ХРОНИКА ПРЕДАТЕЛЬСТВА
Да и вообще, хватит копаться в правдоподобных и не очень слухах, версиях и домыслах о предателе. Давайте лучше используем уникальную возможность и познакомимся с томами дела оперативной разработки шпиона.
По сути, это огромное количество справок, отчетов, агентурных сообщений, бланков переписки, запросов и ответов на них, шифртелеграмм, заданий, характеристик и еще куча других внушительных по объему и содержанию бумаг, подшитых в толстые картонные корки-обложки. И лишь профессионал-оперработник сможет выстроить всю эту гору документов в логичную, ясную и понятную систему, которая дает полное представление о том социальном и личностном феномене, имя которому — предательство.
Итак, Пеньковский Олег Владимирович родился 23 апреля 1919 года в городе Орджоникидзе (ныне — Владикавказ) в семье инженера, выпускника Варшавского политехнического института Владимира Флориановича Пеньковского. После Октября 1917 года его отец, по непроверенным сведениям, вступил в белую армию, где служил поручиком и пропал без вести, а по другим данным погиб в боях с красными то ли за несколько месяцев до рождения сына, то ли в первые недели жизни Олега.
В 1937 году юноша закончил школу в родном городе и сразу поступил в Киевское артиллерийское училище. В 1939 году, после выпускных экзаменов, принимал участие в составе частей Красной армии в присоединении к Советскому Союзу Западной Украины, а также в Финской кампании 1940 года в должности политрука батареи. В марте 1940 года молодой офицер-артиллерист вступает в Коммунистическую партию Советского Союза. С начала Великой Отечественной войны — в действующей армии.
С 1943 по 1945 год находится на фронте, являясь до марта 1944 года начальником учебных сборов, а затем заместителем и командиром истребительного противотанкового полка 1-го Украинского фронта.
В январе 1944 года попал в автомобильную катастрофу, в результате которой получил контузию.
По характеристикам начальников и отзывам сослуживцев, был хорошим командиром, требовательным и внимательным к подчиненным. В 1945 году дослужился до должности командира 51-го гвардейского артиллерийского полка 1-го Украинского фронта. За успешные боевые действия награждался боевыми орденами и медалями. В этом же году женился на семнадцатилетней дочери начальника политуправления Московского военного округа генерал-майора Дмитрия Гапановича.
В 1945 году по рекомендации командования командир полка Пеньковский направляется на учебу в Москву в Академию им. Фрунзе.
По окончании академии в 1948 году назначен старшим офицером в штаб Московского военного округа, а затем переведен в штаб сухопутных войск.
В 1949 году поступает в Военно-дипломатическую академию. В 1950-м, когда Пеньковскому исполнился 31 год, ему присвоено звание полковника. Что и говорить, карьерный рост на зависть многим. А в личностном плане такое повышение подогрело амбиции и апломб. Находясь в окружении генералов высокого ранга, молодой полковник наверняка готовил под генеральские погоны и собственные плечи, мечтая о штанах с широкими лампасами. Но это были тайные помыслы.
Закончив академию, с 1953 по 1955 год проходил службу в восточном управлении Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба Министерства обороны СССР.
В 1955 году командируется на загранработу в аппарат военного атташе при посольстве СССР в Турции. Официальная должность — помощник военного атташе в Анкаре. Реальная—старший помощник резидента ГРУ. Но уже в 1956 году по настоянию военного атташе отзывается в Советский Союз и 30 декабря увольняется из ГРУ в связи с неудовлетворительным исполнением служебных обязанностей в условиях заграницы, элементами карьеризма и нечестности в личном поведении.
До июня 1957 года находится в распоряжении Управления кадров Министерства обороны, а потом назначается начальником курса Академии им. Дзержинского.
В 1958 году учится на высших инженерных курсах, которые окончил в апреле 1959 года. Здесь вместе с другими старшими офицерами-артиллеристами он изучал ракетные установки, которые поступают на вооружение в Советскую армию.
В этом же году Пеньковский возбуждает ходатайство о возвращении в ГРУ и в июне 1959 года назначается старшим офицером резерва ГРУ, готовится на должность военного атташе в Индию. С учетом отрицательных характеристик по работе в Турции от командировки в Индию отводится, а в ноябре 1960 года назначается на должность заместителя начальника отдела но связям с западными странами управления внешних сношений Государственного комитета Совета министров СССР по координации научно-исследовательских работ (ГК по КНИР).
Характеризуя Пеньковского, все знавшие его отмечали, что, будучи человеком неглупым, обладая организаторскими способностями, он в то же время был тщеславен и честолюбив. Многие его поступки диктовались стремлением быть замеченным начальствующим составом, найти высокопоставленного покровителя и сделать карьеру. Добиваясь поставленной цели, мог заискивать и лгать.
Еще на фронте Пеньковский, оказывая различного рода услуги семье командующего артиллерией 1-го Украинского фронта, позднее главного маршала артиллерии генерала С.С. Варенцова, сблизился с ним и, пользуясь его поддержкой, поступил в 1945 году на учебу в академию. Когда после откомандирования из Турции и отчисления из ГРУ возникла угроза увольнения из Вооруженных сил, он, не без помощи Варенцова, был оставлен в армии, а затем опять вернулся в ГРУ.
Карьере Пеньковского отчасти способствовала его женитьба на дочери генерал-лейтенанта Гапоновича. Наблюдая не очень благополучную семейную жизнь дочери и понимая порочность натуры зятя, генерал не предпринимал реальных усилий к его продвижению по служебной лестнице. Зато сам Пеньковский широко афишировал свои родственные узы, в том числе и для решения меркантильных вопросов.
Преследуя личный интерес, он оставался зачастую безучастным к благополучию других, даже близких ему людей.
Примечательно, что, поддерживая связь с иностранными разведчиками, для придания важности своим донесениям, он, не смущаясь, ссылался на своего «ангела-хранителя» Варенцова (к тому времени главного маршала артиллерии) как на первоисточник разведывательной информации, хотя военачальник не обсуждал с ним закрытых тем и, конечно, не сообщал секретных сведений.
Не менее цинично поступал Пеньковский, когда, стремясь занять пост военного атташе в Турции, направлял в Центр заведомо ложную, компрометирующую информацию о своих коллегах и пытался создать видимость активной работы, что стало предметом разбирательства и причиной его отчисления из ГРУ. Уже работая с англичанами, он также регулярно информировал разведцентр в Лондоне об «ошибках» в деятельности Винна в Москве, что, впрочем, не мешало ему самому допускать чудовищные, с точки зрения конспирации, ошибки.
Не отличался Пеньковский и супружеской верностью: свободное время проводил в основном вне дома, имел гламурные интрижки на стороне.
Распоряжаясь бюджетом семьи и пе утруждая себя отчетом перед своими близкими о собственных доходах, Олег Владимирович выделял на домашние нужды лишь необходимый минимум. Жене ничего не было известно о его доходах. В этом плане примечателен такой факт. Не имея своих сбережений, она уже на второй день после ареста мужа обратилась с просьбой в КГБ оставить ей часть денег, изъятых при обыске из тайника на квартире, так как других средств к содержанию двух несовершеннолетних дочерей и престарелой свекрови она не имела. Просьба была выполнена.
Неудовлетворенность служебной карьерой складывалась у Пеньковского постепенно. Став в 31 год полковником, он оставался им до момента своего ареста, когда ему было уже 44 года. Прекращение своего карьерного роста расценивал чрезвычайно болезненно, считал, что с ним поступают несправедливо и его обходят. Чувство ущемленности особенно обострилось после увольнения из ГРУ и с новой силой возникло, когда в 1960 году, вернувшись в ГРУ, он был отведен от поездки военным атташе в Индию. Это обстоятельство явилось толчком к тому, что в октябре 1960 года Пеньковский принял окончательное решение обратиться к американской разведке с предложением своих услуг.
Конечно, он был профессионалом и прекрасно разбирался в работе спецслужб. Безусловно, знал он и о той каре, которая грозит предателям. Только что прогремевший па всю страну, да и весь мир процесс над американским летчиком-шпионом Фрэнсисом Гарри Пауэрсом красноречиво свидетельствовал о строгости советской Фемиды в уголовных делах о шпионаже. Пауэрс—мелкая сошка, который мало что смыслил в разведке, ничтожный винтик в машине ЦРУ, послушный исполнитель чужой воли, — и тот получил десять лет. Конечно, его запросто могли расстрелять, но сделали широкий жест, в угоду международной политике проявили демонстративное снисхождение, а потом еще и обменяли на советского разведчика-нелегала Рудольфа Абеля, который уже несколько лет мотал срок в американских тюрьмах.
Был и другой пример, который несколько лет обсуждался в кабинетах и курилках ГРУ. В январе 1960 года по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР был приговорен к смертной казни и вскоре расстрелян шпион-инициативник, пять лет сотрудничавший с ЦРУ, подполковник военной разведки Петр Попов.
Но эти примеры не стали предостережением. Тщеславие, обида, жажда власти и денег оказались сильнее здравого смысла и даже страха перед неминуемым провалом и суровым возмездием.
Пеньковский печатает на пишущей машинке письмо правительству США, в котором высказывает желание оказывать помощь американской разведке и просит соответствующих распоряжений о выходе с ним на связь заинтересованных лиц. С этой целью в письме был указан номер его домашнего телефона, по которому каждое воскресенье в течение октября—ноября в 10 часов он будет ожидать звонка. Связник должен был говорить по-русски и назначить время и место возможной встречи.
В качестве запасного варианта в письме предлагалось выйти с ним на контакт в один из вторников декабря 1960 года в первом проезде при выходе из станции метро «Парк культуры» на Метростроевской улице. К письму была приложена фотокарточка Пеньковского, описано, в чем он будет одет, и указан пароль, в котором содержалась фраза о получении американской стороной его послания.
Письмо Пеньковский адресовал военному атташе США. Заклеенный конверт он вложил в чистый и тоже заклеил.
