Глава 10
По следам «Вервольфа»

«Странные люди — эти русские, — думал немолодой седой господин, стоя около парапета, сложенного из серого камня. — Они разрушают прекрасное и на его месте строят убогое. Хотя понятно. При этом они всего лишь претворяют в жизнь лозунг французской революции: „Мир хижинам — война дворцам!“»

От каменного парапета, отгораживающего террасу с площадью от расположенной гораздо ниже проезжей части Московского проспекта, открывался прекрасный вид на реку, два рукава которой образовали зеленый остров с величественным Кафедральным собором. Отсюда, от подножия каменного чудовища, возвышающегося уже около двух десятилетий над центром Калининграда и являющегося памятником безвозвратно ушедшей эпохи, были видны шпиль готической кирхи — нынешнего Органного зала, светло-голубое здание Биржи, похожий на ангар дворец спорта «Юность», однообразные серые дома широкого проспекта, пересекающего центр города с востока на запад.

Подчеркнуто аккуратный костюм светло-серого цвета, темные очки с радужным отливом, визитка из желто-коричневой кожи и, наконец, миниатюрная видеокамера в замшевом чехле — все это выдавало в стоящем у парапета господине иностранца. Город регулярно навещали экскурсионные автобусы из Германии, представительства зарубежных фирм и совместные предприятия с участием иностранного капитала росли, как грибы после дождя. Немецкая речь на улицах Калининграда спустя полсотни лет после войны стала привычным явлением. Поэтому импозантный иностранец, прогуливающийся среди клумб и обезвоженных фонтанов Центральной площади, не обращал на себя особого внимания.

Прибывший из Бонна сотрудник одного из рефератов Отдела «Vt» Министерства внутренних дел Германии Бруно Майнерт уже третий день находился в Калининграде. Он приехал в этот город на Балтийском море для того, чтобы на месте решить ряд организационных вопросов, связанных с финансированием программ и расширением деятельности «Дома гуманитарного взаимодействия», созданного не так давно на деньги германского МВД. В планах предусматривалось формирование целой сети филиалов этой организации по всей территории Калининградской области, создание пунктов по изучению немецкого языка, проведение массы совместных культурных мероприятий — концертов, выставок, вернисажей, презентаций.

Для калининградского политического бомонда и видных предпринимателей всех мастей «Дом гуманитарного взаимодействия» стал местом деловых встреч, своего рода тусовок, точкой завязывания контактов и выяснения взаимных интересов.

В далекое прошлое ушли времена, когда область жила изолированной от внешнего мира жизнью, когда Калининград был «городом, закрытым для посещения иностранцами», а редкое появление на его улицах представителя иностранной державы, даже если речь шла о дружественной нам Польше, расценивалось чуть ли не как чрезвычайное происшествие.

Советник Майнерт уже два часа бродил по городу. За последние три дня это была первая возможность после многочасовых переговоров и обсуждений самостоятельно погулять по Калининграду. Ему не нужен был гид, он и так неплохо заочно знал город, а приличное владение русским языком придавало ему уверенность в том, что сумеет найти дорогу, даже если заблудится. Тем более что теперь не только у каждого прибывающего в Калининград немца, но и у многих русских на руках были неплохие туристические карты и красочные схемы — еще один признак канувшей в Лету закрытости области.

«А тот „фольксваген“ все-таки по мою душу», — отметил про себя Майнерт, мельком взглянув на припаркованный около гостиницы «Калининград» автомобиль бежевого цвета. Он уже видел его, когда выходил из машины возле двух бронзовых быков, сцепившихся в смертельной схватке, и около магазина «Антиквариат» на проспекте Мира, куда он заглянул из любопытства. Наметанный взгляд искушенного человека не мог не выявить признаков наружного наблюдения, тем более что представитель германского МВД в действительности был кадровым разведчиком — сотрудником Федеральной разведывательной службы Германии, известной под аббревиатурой БНД.

Из книги А. Елизарова «Контрразведка. ФСБ против ведущих разведок мира». Москва, 1999 год

«Федеральная разведывательная служба Германии (БНД) как самостоятельное ведомство создана в 1955 году на базе так называемой организации генерала Гелена. В системе государственных органов ФРГ БНД является подразделением, подчиняющимся ведомству федерального канцлера. По количеству служащих БНД — самое крупное федеральное учреждение Германии.

Штатный состав составляет более 7000 человек, из них около 2000 человек заняты непосредственно сбором разведданных за рубежом. Среди сотрудников представители примерно 70 профессий: военнослужащие, юристы, историки, инженеры и технические специалисты. Штаб-квартира БНД располагается в Пуллахе под Мюнхеном. Здесь трудятся руководство спецслужбы и более 3000 сотрудников центрального аппарата».

Калининградская область, нашпигованная войсками и предприятиями военно-промышленного комплекса, всегда была объектом повышенного интереса зарубежных разведок. Но с начала девяностых, когда спали ограничения на въезд в нее иностранных граждан, сюда буквально устремились разведчики всех мастей. Действовали они на первых порах робко, ожидая ударов со стороны российской контрразведки, но постепенно стали наглеть. Их главный противник — КГБ — был втянут в перманентные реорганизации, ослаблявшие и так потрясенную распадом страны эту некогда могущественную спецслужбу. Именно тогда на одном из секретных координационных совещаний представителей натовских разведок был провозглашен курс на активизацию легальной разведки. «Мы не должны упустить время, пока российские демократы разбираются с чекистами», — этим лозунгом была буквально пропитана международная встреча шпионских организаций. И они не теряли времени.

В Калининградскую область под видом коммерсантов, частных лиц, приезжающих по линии «ностальгического туризма», журналистов, представителей миграционных служб, различных неправительственных комиссий и фондов стали наведываться сотрудники американской, германской, британской, французской и других разведок, создавая заметные трудности для российских контрразведчиков, еще не привыкших к столь мощному наплыву шпионов.

Бруно Майнерт облокотился на парапет и снова посмотрел на открывающуюся перед ним картину города. Когда-то это был центр Кёнигсберга: четырех- и пятиэтажные дома с остроконечными фронтонами стояли впритирку друг к другу, узкие улочки, крохотные площади с фонтанами и скульптурами, миниатюрные трамвайчики, с перезвоном снующие туда-сюда, — все это сменила буйная зелень, поднявшаяся на месте снесенных развалин, куч щебня и мусора. И только отдельные штрихи в этой картине напоминали о том, исчезнувшем с лица земли городе, который некогда назывался Кёнигсбергом, — возвышающаяся над островом громада Кафедрального собора с остроконечным куполом да проглядывающие сквозь зелень очертания старой Торговой биржи.

Майнерту на вид было чуть больше пятидесяти. В его осанке, движениях, в самой внешности угадывались уверенность и довольство собой. По нему было видно, что он считает себя человеком, достигшим достаточно высокого уровня в служебной карьере, добившимся в жизни многого и теперь имеющим полное право на уважение окружающих.

Действительно, карьера Майнерта была блестящей. Окончив в конце шестидесятых годов с отличием Марбургский университет, он некоторое время занимался научной работой в Исследовательском совете имени Иоганна Готфрида Гердера — одном из центров западногерманского «остфоршунга». Именно там Майнерта, по-видимому, заприметили сотрудники разведки и после глубокого изучения предложили ему поступить на службу в БНД. При этом сотрудник, первый раз беседовавший с Майнертом на эту тему, стараясь польстить перспективному кандидату, сказал:

— Каждая разведывательная служба хороша настолько, насколько хороши ее сотрудники. У вас есть шанс стать сотрудником одной из самых мощных разведок мира. БНД имеет глубокие традиции и опыт. Подумайте и соглашайтесь!

И Бруно Майнерт согласился. Однако некоторое время его не покидало разочарование: рутинная учеба в одном из центров подготовки, стажировка в дуйсбургском отделении Немецкого общества по изучению Восточной Европы — все это напоминало ему больше студенческие семинары и коллоквиумы, нежели подготовку к осуществлению разведывательных операций в духе адмирала Канариса. Очень скоро Майнерт был переведен в категорию неофициальных сотрудников и с тех пор не имел никаких видимых связей с БНД. Он работал в аппарате «Союза изгнанных», в Федеральном институте восточногерманской культуры и истории в Ольденбурге, выполняя наряду с функциональными обязанностями разведывательные задания, которые регулярно получал от резидентуры БНД, замаскированной под один из многочисленных гуманитарных фондов.

Из книги Юлиуса Мадера «Тайное становится явным. Секретные службы ФРГ и их подрывная деятельность против социалистических стран». Москва

«…в большей или меньшей степени БНД использует в качестве вспомогательных органов следующие учреждения: 99 разных учреждений по „изучению Востока“; реваншистские организации, входящие в западногерманский „Союз изгнанных“; Германско-украинское общество Гердера; Институт зарубежных связей… Общество германской культуры за границей… все 250 учреждений и обществ, занимающихся в Западной Германии вопросами развивающихся стран…»

И вот теперь уже около пяти лет он работал в аппарате Министерства внутренних дел Германии, занимаясь вопросами «оказания помощи немцам в государствах СНГ, Грузии и Балтии». Поездки на территорию бывшего СССР, в основном, туда, где проживают «русские немцы», всякие встречи, обсуждения, совещания, участие в конференциях — все это превратилось в мелькающую карусель в жизни Бруно Майнерта, который, едва успев проститься с дочерью и внуками, вдруг срочно летел в Екатеринбург или Вильнюс, Новосибирск или Тбилиси. Круговерть контактов и широкие возможности общения с разными людьми, в том числе очень информированными, позволяли советнику Майнерту не только эффективно решать задачи по линии МВД, но и готовить весьма содержательные отчеты для своего руководства в германской разведке.

Обычно Бруно Майнерт, возвращаясь из очередной командировки, надолго закрывался в рабочем кабинете и с ходу набирал на своем ноутбуке текст отчета для разведки. Затворничество советника не казалось его коллегам по реферату предосудительным — все знали его как педантичного и очень аккуратного работника, в правило которого входит обязательное составление докладной записки для «уполномоченного по новым странам» статс-секретаря Приллвица. Таким образом, Майнерт убивал сразу двух зайцев — отчитывался перед БНД о добытой информации и параллельно с этим готовил предложения для руководства МВД.

Странно, но, несмотря на то что Калининградская область уже продолжительное время была открытой для посещения иностранцами, Бруно Майнерт впервые приехал на эту бывшую немецкую землю. Собственно говоря, ему и раньше хотелось побывать в Кёнигсберге, своими собственными глазами посмотреть на то, что осталось от бывшей прусской столицы, но дела каждый раз проносили его мимо этого российского анклава. Его коллеги из реферата уже по нескольку раз побывали в Калининграде, делясь впечатлениями о том, что увидели. Как правило, они приезжали с глубоким разочарованием, рассказывали, что не узрели ничего немецкого в чертах Калининграда, что город выглядит серым и грязным, совсем не таким, каким они его представляли. «Собор, Биржа и несколько кирх — вот все, в чем можно узнать старый Кёнигсберг», — это было расхожим мнением большинства сотрудников, возвращавшихся из Калининграда.

