1
Далеко за полночь наша группа перешла линию фронта. Запыхавшиеся, усталые, мы уселись отдохнуть. Напряжение, вызванное страхом, спадало, его заменило исподволь другое — тревога. Что нас ожидает—«изменников родины»? Штрафной батальон? Концлагерь? Это ребят, а меня, недорезанного?
Партизаны уверяли, что все будет хорошо. Райцев написал много хороших слов, к тому же мы вели пленных, из коих один оказался офицером, да еще адъютантом командира полка. Поскольку я возглавлял группу, Силка, а вслед за ним и другие, начали величать меня «товарищ лейтенант». Распластавшись, я глядел в небо, звездное, ясное небо... манящее, таинственное и родное, неизменное. Вспоминал, как мы, кадеты седьмого класса, под влиянием увлекательнейшего урока астрономии по ночам выходили во двор и разглядывали созвездия. Там, в горах Герцеговины, они были яркими, близкими. И древние легенды о них казались такими естественными, понятными. Вот он — Сатурн или Черное солнце, с его сатурналиями — когда нормальная логика жизни уступает законам абсурда, непристойности, а эмблемой, ритуальным атрибутом становится (Сатурн-Кронос) коса времени — смерть! И тут же другой зловещий знак—молот—крест, лишенный верхушки, где утеряло устремление духа и остается лишь перспектива нисхождения вниз в «подчеловеческие» районы существования... Неподалеку от Сатурна поблескивал могучий сын Посейдона и Земли — Орион в окружении нескольких звезд: белая Ригель—светилась ярко, другая—красная Бетельгаузе—отливала свежей кровью. Какая из них меня поведет?..
Все эти «бредни» звучали упорно в памяти, будто щит перед подползающей тревогой.
На рассвете мы двинулись дальше и вскоре были остановлены своими, обезоружены, обысканы и приведены в часть. Посылались расспросы, отношение было в общем доброжелательное, но одновременно и несколько настороженное.
Наконец я предстал перед, как я понял, только что прибывшим на машине из Демидова начальником штаба 358-й ударной дивизии. Высокий, статный полковник с поседевшей пышной шевелюрой напоминал грузина. Кивнув головой на мое приветствие, он бросил:
— Ну, рассказывайте!..
Начал я с того, что имею записку в органы безопасности от нашего разведчика в Париже. Потом передал письмо Райцева и доложил о взятых пленных. Письмо полковник тут же прочитал, записку, верней, клочок белой бумаги повертел в руках и вернул обратно:
— Капитана срочно вызвали в штаб армии, передадите ему, когда вернется, если это не очень срочно. А пока оставьте при себе. Чем еще порадуете?
Я передал собранные в Смоленске и Витебске данные, план Витебска с обозначением расположенных там объектов, данные, собранные Ксенией Околович и лицами, с которыми она связана.
Потом привели пленных. Увидав меня, они заулыбались.
—Чего они радуются? — спросил, подозрительно поглядев на меня, полковник.
— Напуганы. Чувствуют свою вину и понимают, что мы вправе с ними разделаться как с насильниками. Напали на нашу проводницу. Договорились: они пообещали ничего не скрывать, а я — сохранить им жизнь.
На допросе маленький адъютант начальника штаба прибывшей из Франции стрелковой дивизии сказал, что немцы предполагают очистить от партизан район леса, с тем чтобы незаметно подтянуть силы для внезапного удара.
Сведениями полковник остался доволен. Он весь как-то переменился, стал любезен и даже пожал мне руку:
— Молодец! От немца не отличишь по произношению, не то что мои... Какой подход! Если вы не против, поедем ко мне в штаб? Назначим вас старшим переводчиком! А?
— Слушаюсь! — выдавил я, подумав: «Местечко теплое, но уж слишком близко к начальству — больно рискованно!»
— Тогда давайте свои данные, выправим вам воинский билет. — Он окликнул стоявшего у бруствера адъютанта и велел принести ему портфель.
