Шмюккен-штрассе была погружена во мрак. Кругом было тихо, безлюдно. И хотя, к счастью, улегся свирепый норд-ост, мороз пощипывал уши. На звонок открыл высокий плотный мужчина, сказав:

—  Битте эйнтретен! Гутен абенд!

Это был Манке. В прихожую вбежала веселая Шарлотта и, подождав, пока я разденусь, повела в столовую, где у горящего камина сидела фрау Манке.

Усадив меня поближе к огню, Шарлотта кивнула подруге:

—  Пусть мужчины поговорят, а мы тем временем накроем на стол. Ужин по случаю приезда такого гостя готов. Найдется и ейн глас ваин аустринкен! — И направилась на кухню.

На первый взгляд Манке показался мне довольно недалеким, даже ограниченным. Правда, до этого с немцами приходилось встречаться мало. А вспомнив круглое «мужицкое» лицо Богрова, заключил: «Внешность обманчива», — и подобрался.

—  Альзо?! — протянул он глядя в упор на меня, заключая в этом «Итак?!» и вопрос, и введение.

Не опуская глаза, я ответил тем же «Альзо?!». Потом, согласно договоренности с Павлом Ивановичем, протянул записную книжку, где, как я полагал, была шифровка. Потом поделился парижскими новостями и рассказал о своей недавней встрече с Байдалаковым и Поремским.

—  Ваша задача, господин Дорба, раздобыть список фамилий военнопленных, переведенных в Вустрау, подчеркнув тех, кого считают самыми надежными. И хорошо бы знать, чем они определяют их надежность. Вы меня понимаете? Сможете?

Начальственный тон немца мне не понравился. Я вскочил, щелкнул каблуками и отрапортовал: «Так точно, господин пггурмбаннфюрер, вас понял!»

Немец смекнул все тут же, и уже другим тоном заметил:

—  Надеюсь, найдется и контрпредложение?

—  Мне думается, что энтеэсовцы отбирают людей на разный манер: тут и собственное желание, и высказывания во время задушевной беседы, и споры на самые разные темы; кроме того, наверное, есть и сексоты, зарабатывающие на рюмку шнапса и кусок колбасы. И мало ли еще что. Поэтому мой совет таков: вы называете мне десяток верных ребят в Цитенгорсте, а я постараюсь перевести их в Вустрау с тем, чтобы после прохождения курса выдвинул» их вожаками групп, перебрасываемых на Восток. А там они смогут либо перейти к партизанам, либо, раздобыв оружие, пробраться через линию фронта. О чем, кстати, мечтаю и я!..

—  Согласен! Однако надеюсь, что вы какое-то время у нас поработаете. Потом я дам вам индульгенцию! — и взглянул на лежавшую на столе записную книжку, которую я ему недавно передал.

—  Отсюда? — ткнул я пальцем в ту сторону.

—  Натюрлих! — улыбнулся он впервые. — Абер, ман мус ейн штемпел махен!

Напряжение спало, тон стал дружелюбный, беседа потекла непринужденней. Под конец условились встречаться раз в неделю.

—  Осматривайтесь, господин Йохан, ознакомляясь не спеша с обстановкой с людьми, и тогда окончательно разработаем план действия, — закончил Манке, поднимаясь, чтобы позвать дам.

За ужином, выпив два-три бокала доброго рейнвейна, я чуть захмелел. Сказалась усталость и насыщенный переживаниями день, и на моем лице и взглядах, бросаемых на Шарлотту, она могла, как по открытой книге, прочесть многое.

Не отставал и Манке, которого я уже называл Вилли.

—   Это чудное вино, — разглагольствовал он, — рождают знаменитые виноградники древней Галлии, лозу которых перенесла в Германию в девятом веке супруга герцога Боривоя Людмила, принявшая христианство.

Видя, что муж пустился в рассуждения, фрау Манке поднялась, поблагодарила за ужин и, положив ему на плечо руку, стала прощаться.

«Интересно, — подумал я, — кто командует парадом?»

Через полчаса я уснул, как убитый... а под утро Шарлотта юркнула ко мне под одеяло, и я почувствовал ее горячее тело.

— Гутен морген, майн либхень! — и, лукаво на меня глядя, добавила: — Я так замерзла. Пришла погреться. Можно? Видишь, какой снег там на дворе? — и все теснее прижималась ко мне.

Поздно утром, когда усталая от любви и ласк Шарлотта заснула на моем плече, я, в полном упоении, какое-то время лежал, гордясь своей победой над красивой немкой. Но вскоре мой склонный к философствованию ум привел ряд ядовитых доводов: «Дамы в восхищении, а девицы льнут далеко не всегда к настоящему сильному духом и телом мужчине... Женщина всегда активней. И неизменно выбирает только она, предоставляя легковерным мужчинам воображать, что инициаторы они! Умные, если мужчина стоящий, держат его мертвой хваткой, нет — ищут другого. Глупые... Интересно, умна или глупа Шарлотта?..»

Потихоньку я освободил плечо и посмотрел на нее. Она, чуть посапывая, спала со счастливой улыбкой на губах... Так, поглядывая на немку, я задавал себе вопросы: «А ты, прелестная Шарлотта? Какая сила тебя поманила сюда? Задание Манке — проверить, чем дышит бывший начальник контрразведки НТС? Или повлекли флюиды добра, симпатии, которые излучали мои глаза, как ту привязавшуюся ко мне недавно в Париже беглую собаку, провожавшую меня, жалобно поглядывая и виляя хвостом, до самого порога, а потом уныло ждавшую моего выхода? Или просто соскучилась по мужчине?..»

Чтобы ее не разбудить, я тихонько прошел в ванную, умылся, оттуда направился в кухню, сварил по-турецки кофе, поставил чашки на поднос и распахнул дверь в спальню. Шарлотта лежала, закинув за голову руки, и улыбалась, ее большие глаза живым огнем сверкающих топазов смотрели на меня, и я прочел в них лучезарную радость. Не торжество победительницы, а, пожалуй... благодарность.

—   Ты, Йохан, просто чудо! Ни один немец или австриец так не поступит.

—  А откуда ты знаешь, как будет поступать австриец?

—  Мой муж, как и я, из Вены. Он погиб во время аншлюса. Ты чем-то на него похож, внешне вы совсем разные, чем-то другим, сама не знаю...

—  Но ты говорила, что ни один австриец не подаст кофе после такой сладко проведенной ночи.

—  Насытив желудок и плоть, мужчина обычно становится ленив, во всяком случае до первого желания! Об этом твердили мне и мать, и бабушка, и три моих тетушки! Ха-ха-ха!

—  И ты часто в этом убеждалась? — подковырнул я.

Она бросила на меня взгляд и нахмурилась, но тут же расправила брови и улыбнулась:

—   Интересуешься? — она не сказала: «Ревнуешь?» — Опыт у меня небольшой: муж, потом немец-гестаповец, о котором вспоминаю с отвращением, и приехавший из Парижа таинственный русский, который оказался не тем, кого ждали. И Манке бранил жену за то, что привела его ко мне, а не к шлюхе Бетти, чтобы проверить, чем ты дышишь. Вилли я успокоила, пообещав это сделать самой. Так что выкладывай все, что на душе! Ха! Ха! Ха! Вот такая я глупая, а потому что — счастливая! А ты, ты разве не счастливый? Ха! Ха! Ха! Счастливые дурачки!