Советник прошел было вдоль парапета в сторону возвышающейся недостроенной громадины Дома Советов, потом остановился, как бы в раздумье, повернул в обратную сторону, спустился по ступеням с террасы, стены которой были сложены из серой плитки, частично уже отвалившейся и обнажившей грубую бетонную основу. От некогда располагавшейся здесь парадной лестницы рядом с памятником кайзеру Вильгельму у подножия Королевского замка не осталось и следа. Немец достал из чехла миниатюрную видеокамеру и, плавно поведя ею, снял панораму, открывающуюся с этого места. Боковым зрением Майнерт заметил неприметную фигуру, маячащую у края парапета, и про себя отметил: «Сопровождают!»

Мимо, обдав Майнерта выхлопными газами, проехал большой автобус, затем грузовик с пустыми газовыми баллонами, позвякивающими от ударов друг о друга. Немец, улучив момент, когда рядом не оказалось машин, быстро миновал проезжую часть вдоль стены террасы и ступил на газон с запыленной травой. Повсюду валялись ржавые консервные банки, целые и битые бутылки, рваные автомобильные покрышки, всякий мусор.

«И это в самом центре города! — подумал Майнерт и брезгливо передернул плечами. — Это должно быть где-то здесь, может, только чуть дальше, там, у забора. — Его взгляд скользил по заросшим бурьяном кучам земли и щебня. — Да, определенно, это должно быть где-то здесь, только глубоко под землей».

Советник Майнерт обогнул мертвую стройку, попробовал пересечь изрытую площадку напрямик, но, споткнувшись, чуть было не свалился в глубокую яму, заполненную водой. Повсюду были видны остатки строительных работ — здесь пытались, по-видимому, возводить не то систему фонтанов, не то галерею водных каскадов да и бросили, не завершив стройки.

«Наверное, русским покажется подозрительным, с чего это вдруг высокопоставленный сотрудник германского Министерства внутренних дел лазает по грязи. Впрочем, здесь, в Калининграде почти все приезжие немцы пытаются что-то увидеть такое, что русским совершенно не понятно. Ностальгия!» — так размышлял Майнерт, продвигаясь вдоль канавы в сторону высоких серых жилых домов, находящихся поблизости. По широкой лестнице он поднялся прямо к дверям книжного магазина, располагающегося в нижнем этаже дома. «Вот за этим я и шел сюда», — с удовлетворением подумал разведчик и вошел в магазин.

Через пять минут, держа увесистую полиэтиленовую сумку с книгами, Бруно Майнерт направился в сторону гостиницы «Калининград», у которой его ждала машина, предоставленная ему «Домом гуманитарного взаимодействия». В сумке лежали четыре одинаковых альбома с изображением заснеженного Кафедрального собора, монография по истории Восточной Пруссии в суперобложке с витиеватыми прусскими гербами, несколько книг по экономике и с десяток наборов открыток с видами Калининграда. Бежевый «фольксваген» по-прежнему стоял, припаркованный неподалеку от машины советника. Его водитель, неряшливо одетый молодой парень, о чем-то беседовал со стоящим рядом мужчиной в светлом летнем костюме.

— Клаус, в Деловой центр, — буркнул Майнерт, садясь на заднее сиденье «опеля». — Пообедай и заезжай за мной… — Он посмотрел на часы. — В три.

— Слушаюсь, господин советник, — с готовностью ответил водитель, уже третий день старающийся любым способом обратить внимание высокого гостя своей учтивостью.

Машина за считаные минуты достигла площади. Водитель лихо развернулся перед входом в Деловой центр, некогда называвшийся Межрейсовым домом моряков. Здесь размещались конторы различных фирм и организаций, в том числе представительство «Германской экономической ассоциации», с представителями которой Бруно Майнерт уже второй день вел переговоры о создании специального Бюро по оказанию помощи российским немцам, прибывающим на постоянное жительство в область. Это бюро должно было стать, по замыслу руководителей МВД, мощнейшим организационным рычагом германского проникновения на калининградскую землю, особенно в сельские районы области, где уже ощущался значительный приток немцев-переселенцев из центральных районов России и Казахстана. При этом намечалось прежде всего использовать убыточные хозяйства, планируемые местными властями к расформированию, а также максимально увеличить площади земельных угодий, берущихся в аренду. «Дранг нах Остен» конца девяностых годов двадцатого века, да и только!

Из книги А. В. Золова «Калининград, Россия». Калининград, 1996 год

«…По линии же МВД идет стимулирование переселения российских немцев в область. Постоянно усиливается экономическое присутствие Германии в Калининградском регионе. В настоящее время на долю немецких фирм приходится почти половина всех иностранных инвестиций… В печати прозвучало даже сообщение, что в ФРГ разработана стратегия входа в Калининградский регион через сеть совместных предприятий. В ФРГ поощряется также возрождение в области прежнего „этнокультурного ландшафта“, идет финансирование проектов реставрации памятников архитектуры германского прошлого…»

Здесь, в просторном кабинете заместителя руководителя ассоциации советник Майнерт мог чувствовать себя достаточно уверенно и спокойно. По договоренности между его начальством из Бонна и президентом ассоциации, находящимся в Москве, на все время пребывания Майнерта в Калининграде в его распоряжение были предоставлены кабинет и автомобиль с водителем. А во время последней встречи со своими коллегами из БНД Майнерта уверили в том, что он будет обеспечен вполне надежными условиями для работы с документами и проведения конфиденциальных разговоров.

— Мы проверили, Бруно. Там все чисто. Можешь не бояться КГБ. Наши ребята из Технического управления несколько раз обследовали там все вдоль и поперек, — напутствовал его один из сотрудников резидентуры.

Бруно Майнерт открыл дверь своим ключом, бросил в кресло сумку с купленными книгами и аккуратно положил видеокамеру, чуть приподнял жалюзи на окнах, включил кондиционер. В кабинете сразу появилась приятная свежесть. После пыльной улицы и прогулки по изрытой траншеями земле Майнерт испытал истинное блаженство.

Он открыл бутылку минеральной воды, большими глотками осушил высокий стакан из толстого стекла и сел за письменный стол. Кабинет был аскетически прост — кроме стола, двух кресел и стеллажей с папками и книгами вдоль одной из стен, в нем ничего не было. Впрочем, на стене висели миниатюрное изображение трех городских гербов Кёнигсберга в золотистой рамке да большая карта Калининградской области с прилегающими к ней районами Польши и Литвы.

Советник открыл дверцу на правой тумбе письменного стола, достал замысловатый ключ на цепочке и на ощупь отпер вмонтированный в стол сейф. Потом достал небольшую папку, раскрыл зажим и стал просматривать документы. Собственно говоря, он уже досконально знал содержание многих из них, но, готовясь к предстоящему завтра окончательному разговору с представителем администрации области, решил освежить в памяти программные установки, связанные с расширением и упрочением германского влияния.

«…создать предпосылки для движения германских капиталов в регион посредством торгово-промышленных фирм, владельцами которых являются российские немцы… — еще раз перечитывал текст Бруно Майнерт. — Активно стимулировать миграцию этнических немцев из стран СНГ в Калининградскую область, создавать необходимые финансовые условия для адаптации российских немцев и тем самым обеспечить рекультивацию отторгнутых от Германии восточных земель…»

Майнерт, уже не один десяток лет занимающийся проблемами взаимоотношений Германии со странами Восточной Европы, прекрасно представлял, что стоит за формулой «рекультивация восточных земель». Для его страны, уже в течение десяти лет «переваривающей» экономическое и политическое наследие бывшей ГДР, практически невозможно было ставить вопрос о возврате территорий, отошедших в результате Потсдамских соглашений к Советскому Союзу и Польше. Это было бы безумием, потому что германская экономика и так с громадным трудом осваивала восточногерманские земли. Уровень жизни восточных немцев был на порядок ниже, чем по всей Германии, там господствовала безработица, правил бал криминал, из недр помраченного сознания потерявших всяческие нравственные и политические ориентиры людей стали проявляться самые низменные инстинкты. На улицах городов бывшей ГДР стали появляться наследники гитлеровских штурмовиков, всякие правоэкстремистские группы молодежи, ратующие за изгнание и истребление «гастарбайтеров» — турок, итальянцев, югославов, вьетнамцев, русских и украинцев.

— Дойдет время и до Восточной Пруссии, дорогой Майнерт, — сказал как-то ему один очень высокопоставленный чиновник в ведомстве федерального канцлера. — Но сейчас не время. Русский медведь, хотя уже лежит на боку и у него нет сил подняться, еще очень опасен. Раненый зверь, вы же знаете, Майнерт… Наступит час — и наши внуки будут наслаждаться прекрасными волнами у Янтарного берега, бродить по дюнам Курише Нерунг, путешествовать по озерам Мазурии, восхищаться немецкими замками и дворцами. Мы восстановим старый Кёнигсберг таким, каким он был до войны, мы вернем городу его первоначальный облик и снесем бараки, которые построили русские… Сейчас главная задача — экономическое и, если хотите, духовное проникновение на бывшие германские территории. Когда Россия распадется на мелкие княжества, к тому времени мы уже окончательно «переварим» ГДР, настанет черед Кёнигсберга…

Бруно Майнерт был полностью согласен с мнением высокопоставленного чиновника. Его собственный жизненный опыт и знания тоже говорили о том, что в настоящее время немецкая инфильтрация в Калининградскую область должна состоять пока только в создании надлежащих условий для дальнейшего возврата восточных земель в лоно великой Германской империи. «Русские сами нарушили мировой порядок и поставили под сомнение незыблемость послевоенных границ. Неужели они так глупы, что не понимают, чем все это закончится?» — размышлял советник.

В течение трех дней, которые он находился в Калининграде, Майнерта буквально потрясло то, что многие из его русских собеседников, будь то видные предприниматели или чиновники администрации, цинично предлагали примитивную сделку — обещали поддержку его предложений по распространению германского влияния на немецких переселенцев с «большой земли» в обмен на содействие в реализации их личных интересов.

Один бизнесмен, с которым они уединились в узкой келье одного из залов кафе «12 стульев», расположенного в Доме актера на углу улицы Кутузова и проспекта Мира, открыто предложил сотрудничество — мол, господин Майнерт, я готов оказать содействие вашим людям из Германии в вопросах приобретения крупной недвижимости в Калининграде, а вы уж пролоббируйте мои интересы в одном из немецких банков. При этом собеседник перешел на шепот, и Майнерт с трудом разбирал его слова о том, что для этого потребуется дать приличную взятку какому-то чиновнику. Немец тогда усмехнулся и, демонстративно оглядев тесное помещение, более похожее на тюремный карцер, чем на зал ресторана, с усмешкой спросил:

— А вы не боитесь, что окажетесь в аналогичном кабинете, но только далеко отсюда?

