пор удавалось договориться, стали слишком могущественны и мешают другим сильным мира сего. Тут, стало быть, вступают в силу законы джунглей. Поэтому, Бога ради, не говорите мне ни о законе, ни об общественной морали».

 

 

Так или иначе, но в апреле 1934 года против братьев Фершо по настоянию Гастона Аронделя, колониального инспектора второго класса, было начато следствие.
Стал ли сей Арондель, личность весьма малозначительная, но которого описывают как очень самонадеянного человека, лишь инструментом в чьих-то руках?
Вполне возможно. Возможно также, что он действовал в отместку Дьедонне Фершо за свое оскорбленное самолюбие.
Но маловероятно, чтобы подобный шумный скандал был вызван лишь протоколом, составленным бригадиром жандармерии небольшого лесного участка. В нем шла речь о кокосовом молоке и обвесе. По распоряжению Аронделя были арестованы весы и товар, а ничего не понимавших в этом деле туземцев заставили поставить кресты под составленным протоколом.
Сам Дьедонне Фершо вел себя заносчиво и, по рассказам, решил не уступать этому Аронделю, которого называл не иначе, как задиристой мошкой. Он, впрочем, не стал отрицать:
— Все годы, что существуют колонии, все отделения покупали кокосовое молоко так, как это делаю я. Сами негры удивились бы, если бы мои килограммы стали вдруг настоящими килограммами.
С тех пор Арондель и начал всячески придираться к колоссу Фершо. За всеми их торговыми операциями было установлено наблюдение. Жандармы, таможенники, налоговые инспекторы появлялись в тот самый момент, когда можно было обнаружить нарушение правил.
От служащих требовали, чтобы они свидетельствовали против своих хозяев.
Наконец, администратор второго класса неизвестно где обнаружил паини, выдававшего себя за сына одной из жертв Фершо; паини подал жалобу, которая и была принята к дознанию спустя двадцать пять лет после происшествия.
С удивительной синхронностью, дававшей основания видеть в Аронделе инструмент чьей-то злой воли, некоторые акционеры, связанные с Фершо, выбрали именно этот момент, чтобы потребовать отчета о деятельности компании, и подали свои жалобы.
В Габоне Дьедонне держался крепко, выказывая Аронделю лишь свое презрительное безразличие.
— Вам достаточно обратиться к нему с какой-нибудь просьбой, и он окажется у вас в кармане, — говорили ему.
Вероятно. Во всяком случае, эго было возможно.
Находившийся в Париже Эмиль Фершо защищался, приглашая к себе видных деятелей финансового и политического мира.
Светский человек, живущий на широкую ногу, открытым домом, он стал особо охотиться за министрами, депутатами, редакторами газет. Он зазывал их к себе в замок или в особняк на авеню Гош.
Ограничился ли он этим? Или, может быть, оказал финансовую поддержку при переизбрании некоторым депутатам? А может, помог своими средствами влиятельным персонам — точно так же, как действовал, приобретая некоторые концессии?
Во всяком случае, в течение года ни того, ни другого Фершо не беспокоили. Казалось, битва была выиграна, когда внезапно заговорили о предстоящем аресте Дьедонне.
В мае 1935 года он высадился во Франции, чтобы себя защитить. Никто не был уведомлен о его приезде. Никто не имел возможности сфотографировать его в течение недельного пребывания в Париже, где этот миллиардер жил в скромном отеле Латинского квартала.
Фотографы еще следили за особняком на авеню Юш, когда он уже оказался в Кане. Там состоялась его встреча с мэтром Франсуа Морелем, бывшим поверенным в делах, продажной и хитрой бес шей, с которым он познакомился в Габоне и чей изворотливый ум весьма ценил.
Позднее писали: «Если бы братья Фершо пошли на сделку, никто не стал бы их трогать».
Это вполне могло относиться к Аронделю. К кому еще? В материалах дела установить это не представлялось возможным.
В Париже Эмиль попытался это сделать. Но все оказалось напрасным из-за грубых нападок брата из его канского уединения.
Так началась эта странная битва, полем которой стали кабинеты судей и финансовый отдел прокуратуры. Тома дела составили тысячи страниц, чтобы разобраться в них, потребовались бы годы.
Бывший старшина адвокатского сословия мэтр Обен, нанятый Дьедонне в качестве защитника, ежедневно получал из Кана инструкции, способные восхитить самого дотошного юриста. Постепенно различные статьи обвинения, относящиеся к торговым и финансовым сделкам, стали отпадать, а одновременно, как по волшебству, исчезли из дела некоторые невыгодные ответчикам документы. Компании-конкуренты, о коих прежде и речи не было, оказались скомпрометированны, а некоторые действия колониальных властей вдруг предстали в новом, предосудительном в глазах закона свете. Одному из губернаторов пришлось подать в отставку. Не исключено, что в высших сферах уже стали задавать вопрос, не лучше ли было вовсе не трогать такого опасного зверя.
Но последний удар нанес не Париж, где до вынесения окончательного решения много лет могло уйти на изучение материалов дела.
В конце концов победа досталась инспектору второго класса Аронделю. Именно выявившаяся в ходе расследования история с тремя неграми вынудила прокурора департамента Сены г-на Дюранрюэля подписать 8 октября 1935 года постановление на арест Дьедонне Фершо.
С каждым часом «дело Фершо» стало все больше привлекать внимание общественности. Оно занимает первые полосы газет. Но если драма трех негров воздействовала на чувства, если личность Убангийского сатрапа вносила игривую ноту, оставляя крохотное местечко даже для эротики, то слухи о неминуемом крахе предприятий Фершо и приводившиеся, с каждым днем все более астрономические, цифры особенно пугали мелких вкладчиков.
Наконец, как в панамском скандале, начали искать имена, скрывавшиеся за инициалами. Публикация части доклада никому неизвестного Меркатора подтвердила, что некоторые чиновники консульства использовали свое влияние, скажем, при приобретении иностранными концессионерами части нашего колониального достояния.
Был сделан запрос в палату депутатов. В ее кулуарах состоялся обмен пощечинами. Зашел разговор о назначении следственной комиссии.
Однако все эти волнения внезапно стихли в результате драматической смерти одного брата и исчезновения другого, которое нельзя было назвать иначе как таинственным. И все это — к великому облегчению тех, кто сказывался больным или в течение известного времени находился в отлучке. Теперь они могли снова появиться с высоко поднятой головой.
Эти люди и понятия не имели о «деле Фершо»
Для них, как и для общественности, это была уже старая история, и все сошлись на том, что даже не хотят знать, чем она кончилась.
Назад: Жорж Сименон «“Дело Фершо”»
Дальше: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Человек из Убанги