В течение октября 1960 года Пеньковский часто бывал на улице Чайковского (сейчас — Новинский бульвар. — Авт.), гулял у американского посольства, сидел во дворе дома напротив, наблюдал за американцами, входившими и выходившими из посольства. Но обратиться к кому-либо со своей просьбой не имел возможности — не представлялось удобного случая.
С этой же целью он стал регулярно бывать у американского клуба.
В первых числах ноября 1960 года, около 19 часов, находясь в районе клуба, Пеньковский обратил внимание на направлявшихся туда двух молодых людей, которые разговаривали на английском языке. Подойдя к иностранцам и извинившись, Пеньковский сказал, что у него нет пригласительного билета в клуб, а он бы хотел передать письмо американскому консулу или кому-либо из служащих консульства. Один из незнакомцев ответил, что это сделать несложно, и взял письмо.
Два месяца Пеньковский напрасно рассчитывал на встречу, являясь по вторникам на указанное в письме место и ожидая по воскресеньям телефонного звонка к себе на квартиру.
Тщетные надежды. Американские разведчики с подозрением относились к инициативникам и не торопились устанавливать с ними контакт, опасаясь провокации со стороны Комитета государственной безопасности.
15 ноября 1960 года Пеньковский переводится на работу в ГК по КНИР. В связи с появившейся возможностью официальных контактов с иностранцами он с удвоенной энергией стал искать выхода на одну из западных разведок.
В декабре 1960 года Пеньковский знакомится с английским коммерсантом Винном, который прибыл в Советский Союз по линии Государственного комитета Совета министров СССР по координации научно-исследовательских работ в составе делегации из 12 человек. Цель поездки — установление взаимовыгодных экономических контактов, посещение предприятий и чтение лекций. Пеньковский, работавший с делегацией, стал присматриваться и изучать Винна, продумывая вопрос об установлении через него связи с иностранной разведкой. Однако он решает не торопиться, чтобы иметь возможность все тщательно взвесить и действовать с помощью англичанина наверняка. Винн, который якобы был предупрежден сотрудником СИС о возможной просьбе со стороны Пеньковского (об этом он через несколько лет напишет в своей книге), тоже занял выжидательную позицию и не форсировал события.
В дальнейшем, когда контакты с разведками Англии и США были налажены, в различных оперативных документах Пеньковский проходил под несколькими псевдонимами — «Янг», «Герой», «Йог». Но свое первое конспиративное имя — Алекс — он, по словам Винна, выбрал себе сам еще до того, как началось его секретное сотрудничество с ЦРУ и СИС.
Это произошло в последний день пребывания группы английских предпринимателей в Москве. Пеньковский, курировавший пребывание и работу делегации в СССР, пригласил Вина, как руководителя, в Большой театр на «Лебединое озеро». После окончания балета они затянули в кафе. Именно здесь, за кружкой пива, русский и британец перешли на «ты» (если это уместно с точки зрения английского языка), и Пеньковский предложил, чтобы Винн называл его более понятным и привычным для англичан именем Алекс.
Как вспоминал позднее в своей книге английский коммерсант, а но совместительству разведчик, в тот вечер он ожидал от своего русского друга предложения о сотрудничестве с МИ-6. Но Пеньковский не оправдал его надежд. Вскоре Винну стало известно, что с подобным предложением «Алекс» обратился к одному из членов английской делегации, но эта просьба бесследно ушла в песок.
В начале апреля 1961 года Винн вновь прибыл в Москву для обсуждения в Министерстве внешней торговли и торговой палате вопроса о продаже Советскому Союзу оборудования, производящегося фирмами, которые он представлял, а также для обсуждения в ГК по КНИР программы пребывания советской делегации в Англии, поездка которой намечалась на апрель 1961 года. Поскольку Пеньковский работал с Винном в декабре и должен был возглавить делегацию в Лондон, ему было поручено курировать англичанина и в этот приезд.
Пеньковский встретил Винна в аэропорту и привез в гостиницу «Националь».
Программа пребывания была достаточно плотная, и все эти дни Пеньковский практически безотлучно находится рядом с англичанином.
На третий день он принял окончательное решение обратиться к Винну за помощью в установлении связи с разведкой.
В номере гостиницы советский куратор английской делегации сообщил, что является офицером ГРУ, рассказал свою биографию и попросил передать в английское посольство его письмо с предложением о сотрудничестве. Далее он сказал, что с аналогичным письмом в конце 1960 года обращался к американцам, но оно осталось без ответа.
Вместе с письмом Пеньковский просил передать влиятельным людям в Англии пакет от него.
Выслушав просьбу, Винн обещал подумать и постараться помочь.
На следующее утро оп пришел в английское посольство и добился встречи с послом.
Разговор произошел в коридоре. Хотя посол был знаком с Винном, но все же проявлял явное нетерпение. Винн рассказал об обращении Пеньковского и о том, что мог бы выполнить его просьбу, передав в Лондоне письмо некоему Хартли, который возглавлял службу безопасности фирмы «Плесси» и инструктировал Винна перед поездкой в соцстраны. А вот брать с собой пакет Винн не хотел, видимо, опасался какой-нибудь провокации со стороны российских спецслужб.
Уйдя от прямых советов, посол дал понять, что Винн принял правильное решение, и записал для себя фамилии Хартли и Пеньков-Пеньковского
На этом они расстались. Через день Винн вновь встретился с Пеньковским в ресторане и дал согласие выполнить просьбу о передаче письма. Затем последовало несколько уточняющих вопросов о работе и информационных возможностях Пеньковского. Тот ответил, что располагает доступом к секретным сведениям и уже готовит для передачи англичанам сообщения о советских ракетах, по секретному военному уставу и другим представляющим разведывательный интерес проблемам и документам.
Винн выслушал и попросил изложить все сказанное письменно. Затем Пеньковский передал Винну письмо английской разведке и показал ему пропуск в Генштаб, на котором он сфотографирован в военной форме.
В тот же вечер, вернувшись домой, Пеньковский выполнил просьбу Винна и отпечатал на пишущей машинке свои биографические данные, отметив свои оперативные возможности по получению секретной информации. Утром, перед отлетом Винна из Москвы, он передал ему отпечатанный текст.
Через несколько дней — 20 апреля — Пеньковский должен был прибыть в составе делегации в Англию, и времени на долгие раздумья у англичан практически не оставалось. Именно поэтому, меньше чем через двое суток после возвращения Винна в Лондон, ему на квартиру позвонил Хартли и сказал, что слышал о его желании поделиться впечатлениями о московских встречах. Встречу решили провести в ресторане «Айви», куда руководитель службы безопасности фирмы «Плесси» приедет вместе со своим приятелем.
Приятелем оказался мужчина средних лет, которого Хартли представил как Аккройда.
Во время обеда Винн рассказал о своей московской поездке и все, что имело отношение к Пеньковскому.
Договорились, что Аккройд позвонит Винну через несколько дней.
На следующей встрече с Аккройдом Винн рассказал о программе пребывания советской делегации во главе с Пеньковским в Англии. Аккройд попросил коммерсанта встретиться с управляющим гостиницы «Маунт Ройял», в которой предполагалось разместить делегацию из Москвы, и устроить расселение советских специалистов на одном этаже по два человека в комнате. Пеньковского, как руководителя группы, поселили в одноместном номере на другом этаже. Это давало ему возможность по вечерам незаметно от своих коллег по делегации уходить из гостиницы на продолжительное время. Винн должен был также проинформировать Пеньковского, что уже в день приезда в 23.00 его будут ждать в одном из номеров этой же гостиницы те, кого он желал видеть и кому было адресовано переданное письмо.
20 апреля 1961 года, встретив группу советских специалистов из семи человек в аэропорту, Винн отвез всех в Лондон и разместил в «Маунт Ройяле» — не очень роскошной, но весьма приличной гостинице недалеко от Марбл-Арч — Триумфальной арки.
Улучив минуту и оставшись наедине с Пеньковским, Винн сообщил о том, что выполнил его просьбу и в 23 часа советского гостя будут ждать в одном из номеров гостиницы. Пеньковский, в свою очередь, передал Винну два пакета с секретными материалами для «новых друзей».
Оставив Пеньковского в номере, Винн спустился вниз, перешел в гостиницу напротив. Здесь в ресторане отеля его поджидал Аккройд. Получив от Винна пакеты, он поинтересовался, поставлен ли в известность Пеньковский о вечерней встрече. Винн ответил утвердительно.
По программе работы делегации, в этот день состоялась пресс-конференция, которую провел Пеньковский, прием в «Маунт Ройяле», посещение советского посольства.
Около 23 часов Пеньковский спустился на 4-й этаж и постучал в указанный Винном номер. Дверь открыл американский разведчик. Они улыбнулись друг другу и обменялись рукопожатиями.
В комнате кроме встречающего находились еще три человека: один американец и двое англичан. Все они владели русским языком, что свидетельствовало о специализации этих разведчиков по «русской линии». ЦРУ представляли Джей Булик и Георгий Кизвальтер, английскую спецслужбу МИ-6—начальник внешней контрразведки Гарольд Шерголд и Майкл Стоукс. Визитеру из СССР они представились как Александр, Ослаф, Грилье и Майк. Встреча продолжалась четыре часа и была ознакомительной.
Александр и Грилье рассказали гостю, что оба письма, отправленные Пеньковским в адрес американского и английского правительств, ими получены. На вопрос Пеньковского, почему они так долго не выходили с ним на связь, разведчики ответили, что боялись возможных провокаций со стороны советских органов госбезопасности.
По предложению представителей спецслужб Пеньковский дал подписку о своем желании сотрудничать с американской и английской разведками. Следуя рекомендации новых друзей, советский гость тут же подготовил обращение к английскому и американскому правительствам (в двух экземплярах) о предоставлении ему в случае необходимости гражданства. Пеньковскому было сказано, что за время его нахождения в Лондоне будут определены условия связи с ним, поставлены задачи по получению нужной информации, а также решены некоторые организационные вопросы. В итоге была достигнута договоренность о начале совместной операции «Герой».