— Нет, господин Майнерт, нисколько не боюсь! Сейчас у нас купить или продать можно практически все, любого человека, любую услугу, любое решение…

— Все?

— Абсолютно!

— Извините меня, — в задумчивости проговорил Бруно Майнерт, — а совесть, а честь, а Родину, наконец, тоже можно купить и продать?

Собеседник Майнерта с недоверием посмотрел на немца, как бы не понимая, всерьез он говорит или шутит.

— О чем вы, господин Майнерт? Какая Родина! Эти совковые развалины? Это быдло, которое за барахло и жрачку готово перегрызть горло друг другу?

Чем больше Майнерт слушал этого русского, тем больше в душе удивлялся. «А я считал, что неплохо знаю Россию. Мне казалось, что все русские — идеалисты и немного фанатики. Как Толстой, Достоевский, Чехов. А оказывается, есть и такие! В этой стране все возможно».

Вчера Майнерт встречался в «Валенсии» с одним сотрудником областной администрации, солидным тучным человеком, самодовольно посматривающим на окружающих. Хотя от его рабочего кабинета до здания мэрии, в котором располагается ресторан, было рукой подать, он важно прибыл на машине, остановившись рядом с «опелем», на котором приехал Майнерт. Просидев около двух часов за графином агуардиенте — национальной испанской водки — и отведав косидо в глиняных горшочках, они обстоятельно обсудили проблему размещения Бюро по оказанию помощи российским немцам, прибывающим на постоянное жительство в Калининградскую область. К явному удовлетворению Майнерта, российский чиновник с готовностью откликнулся на немецкие предложения, обещал всячески помогать в этом, как он выразился, «благородном деле» и даже пообещал переговорить с губернатором, человеком своенравным, но не чуждым компромиссов.

— Я смогу убедить его в том, что создание вашего бюро в наших собственных интересах, в интересах развития области, — заверял Майнерта новоявленный вельможа, тщательно выгребая из горшочка куски мяса и картофеля.

Советник даже подумал, нет ли какого подвоха в столь быстром согласии русского с предложениями МВД Германии. Никаких вопросов и сомнений, как будто ему было все ясно с самого начала и он не замечает очевидного, по крайней мере того, что в результате предлагаемых мер Германия получит еще большие рычаги воздействия на социально-экономическую обстановку в приграничной области. Все объяснилось очень скоро, как только Майнерт расплатился с официантом по счету и они пошли к выходу из ресторана. Русский вдруг остановился и, взяв Майнерта под руку, как лучшего своего друга, проговорил:

— Господин Майнерт, а вы не смогли бы помочь направить на учебу моего сына в Германию? Знаете, здесь учиться практически негде, а отсылать моего оболтуса в Москву или Питер не хочется…

— Как — негде учиться? А университет? А технический университет? Или Школа международного бизнеса, например?

— Ну что вы, господин Майнерт! Разве можно это сравнить с обучением в Германии? Европа!

— Россия — тоже Европа, а Калининградская область уж подавно!

— Ошибаетесь, господин Майнерт! Мы — не Европа и не Азия! Мы — Азеопа! И Европой будем еще не скоро!

— Хорошо, я подумаю, может быть, чем-то мы и сможем вам помочь. — Майнерт с вежливой улыбкой посмотрел на русского. — Но я, в свою очередь, тоже рассчитываю на вашу помощь. Ведь друзья… Мы с вами, немцы и русские, еще со времен вашего царя Петра и нашего Фридриха — друзья, не так ли? А друзья должны помогать друг другу.

— Обещаю вам. И буду вам очень благодарен.

На том они и расстались. Сотрудник администрации быстро укатил на своем авто куда-то в сторону Ленинского проспекта, а Майнерт поехал на очередную встречу в «Дом гуманитарного взаимодействия». От этой беседы у него осталось такое же чувство, которое он испытал накануне в результате разговора с уже упомянутым бизнесменом. «По сути дела, и тот и другой торгуют интересами своей Родины, — подумал Майнерт. — Конечно, в России далеко не все такие, но мне требуется общение именно с такими людьми. Ведь только они, люди без принципов и национального достоинства, помогут мне в решении задач, поставленных руководством».

Думая так, советник Майнерт и сам не знал, какое руководство он имеет в виду — то ли статс-секретаря Приллвица в МВД, то ли резидента БНД в Кёльне. По сути дела, и та и другая организации решали единую задачу — упрочение германских позиций в Калининградской области с последующим «мирным восстановлением границ Германии в довоенных границах». Недаром один известный немецкий банкир, пытающийся взять под свой контроль все мало-мальски серьезные немецкие экономические проекты в Калининградской области, сказал:

— Сейчас надо подготовить плацдарм для наступления, а час немцев еще впереди.

Советник Майнерт бросил просматривать документы, сложил их в тоненькую стопку, аккуратно закрепил их зажимом в папке. На столе остался лежать только конверт из черной бумаги, которые обычно используют для хранения фотографий. Он вынул из конверта миниатюрную флэш-карту размером с визитную карточку, достал из кармана пиджака портативный мини-компьютер с красивым названием «Кассиопея», вставил в него карту и включил питание.

На бледном экране дисплея со слабой зеленоватой подсветкой появилось меню «Windows СЕ». Поманипулировав с кнопками клавиатуры, Майнерт открыл нужный ему файл. Это был перечень каких-то объектов с небольшими графическими изображениями фрагментов плана города. Надписи на плане были такими мелкими, что глаз едва различал их. Разведчик, сощурившись, стал пристально вглядываться в экран, потихоньку перемещая по нему изображение.

«Так! Я осмотрел практически все точки. Осталось только побывать на объекте „W-33“. Это… — Майнерт стал внимательно всматриваться в схему на экране „Кассиопеи“. — Это в районе улицы Боткина. Да, сегодня я туда уже не успею. Хотя, может быть, вечерняя прогулка? Да! Именно вечером. Это не вызовет никаких вопросов. Правда, придется пожертвовать дружеской вечеринкой в „Дарфи-клубе“. Говорят, там прекрасная греческая кухня, даже повар сам из Греции, чуть ли не личный повар Онассисов. Бильярд, боулинг, автоматы, все такое…» — Майнерт даже поморщился от досады. За все время пребывания в Калининграде ему пока ни разу не удалось отдохнуть так, чтобы не вести каких-нибудь деловых разговоров или «снимать» интересующую информацию. И вот, казалось, выдался случай — руководитель представительства Торговой палаты Гамбурга и директор «Дома гуманитарного взаимодействия» пригласили его провести вместе вечер в клубе. Так нет же! Придется отложить. «Собственно, почему отложить? — рассуждал советник Майнерт. — Я успею сделать небольшую прогулку и подойду к „Дарфи-клубу“ чуть попозже, благо он находится недалеко, совсем рядом с „Домом гуманитарного взаимодействия“. Впрочем, надо предупредить коллег о задержке».

Майнерт снова взглянул на экран мини-компьютера. «Небольшой файл, каких-нибудь два с половиной мегабайта, а сколько ценнейшей информации он содержит! Дорого отдали бы русские за то, чтобы получить эти сведения! Особенно русская мафия!» Бруно Майнерт в задумчивости посмотрел в окно, из которого открывался вид на площадь и большое серое здание мэрии, бывшего Штадтхауса, где и при немцах размещались органы городского управления. Всего две недели назад он еще не знал, что поедет в Калининград, но неожиданный вызов на конспиративную квартиру БНД в кёльнском предместье Роденкирхен внес коррективы в спланированный ритм работы советника Министерства внутренних дел.

Эту конспиративную квартиру они называли «у Паулы», по имени ее содержательницы, пожилой интеллигентной фрау, сотрудничавшей с БНД с незапамятных времен. Они так и говорили: «Встретимся у Паулы», «зайдем к Пауле». Дом находился в самом конце улицы и представлял собой одноэтажный коттедж с мансардой, подземным гаражом и небольшим садом. Считалось, что фрау Паула живет одна, близких родственников у нее нет, но время от времени к ней приезжают племянники с друзьями или еще более дальние родственники.

Однажды, это было в конце рабочей недели, Бруно Майнерт, подняв трубку телефона, услышал:

— Господин Блюменшнит, с вами говорят из агентства по недвижимости «Семь лилий»…

— Вы ошиблись, это не Блюменшнит!

— Ой, извините, пожалуйста! — сказали на том конце провода и положили трубку.

«Значит, в семь мне надо быть у Паулы», — отметил про себя Майнерт. Уже несколько лет эти условности служили для назначения конкретного времени его встречи с резидентом БНД. В самом ответе Майнерта уже содержалось согласие с предложенным временем, в противном случае он ответил бы: «Сожалею, но вы не туда попали».

Ровно в семь Майнерт был на конспиративной квартире. Там уже ждал его руководитель кёльнской резидентуры БНД господин Венцель. Вполне очевидно, что у него была другая фамилия, но Майнерт знал его уже более четырех лет как Венцеля.

— Дорогой Майнерт, рад вас видеть. — Венцель распростер руки, будто желая обнять советника. — Мы с вами не виделись уже целый месяц. А я вас хочу познакомить с одним человеком. Он приехал сюда прямо из Пуллаха для встречи с вами. Пройдемте в комнату.

Они прошли в гостиную, обставленную прекрасной испанской мебелью — с изящным журнальным столиком и тремя креслами, великолепным камином, украшенным изразцовой плиткой, напольными часами старинной работы. На стенах висели картины с изображением городских пейзажей, четыре бронзовых бра с шаровыми плафонами.

Из-за стола поднялся молодой человек спортивного телосложения, одетый в модный костюм-тройку.

— Советник Булле, — представился он Майнерту, — начальник отдела активных операций в странах СНГ.

Бруно Майнерт, разумеется, знал о существовании этого отдела, но на протяжении всей своей службы ему не доводилось встречаться с его начальником, поскольку круг решаемых им задач всегда замыкался на конкретные оперативные вопросы.

— У меня к вам дело исключительной важности, — начал Булле с места в карьер и приглашающим жестом указал на кресло.

— А я оставлю вас. У меня еще очень много дел в офисе. — Венцель кивнул обоим и, не подавая на прощание руки, вышел из комнаты.

Советник Майнерт с интересом посмотрел на руководителя одного из самых малоизвестных широкому кругу сотрудников разведки отделов. Его явно занимал вопрос, что хочет этот Булле — содействия в организации какой-нибудь сомнительной акции на территории России или, может быть, чего-то еще другого, похлеще…

Булле прервал недоуменные размышления Майнерта:

— Господин Майнерт, я хочу попросить вас о помощи в очень деликатном вопросе. Ваше руководство в курсе только в самых общих чертах. На самом верху принято решение привлекать к этой операции ограниченный круг работников…

— Господин Булле, я работаю в разведке уже скоро двадцать пять лет, и мне не нужно разжевывать то, что является аксиомой для любого разведчика, — не скрывая своего раздражения, ответил Майнерт.