— Завтра, по случаю Первого мая, отличившимся мы даем награды, а старшины получают офицерское звание. Вы?..
— Солдат!
— Простой боец? — улыбнулся полковник. И резюмировал: — Значит, младший лейтенант! Пусть вас оформят, можете идти! Через несколько дней, как договорились, вас вызову. — И, обратившись к адъютанту, указал на меня рукой, сказав:
— Отведите товарища лейтенанта к командиру роты, пусть его оформят! — и протянул бланк воинского билета. —Да, пока его ничем не загружать. Он и его товарищи заслужили отдых. Ступайте.
В довольно просторной землянке меня встретил сухощавый, небритый старший лейтенант. Выслушав адъютанта, он жестом пригласил сесть на ящик, сам уселся на такой же, оценивающе окинул взглядом, достал из третьего банку с тушенкой, сунул в руки, буркнув: «Открывай!» А сам потянулся за бутылкой и кружками. Пока я вскрывал банку, он налил полные кружки, вынул из сумки «трофейные» нож, вилку, ложку и, поднявшись, торжественно отчеканил:
—Поздравляю вас, товарищ младший лейтенант, с офицерским званием. Поздравляю со светлым пролетарским праздником Первое мая! — и чокнулся.
Я по-кадетски щелкнул каблуками и выпил до дна. Водка отдавала сивухой, и я невольно скривился.
Лейтенант, звали его Петр Михайлович Свигайлов, усмехнулся и разлил по кружкам оставшуюся водку, причем мне досталось побольше.
После утомительной ночи такая изрядная порция ударила в голову. Я захмелел. И когда мы уселись, принялся рассказывать, как мы добирались из Берлина сюда; как немцы относятся к пленным русским, морят голодом, провоцируют, всячески настраивают против советской власти, «перековывают», с тем чтобы превратить в послушных холуев и... палачей.
Потом последовал ряд вопросов на разные темы. Коснулся, конечно, и женщин. Ими командир роты интересовался очень, доходя до грязных подробностей. Чтобы как-то избавиться от «женского вопроса», я перешел на другую тему:
— Скажите, товарищ старший лейтенант, полковник, который со мной сейчас разговаривал, предложил мне стать у него переводчиком. Кто он, как его фамилия?
— Он разве не сказал? Вы что? Так хорошо знаете немецкий?
— Я уже говорил вам, что знаю. Так как его звать? Полковника?
— Он должен на обратном пути заехать... и тогда «представится»! — ухмыльнулся, пожав плечами, мой собеседник.
— Очень хорошо, а кто у нас командир дивизии? Если это, конечно, не секрет.
— Секрет!.. Неужто не понимаете!.. — и недоуменно на меня посмотрел.
Я не сдержался и насмешливо заметил:
—Весь мир, в том числе немцы, потешаются над русскими, которых искусственно делают дураками, окружая глупейшими тайнами. Когда я добывал для вас карту города Витебска, пришлось брать немецкую, ибо советским людям эту тайну знать не положено, обойдутся и схемой..
— А кому, как не шпионам, нужны подробные карты?
—В магазинах Парижа, Берлина или Рима вы можете купить планы Москвы, Ленинграда, Одессы, Харькова и даже моего родного Елизаветграда, ныне Кировограда. Француз, хозяин магазина карт, когда я заинтересовался картами СССР, посмеиваясь, спросил, не приехал ли я из России. И на мое «нет!» сказал: «Там у них все под замком и все под подозрением. Даже, скажем, аспирин имеет свое кодовое название, не говоря уж о пирамидоне!» Неужели вы тоже считаете такой «курс» правильным? Кстати, в энтеэсовский газете «За Россию» я видел на эту тему карикатуру: Сталин смотрит на себя в зеркало и, грозя себе пальцем, говорит: «Ты мне кажешься подозрительным!»