Именно эту дату — 20 апреля 1961 года — можно считать официальным началом шпионской деятельности Пеньковского. По странному стечению обстоятельств, представители стран — бывших союзниц во Второй мировой войне — договорились о шпионской деятельности против СССР в тот самый день, когда 72 года назад родился Адольф Шикльгрубер, более известный как Адольф Гитлер, также замышлявший уничтожить Советский Союз. Мистика? Пророчество? Черная метка судьбы? Но Пеньковский не разглядел в этом совпадении зловещего предзнаменования своей гибели — такой же презренной и бесславной, как смерть арийского подонка.
Очередная явка была назначена на следующий вечер — 21 апреля в том же номере.
Несколько лет спустя Винн описывал эти встречи в своей книге «Человек из Москвы». Правда, место конспиративных контактов он почему-то перенес из гостиницы в расположенное поблизости здание.
«Один этаж этого дома был арендован британской разведкой. В большинстве помещений там работали правительственные служащие, не подозревавшие о том, что происходит за дверьми остальных комнат, — пишет Гревил Винн. — А там находились два или три кабинета, комната для совещаний и — самое главное — операционный центр. Здесь были размещены пишущие машинки, магнитофоны, шифровальные аппараты, радиоаппаратура, фильмоскопы и кинопроекторы и даже установлена прямая телефонная связь с Вашингтоном. Дежурство несли стенографистки, машинистки, переводчики, врач, вооруженный стетоскопом, шприцем и тонизирующими медикаментами — для того чтобы Алекс, который за все время своего пребывания в Лондоне ни разу не спал больше трех часов в сутки, чувствовал себя свежим и бодрым, — и, конечно, группа офицеров британской и американской разведок.
Привезенные мной материалы так поразили Лондон — который, надо отдать ему должное, не проявил эгоизма и поделился бесценной информацией с американцами,—что в первую же ночь в комнате для совещаний собралось много людей, которым не терпелось познакомиться с Пеньковским лично».
На конспиративной встрече, состоявшейся вечером 21 апреля, были тщательно проанализированы агентурные возможности Пеньковского. Договорились, что «Янг» получит миниатюрный аппарат «Минокс» для фотографирования материалов, транзистор для приема односторонних радиопередач, а также тайнописную копирку для подготовки писем в адрес зарубежного Центра. Было определено, что если в перспективе Пеньковский не сможет приехать в командировку, то все рекомендации по дальнейшей работе он будет получать в Москве через Винна.
Очередной контакт состоялся 3 мая после поездки советской делегации по стране. Приглашенный на встречу специалист обучил агента обращению с фотоаппаратом «Минокс», правилам настройки радиоприемника и пользования шифрблокнотом для расшифровки радиопередач. Грилье и Александр объяснили, как работать с тайнописной копиркой.
Разведчики заметили, что Пеньковский неважно выглядит, и порекомендовали ему обследоваться у врача. Он объяснил, что отравился во время поездки по стране пивом и действительно плохо себя чувствует.
4 мая был приглашен врач, который, осмотрев Пеньковского, высказал предположение, что у него пошаливает сердце, и дал несколько рекомендаций по лечению.
После ухода врача Александр и Грилье передали Пеньковскому фотоаппарат; пленки, шифрблокноты, записные книжки с копиркой, инструкции и транзистор. Вес было упаковано в два больших пакета.
Грилье сообщил Пеньковскому, что в скором времени Винн будет в Москве и передаст ему письмо. Было также предложено переслать через Винна сообщение для разведцентра, если к тому времени агент сумеет добыть какую-либо информацию по интересным для западных спецслужб темам.
Когда инструктаж подходил к концу, раздался телефонный звонок, ответив на который, Грилье вышел из номера и вскоре вернулся в сопровождении пожилого человека, производившего впечатление крупного начальника.
Мужчина поздоровался с Пеньковским, не назвав своего имени, и высказал удовлетворение его желанием оказывать помощь западной демократии. Состоялась короткая беседа, завершившаяся поднятием бокалов за успех начатой работы.
На другой день советская делегация вылетела в Москву, и уже с 8 мая 1961 года завербованный англичанами и американцами полковник ГРУ Пеньковский приступил к активной и целенаправленной шпионской деятельности, выполняя полученные от разведки задания. Ему удалось перефотографировать несколько отчетов советских специалистов, выезжавших за рубеж по линии ГК по КНИР, а также приступить к сбору секретных материалов в ГРУ.
Тем временем в Англии, в один из дней середины мая, Винну позвонил Аккройд и пригласил пообедать в китайском ресторане «Шенграла» на ул. Бромптон. Аккройд пришел вдвоем с мужчиной, которого он назвал Кингом. Разговор зашел о предстоящей поездке Винна на выставку в Москву. Аккройд попросил его взять с собой небольшую сумку с вещами для русского друга, а в советской столице посетить визовый отдел английского посольства, получить там доставленный дипломатической почтой пакет для Пеньковского и все это конспиративно передать адресату. Возможно, что и у Янга (один из оперативных псевдонимов Пеньковского, употреблявшийся в открытых разговорах американских и английских разведчиков с Винном) окажется пакет для английской спецслужбы. В этом случае его нужно забрать у агента и передать в визовый отдел. Винн попытался уточнить, что будет содержаться в «посылках» и насколько все это опасно. Кинг и Аккройд ответили, что они намерены не просто поддерживать, но и всячески укреплять контакты с Пеньковским, и что в английской посылке передаются совершенно безобидные вещи. Что касается содержания пакетов, то здесь и без слов все понятно.
Как опытный разведчик, Винн оценил степень риска и выразил сомнение относительно целесообразности своего участия в этом небезопасном мероприятии. В ответ Кинг в режиме мягкого, но недвусмысленного нажима предупредил, что будет вынужден прибегнуть к помощи более авторитетного человека, который наверняка сумеет разъяснить Винну важность их просьбы.
Через несколько дней Кинг позвонил Винну и пригласил прийти в Челси Клойстерс, на ул. Слоин, в комнату 315. Там посетителя ожидали Кинг, Аккройд и их шеф из русской секции МИ-6, который заявил, что ему известно о колебаниях и нерешительности Винна в оказании помощи британской разведке. Он объяснил, что сама по себе передача пакетов не представляет какой-либо угрозы для английского бизнесмена, а напротив, будет выгодна ему с точки зрения развития коммерческих связей в Союзе, т.к. Пеньковский является важной фигурой в ГК по КНИР. В случае же отказа сотрудничать может пострадать его бизнес. При этом разведчик отметил, что поддержание контакта с Пеньковским является патриотическим долгом перед страной и Ее Величеством королевой. В заключение встречи он настоятельно попросил Винна позвонить Кингу, как только будет получена виза на въезд в Советский Союз.
20 мая Винн оформил визу и связался по телефону с Кингом, сообщив, что должен быть в Москве 27 мая. Условились, что через день Винн встретится с Аккройдом вечером на улице Окли недалеко от своей конторы. В назначенный день и час коммерсант сел в автомашину Аккройда, который передал ему чемодан для своего советского конфидента.
В соответствии с проведенным инструктажем, в день прибытия в Москву Винн в 20.00 должен явиться на квартиру сотрудника визового отдела британского посольства, где ему вручат письмо для Пеньковского. Все это—и чемодан, и письмо—нужно как можно скорее передать Янгу.
В случае получения посылки от Пеньковского необходимо будет срочно связаться с тем же человеком или в визовом отделе, или на его квартире, чтобы отдать ему пакет. Приходить в визовый отдел посольства лучше под предлогом посещения английского клуба в дни его работы. В ином случае — встречаться по указанному домашнему адресу. Аккройд сообщил, что напротив подъезда, где живет дипломат, в качестве условного сигнала будет стоять «Форд-зефир» с дипломатическим номером. Дверь квартиры будет открыта, и Винн должен без стука войти вовнутрь.
Приехав домой, Винн осмотрел содержимое чемодана, в котором находились: мужской костюм, электробритва «ремингтон», женская одежда, несколько грампластинок и другие вещи. В общем, ничего криминального. Обычная «спонсорская помощь» начинающему агенту.
Винн прилетел в Москву на английскую выставку. В «Шереметьево», согласно протоколу, его встретил Пеньковский и отвез в гостиницу «Метрополь».
В пути следования из аэропорта Винн сказал Пеньковскому, что привез для него чемодан с вещами. В гостинице договорились встретиться вновь вечером, после того как Винн получит у дипломата пакет.
Некоторое время спустя англичанин вышел из гостиницы, взял такси и приехал по известному ему адресу. Во дворе дома стоял «Форд-зефир» с номерным знаком, который ему сообщили в Лондоне. Войдя в подъезд, Винн поднялся по лестнице и проскользнул в приоткрытую дверь квартиры английского дипломата. В прихожей его встретил человек в очках. Это был сотрудник английского посольства Р. Чизхолм. Сделав знак молчать и пожав гостю руку, Чизхолм аккуратно прикрыл входную дверь, запер ее и провел Винна в комнату. Не произнося ни единого слова, они сели за стол, выпили по рюмке виски, закурили... Затем Чизхолм написал на листе бумаги: «Передайте конверт Вашему другу, если Вы захотите меня увидеть завтра, то в 20.00 я буду находиться в визовом отделе посольства. Клуб будет открыт. Если Вы не придете завтра, то мы увидимся в следующий день работы клуба». При этом протянул лежавший на столе толстый конверт размером 16 х 12 см. Винн сунул его в карман, попрощался с хозяином и тихо вышел из квартиры.
Вернувшись в гостиницу, он дождался Пеньковского и передал ему пакет. Остаток вечера провели в ресторане. Расставаясь, договорились увидеться на следующий день в 17 часов в кафе «Метрополя».
Назавтра в кафе Пеньковский передал Винну сверток с 20 экспонированными фотопленками и письмом в разведцентр, исполненным тайнописью. В нем сообщалось о предпринимаемых им усилиях по получению ценной разведывательной информации и результатах этой работы.
Оставив Пеньковского, Винн к 20.00 прибыл в визовой отдел посольства и отдал пакет Чизхолму. Оттуда прошел в клуб, где пробыл около часа, и вернулся в гостиницу.