— Простите, я не хотел вас обидеть. Перехожу к делу.

Он достал из кейса папку, открыл молнию и выложил на стол какие-то документы в прозрачной «корочке».

— Месяц назад мы получили от нашего резидента в Парагвае информацию о том, что в пригороде Асунсьона на девяносто втором году жизни скончался некий господин Пешель, Мартин Пешель. Он был владельцем роскошной виллы, последние два десятка лет вел затворнический образ жизни. Никаких родственников у него не было, а все дела по уходу за стариком и домом выполняли прислуга, садовник и сестра-сиделка. Когда он умер, в наше посольство принесли толстый пакет с надписью на немецком языке: «Передать после моей смерти послу Германии в Парагвае». В пакете оказались документы кёнигсбергского СД за 1945 год, в том числе списки агентуры, оставленной в Восточной Пруссии на длительное оседание, и полный список объектов боевой организации «Вервольф», которая действовала в тылу русских войск. Среди этих материалов оказался очень любопытный документ. Вот его ксерокопия.

Булле протянул Майнерту три листка, исписанных мелким каллиграфическим почерком. Тот с интересом стал рассматривать документ.

У листков не было ни названия, ни подписи, ни регистрационных реквизитов. Только текст, написанный печатными буквами. Собственно говоря, это был перечень объектов, условное наименование которых начиналось на букву «W» с соответствующей цифрой. Против каждого из таких индексов содержалась информация о точном местонахождении объекта, например: «Дюрерштрассе, дом 33, 5 метров к югу, колодец, глубина 3 метра, ниша». После каждой такой записи в скобках указывалась форма укрытия — «контейнер», «пластмассовый футляр», «оцинкованные ящики», «прорезиненные мешки» и так далее. Но самое интересное стояло в конце каждой из таких записей. Пробегая глазами текст, Майнерт с изумлением читал: «картины итальянских мастеров — 23 штуки», «итальянская майолика и французский фарфор XVIII века — 18 сервизов», «русские иконы XV века — 148 штук», «золотые и платиновые украшения — 52 кг», «сапфиры, изумруды и рубины в россыпях —21 кг», «нумизматическая коллекция XVI–XVII веков — 83 кг», «Серебряная библиотека герцога Альбрехта XVI века — 18 ящиков», «Янтарный кабинет XVII века — 4 больших и 23 средних ящика»…

У Бруно Майнерта даже перехватило дыхание. Одно перечисление сокровищ поражало своим многообразием и размерами. А Янтарная комната, о которой весь мир говорит вот уже более полувека!

— Но это же громадные ценности! Миллионы долларов! — воскликнул Майнерт.

— Миллиарды долларов, миллиарды, — поправил Булле. — Но дело даже не в том, что эти сокровища стоят громадных денег. Они сами по себе уникальны и поэтому бесценны!

— Да, я согласен с вами, господин Булле. Но что-то не пойму, зачем вы все это мне показываете.

— А дело в том, дорогой господин Майнерт, что все эти сокровища — достояние германского рейха…

— Третьего рейха! — поправил собеседника Майнерт.

— Не важно, третьего или какого другого. Главное — это достояние Германии!

— Но, господин Булле, я вижу, что в числе этих кладов немало вывезенных нацистами из России, Польши, стран Восточной и Западной Европы…

— О чем вы, господин Майнерт! Русские, поляки и американцы разграбили послевоенную Германию, лишив нас культурного наследия, исторической памяти, национальных раритетов! Да, Гитлер вывез с оккупированных территорий множество ценностей, но была война и это делалось по праву сильнейшего. Все это принадлежит Германии, и наша задача, в том числе наша с вами задача… — Он сделал многозначительную паузу. — …состоит в том, чтобы сохранить для будущих поколений немцев эти сокровища и не дать русским в период распада их страны растащить и разворовать ценности. Наши предшественники, как видим, немало потрудились, чтобы сберечь эти богатства для немецкого отечества!

— Да, но ведь есть нормы международного права…

— Господин Майнерт, не ориентируйтесь на химеры! Русские сами не готовы принять закон о реституции. И нам это на руку. Думаю, что у них при всей их вороватости сохранилось все же меньше, чем у нас. Мы, немцы, — бережливый народ. Этот документ — вам наглядный пример.

— Но я-то тут при чем? Что от меня требуется?

— Господин Майнерт, мы, конечно, уже провели предварительную работу для выяснения, какие из перечисленных в документе объектов могли сохраниться. Но сейчас требуется провести, как бы это сказать, рекогносцировку на местности непосредственно в Кёнигсберге, чтобы четко определить, где у нас есть шанс сохранить достояние нации и, возможно, в недалеком будущем извлечь ценности из укрытий. Мы много совещались, кого послать в Кёнигсберг, то есть в Калининград, и выбор наконец пал на вас.

— На меня? Почему?

— Да потому, что вас русские знают как официального сотрудника МВД, занимающегося вопросами переселения этнических немцев, вы уже примелькались в многочисленных командировках… Кстати, их было у вас тридцать восемь.

— Правда? Я не считал.

— Вы — официальный сотрудник МВД. Вас знают. От вас не ждут ничего предосудительного. По нашим данным, КГБ… ну, теперь ФСБ, вас ни в чем не подозревает. Наружное наблюдение за вами устанавливалось всего несколько раз, да и то только в позапрошлом году.

— Да, я тогда сам докладывал…

— Дело не в этом. Господин Майнерт, мы не можем доверить это задание кому попало. Вы первый раз поедете в Кёниге… Калининград. Ваш интерес к старине, к сохранившимся уголкам старого Кёнигсберга понятен. Это не вызовет у русских никакого подозрения. Собственно, все немцы вашего поколения ищут что-то в этом городе. Вы не будете исключением…

— Так что же я должен конкретно делать?

— Вашу задачу я бы сформулировал следующим образом: вы должны, не привлекая своими действиями особого внимания, в ходе прогулок по городу или поездок на автомашине посетить все из перечисленных в документе объектов, которые мы определим.

— Да я же совсем не знаю Кёнигсберга!

— Ну и что! А зачем вам его знать? Калининград — это совсем другой город, совершенно не похожий на бывшую столицу Восточной Пруссии. Вы поедете туда по-настоящему в первый раз. Мы снабдим вас хорошим путеводителем, и вы, как интересующийся историей своей Родины человек, будете осматривать все то, что будет представлять интерес для вас. Это совершенно естественное поведение немца, приехавшего на эту землю! Здесь вы не будете отличаться ничем от остальных туристов или деловых людей. Разве что будете более любознательны, чем многие. Но это качество скорее заслуживает уважения, чем подозрения. Не так ли?

— Все так, господин Булле. Но я повторяю: я совсем не знаю Кёнигсберга. Как я буду определять, сохранился тот или иной объект или нет?

— Об этом вы не беспокойтесь. Мы снабдим вас полным перечнем объектов и схемами их местонахождения, привязанными к местности…

— Тогда мне надо будет предварительно…

— Разумеется, господин Майнерт, — нетерпеливо перебил его Булле, — вам придется вспомнить студенческие годы и немного позубрить перед экзаменом.

— Ясно. Давайте к делу.

— Хорошо. Мы инициируем вашу командировку в Калининград. МВД намеревается развернуть там целый комплекс мероприятий по упрочению нашего экономического и политического присутствия. Вы поедете с конкретной миссией — провести переговоры с местными властями, с нашими коллегами по гуманитарной линии, ну, не знаю, может быть, с какими-то русскими предпринимателями, чтобы открыть Бюро по оказанию помощи российским немцам, прибывающим на постоянное жительство в область. Не исключено, что в дальнейшем мы сможем использовать эту организацию в качестве прикрытия.

— Я так понимаю, что осмотр ваших объектов будет происходить в рамках чисто культурной программы, ну, вроде как проявление моего личного интереса к прошлому?

— Именно так, господин Майнерт. Ваш график пребывания в Калининграде будет насыщен до предела, но вы, как человек, интересующийся историей этой земли, краеведением, что ли, будете с трудом выкраивать время на прогулки по Кёнигсбергу. Возьмите камеру и снимайте, что пожелаете. Но не увлекайтесь, а то забудете, что в первую очередь надо будет снять все-таки наши объекты! — Сказав это, Булле впервые за время разговора улыбнулся. — Может быть, кофе?

— Нет, только чай, — ответил Майнерт, всегда предпочитающий хороший крепкий индийский чай любому, даже самому дорогому кофе.

— Извините, я сейчас. — Булле вышел из комнаты, наверное, для того, чтобы попросить фрау Паулу приготовить им чаю.

Майнерт снова стал просматривать ксерокопии списка. «… бункер ПВО, 2-й ярус, вентиляционная камера, полость с гидроизоляцией за фальшстеной — фарфор, слоновая кость — 19 ящиков, книги и гравюры XVI–XVIII веков — 8 контейнеров…»

— Восхищаетесь? — Булле незаметно для Майнерта вошел в комнату. — Сейчас будет чай. Вы, наверное, думаете, господин советник, что мы собираемся использовать вас для черновой работы. Отнюдь! Предварительно мы уже навели справки, что где сохранилось в Кёнигсберге. Конечно, не сами объекты «Вервольфа», а здания и сооружения над ними. Я бы сказал, что выводы достаточно утешительные. Большинство подвалов и бункеров сохранились до наших дней. Некоторые перестроены, некоторые стали опорной конструкцией для вновь построенных зданий, часть вообще заросли бурьяном и не тронуты до сих пор.

— Вот как? Что же, русские — такие дураки, что не обнаружили ничего за столько лет?

— Нет, русские, конечно, не дураки. Но те, кто занимался укрытием ценностей, были людьми очень предусмотрительными. Они точно рассчитали все детали операции по захоронению…

— Захоронению?

— Да, именно так — захоронению. Во всех найденных документах употребляется это слово.

— Странно. Это звучит как-то безнадежно.

— Я думаю, господин советник, не так уж безнадежно, если все планы захоронения сокровищ в наших руках, — как-то даже самодовольно проговорил Булле.

— А, кстати, господин Булле, кем же был человек, который умер в Парагвае и передал нам такой бесценный пакет?

В комнату с подносом вошла фрау Паула. Собеседники на минуту прервали разговор, и только когда женщина вышла, советник Булле ответил на вопрос Майнерта:

— Да, мы установили его. Этого человека звали Рихард Зам, он в течение многих лет занимал скромную должность консультанта в одной из парагвайских фирм, ведающих поставками химической и фармацевтической продукции из Германии. Ну… переводы там всякие… изучение и прогнозирование спроса, составление рефератов… В общем, вы понимаете.

— Немец?