— Не повторяй брех белогвардейской сволочи, дорогой товарищ! — повысил тон Свигайлов и сердито отвернулся.
—А вы знаете, что эта «белогвардейская сволочь», как вы их называете, помогает организовывать Сопротивление, скрывает наших пленных, создает, формирует общественное мнение в нейтральных странах, молится за спасение Отечества, которое волей или неволей пришлось покинуть? Поглядите на них и с этой стороны.
— А НТС, о котором вы рассказывали?
— Всякие, конечно, есть, Петр Михайлович!
— И у нас тоже есть всякие, Иван Васильевич!
Про себя же я снова удостоверился, какую роль играет в сознании людей моего Отечества обожествленный «отец народов», «великий вождь и учитель». Маленький, невзрачный, рябой, коварный, жестокий и теперь такой незаменимый тиран. Понял, как следует осторожно впредь касаться этой темы. В 1936—1938-х годах он расправился с «ленинской гвардией» и вновь окружил себя иудеями. Им ведь сильная Россия не нужна, а Сталин явно хочет сделать ее сильной!.. Что он сделает с ними после войны?
.. .В те дни я часто задавал себе этот вопрос. Он разрешился спустя десять лет его убийством и постепенным развалом империи.
— Конечно, в какой-то мере вы правы. Я просто делюсь впечатлениями. Надо знать мнение о Советском Союзе в мире. Немцы убеждены, что власть в СССР захватили в семнадцатом году евреи и крепко держат ее до сих пор, и считают, что войну вызвали они.
— Какая чепуха! Это Гитлер напал коварно на нас!
— Нацисты утверждают, будто после заявления ТАСС от 14 июня 1941 года началась секретная эвакуация евреев на восток. Вы обижаете нашу разведку. Мне точно известно, что ЦК, высшее командование Красной армии, МИД были предупреждены о готовящемся ударе, — возразил я.
— А вы, часом, не разведчик? — поинтересовался старший лейтенант.
— В какой-то мере. Но речь не о том, речь идет о вреде нездоровой секретности, над которой потешается весь мир, о подозрении к своему народу. В силу этой рутинной привычки всё скрывать ТАСС спокойно «уполномочен заявить, что слухи о намерении Германии предпринять нападение на СССР неверны, лживы и провокационны...» И попробуй кто-нибудь из советских людей что-нибудь вякнуть. Скажем, подать рапорт о том, что немцы на границе явно готовятся к нападению. Тут же назовут провокатором. В результате — миллионы пленных, гибель техники, неисчислимые жертвы, психологический шок. Ко всему этому еще добавить, что такая позиция оказалась благоприятной почвой для матери всех пороков — лжи и отца гнусных подлостей — доноса! А в результате — рано или поздно:
И не уйдешь ты от суда мирского, Как не уйдешь от Божьего суда!..
— А вы еще верите в Божий суд? — глядя куца-то в угол землянки, спросил командир роты.
— Рече безумец в сердце своем: несть Бог! Сами знаете, на фронте под пулями Его часто поминают. Однако вернемся к нашим баранам, как говорят французы, и подведем черту. Начнем с тайны фамилий наших командующих. Начальник нашей Четвертой ударной армии генерал-лейтенант Курасов, член КПСС с тысяча девятьсот двадцать восьмого года, закончил Академию Фрунзе и Генерального штаба, женат, имеет двух сыновей и дочку. Начальник Триста Пятьдесят Восьмой стрелковой дивизии генерал-майор...
Раздавшийся громкий топот кирзовых сапог невольно заставил меня замолчать. Влетел дежурный и протянул своему командиру военный билет. А тот в свою очередь протянул его мне и, пожимая крепко руку, сказал:
— Поздравляю, товарищ лейтенант! От души поздравляю! А все наши ошибки переживем. Была бы жива наша Россия! — и, отпустив жестом дежурного, потянулся за новой бутылкой
К щекотливым темам мы больше не возвращались.