В оставшиеся до отъезда дни Винн встречался с Пеньковским в служебной обстановке и на стендах выставки, решая деловые вопросы своей поездки.
6 июня, перед отлетом Винна из Москвы, Пеньковский сообщил ему, что в августе он будет командирован па советскую выставку в Лондон.
В конце июня Пеньковский получил от разведки первую рабочую радиограмму. В ней сообщалось, что в МИ-6 не смогли прочесть тайнописный текст, так как агент, наверно, неправильно пользовался при написании тайнописной копиркой. (Ну что ж, бывает, — первый тайнописный лист—комом...) Ошибка заключалась в том, что Пеньковский перепутал чистый лист и копирку, которые находились в одном блокноте и ничем друг от друга не отличались.
Через несколько дней после возвращения Винна из Москвы (это был уже конец июня) ему впервые позвонил Киш: Он сообщил, что «Янг» обратился за въездной визой в английское посольство. Здесь же Кинг попросил Вина срочно сообщить ему, как только будут получены какие-либо сведения о приезде Янга.
Вскоре Винн получил телеграмму из ГК по КНИР, в которой говорилось о дате прилета Пеньковского в Лондон. Коммерсант тут же связался с Кингом, который дал задание зарезервировать для Янга гостиницу и проинформировать о его местопребывании после приезда в Лондон и рабочих планах визитера.
Пеньковский прилетел в Лондон 18 июля. Винн встретил его, привез в отель «Кенсингтон корт», а чуть позже позвонил из своей конторы Кингу.
Вскоре в конторе Винна раздался звонок от Кинга. Разведчик попросил доставить Янга на ул. Коалхэрнкорт и показать ему крайний подъезд дома, расположенного на углу улиц Бромптон и Литл Болтоне. Винн все выполнил точно.
Подойдя к дому, Пеньковский увидел вышедшего ему навстречу Майка. Поднявшись в лифте, они вошли в квартиру, где уже находились Грильс, Александр, Ослаф и новый разведчик по имени Радж.
Именно здесь, с 18 июля по 8 августа, было проведено несколько встреч разведчиков с Пеньковским, во время которых разбирались и анализировались переданные предателем секретные материалы, уточнялись детали техники фотографирования, обсуждались возможности приема радиопередач, на предмет опознания изучались альбомы с фотографиями советских служащих, работавших в загранаппаратах, которые подозревались в принадлежности к ГРУ и КГБ.
Прибыв на одну из встреч, разведчики сказали Пеньковскому, что для него подготовлены две военные формы: полковника английских и американских вооруженных сил.
Пеньковский оживился и проявил неподдельный интерес, изъявив желание сфотографироваться как в одной, так и в другой форме. Это было незамедлительно исполнено. Разведчики не скупились на обещания, гарантируя агенту, в случае его приезда на Запад, государственное покровительство, американское гражданство или английское подданство, а также соответствующую должность в одной из спецслужб этих стран.
Вскоре после процедуры фотографирования на конспиративную квартиру прибыл начальник русской секции МИ-6, который провел тщательный инструктаж Пеньковского по вопросам сбора и передачи информации, соблюдения правил конспирации, обеспечения личной безопасности.
В беседе с шефом русской секции Пеньковский достаточно настойчиво высказал свое желание быть представленным главе английского правительства, так как это, по его мнению, подтвердило бы значимость той работы, которую он выполняет в интересах Англии и США. Вот так проявились неудовлетворенные амбиции и жажда осознать собственную значимость, пусть даже через предательство. Англичанин ответил, что представление связано с посещением правительственных учреждений и может привести к его расшифровке.
Такой ответ не понравился Пеньковскому, о чем он и дал понять собеседнику.
Американцы во время диалога сохраняли молчание и не вмешивались.
Значительно позже, когда Пеньковский был в Париже, этот разговор получил свое неожиданное развитие.
В один из вечеров американцы пригласили Пеньковского в гости, не ставя при этом в известность англичан.
В назначенное время Янг приехал в обусловленную гостиницу, нашел номер, в котором проживали Александр и Ослаф.
Во время состоявшегося застолья американцы начали сетовать на то, что им приходится работать с Пеньковским вместе с англичанами. Агент напомнил, что сначала пытался установить связь с американской разведкой, но не дождался ответа. Александр вновь объяснил нерешительность ЦРУ боязнью провокации со стороны КГБ, в то время как понимание серьезности и искренности намерений Пеньковского спецслужбы США смогли оценить лишь тогда, когда англичане сообщили им о его обращении, подкрепленном секретными материалами чрезвычайной важности.
Продолжая тему, американцы подчеркнули, что они разделяют стремление Пеньковского встретиться с кем-либо из членов английского кабинета, а потому пытались убедить партнеров в предоставлении такой возможности. Со своей стороны, они доложили о просьбе Пеньковского в Вашингтон и предложили вывезти его на военном самолете на пару дней в Америку, чтобы представить лично Джону Фицджеральду Кеннеди — 35-му президенту США.
Пеньковский поинтересовался реальностью такого плана. Американцы ответили, что задуманное несложно было бы выполнить технически, но в Лэнгли все-таки сочли рискованным доставлять Пеньковского в Вашингтон, так как даже непродолжительное его отсутствие могло быть замечено и вызвать подозрение в советском посольстве. Поэтому решили перенести его встречу с президентом на время командировки в США.
Агента подбодрили тем, что директор ЦРУ Аллен Даллес знает о нем очень подробно и высоко ценит его секретную миссию.
За два дня до отъезда Пеньковского из Лондона произошло его знакомство с Анной Чизхолм. Ему было сказано, что в промежутках между его командировками за рубеж и приездами в Москву Винна поддерживать связь с разведцентром надо через Анну. Было оговорено, что в сентябре и ноябре 1961 года, но пятницам, в 13.00 Пеньковский будет встречаться с Анной на Арбате у антикварного магазина. Увидев его, Анна должна проследовать за Пеньковским в подъезд одного из домов, находящихся в переулке, прилегающем к Арбату. Такой же порядок встреч был определен на октябрь и декабрь, но уже по субботам, в 16.00, в районе Цветного бульвара. Встречи должны были носить «моментальный» характер передачи друг другу разведывательных материалов.
Во второй приезд в Англию Пеньковский посетил вместе с Винном фабрику «Эдгар Аллен» в г. Шеффилде. При этом он попросил провезти его через г. Лидс, чтобы иметь возможность сфотографировать ракетные площадки, расположенные вблизи шоссейной дороги. Это потребовалось ему для отчета в ГРУ о командировке. Сведения о площадках он получил от английских разведчиков и согласовал с ними вопрос о фотографировании.
Находясь в Лондоне, Винн устроил Пеньковскому, по его просьбе, посещение ночных клубов «Кабаре» и «55-рум». В одном из них Янг познакомился с проституткой и провел ночь в се будуаре.
На последней встрече Пеньковского проинструктировали о направлениях сбора разведывательной информации, посоветовали расширить круг знакомств среди офицеров, являющихся секретоносителями. При этом рекомендовалось почаще советоваться с кураторами из ЦРУ и СИС и не оставлять для себя неясными любые вопросы.
В заключение было обусловлено, что, если будет необходимость в постановке каких-либо других задач, то Винн, который скоро будет в Москве, привезет соответствующее письмо. Вместе с тем Пеньковского предупредили, что Винн не в курсе всех деталей его сотрудничества с разведкой.
Тогда же ему были предложены три тысячи рублей, от которых он отказался. Видимо, боялся везти через границу такую большую по тем временам сумму денег.
После окончания инструктажа Майк отвез Пеньковского на квартиру к молодым дамам известной профессии, с которыми они провели остаток дня.
Возвратившись в первой декаде августа в Москву, Пеньковский продолжил сбор шпионской информации. Для этого он получал в спецбиблиотеке ГРУ и фотографировал документы, пытался собирать представляющую интерес для разведки информацию среди своих знакомых офицеров Советской армии.
Пользуясь своим служебным положением, некоторые документы он отвозил на непродолжительное время домой, быстро их переснимал на фотопленку и сразу же возвращал обратно. Во время одной из фотосъемок он случайно уронил «минокс», повредив механизм перемотки пленки. Надежда на замену аппарата связывалась со скорым приездом Винна в Москву.
В августе, незадолго до этой поездки, Винн был вызван Кингом на встречу. На «остине» Кинга они приехали в безлюдный уголок одного из парков Лондона, где, оставаясь в машине, обсудили ближайшие планы, касающиеся командировки Винна в Советский Союз. Коммерсант рассказал, что намерен посетить французскую выставку в Москве в конце августа. Договорились, что, получив визу, он позвонит Кингу.
Через несколько дней, когда виза была получена, произошла повторная встреча с Кингом в его машине. Разведчик попросил Винна передать Пеньковскому в Москве коробку конфет, подчеркнув, что это не представляет никакой опасности, а конфеты просто подарок.
«Остин» стоял как раз напротив магазина. Винн молча вылез из машины, купил в магазине коробку конфет и вернулся к Юнну, который, рассмеявшись, заметил, что конфеты эти Винн может съесть сам. А вот ту коробку, которую надо передать Пеньковскому, Винн получит в визовом отделе английского посольства у Чизхолма.
Обсуждая дату своего отъезда, Винн сказал, что она запланирована на период между 20—24 августа. Но из Лондона он сначала завезет на машине семью в Цюрих, а затем, уже из Женевы, вылетит в Москву.
Из Цюриха Винн дал телеграмму в ГК по КИМР на имя Пеньковского о своем прилете в Москву 23 августа.
В Шереметьеве его встретил Пеньковский.
Когда приехали в гостиницу, Янг спросил, намеревается ли Винн с кем-либо увидеться. Проверив но своим записям, что 23 августа клуб в английском посольстве открыт, гость ответил, что в 20.00 будет у «общего друга». Услышав утвердительный ответ, Пеньковский вручил ему пакет для передачи английскому дипломату.
Договорились встретиться вновь в 22.00 около памятника А.Н. Островскому у Малого театра.