— Да, конечно, он был одним из десятков тысяч немцев, эмигрировавших в Латинскую Америку после Второй мировой войны. В Парагвай он приехал из Аргентины, до этого несколько лет жил в Бразилии… Одним словом, эмигрант. Но денежки у него водились. Иначе бы он не жил в прекрасной вилле с прислугой и под присмотром врачей. Надо сказать, старик прожил очень долгую жизнь. Мы с вами, господин Майнерт, можем только позавидовать ему…

— А семья? Жена, дети у него были?

— Нет. В Парагвае он жил один. Хотя, когда мы собирали информацию о нем, то нам сообщили, что в Бразилии с ним жила женщина, немка, приехавшая из Германии. Но она вскоре умерла от какой-то болезни. Детей у Рихарда Зама не было, а все свое имущество по завещанию он передал немецкой земляческой организации «Камараденверк».

— Это, кажется, нацистская организация?

— Ну, не нацистская в прямом смысле этого слова, а скорее всего… — Булле замялся, подбирая слова. — Скорее всего, эмигрантская организация националистической направленности. Ее члены поддерживают друг друга материально, оказывают содействие в трудоустройстве, организовывают туристические поездки в Европу и Америку…

— Понятно. А как он попал в Южную Америку?

— Прямо скажу, господин Майнерт, мы не знаем, как Рихард Зам попал в Америку, но знаем точно, кем он был и какую фамилию он носил в Германии.

— Кем же?

— Рихард Зам… Это его не настоящая фамилия, как не настоящей была и его предшествующая фамилия — Райман, Губерт Райман. По документам этот Райман был инженером и якобы жил на Кайзерштрассе в Кёнигсберге. Нам удалось проверить это обстоятельство и уточнить, что Губерт Райман на самом деле погиб во время бомбежки в сорок четвертом году. Мы установили, что на самом деле этого человека звали Хорстом Альвином Бёме. Он был оберфюрером СС и возглавлял всю полицию безопасности в Восточной Пруссии. Во время войны он командовал «Оперативной группой Б», действовавшей в России, занимался выявлением русских разведчиков, подпольщиков и партизан, осуществлял акции по уничтожению «нежелательных элементов», был мастером оперативных игр и дезинформации. Под его руководством велась заброска диверсантов в тыл врага, а в сорок пятом организовывались диверсионно-боевые группы «Вервольфа» в тылу Красной Армии. Как ему удалось скрыться из Кёнигсберга во время штурма города — трудно себе представить! Да еще прихватить такие ценные документы!

— Да, видно, профессионал был высокого уровня!

— По линии нашей военной разведки в России мы пытаемся сейчас узнать что-нибудь о Бёме. Вернее, о том, что знают русские о нем. Многие русские архивы сейчас стали доступными, и мы собираемся выудить из них хоть какие-нибудь сведения о нем…

— Ну, не знаю, что здесь может получиться. Это в начале девяностых русские стали открывать и рассекречивать все подряд. Тогда даже можно было проникнуть в президентский архив… А потом они спохватились, и сейчас, кажется, все это не так просто.

— Это, собственно, не так важно. Теперь у нас в руках уникальные документы, и надо сделать все возможное, чтобы не упустить шанс…

— Когда вы считаете, мне нужно выезжать?

— На всю подготовку как по линии МВД, так и… по нашим делам у вас десять дней. Этого вполне достаточно.

— Вы так полагаете? Я сомневаюсь!

— А я уверен! Такому опытному разведчику, как вы, выполнение этого задания вполне по плечу. Надо сконцентрировать свое внимание на подготовке. Помните, как говорил Гёте? «Никто не знает, каковы его силы, пока их не испробует».

И хотя Майнерт почувствовал в словах Булле неприкрытую лесть, ему было приятно, что руководитель одного из ведущих подразделений БНД отзывается о нем в столь превосходных тонах.

— Я готов приступить к разработке операции, — серьезно проговорил Майнерт.

— Ну вот и хорошо. О деталях вам завтра расскажет наш сотрудник Кашевский. Вы же его знаете?

— Знаю. Такой невысокий, ироничный… Мы с ним в прошлом году обсуждали один вопрос, связанный с Литвой.

— Правильно, он у нас лучший специалист по Литве и, кстати говоря, по Мемельской области. Вы же там бывали?

— Не раз! Проблемы этнических немцев там стоят очень остро. Я… — Советник Булле, демонстративно посмотрев на часы, покачал головой: — Я вынужден перед вами извиниться. Мне очень приятно с вами беседовать, но у меня назначена встреча. Боюсь, что могу попасть в пробку. Всего хорошего, господин Майнерт. Мы еще увидимся перед вашим отъездом. — Булле собрал листки в папку и убран ее в кейс. — Я скажу фрау Пауле, чтобы она принесла вам еще чашечку чая.

— Спасибо.

Господин Булле вышел из комнаты, а Бруно Майнерт задержался в доме на четверть часа. Он пил чай с яблочным конфитюром и размышлял о предстоящем задании. Оно отличалось от десятков других, которые ему довелось выполнять за период службы в разведке, своей необычностью и, прямо скажем, некоей долей романтики. Находясь в стане противника, совершенно незаметно для него обнаружить скрытые тайники, вернее, определить, какие из них могли сохраниться нетронутыми, а какие можно считать окончательно потерянными. Золото, драгоценные камни, старинные картины, посуда из королевских сервизов, древние манускрипты, Янтарная комната, наконец!

Конечно, Майнерт неоднократно слышал о поисках этого шедевра, знал, что ищут его и русские, и немцы, и поляки. Даже американцы, кажется, предприняли несколько попыток провести раскопки в Кёнигсберге. Но все безрезультатно. Многие думали, что ее тайно вывезли и хранят где-то у себя русские. Кто-то говорил, что Янтарную комнату и другие ценности в сорок пятом пытались вывезти немцы на морском транспорте, но русская подводная лодка потопила его вместе с сокровищами. И вот теперь, всего несколько минут назад перед его глазами лежал документ, со всей достоверностью подтверждающий, что большинство ценностей рейха, находившихся в Восточной Пруссии, спрятано в подземельях и бункерах Калининграда, под самым носом у русских!

Миссия, которую предстояло выполнить Майнерту, безусловно, должна была войти в анналы германской разведки. Да что разведки! В анналы истории!

От этих мыслей у Бруно Майнерта даже порозовели щеки. Похоже, что на самом излете служебной карьеры ему выпали невероятная удача и удивительный шанс закончить службу не просто одним из тысяч рыцарей плаща и кинжала, но и стать человеком, вернувшим миру великое достояние его культуры. С этими мыслями он покинул конспиративную квартиру, ехал до дома на своем автомобиле, ужинал и даже смотрел телевизор. Это было всего какие-нибудь две недели назад. А сейчас советник МВД Германии Бруно Майнерт находился в самой западной области России и предпринимал все возможное, чтобы выполнить поставленное перед ним задание. Похоже, это ему удавалось.

Советник Майнерт еще немного поработал с документом, записанным на мини-дискетку, проставляя против осмотренных им объектов условные значки или давая краткую характеристику увиденного. Затем он проделал то же самое, что сделал, когда входил в комнату офиса «Германской экономической ассоциации», только в обратной последовательности — вынул из «Кассиопеи» флэш-карту, убрал ее в черный конверт, который, в свою очередь, положил в папку. Спрятав все это в сейф, он выключил кондиционер, взял видеокамеру и вышел из кабинета. До встречи с руководством Регионального фонда развития области оставалось двадцать минут.

Бруно Майнерт освободился уже в восьмом часу вечера. Он успел предупредить руководителя представительства Торговой палаты Гамбурга и директора «Дома гуманитарного взаимодействия» о том, что подойдет в «Дарфи-клуб» чуть попозже, часам к девяти, и теперь имел не менее полутора часов для вечерней прогулки по Калининграду.

Вообще-то говоря, Майнерт практически выполнил задание. «Выкраивая время для осмотра города», он смог побывать почти на всех объектах, перечисленных в перечне. Он побродил в окрестностях Форта № 3 на Северной горе, правда, зная, что сами сооружения занимают какие-то военные склады. Для него важно было с одного из насыпных холмов вдоль шоссе в том месте, где проводятся мотоциклетные гонки по пересеченной местности, снять на видеокамеру панораму с видом на город. Ведь объект «Вервольфа» располагался как раз рядом с дорогой, и специалисты, увеличив изображение, установили бы, сохранился ли поверхностный слой земли или же секретный бункер, примыкающий к бомбоубежищу, давно обнаружен и разорен.

Бруно Майнерт, стараясь не привлекать к себе особое внимание, обошел центральную часть города в районе Ленинского проспекта, заглянул в новый супермаркет «Вестер», бывший когда-то немецким универмагом «КЕПА»; осматривая великолепные особняки, совершил длительную прогулку вдоль улиц Кутузова и Тельмана; побывал в Свято-Никольском соборе на Тенистой аллее, а оттуда совершил пешую «экскурсию» аж до самой улицы Маршала Борзова, по ходу снимая на видеокамеру сохранившиеся немецкие домики под черепичной крышей, пожарные гидранты, крышки колодцев с немецкими надписями. Понятное дело, ностальгия! Во всяком случае, Майнерт ничем особенным не отличался от многих пожилых немцев, посещающих Калининград. Так же как и все, он обошел основные достопримечательности города — Кафедральный собор с могилой Канта, Биржу, городские ворота, Пятый форт, даже пробрался на захламленный двор какой-то автобазы, на территории которой стояла полуразрушенная старинная крепость с надписью «Fort Friedrichsburg», исполненной готической вязью.

Единственно, чем Бруно Майнерт мог обратить на себя внимание, так это тем, что передвигался он быстрым шагом, совсем не так, как это делали приезжающие в город туристы, которые медленно расхаживали по калининградским улицам, вальяжно рассаживались на скамейках, подолгу разглядывали барельефы на вмурованных в стену гробницах Кафедрального собора. Но объяснения для этого были вполне понятные — человек приехал в город по делу, у него очень мало времени, но он очень хочет все увидеть, потому, что его родители когда-то жили здесь и сохранили на всю жизнь трепетные воспоминания о своей родине.

Оставшийся объект в городе, который Майнерту почему-то пока не удалось посмотреть, значился в перечне под номером «W-33». Разведчик запомнил, что речь идет о подземном бункере, сооруженном рядом с Росгартенской кирхой, в котором находятся «церковная утварь из золота и серебра, а также спецпакеты из Рейхсбанка». Относительно последних Майнерту да и, наверное, всем остальным было не совсем ясно, о чем идет речь. Какие-то спецпакеты! Но, ознакомившись на конспиративной квартире в Кёльне с рядом копий документов Административно-хозяйственного управления СС, Майнерт и его коллеги пришли к выводу, что речь идет, скорее всего, о золотых кольцах, зубах, часах и драгоценностях, изъятых у евреев. Эти предметы сдавались, как правило, в соответствующее отделение Рейхсбанка и хранились там в специальных пакетах.

То, что Росгартенской кирхи уже давно нет, Майнерт знал из прочтенных им материалов, отчетов и справок. Но посмотреть именно то место, где должен был находиться бункер, все же стоило, потому что это, во-первых, был один из немногих бункеров глубокого залегания, а во-вторых, на одном из космических снимков Калининграда было отчетливо видно, что на этом месте сейчас находится либо детская площадка, либо маленький сквер. Выяснить это можно было только на месте.

Бруно Майнерт, выйдя из здания Делового центра, пересек небольшую улочку и пошел вдоль трибун рядом с памятником Ленину, затем повернул на оживленную, запруженную машинами и общественным транспортом улицу Черняховского. Был конец рабочего дня. Люди устремились после работы в магазины, на трамвайных и автобусных остановках в ожидании своего номера стояли большие толпы народа. Светило солнце, но было уже не так жарко, как днем. Все-таки оставалось какое-то ощущение духоты, которое вызывали чадящие выхлопными газами автобусы да столпотворение людей на тротуарах, особенно рядом с Центральным рынком.

Разведчика мало интересовало, ведется за ним наружное наблюдение или нет. Он не делал ничего предосудительного, он не собирался ни с кем встречаться, никому ничего передавать и уж тем более проявлять повышенное внимание к тем объектам, которые могли бы рассматриваться как «режимные». Он просто гулял, внимательно рассматривая старые здания, время от времени доставая из чехла видеокамеру и снимая какой-нибудь особо понравившийся сюжет. Так, он запечатлел на пленку здание ГАИ, в котором, согласно старому немецкому плану, раньше располагалась пожарная охрана, потом снял чудесную панораму Верхнего озера, трехарочное сооружение на его берегу. Затем Майнерт перешел на другую сторону улицы, туда, где росли могучие деревья, и осмотрел ансамбль каскадов. В этом месте вода из Верхнего озера по специальным шлюзам спускалась в Нижний пруд. Поэтому в двадцатые годы здесь и были построены каскады с фонтанами, лестницами и мостиками. Но сейчас здесь царило запустение, несло отхожим местом, стены были размалеваны всякими рисунками и надписями. Все это наводило уныние и тоску.

Выбирая точку для съемки каскадов так, чтобы в воде отражались деревья и не бросалось в глаза разорение, советник заметил, как трое подростков стали быстро спускаться по лестнице, возбужденно переговариваясь и постоянно смотря в его сторону. «Уж не ко мне ли направляется эта молодежь?» — не без тревоги подумал Майнерт. Его уже предупредили, что не следует гулять по глухим местам, так как в Калининграде достаточно много хулиганья, наркоманов, бомжей и всяческого другого отребья. Могут пристать, спровоцировать драку, отнять деньги, ценные вещи, а то и вообще раздеть.

Тем временем подростки, сбавив шаг, приближались к Майнерту. Тот, что постарше, оглядывался по сторонам, явно пытаясь убедиться, что они здесь одни, двое других держали руки в карманах. При этом никто из них, спустившись вниз, не произнес ни слова. «Да, Майнерт, тебе только этого не хватало, — мысленно обратился советник к самому себе. — Почти полностью выполнить задание, провести все необходимые переговоры и в последний вечер столкнуться с ищущими приключений молокососами! Причем не можешь даже знать, что у них на уме!»

Метрах в трех от Майнерта подростки остановились, старший из них стал медленно обходить немца сбоку. Позади Майнерта был высохший и заваленный мусором овал фонтана, поэтому отступать особенно было некуда. Он напрягся и приготовился к самому худшему.

— Ты немец? Шпрехен зи дойч? — неожиданно спросил один из подростков и посмотрел на видеокамеру, которую Майнерт держал в руке. — Дай марку на мороженое, немец! — И сделал шаг вперед.

Трудно сказать, чем бы все закончилось, если бы неожиданно метрах в двадцати не появились двое высоких парней в рабочих спецовках. Вероятно, увидев недвусмысленную сцену, они решили прийти на помощь.

— Эй, вы чего там? — обратился один из них к подросткам.

Те, сразу как-то сникнув, отступили, что-то промямлили себе под нос и быстро ретировались.

Все произошло в считаные минуты, так, что Майнерт не смог даже опомниться. А парни, постояв, пока хулиганствующая троица удалится в сторону пруда, пошли к лестнице. Когда они уже поднялись наверх, один из них обернулся в сторону Майнерта и, как ему показалось, подмигнул.

Все обошлось. Советник поспешил удалиться с этого пустынного места, чтобы не дождаться еще какого-нибудь приключения для себя. «А ведь я мог бы лишиться камеры! А этого допустить было никак нельзя. Да, плохо у вас что-то стало с бдительностью, господин Бруно Майнерт!» — сказал он строго сам себе и стал подниматься по лестнице в сторону пролегающей по верху дамбы улицы.

Советник Майнерт задержался у Музея янтаря и Росгартенских ворот, даже поднялся по каменной лестнице, ведущей по самому краю стены на верхнюю часть старинного укрепления, снял панораму, которая открывалась сверху. Город отсюда смотрелся действительно как цветущий сад — повсюду росла буйная зелень, блестящая гладь озера отражала облака. Пейзаж дополняли виднеющиеся кое-где старые здания из красного и желтого кирпича. Городская идиллия, да и только!

Спустившись с укреплений Росгартенских ворот, Майнерт направился, минуя площадь Василевского, прямо в створ между зданиями, образующий улицу Боткина. Трамвайная линия уходила немного влево, движения по улице не было почти никакого. Так что советник мог свободно идти по проезжей части и рассматривать архитектурные достопримечательности бывшего кёнигсбергского района Росгартен.

В памяти Майнерта буквально всплыл фрагмент плана города — улица Альт-Росгертер-Предигерштрассе, по которой он сейчас шел. Когда-то здесь располагались Больница милосердия, Королевская гимназия Вильгельма, множество различных магазинчиков и мастерских. По описаниям и отчетам, а также судя по фотографиям, которые ему были показаны на конспиративной квартире БНД, почти все дома на этой улице сохранились, во всяком случае, не были полностью разрушены во время бомбардировок сорок четвертого года и в период уличных боев. Да Майнерту много и не требовалось. Фактически на плане города здесь стояло только две отметки: одна на доме, примыкающем к бывшей гимназии, другая — рядом с Росгартенской кирхой.

Как следовало из пояснений, в первом случае речь шла о конкретном доме, имеющем особую отличительную примету в интерьере — при входе в подъезд на правой стене должен быть барельеф, изображающий широкую вазу, полную роз, и двух сидящих на ней павлинов. В подвале этого дома, согласно сведениям от Бёме, должна была располагаться одна из законсервированных точек «Вервольфа», замаскированная под угольный бункер. Возможно, подземелье это было соединено туннелем с канализационным коллектором, проходящим буквально в сорока метрах отсюда, там, где эта улица пересекалась с другой — бывшей Альт-Росгертер-Кирхенштрассе.

Вторая отметка на плане была в точке, расположенной в нескольких десятках метров от Росгартенской кирхи. Это и был объект «W-33». Майнерту следовало на месте убедиться, что в точке расположения объекта не построено никаких зданий и сооружений, что там нет глубокого котлована, образовавшегося на месте взрыва, в общем, есть шанс считать, что объект «W-33» мог сохраниться до наших дней не тронутым и не обнаруженным русскими.

Место, где когда-то стояла Росгартенская кирха, Майнерт нашел быстро. Сразу за углом медицинского училища советник наткнулся на островок зелени, где среди деревьев и кустов виднелись заросшие высокой травой камни. Рядом была остановка, на которой, устав от ожидания трамвая, стояли около десятка человек. Советник сначала повернулся спиной к зелени и, как бы выбирая лучшую точку для съемки кирпичного здания с красивыми фронтонами, продвинулся чуть в глубь кустов. Со стороны он мог бы выглядеть странным, если бы калининградцы уже не привыкли к причудам заезжих немцев, готовых фотографироваться в самых неожиданных местах: на каких-то свалках, у разрушенных сараев и у полуобвалившихся стен старых домов.

Сняв очередную архитектурную достопримечательность, Майнерт повернулся в сторону кустов и обомлел. Среди заросших обломков и камней явно проглядывала бетонная вентиляционная надстройка бомбоубежища, изъеденная следами от снарядных осколков и пуль. Сомнений не было — внизу явно сохранилось бомбоубежище, в котором жители города прятались от воздушных налетов и, возможно, укрывались в дни штурма Кёнигсберга. Но так как подземный объект «Вервольфа» под условным названием «W-33» располагался в непосредственной близости от бомбоубежища, а территория вокруг трамвайной остановки была свободна от построек, шансы в пользу того, что он сохранился, становились достаточно высокими. Довольный таким выводом, советник запечатлел на видеокамеру все, что видел: и остатки камней, заросшие травой, и вентиляционную надстройку, и трамвайную остановку со стоящими на ней пассажирами. Этого было достаточно, чтобы считать работу выполненной.

Несколько труднее оказалось с поисками дома с барельефом внутри подъезда. Майнерт заглянул вначале в один, другой, затем в третий. Везде было грязно, пахло сыростью и мало напоминало о жилых помещениях, хотя, судя по занавескам на окнах, в этих домах жили люди. Облупившаяся краска на стенах, покосившиеся двери, запыленные окна — все это было слишком далеко от понятия домашнего уюта и нормального человеческого жилья.

Наконец, заглянув в дверной проем и увидев старинную деревянную дверь с восьмиугольным окном, Майнерт интуитивно почувствовал: здесь! Он шагнул в подъезд и сразу увидел то, что искал: на стене, окрашенной грязно-салатовой краской, уже изрядно облупившейся, отчетливо был виден барельеф — широкая ваза со множеством роз, две из которых свесились по краям, и причудливые птицы с длинными хвостами и маленькими хохолками, сидящие среди роз. «Нашел! Нашел! — обрадовался Майнерт. — Нашел даже то, что не надеялся найти! Теперь можно считать задание выполненным и остаток сегодняшнего вечера отдохнуть с чувством исполненного долга!»

Чувство хорошо выполненной работы дополнялось ощущением того, что здесь, в России, теперь можно достичь очень многого, прежде всего с точки зрения профессионального разведчика. Масса многообещающих контактов, недвусмысленные предложения о сотрудничестве, прозрачные намеки о готовности сообщить любую информацию за необременительные услуги. Майнерт только сейчас вспомнил мимолетную встречу с одним русским, которая состоялась накануне в Доме гуманитарного взаимодействия: подобострастный взгляд, суетливость в движениях, вкрадчивый голос. Человек, назвавший себя исследователем-краеведом, почему-то сразу предложил поговорить в каком-нибудь укромном месте об известных ему ценностях, принадлежавших немцам и якобы спрятанных в подвале на пустыре в черте города. В глазах у собеседника был заметен явно нездоровый блеск, и Майнерт без колебаний решил воздержался от развития контакта. «Не исключено, что это всего лишь подстава ФСБ, — подумал он. — А если даже и не так, то людей с психическими отклонениями на почве кладоискательства здесь предостаточно. Мне только еще не хватало связаться с психом». Он быстро отделался от навязчивого «краеведа», сунув ему свою визитную карточку и что-то буркнув о возможной встрече во время следующего приезда в Калининград.