Придя в визовый отдел, Винн зашел к Чизхолму, который, как и в предыдущий раз в квартире, сделал знак рукой, чтобы Винн хранил молчание, и указал на лежавшие на столе коробку конфет и конверт с фотографиями. Винн взял коробку, конверт и передал Чизхолму пакет от Пеньковского.
Задержавшись на полчаса в клубе, Винн отправился на встречу с Пеньковским.
Вечер они провели в ресторане «Будапешт», где коммерсант отдал коробку конфет и конверт с фотографиями. Пеньковский достал фотографии. На них была изображена Анна Чизхолм с детьми. Внимательно рассмотрев, он вернул фотографии Винну. На следующий день тот возвратил их Чизхолму.
В письме из зарубежного разведцентра указывалось, что в случае необходимости помимо обусловленных еще в Лондоне встреч с Анной Чизхолм у антикварного магазина Пеньковский может найти ее в определенные дни на Арбате или на Цветном бульваре, где она будет гулять с детьми. В этом случае он должен осуществить передачу добытых секретных материалов, упаковав их в коробку из-под конфет, переданную ему Винном, и «подарив» ее ребенку Анны.
Фотография давалась как раз для того, чтобы Янг мог лучше запомнить детей Чизхолм.
Возвращая в визовый отдел фотографию, Вини получил от Чизхолма новый «минокс» и фотопленки к нему, поскольку Пеньковский в своем донесении просил заменить вышедший из строя фотоаппарат. Передача фототехники состоялась при очередной встрече на выставке в «Сокольниках».
Через несколько дней Пеньковский, провожая в аэропорту «Шереметьево» улетавшего в Амстердам Винна, сказал, что, по всей вероятности, приедет в сентябре в Париж на советскую техническую выставку.
Из Амстердама Винн связался с Кингом и сообщил, что Пеньковский намеревается приехать во Францию. Кинг поинтересовался, в какой из гостиниц Амстердама остановился Винн, и просил ожидать его приезда вечером того же дня.
Встреча произошла в ресторане гостиницы «Спиллер». Винну было поручено выехать до открытия выставки в Париж, зарезервировать для себя и Пеньковского гостиницу и встречать все самолеты Аэрофлота, чтобы еще в аэропорту установить контакт с агентом.
Перед поездкой во Францию Пеньковский решил проверить предложенный разведкой способ связи и передать на Цветном бульваре в коробке из-под драже агентурные материалы Анне Чизхолм. Написав письмо и вложив в коробку четыре экспонированные пленки, Пеньковский приехал на бульвар, быстро нашел Анну, которая сидела с детьми на скамейке. Подсев к ним, агент сказал несколько слов детям и дал ее сыну коробку из-под драже. Анна сделала вид, что благодарит его за проявленное внимание, а Пеньковский потрепал мальчика по щеке. В общем, обычная уличная сценка, если не считать, что дядя—шпион, тетя — сотрудница английской разведки, а раскативший на сладкое губу мальчик так и не получил конфет.
Анализируя позже весь процесс передачи, Пеньковский и разведчики пришли к выводу, что контакт носит очень открытый характер, бросается в глаза своей неестественностью, а следовательно, содержит большой элемент риска. В общем, это была не та ситуация, о которой любил говорить директор ЦРУ Аллен Даллес: лучшая конспирация— это отсутствие всякой конспирации.
В Париж Пеньковский прилетел 20 сентября 1961 года. Направляясь в машине с Винном в гостиницу, он поинтересовался, здесь ли его «друзья». Винн ответил утвердительно, пообещав, что они свяжутся с ним в самое ближайшее время.
Оставив Пеньковского в гостинице «Кери», Винн позвонил Кингу и сообщил что Янг — в Париже.
На следующий день Винну позвонил Александр и договорился о встрече с Янгом в холле гостиницы.
Спустившись вниз, Пеньковский увидел Александра, а рядом в баре — Грилье. Обменявшись приветствиями, обсудили вопросы дальнейшей работы и условились встретиться на следующий день у одного из мостов через Сену.
Кинг позвонил Винну в гостиниц утром 25 сентября и попросил разыскать Пеньковского на выставке, привезти вечером к ближайшему к гостинице «Бургон Монтана» мосту через Сену.
В 20.00 Винн высадил Пеньковского в указанном месте и уехал.
На противоположной стороне моста Пеньковского ждали Александр и Майк. Вместе доехали на машине до конспиративной квартиры. Там уже находились Грилье, Ослаф и Раджа.
Провели разбор материалов, которые Пеньковский передал после последней поездки в Лондон. Разведчики выразили удовлетворение содержащейся в них информацией, а также качеством фотосъемки.
Говоря о планах совместной работы на период пребывания Пеньковского в Париже, договорились, что встречаться будут с интервалом в три-четыре дня на этой же конспиративной квартире.
На встречах разведчики должны были подробно ознакомить своего агента с радиоделом и дать ему возможность приобрести уверенные навыки обращения с радиопередатчиком, разработать и согласовать условия связи в Москве с Анной Чизхолм и другие вопросы.
Пеньковскому было сказано, что связь в Париже с ним будет поддерживаться через Винна, который обеспечит московскому гостю и «культурную» программу.
«Культурная» же программа, исключительно по желанию Пеньковского, включала в себя в основном посещение ресторанов, увеселительных заведений, знакомства и общение с дамами полусвета.
Винн, по указанию разведки, содействовал Пеньковскому и в установлении контактов с представителями инофирм, которые офицеру ГРУ были необходимы для отчета в Москве о проделанной за время командировки работе.
Но основная деятельность тайного агента Янга начиналась поздно вечером и заканчивалась под утро. Для этого на одной из немноголюдных улиц Парижа недалеко от центра была снята квартира. Вот как описывает ее Грэвилл Винн в своей книге «Человек из Москвы».
«Прямо из гаража мы поднимались на лифте в нашу комнату площадью восемьсот квадратных футов, где находились магнитофоны, копировальные и пишущие машины, проекционные аппараты и было установлено прямое сообщение с Лондоном и Вашингтоном. Здесь, в условиях полной звукоизоляции, работал легион офицеров разведки, переводчиков, технических экспертов, стенографистов и врачей». В общем — некий аналог лондонского ситуационного центра работы с ценным агентом из Советского Союза.
В один из дней Кинг позвонил Винну, сказав, что хотел бы встретиться в баре гостиницы «Шиллон».
В баре Кинг находился в обществе госпожи Чизхолм и ее супруга. Беседа началась со взаимного представления, хотя с Чизхолм коммерсанту приходилось видеться в Москве. В процессе завязавшегося разговора Кинг, обращаясь к Анне, заметил, что вот господин Винн очень обеспокоен фактом передачи Янгу коробки конфет. Чизхолм засмеялась и с наигранной беззаботностью попросила Винна не волноваться, объяснив, что коробка нужна была для того, чтобы иметь возможность встретиться с Янгом, так как на официальных приемах не всегда удается с ним общаться.
В дальнейшем этой темы не касались, а обсудили вопросы, связанные с выездом Винна на несколько дней по делам фирмы в Белград.
Анна Чизхолм участвовала и в одной из встреч с Пеньковским на конспиративной квартире. Здесь были подробно рассмотрены возможности поддержания связи Анны с Пеньковским в Москве.
Определили, что в декабре 1961 года встречи будут проводиться по субботам в районе Цветного бульвара, а в январе 1962 года — по пятницам в районе Арбата. Время и порядок оставались такими, как обсуждалось на встрече в Лондоне и указывалось в инструктивном письме, переданном Винном.
Грилье также сказал, что параллельно будет обеспечена возможность для встреч Пеньковского с Анной на приемах в английском посольстве и па квартирах дипломатов.
Чизхолм восприняла все как указание, не вдаваясь в многословные обсуждения.
Во время пребывания в Париже Пеньковский был представлен одному из руководителей ЦРУ, который, в частности, поинтересовался возможностью командировки агента в США и сказал, что в этом случае они обязательно увидятся в Америке.
На последней встрече со своим конфидентом Александр и Грилье провели инструктаж, объяснив, что до конца 1961 года Винн в Москву не приедет и связь нужно осуществлять через Анну. Разведчики рекомендовали Пеньковскому поддерживать с Винном активную деловую переписку по линии ГК по КНИР. Также отработали в деталях экстренные способы связи через тайник на Пушкинской улице в доме № 5/6.
Подробно были обсуждены и варианты возможного перехода Пеньковского на нелегальное положение, а также конспиративного ухода за кордон. Для этого предполагалось изготовить несколько фальшивых паспортов на подставные имена и другие документы для перехода границы. Также планировалось прислать Пеньковскому подробные инструкции, необходимые штампы, оружие и иностранную валюту.
Рассматривалось несколько вариантов побега:
— на иностранном судне из одного из портов на Дальнем Востоке;
— на субмарине, которая бы подобрала Пеньковского с лодки в открытом море;
— из Берлина, где можно было бы перейти из Восточного сектора в Западный.
Оказавшись за рубежом, шпион должен был направить письмо или телеграмму по известному ему адресу с указанием своего местопребывания.
Во время встречи агента снабдили 30 фотопленками к фотоаппарату «минокс» и тайнописной копиркой большого размера. Здесь же договорились, что радиопередатчик и приставку к радиоприемнику с преобразователем сигналов азбуки Морзе и цифровые значения будут переданы позже через Джанет (Анну) Чизхолм или Винна.
Расстались после общего застолья.
Утром Винн, который к тому времени уже возвратился из Белграда, заехал в гостиницу и отвез Пеньковского в аэропорт «Орли».
Возвратившись в Лондон, Винн составил по просьбе Кинга финансовый отчет о расходах на Пеньковского в Париже и получил денежную компенсацию. В разговоре с Кингом Винн выразил опасения, что все больше втягивается в проведение мероприятий разведки. Он просил объяснить участие американцев в рабою с Пеньковским, а также цель организации интимных свиданий для него со специально подобранными проститутками, о которых Пеньковский с восторгом рассказывал ему перед отлетом из Парижа.
Кинг успокоил Винна, сказав, что его роль останется прежней и будет сводиться лишь к эпизодическим встречам с Пеньковским.
В середине ноября Кинг позвонил в контору к Винну и предложил приехать в Челси Клойстерс. Там Винна ждали Кинг и его шеф, который в грубой форме спросил, действительно ли у Винна остаются сомнения и опасения относительно оказываемой им помощи. Винн ответил утвердительно, после чего ему был изложен тот же набор аргументов в пользу сотрудничества, к которым шеф прибегал и во время первой беседы. Закончив монолог, он поинтересовался, не собирается ли Винн в Москву. Получив отрицательный ответ, начал настаивать, чтобы коммерсант все-таки нашел предлог побывать в Москве. Винн категорически отказался, сославшись на то, что у него и так были неприятности с партнерами по бизнесу, которым он не мог убедительно объяснить свою поездку в Париж.
После этого активные контакты Винна с английской разведкой возобновились только в декабре 1961 года.
В день прилета из Парижа Пеньковский позвонил в 21.00 по номеру московского телефона, который ему дали Александр и Грилье, дождался третьего сигнала зуммера и повесил трубку, дав понять таким образом абоненту о своем благополучном возвращении.
В Москве, до своего отъезда в ноябре 1961 года в отпуск, Пеньковский провел единственную встречу с Джанет (Анной) Чизхолм в районе Арбата. В подъезде одного из домов он передал ей три экспонированные пленки и записку, в которой ставил в известность о своем предстоящем отдыхе в Кисловодске.
Первая встреча после отпуска произошла на Цветном бульваре во второй декаде декабря. На следующей встрече, которая состоялась 30 декабря также в районе Цветного бульвара, агент получил от Анны письмо из лондонского Центра, в котором содержались поздравления с Новым 1962 годом и высказывались самые теплые пожелания...
Но именно этот предпоследний день уходящего года стал для Пеньковского началом конца его карьеры предателя. При выходе из подъезда он впервые был зафиксирован службой наружного наблюдения КГБ СССР.
К тому времени КГБ было известно, что супруги Чизхолм прибыли в Советский Союз в мае 1960 года в связи с назначением Р. Чизхолма вторым секретарем английского посольства в Москве. Это, так сказать, крыша. Основная должность — кадровый сотрудник английской разведки Сикрет интеллидженс сервис (СИС). Еще в 1954—1955 годах, когда Чизхолм работал в резидентуре СИС Западного Берлина, он попал в поле зрения советской военной контрразведки, так как весьма активно и целенаправленно занимался изучением советских граждан, в том числе военнослужащих. Имелись данные, что помощь в разведработе ему оказывает жена — Анна Чизхолм.
В июне 1955 года Родерик Чизхолм был в срочном порядке отозван из Западного Берлина. Это могло быть вызвано, как полагали в КГБ, провалом другого английского разведчика, который, как и Чизхолм, работал с одной и той же «подставой» органов госбезопасности.
Обоснованно считая, что Р. Чизхолм направлен в СССР для ведения разведывательной работы с позиций посольской резидентуры, одно из контрразведывательных подразделений КГБ незамедлительно взяло его в активное изучение.
В процессе разработки стали поступать данные о его стремлении устанавливать и расширять контакты среди советских граждан, их проверке на лояльность коммунистическому режиму и политической обработке. Наружное наблюдение за Чизхолмом фиксировало неоднократные попытки выявить слежку и уйти от нее. В некоторых случаях, подозрительных на проведение разведывательных операций, вместе с супругом участвовала и Джанет (Анна) Чизхолм.
С учетом имевшейся ранее и полученной вновь информации, контрразведчиками не исключалась возможность проведения Анной Чизхолм самостоятельных операций, в том числе по безличной связи с агентурой. Поэтому периодически за ней осуществлялось наружное наблюдение.
Осенью 1961 года было замечено, что она регулярно посещает в одно и то же время магазины на ул. Арбат.
Одновременно фиксировалась демонстративная активность Р. Чизхолма, которая скорее напоминала отвлекающий маневр для советских контрразведывательных служб.
Анализ всех обстоятельств поведения супругов Чизхолм позволил принять решение об установлении за обоими постоянной слежки, начиная с 25 декабря 1961 года.
Через пять дней, 30 декабря, сотрудник, осуществлявший наружное наблюдение за Анной Чизхолм, отметил, что в 16.10 она вошла в подъезд одного из домов по Мало-Сухаревскому переулку. Спустя 20—30 секунд Чизхолм вышла из подъезда и направилась в сторону Цветного бульвара.
С промежутком еще в 30 секунд из того же подъезда вышел неизвестный мужчина, остановился и в течение непродолжительного промежутка времени смотрел в сторону уходившей Чизхолм, а затем вновь вошел в подъезд. Вскоре неизвестный вышел из подъезда и, проверяясь на предмет выявления возможной слежки, направился в сторону Цветного бульвара. Перейдя бульвар, вошел во двор и был потерян наружной разведкой, так как двор оказался проходным.
В тот же день по описанию сотрудника, работавшего за Анной Чизхолм, был составлен словесный портрет неизвестного и передан в бригады наружного наблюдения.
5 и 12 января 1962 года состоялись еще две встречи Пеньковского с Анной Чизхолм, на которых Янг получил блокноты для шифровки и дешифровки радиосообщений, фотоаппарат «минокс» и пленки к нему, а также письмо из разведцентра. В свою очередь, Пеньковский передал Анне несколько экспонированных пленок с добытыми им секретными материалами.
В письме из лондонского Центра указывалось, что, несмотря на ранее сделанное Пеньковскому предложение стараться передавать экспонированные пленки Анне на дипломатических приемах, а не на улице, разведка считает, что при необходимости и наличии экспонированной пленки он может и впредь передавать их Анне при встречах на улице, поскольку предыдущие передачи прошли успешно.
Хотя в эти дни — 5 и 12 января — наружное наблюдение за А. Чизхолм было достаточно плотным, ей удавалось уходить от слежки и не допустить расшифровки операции по связи с агентом. Судя по всему, свою негативную роль сыграл тот самый человеческий фактор, который мог ослабить внимание разведчиков службы наружного наблюдения. Дело в том, что Анна выходила на связь с источником информации, будучи... беременной, что было явно заметно по ее фигуре. Перед этим она часто заходила в подъезды жилых домов, якобы для того, чтобы поправить бандаж. В некоторой степени это обстоятельство и притупляло бдительность сотрудников службы НН.
19 января А. Чизхолм, заходя, как обычно, в магазины на улице Арбат, дошла до Арбатского переулка и, посмотрев на часы, в 13.00 вошла в подъезд дома № 4. Вслед за ней в подъезд вошел мужчина, по приметам похожий на того, который скрылся от наружного наблюдения 30 декабря. Через небольшой промежуток времени из подъезда с интервалом в 30—40 секунд вышли сначала Чизхолм, а затем неизвестный, который направился в сторону Арбата. Усиленно проверяясь, мужчина в течение получаса ходил по городским улицам, затем вышел на улицу Горького и вошел в здание ГК по КНИР. Под благовидным предлогом, не вызывающим никаких подозрений, сотрудник наружного наблюдения поинтересовался у дежурного на входе личностью только что вошедшего в здание мужчины и выяснил его установочные данные — Олег Владимирович Пеньковский.
После окончания рабочего дня объект наблюдения вышел из Госкомитета и общественным транспортом приехал на набережную Максима Горького, в жилой дом № 36.
Естественно, оба объекта наблюдения были скрытно сфотографированы. По нынешним меркам оперативная фотоаппаратура пятидесятых — начала шестидесятых годов выглядела весьма примитивно. Небольшой по размерам фотоаппарат прятался, в зависимости от времени года, под пальто или пиджак. Объектив маскировался под пуговицу, а спуск затвора осуществлялся с помощью тросика, который скрытно выводился в карман. Выдержка и диафрагма устанавливались заранее в соответствии с погодными условиями съемки. Резкость наводилась (тоже заранее) путем установки объектива на определенное количество метров. Чтобы сделать более-менее качественный снимок, сотрудник наружного наблюдения должен был подойти к объекту съемки на расстояние, соответствующее метражу, установленному на объективе фотоаппарата, повернуться к объекту лицом, так как пуговица-объектив обычно располагалась в районе живота или груди, и, выждав удобный момент, когда наблюдаемый повернется лицом или в профиль, нажать кнопку тросика опущенной в карман рукой. За время наблюдения нужно было скрытно сделать несколько снимков объекта и его связей и при этом не расшифроваться. Иногда фотоаппарат маскировался в сумке или портфеле, что в некоторой степени упрощало процесс фотографирования. И все же снимки, как правило, получались довольно расплывчатые, но вполне пригодные для идентификации объекта фотосъемки. В течение следующею дня именно но этому черно-белому фото, в также фамилии, имени и отчеству, которые удалось узнать разведчику наружки в ГК по КНИР, контрразведка установила личность неизвестною.
Встала задача разобраться, является ли появление Пеньковского в местах, где бывает Анна Чизхолм, случайным, а если нет, то какой характер носят ею контакты с этой женщиной.
Но и Пеньковский был настороже. Выйдя 19 января вслед за А. Чизхолм из подъезда, он заметил машину светлой окраски, которую уже видел 5 января, когда она двигалась с нарушением правил по улице с односторонним движением. Сомнений не было — за А. Чизхолм велась слежка. Необходимо было самому уйти из-под наблюдения и предпринять меры, исключающие возможность провала. Прежде всею — предупредить о своих подозрениях английских разведчиков.
Думая, что ему удалось оторваться от слежки, он принимает решение— прекратить все контакты с А. Чизхолм в условиях города.
По этой же причине он отменяет выход на личную встречу в районе «Балчуга». Этот способ связи был также отработан в Париже и предусматривал, что 21 -го числа каждого месяца в 21.00 Пеньковский должен находиться у гостиницы «Балчуг», где к нему подойдет мужчина и скажет по-английски пароль: «Мистер Алекс, я от двух ваших друзей, которые шлют вам большой-большой привет».