Майнерт дождался трамвая на остановке и быстро добрался до Делового центра, где его уже ждал автомобиль. С опозданием, но в хорошем настроении он прибыл в «Дарфи-клуб».

— Дорогой Бруно, мы вас совсем заждались! — не скрывая радости, проговорил руководитель представительства Торговой палаты Гамбурга.

— Мы уже начали беспокоиться за вас, — озабоченным тоном продолжил директор «Дома гуманитарного взаимодействия».

— Господа, я так устал за последние дни. Вечерняя прогулка по Кёнигсбергу позволила мне немного прийти в себя и поднять жизненный тонус. Я рад, что мы можем провести вместе хотя бы эти несколько часов! Благодарю вас за приглашение. — Это была самая искренняя фраза Бруно Майнерта за последние четыре дня.

На следующий день советник МВД Германии Бруно Майнерт уже сидел в салоне бизнес-класса самолета Ту-154, выполняющего рейс Калининград — Франкфурт-на-Майне. Просматривая утренние калининградские газеты, он время от времени непроизвольно прикасался к внутреннему карману пиджака, в котором у него лежала флэш-карта от мини-компьютера с красивым именем «Кассиопея». Интересно, что именно такое название носит созвездие, которое состоит из пяти звезд, образующих фигуру, похожую на букву «W». С территории России это созвездие видно крупный год.

* * *

Из окна на восьмом этаже открывался непривычный для большинства москвичей вид на центр столицы — шпили кремлевских башен и высоток, многоступенчатость крыш, верхушка гостиницы «Россия», здание «Детского мира» с огромными полукруглыми окнами и маленькая церквушка, притулившаяся где-то внизу, у подножия большого серого дома.

— И все-таки мне совершенно непонятна миссия Майнерта. Приехал на четыре дня, с утра до вечера вел переговоры, а между ними как угорелый носился по городу, забираясь все время в какие-то самые неприметные места. Ладно, жил бы когда-то в Кёнигсберге, тогда еще можно бы понять, а он…

— А что он? У него родители жили там. Вот он и решил во время командировки посмотреть, где обитали его предки.

— Все это так. Да только… что-то меня смущает.

— Ну что тебя смущает, Вадим? Да их сотни шастают по Калининграду, все чего-то ищут, снимают, собирают на память осколки… Пойми, это ностальгия! Кстати говоря, очень благородное чувство! Даже если ты сам не был никогда на земле своих предков, то слышал об этом от них, поэтому тебя тянет…

— Подожди, Петрович, я не об этом. Ностальгия и все такое, мне понятно. Я о другом. О поведении этого немца. Смотри, что написано в сводке: «…встав в проеме двери, вел контрнаблюдение». Или: «…вел видеосъемку дома по такому-то адресу с трех точек». Это что? Ностальгия? Нет, чувствую, что-то здесь не то. Уж слишком нагло и профессионально все делает этот немец! Ты вспомни Фогеля! Помнишь? Прибыл для заключения сделок с недвижимостью, а там все было. Полный букет! Помнишь?

— Да, Фогель — это ас! Недаром посольские сторонились его! Классный разведчик! Но и мы не промах! К нам-то он теперь вряд ли появится. Все-таки мы тогда их здорово уели!

Разговор двух опытных контрразведчиков, пытающихся разобраться в подозрительных действиях иностранного гражданина, был похож на спор, но на самом деле это была серьезная, вдумчивая «мозговая атака», позволяющая перейти от чисто интуитивных оценок, основанных на выявленных контрразведкой признаках шпионской деятельности, к вероятностной модели образа действий вражеского разведчика. Они знали друг друга уже много лет. Один из них возглавлял отдел, осуществляющий разработку сотрудников и агентов БНД, другой был не только его заместителем, досконально знающим все нюансы контрразведывательной работы по немецкой линии, но и просто другом, с которым не надо было притворяться, которому не требовалось ничего демонстрировать и перед которым не стыдно было показаться смешным, если ошибаешься. Они как бы дополняли друг друга, сохраняя при этом самостоятельность суждений и оценок.

— А ты помнишь Гриммерта? — спросил Вадим, который и был начальником упомянутого «немецкого» отдела. — Этого толстяка в постоянно мятом костюме?

— Ну как же, конечно! Рекламные дела, туризм! Вроде как бы ролик ему надо было снять о Балтийской косе! Наши то, может, по глупости, а может, и нет, заключили с фирмой договор аренды на сорок девять лет. Сволочи! За «зеленые» готовы мать родную продать! А эти тут как тут! Если бы мы тогда им не помешали… все наши объекты были бы на пленке!

— Да, докатились! Сунься они сюда лет десять назад!

— Вспомнил! У тебя тоже ностальгия?

— Да нет, какая ностальгия! Просто стыдно. Раньше хоть нас боялись, а теперь ноги вытирают…

— Ну, мы с тобой этому не помогали!

— А от этого не легче. Ладно, давай о деле! Так что ты думаешь о Майнерте?

— Думаю, что он, конечно, никакой не сотрудник МВД, это первое. Что все эти переговоры, всякие там встречи и трепотня с нашими бизнесменами и чиновниками — прикрытие разведывательной работы. Это второе. И, наконец, по его возрасту, профессионализму и уровню подготовки…

— А как ты все это определил?

— Документы читать надо! Калининградцы что пишут? А кроме того, ты же помнишь, как Майнерт вел себя в Новосибирске! Ну и признаки… Машина тогда «выкинула» вон сколько… семнадцать!

— Да, признаков было до фига! Да только за руку взять его мы не смогли!

— Да ладно! Мы б его взяли, да нам не дали! «Можно испортить отношения с потенциальным инвестором». Не помнишь, что ли?

— Помню, помню, — проговорил Вадим недовольно. — Но к данному случаю это не имеет никакого отношения.

Они помолчали немного, думая каждый о своем. Потом как-то вместе разом вздохнули и от этого рассмеялись.

— Ладно, Николай. Поставь еще раз пленку «наружки».

Эту пленку они смотрели уже раз пять и каждый раз не могли отделаться от впечатления, что Майнерт, прогуливающийся быстрым шагом по улицам и закоулкам Калининграда и снимающий на свою видеокамеру все подряд, все-таки следовал какой-то ему одному понятной логике. Съемка явно показывала, что немец догадывается о том, что за ним наблюдают. Может быть, даже уверен в том, что его фотографируют или снимают на видео.

На мониторе компьютера, как в любительском видеофильме, один сюжет сменял другой. То немец прогуливается у корпусов Калининградского университета, то бродит в районе улицы Кутузова, буквально прочесывая улицу за улицей, то спускается к Нижнему пруду и чуть не становится жертвой хулиганов, то, не пропуская ни одного, заходит подряд во все подъезды серого дома в районе Клинической улицы.

— Если б «семерка» не подсуетилась, досталось бы нашему немцу по первое число. Эти ребята, наверное, принявшие «колеса», отделали его бы так, что не узнала бы его мать родная. Да и камеру отобрали бы, это уж точно!

— Зря помешали! Камера была бы уже у нас!

— Да ты что?

— Шучу! Шу-чу! — несколько игриво сказал Николай Петрович.

— Подожди, а надо, знаешь, что сделать? Пусть калининградцы пройдут по маршруту Майнерта и снимут на камеру все, что снимал он. Это можно сделать без проблем.

— А что это даст? Думаешь, подбор тайника?

— Посмотрим.

— Идея хорошая. Только…

— Коля, ты всегда мыслишь немного приземленно. Вспомни, как мы работали по «объекту» в Питере. Вроде бы ничего не было, а когда посмотрели на все его глазами… Где теперь тот «объект»?

— Согласен. Давай посмотрим на Калининград глазами Майнерта.

Видеофильм, который запросил Центр из территориального управления ФСБ, был готов через несколько дней. Сначала его подвергли цифровой обработке на компьютере, затем проработали аналитики, обеспечив точную привязку объектов к топографическому плану города, и только потом фильм попал к начальнику отдела, который снова пригласил к себе своего заместителя, сотрудников отдела, непосредственно занимающихся разработкой иностранцев, подозреваемых в принадлежности к спецслужбам Германии, а также работника, прибывшего в Москву из Калининграда.

Просматривая сюжет за сюжетом и сопоставляя их с кадрами, сделанными бригадой наружного наблюдения, каждый участник просмотра обратил внимание на явный диссонанс между кадрами, запечатлевшими культурные и исторические объекты города, и кадрами, на которых можно было увидеть только обшарпанные стены домов, какие-то свалки, затоптанные газоны и поросшие бурьяном пустыри.

— Если бы это происходило десять лет назад, я бы сказал, что этот немец снимает сюжеты, порочащие советскую действительность, — прокомментировал фильм один из старейших работников отдела.

— Да, замечаете, что всякие там архитектурные памятники и прочие вещи он снимает бегло, так, немного поводит камерой, и все. А всякую чепуху вроде облезлой стены или зарослей лопухов под забором фиксирует очень внимательно и подробно, — подал голос Николай Петрович.

— Шевелев, отметь на карте все такие объекты. Покрутите с аналитиками, — дал указание начальник отдела. — И вы, Сергей, — обратился он к калининградцу, — подключитесь. Посмотрим, что получится.

— Да уже видно, Вадим Алексеевич, таких объектов будет много. Но к утру сделаем. Что-то, по-моему, проклевывается…

— Что именно?

— А вы не обратили внимание на то, что большинство сюжетов съемки пустырей сдвинуто… как бы это сказать… чуть книзу… — несколько неуверенно проговорил майор Шевелев.

— То есть?

— Направлено на землю. Как будто этот немец снимает какие-то известные ему места в Калининграде, где что-то находится в земле! Может быть закопано или…

— Клад! — с иронией продолжил заместитель начальника отдела. — Клад, вернее, клады. Может, Янтарная комната?

Все дружно засмеялись.

— Ладно, давайте чуть серьезнее, — строго сказал Виктор.

Просмотр и обсуждение сюжетов смоделированной съемки советника Майнерта затянулись до позднего вечера, пока начальник не сказал:

— Все! На сегодня хватит. Завтра в десять все у меня. Шевелев, не забудь!

— Так точно, товарищ полковник, — устало проговорил тот.

В отделе было принято обращаться к друг другу по имени и отчеству. Поэтому все удивленно посмотрели на майора.

— Шевелев, ну ты и заработался.

Когда на следующий день перед начальником отдела майор Шевелев положил топографический план Калининграда, испещренный жирными точками, поставленными красным фломастером, он с удовлетворением сказал:

— Ну вот, теперь можно хотя бы о чем-то рассуждать. Итак, сколько вы насчитали точек, заинтересовавших «объект»?