Одна такая встреча уже была проведена 21 октября. Она прошла гладко, и своему связнику Пеньковский передал два номера журнала «Военная мысль», «Наставления по стрельбе артиллерии» и некоторые другие материалы.
Прекратив личные встречи, Пеньковский, тем не менее, начинает нервничать и допускать серьезные ошибки, на которые английская разведка, странным образом, не только не реагировала, но даже поощряла некоторые его действия. Вместо того чтобы воспользоваться одним из резервных видов связи, он принимает весьма рискованное решение вступить в контакт с иностранцами, приезжающими по линии ГК по КНИР, и передать через них сообщение в разведцентр о выявленной слежке.
В 20-х числах января в СССР прибыла делегация англо-американских специалистов бумажной промышленности во главе с господином Кондоном, которая работала в Москве и Ленинграде. Курировал пребывание делегации в СССР Пеньковский.
Возвращаясь с Кондоном из Ленинграда в Москву в одном купе и но некоторым признакам подозревая его в причастности к спецслужбам, Пеньковский обратился к иностранцу с просьбой передать хорошим знакомым в Англии личное письмо. После некоторого колебания тот согласился.
Пеньковский объяснил, что по прибытии в Лондон Кондон должен направить открытку и указать свое местонахождение. Когда же к нему придут друзья Пеньковского, передать им его небольшое послание. Тут же, в купе, он написал письмо в разведцентр, в котором сообщал о прекращении личных контактов с разведчиками в городе из-за того, что выявил за собой слежку.
На другой день Кондон покинул Советский Союз, а спустя месяц, разведка передала по радио для Янга рабочую телеграмму, одобряющую решительность агента в случае с Кондоном.
Впрочем, англичане подстраховались. Несколько позже в инструктивном письме, полученном от Джонстона, указывалось, что Кондон не знает о связях Пеньковского с разведкой, но во избежание повторных контактов будет предпринято все необходимое, чтобы он не появился в Советском Союзе.
Тем временем наружное наблюдение органов безопасности продолжало фиксировать регулярность выходов Анны Чизхолм в район Арбата и Цветного бульвара еще на протяжении полутора-двух месяцев. Но Пеньковский там больше не появлялся.
Параллельно с плотным контролем Анны Чизхолм советскими контрразведчиками велось негласное изучение личности Пеньковского, анализировалась его деятельность в аппарате ГРУ и ГК по КНИР.
Наряду с положительными качествами, такими, как «организаторские способности», «инициативность», «воля», «твердость характера», в служебных характеристиках отмечались негативные черты: «небрежность в исполнении служебных обязанностей», «болезненное самолюбие», «карьеризм», «переоценка своих способностей», «мстительность и моральная нечистоплотность».
Друзья и коллеги подчеркивали, что Пеньковский бывает болтлив, двуличен, может солгать даже по незначительному поводу, однако способен быстро заводить знакомства и сближаться с людьми. Окружение Пеньковского было очень пестро по своему социальному составу: от маршала до продавцов магазинов. Увлечения сводились к посещению ресторанов и, как бы сейчас сказали, гламурным похождениям.
В процессе изучения был выявлен устойчивый интерес офицера ГРУ к информации, в том числе и закрытой, которая не требовалась ему по роду исполняемых им служебных обязанностей. Не осталось незамеченным и то, что, работая с секретной литературой в отдельном помещении, он закрывается на замок.
В конце марта Пеньковский в числе других сотрудников ГК по КНИР получил приглашение на прием к советнику английского посольства Синьору. Там же находились супруги Чизхолм. С Анной Чизхолм во время приема в присутствии гостей Пеньковский не общался, однако вместе с супругой хозяина отлучался на 1—2 минуты в соседнюю комнату. В это же самое время в основном помещении отсутствовала и Анна Чизхолм. Данное обстоятельство не исключало возможности кратковременного контакта между ними. (Как было установлено в ходе следствия, Пеньковский передал на этом приеме своей связной несколько экспонированных пленок, высказал опасения по поводу выявленной слежки, и в связи с этим предложил отказаться от контактов с Анной на улицах Москвы.)
После приема в посольстве, как свидетельствовала наружная разведка, Анна Чизхолм прекратила свои регулярные поездки в район Арбата.
Совокупность полученных сведений еще не давала оснований утверждать, что Пеньковский поддерживает с англичанами преступную связь, но требовала более интенсивной и тщательной проверки, принятия в отношении него некоторых ограничительных мер до внесения полной ясности в характер контактов с А. Чизхолм. Естественно, такая работа должна была проводиться очень осторожно, чтобы не вызвать у объекта наблюдения более серьезных подозрений и не спровоцировать возможный переход на нелегальное положение.
В частности, предусматривалось под благовидным предлогом затруднить его доступ к секретным материалам, сузить круг сотрудников ГК по КНИР, посещающих приемы у иностранцев, отвести Пеньковского от поездок за границу. Оперативная разработка объекта подразумевала проведете в целях его изучения комплекса оперативнотехнических мероприятий, включающих наружное наблюдение, слуховой контроль, аудиовизуальное наблюдение, контроль телефонных разговоров. Важной составляющей была фиксация реакции объекта изучения на предпринимаемые в отношении его персоны действий. Эту работу предполагалось вести с помощью оперативных работников, лично знающих Пеньковского и поддерживающего с ним деловые и дружеские отношения.
Квартира подозреваемого была оборудована техникой слухового контроля, а с противоположного берега Москвы-реки велось визуальное наблюдете с применением телескопической кино-фототехники и приборов ночного видения.
В один из дней пост визуальной разведки докладывал, что во время прихода домой в обеденное время Пеньковский производил на подоконнике какие-то манипуляции, напоминающие фотографирование.
Как было установлено, в этот день он посещал спецбиблиотеку ГРУ и брал секретные сборники, которые вернул только после обеда — во второй половине того же дня.
Для проверки версии о том, что офицер ГРУ производит у себя в квартире перефотографирование секретных документов, сотрудники госбезопасности специально разработали уникальную по тем временам оперативно-техническую операцию. В один из цветочных ящиков, которые располагались на балконе, находившемся над окном квартиры Пеньковского, вмонтировали фотоаппарат. От него был проложен кабель по дну реки Москвы (!) в одну из квартир стоящего на противоположном берегу жилого дома.
Получив в очередной раз сообщение, что Пеньковский направляется из ГРУ на такси домой в обеденное время, сотрудники поста визуального наблюдения, следившие за ним из дома на другом берегу реки, включили систему и... С верхнего балкона выдвинулся цветочный ящик и, опять же по команде чекистов, с помощью спрятанного там фотоаппарата была проведена фотосъемка и самого Пеньковского, и тех материалов, которые он переснимал на подоконнике своим миниатюрным фотоаппаратом «минокс». Именно эти фотографии оперативной съемки позволили выяснить, что сотрудник ГРУ фотографировал секретные документы, полученные в спецбиблиотеке Главного разведывательного управления, и установить точные названия этих книг и брошюр.
Также в один из вечеров слуховой контроль зафиксировал работу в квартире подозреваемого транзисторного приемника, передававшего цифровые сигналы азбукой Морзе. Пост визуального наблюдения одновременно сообщил, что Пеньковский, сидя за столом рядом с транзистором, что-то быстро записывает.
Анализ зафиксированных сигналов азбуки Морзе и имеющихся данных радиоперехвата позволил сделать вывод, что они принадлежат франкфуртскому радиоцентру американской разведки и проводятся для неизвестного агента с октября 1961 года с 00.00 до 00.30. В зависимости от времени года изменяется их частота.
Сомнений в сотрудничестве Пеньковского с иностранной разведкой оставалось все меньше и меньше.
Анализ давал основание сделать вывод, что, прекратив встречаться с А. Чизхолм в городе, он, по всей видимости, мог иметь связь с ней или на приемах, или пользоваться передачей информации через тайник. Хотя посещение посольств Пеньковским ограничивалось, фактов, подозрительных на проведение тайниковых операций, наружное наблюдение не выявило. В связи с этим прорабатывалась версия, что существует еще один неизвестный канал связи, или, если его нет, разведка, практиковавшая личные встречи с Пеньковским, постарается выйти с ним на очередной контакт. Вероятность этого была продиктована тем фактом, что подозреваемый в связях со спецслужбами противника офицер ГРУ накопил большой объем сведений, которые должен был передать в зарубежный разведцентр. В связи с этим важно было предусмотреть и своевременно отреагировать на очередные шаги противника.
Как наиболее вероятный, рассматривался вариант связи через Винна, который имел возможность открыто, не вызывая подозрений, поддерживать с Пеньковским служебные отношения, а значит, мог быть использован английской разведкой. Бели вывод контрразведки был верным, то следовало ожидать скорого прибытия английского коммерсанта в Москву.
Так и случилось. В конце мая из деловой переписки ГК по КНИР была получена информация, что Винн намерен в начале июня побывать в Москве.
Напряженная работа велась и в Англии. В конце 1961 года Винна разыскал Кинг и сообщил ему, что им известно о подготовке Пеньковского к приезду на выставку в Сиэтл (США). Так как прямого воздушного сообщения между СССР с Соединенными Штатами в тот период еще не было, разведчики надеялись, что во время пересадки в Западной Европе Пеньковский может позвонить Винну домой. Поэтому его просили все пасхальные каникулы (время возможной командировки Янга) не отлучаться из дома. Если Пеньковский объявится, то дать ему номера двух телефонов в Нью-Йорке и Сиэтле.
Кинг также попенял Винну, что его поведение да прошлой встрече не понравилось шефу, и тот был взбешен отсутствием у него «британского патриотизма».
К сожалению для англичан, в тот период Пеньковский на связь так и не вышел. Его поездка в США сорвалась.
В конце мая 1962 года Кинг назначил Винну встречу на Челси Клойстерс, предупредив, что она очень важна для всех участвующих сторон. Коммерсант прибыл но указанному адресу и застал там Кинга, его шефа, господина Кауэлла, которого ему представили как дипломата, меняющего в Москве Чизхолма. Сразу переходя к делу, начальник русской секции сказал, что они хотели бы обсудить вопрос о возможной поездке Винна в Москву. Он попытался возразить и отказаться, но разведчик предупреждающе поднял руку и сказал: «Спокойнее, не возбуждайтесь». Кауэлл покинул комнату, и дальнейшая беседа продолжалась втроем.