— Тридцать четыре.

— Прилично. И что вы думаете по этому поводу? — Начальник оторвал глаза от карты и посмотрел на майора Шевелева.

— Вадим Алексеевич, я почти убежден, что немец производил съемку каких-то объектов, спрятанных под землей. Об этом говорят не только характер и направленность съемки, но и то, что в половине всех сюжетов присутствуют конструктивные элементы подземных сооружений — фундаменты, бетонные вентиляционные надстройки бомбоубежищ, спуски в подвалы. Думаю, что мы не должны оставить это без внимания.

Начальник отдела смотрел на молодого сотрудника с каким-то особым вниманием и даже удивлением. Шевелев уже закончил свой краткий доклад о выполненной ночью работе, а он все смотрел на него, как будто только сейчас заметил в нем человека, способного делать нестандартные и в чем-то даже парадоксальные выводы. Потом, будто очнувшись, он сказал:

— Срочно запросите в архиве дело с материалами проверки сигналов о местонахождении Янтарной комнаты. Его закрыли, по-моему, в восемьдесят третьем году.

Дело Вадим Алексеевич стал смотреть с конца. Там был зашит один-единственный листок, который в свое время подвел черту под участием Комитета госбезопасности в поисках Янтарной комнаты.

Из Постановления о сдаче на хранение в архив дела «Янтарная комната» с материалами проверки сигналов о местонахождении Янтарной комнаты, 6 апреля 1984 года

«…Розыск „Янтарной комнаты“ осуществлялся рядом организаций, возглавляемых специальной комиссией Министерства культуры РСФСР… В ходе розыска местонахождения „Янтарной комнаты“ каких-либо сигналов, указывающих на реальное ее местонахождение, не поступало.

Учитывая бесперспективность розыска „Янтарной комнаты“, Совет Министров РСФСР Постановлением № 654 от 29 ноября 1983 года решил: „О расформировании всех подразделений, занимающихся розыском „Янтарной комнаты“ с 1 января 1984 года“. Исходя из изложенного, дело № И-223 с материалами проверки сигналов о местонахождении „Янтарной комнаты“ производствам прекратить и сдать на хранение в архив».

Постановление было утверждено начальником Пятого управления КГБ СССР шестого апреля 1984 года.

Вадим Алексеевич полистал дело и отложил его в сторону.

— Ладно, это надо будет посмотреть повнимательнее. Но мне помнится, что в начале девяностых было какое-то поручение Председателя по поводу Янтарной комнаты. Уточните! — поручил он сотруднику.

Тот только тяжело вздохнул, предчувствуя, сколько хлопот это ему доставит: придется идти в другое здание, выписывать задание на поиск материалов в архиве и долго листать пыльные дела в подвальном помещении читального зала.

Однако на следующий день перед начальником «немецкого» отдела лежала целая подборка переписки. Вадим Алексеевич, набравшись терпения, стал читать бумаги.

Из письма Председателю КГБ СССР Крючкову В. А. от 27 марта 1991 года

«Как вам, видимо, известно, в годы Второй мировой войны территория бывшей Восточной Пруссии была перевалочной базой исторических и культурных ценностей, вывезенных сюда гитлеровцами из СССР. Немалая часть награбленного была переправлена в Германию, часть безвозвратно утеряна при бомбежках, обстрелах и пожарах. Однако, как свидетельствует собранный документальный материал, многое оставлено и захоронено в специальных тайниках на территории нынешней Калининградской области…

В последнее время, особенно после открытия Калининградской области для посещения иностранцами, заметно возрос интерес к поискам утаенных ценностей со стороны поисковых групп Германии, которые с разрешения московских инстанций уже работали на ряде объектов.

…Обращаемся к вам, уважаемый Владимир Александрович, с просьбой о содействии в получении сведений, содержащихся в архивных фондах КГБ СССР, которые имеют важное значение для этой работы. Речь идет о свидетельствах участников и очевидцев, в том числе сотрудников германских спецслужб, данных, полученных органами госбезопасности в конце войны, о вывозе и захоронении ценностей, а также о других материалах и документах, имеющих отношение к данной проблеме и относящихся к компетенции КГБ СССР.

В качестве эксперта по конкретным вопросам взаимодействия Калининградского центра и КГБ мог бы стать, на наш взгляд, разумеется, при Вашем согласии, сотрудник центрального аппарата комитета кандидат исторических наук товарищ Пржездомский А. С., который известен как компетентный специалист и автор ряда публикаций по этой проблеме, а в прошлом и активный участник поисковых работ…

Начальник Управления культуры Калининградского облисполкома И. А. Гречко

Председатель областного отделения Советского фонда культуры Н. Иванов

Директор Центра координации поисковых работ Е. Е. Стороженко

Руководитель поисковой экспедиции, собкор ТАСС по Калининградской области В. Г. Бирюков».

Как следовало из дальнейшей переписки, обращение калининградцев было поддержано руководством Комитета госбезопасности, который незадолго перед этим провел обобщение всех материалов, имеющихся по проблеме розыска Янтарной комнаты. Вскоре в Калининград был направлен ответ за подписью заместителя Председателя КГБ СССР.

Из Письма заместителя Председателя КГБ СССР В. Лебедева от 29 апреля 1991 года

«На Ваше письмо об оказании содействия в розыске похищенных гитлеровцами в период войны отечественных исторических и культурных ценностей сообщаем, что Комитет государственной безопасности, как и прежде, будет оказывать помощь в проведении этой важной работы.

Сотруднику КГБ СССР тов. Пржездомскому А. С. поручены изучение соответствующих архивных материалов и поддержание контактов с Центром координации поисковых работ Калининградского облисполкома.

Желаем успехов в Вашем благородном деле поиска и возвращения Родине национальных сокровищ».

— Николай, ты не знаешь, как позвонить Андрею? — спросил начальник отдела своего зама. — Он же теперь не у нас…

— Да я знаю, он уже, кажется, три года заместитель директора налоговой полиции. Ушел еще при Барсукове… Да телефон вон в книжке есть… «кремлевка»…

— Начальник! Генерал-лейтенант. И не дозвонишься, поди… — Вадим Алексеевич стал листать маленькую красную телефонную книжицу. — Вот, нашел. Позвоним?

Они встретились на следующий день после обеда. В том самом кабинете на Лубянке. Говорили о многом, обо всем том, о чем могут говорить люди, давно не видевшие друг друга, сталкивающиеся с похожими жизненными и профессиональными проблемами, знающие гораздо больше, чем простой обыватель, что на самом деле происходит в стране. И, конечно же, говорили о Янтарной комнате, о том, как не смогли использовать возможности поиска сокровищ, открывшиеся в начале девяностых, о том, как захлестнула тогда всех волна августовских событий, и пошло-поехало. И вот уже несколько лет, как никому нет до этого дела, разве что дилетантам да авантюристам. А теперь, оказывается, еще кое-кому…

В тот летний день они долго говорили и расстались только под вечер. Когда Андрей садился в машину, припаркованную перед главным входом серого дома на Большой Лубянке, в котором проработал не один год, он еще раз окинул взглядом это здание, сотрудников, выходящих из подъезда, пешеходов, равнодушно спешащих по своим делам, и подумал о своих друзьях и товарищах, которые, работая здесь, тянут свою нелегкую лямку служения Отечеству.

За прошедшие годы их не раз унижали, оскорбляли и поносили. Их вынуждали бросить все, отказаться от традиций, предшествующего опыта, их держали в постоянном напряжении перманентных реорганизаций, играя на руку тем, кому выгодно ослабить нашу страну и лишить ее надежной защиты. Многие из них не выдержали и ушли, пополнили ряды трехпроцентной прослойки общества, состоящей на услужении новой буржуазии, или влились в многомиллионную массу народа, прозябающего в надежде на лучшие времена. Но многие остались, несмотря ни на что, рискуя быть выброшенными новоявленными нуворишами, очередной раз оклеветанными и ошельмованными. Остались потому, что знают: страна нуждается в том, чтобы честные люди, профессионалы своего дела продолжали исполнять свой долг.

Обнаглевший враг уже торжествует, считая решенным вопрос о том, кто будет безраздельно господствовать на той территории, которая еще недавно называлась Советским Союзом. Шпионы всех мастей, агенты спецслужб, просто политические авантюристы и представители транснациональных криминальных корпораций рассчитывают получить богатый улов, выражающийся в неисчислимых ценностях нашей экономики, науки и культуры, природных богатствах и человеческом потенциале.

Они рассчитывают на то, что среди людей, уставших от погони за призрачным будущим, они смогут действовать, не опасаясь сколь-нибудь серьезного противодействия.

Они уверены в том, что смогут прикарманить наше культурное достояние и заграбастать то, чем еще мы сами, к сожалению, не смогли достойно распорядиться.

Они считают, что у них есть все для того, чтобы завладеть несметными сокровищами нацистского рейха, тайно спрятанными гитлеровцами в последние месяцы войны на нынешней территории Калининградской области.

Они, как никогда, очень близки к тому, чтобы обнаружить наконец следы сокрытых ценностей и стать их полновластными обладателями. И похищенных экспонатов советских музеев, и разворованных в российских церквях реликвий, и украденных у евреев драгоценностей, и сокровищ немецких замков, могущих стать достойным восполнением сожженным солдатами вермахта раритетам новгородских музеев и дворцов пригородов Ленинграда.

Но они глубоко ошибаются, наши тайные и явные недруги. Пока есть люди, которым небезразличны интересы своего Отечества и судьбы культурного достояния страны, рассчитывать на это не следует. Пока есть сотрудники правоохранительных органов и спецслужб, готовые отдать свои знания, волю и силы, профессиональное мастерство и оперативный опыт, у наших противников нет шансов на успех. Пока есть люди, готовые не за деньги и не из тщеславия идти трудной дорогой поиска утраченных культурных ценностей, мечтающие вернуть уникальные сокровища своей стране и человеческой цивилизации, у тех, кто хочет использовать благородные идеи бескорыстного поиска для обогащения и самоутверждения, нет перспективы.

Россия, медленно выходящая из оцепенения, безусловно, сможет не только отстоять свои политические и экономические интересы, но и добиться сохранения уникального культурного наследия страны. Пройдет еще немного времени, и в обществе найдутся духовные и материальные силы для возрождения активного влияния культуры на социальные и нравственные процессы восстановления могущества великой страны. Не за горами и тот день, когда власть предержащие, интеллектуальная элита страны, творческие силы общества и национально ориентированная часть класса предпринимателей поймут, насколько важно направить свои усилия на поиск культурного достояния человеческой цивилизации, утраченного в годы последней войны, и сохранить безусловные приоритеты России в этом многотрудном, но благородном деле.

Назад: Глава 9 В подземной ловушке

Дальше: Эпилог

Глава 10 По следам «Вервольфа»

* * *

Глава 10
По следам «Вервольфа»