Начальник Кинга в который раз пытался убедить Винна в необходимости его помощи, расточал комплименты в адрес Пеньковского, называя его патриотом, пытающимся противодействовать советской системе во имя западных демократических ценностей. Но самым весомым «доводом», который сломил сопротивление коммерсанта, оказалось обещание разведки выступить гарантом в получении Винном крупной ссуды в банке. Деньги сделали свое дело. Коммерсант дал согласие, тем более что уже вел переписку с ГК по КНИР об организации передвижной выставки.
Склонив Винна к продолжению сотрудничества, начальник оставил Кинга для дальнейшего инструктажа.
Кинг объяснил, что по прибытии в Москву Винн должен, как и раньше, побывать в визовом отделе у Чизхолма или Кауэлла. Кто-то из них вручит ему банку из-под чистящего порошка «Харпик» и фотографии Кауэлла, которые нужно передать Пеньковскому для заочного знакомства. Винн должен был также рассказать Янгу о Кауэлле и дать этому дипломату самые лестные характеристики, объяснив, что он меняет Чизхолма.
Далее Кинг просил обратить внимание на физическое и моральное состояние агента. Возникали некоторые опасения, связанные с переживаниями Янга по поводу отмены его поездки в США. Винну рекомендовалось объяснить, что это не является чем-то необычным и отнюдь не связано с возможными подозрениями в отношении его контактов с английской разведкой. Необходимо было приободрить Пеньковского, морально и материально поддержать, вселить уверенность в его безопасности и успехе тайной деятельности в интересах спецслужб Англии и США.
В связи с тем, что обмен информацией с Кауэллом будет проходить на приемах, надо было также показать и рассказать о предназначении банки из-под порошка «Харпик». Это будет своеобразный тайник. Банку установят в туалетной комнате особняка, где будут происходить приемы. В неё Пеньковский должен класть разведывательные материалы для зарубежных спецслужб и получать информацию для себя. Это была до гениального простая комбинация, исключавшая малейшие подозрения, связанные с возможными контактами агента с представителями спецслужб. Действительно, в течение официального приема практический каждый его участник хотя бы раз посетит туалет. Но никому и в голову не придет ковыряться в банке с порошком для чистки сантехники. И только двое из присутствующих—Пеньковский и его связник-разведчик — будут знать о главном ее содержании и способе вскрытия тайника.
Получив визу на въезд в СССР, Винн дал знать об этом Кингу, взял у него детские вещи для Пеньковского и 30 июня вылетел через Стокгольм и Копенгаген в Москву.
Из аэропорта Пеньковский отвез Винна в гостиницу «Украина». По дороге выяснилось, что английский визитер собирается вечером посетить посольство. Узнав это, Пеньковский вручил англичанину сверток для передачи «друзьям». Затем условились встретиться примерно в 21.00.
В 20.00 Винн приехал в посольство к Чизхолму. Опасаясь возможных подслушивающих устройств в помещении визового отдела, они общались, как и обычно, молча, посредством обмена записками. Чизхолм, достав банку из-под «Харпика», написал на листке бумаги: «Следите за моими движениями, а потом покажите эти действия Янгу».
После этого он взял банку, вывернул дно и вынул его. В банке был оборудован специальный контейнер для передачи секретной информации — фотопленок или писем.
Чизхолм также вручил Винну фотографии супругов Кауэлл и неизвестного американца (Родися Карлсона), которые нужно было показать Пеньковскому и вернуть Чизхолму.
В этот же вечер, в 21.35, как условились, в номер гостиницы Украина к Винну пришел Пеньковский. Включили на полную громкость радиоприемник и воду в ванной, — классический способ затушить разговор, если номер оборудован подслушивающим устройством. Беседовали вполголоса, попеременно, то в ванной, то в гостиной или спальне.
Винн передал Янгу пакет из посольства, рассказал о предназначении и принципе обращения с контейнером — той самой банкой «Харпик». Затем показал Пеньковскому фотографии Памеллы Кауэлл и ее мужа Гервеза Кауэлла, а также Р. Карлсона — сотрудника американского посольства в Москве.
Выполняя задание разведки, Вили попытался успокоить Пеньковского и развеять его опасения по поводу отмены поездки в США. Иностранец отмстил, что Пеньковский сделал для англичан очень много, что «друзья» будут рады его приезду на Запад. Он также сказал, что будет первым, кто с восторгом примет его в своем доме.
Пеньковский отвечал, что боится разоблачения. Он посвятил Винна в разработанные разведкой планы его побега из Советского Союза, выразив уверенность в реальности их осуществления.
В заключение они обменялись мелким сувенирами (виски, сигареты, икра) и договорились увидеться в ближайшее время.
Третьего июля они встретились в ресторане сада «Эрмитаж».
Разговор носил общий, так сказать, джентльменский характер: о погоде, женщинах, Лондоне, вине и прочих пустяках. Пеньковский держался уверенно. Видимо, подействовали убеждения Винна в полнейшей безопасности агента.
Четвертого июля англичанин посетил визовой отдел, где возвратил фотографии и балку из-под порошка «Харпик» Чизхолму. В записке разведчик поинтересовался тем, как себя чувствует Янг. Винн в ответной записке сообщил, что агент производит хорошее впечатление.
5 июля Пеньковский посетил Винна в гостинице «Украина» и передал ему сувениры для английских разведчиков, которые он купил, истратив небольшую часть присланных ему средств в сумме три тысячи советских рублей — деньги по тем временам большие. Часть денег он оставил Винну на приобретете для жены шубы и оплатил его расходы по пребыванию в Москве.
Впрочем, расчетливая жадность и тут дала о себе знать. В беседе агент высказал недоумение тем, что вместо ожидаемой иностранной валюты, которая очень пригодилась бы ему в случае ухода за границу, англичане прислали рубли, которых он не просил. У сотрудников Главного разведывательного управления была очень высокая по тем временам зарплата.
Помимо денег в переданном Пеньковскому на первой встрече пакете находилось подробное письмо о Кауэллах и Карлсоне, с которыми он должен был познакомиться на одном из приемов, а также о способе срочной связи со своими кураторами через тайник или по радио.
В этом же пакете находились семь открыток с видами Москвы, служивших для условного оповещения о положении агента. Первую открытку Пеньковский отправил на следующий же день по известному ему подставному адресу. Это означало, что он понял суть указаний и предназначение открыток.
Пятого же июля полковник ГРУ и английский гость назначили вечером встречу в ресторане «Пекин». Пеньковский приехал в «Пекин» и зашел в вестибюль. Через некоторое время подъехал Винн и стал прохаживаться около ресторана. Наблюдая за ним из вестибюля, Пеньковский обратил внимание на человека, который, вне всякого сомнения, вел наблюдение за Винном.
Выйдя из двери ресторана, Пеньковский подал Виллу знак рукой. Затем, не говоря ни слова, двинулся по улице, дав понять, что Винн должен следовать за ним. Затем он зашел во двор и сообщил англичанину, что обнаружил за ним слежку. Приятный ужин в ресторане пришлось отменить. Условились встретиться в аэропорту.
Винна встревожило сообщение Пеньковского. Он сам пытался обнаружить слежку, но ничего подозрительного не заметил.
Достаточно спокойно отреагировал на эту ситуацию Чизхолм, которому перепуганный не на шутку Винн рассказал о выявленном наружном наблюдении.
Судя по материалам дела, сотрудники контрразведки заранее узнали о приезде Винна в Москву. Впрочем, это было нетрудно, ведь англичанин приехал совершенно официально. Но сотрудники органов госбезопасности основательно подготовились к приезду гостя из Туманного Альбиона. Номер, куда поселили англичанина, был оборудован подслушивающей техникой, на все время пребывания в Москве за ним устанавливалось наружное наблюдение, которое Пеньковский и выявил у гостиницы «Пекин».
Несмотря на все предпринимаемые объектами наблюдения меры предосторожности (включение на полную громкость радиоприемника и воды в ванной комнате), чекистам удалось расшифровать записи разговоров Винна и Пеньковского в номере гостиницы «Украина». Янг выражал обеспокоенность своей судьбой, а Винн успокаивал его, ссылаясь на помощь «друзей» из английского посольства. Из содержания бесед было ясно, что через три-четыре недели в английском посольстве произойдет замена дипломатов и приедет новый человек, который продолжит работу с Пеньковским (КГБ уже было известно, что Р. Чизхолма меняет Г. Кауэлл — также установленный разведчик).
Служба наружного наблюдения фиксировала посещения Винном посольства в то время, когда там находился Чизхолм. А вечером 5 июля сотрудники наружной разведки доложили о неестественном и подозрительном поведении Пеньковского и Винна у ресторана «Пекин». Оба объекта наблюдения производили впечатление очень напуганных людей.
Теперь сомнений в том, что Пеньковский завербован английской разведкой, не оставалось. Но предстояло точно установить место хранения шпионской экипировки, инструктивных писем, шифрблокнотов, бесцветной копирки, определить объем и содержание переданной на Запад информации и задокументировать все факты, подтверждающие преступную связь офицера военной разведки со спецслужбами противника. Но главное — попытаться провести задержание шпиона с поличным при осуществлении операции по связи с представителями иностранной разведки.
Утром 6 июля Пеньковский приехал для проводов Винна в аэропорт. Подошел к нему не сразу, а только после того, как внимательно осмотрелся и убедился, что англичанин без «сопровождения». Винну бросились в глаза жалкий вид и угнетенное состояние Янга. (Еще более жалким Винн увидел своего подопечного через несколько месяцев, но уже в глазок камеры во внутренней тюрьме Лубянки, когда англичанину разрешили посмотреть на подельника. По мнению следователей, Винн должен был убедиться лично, что находившийся у него на связи агент, тоже арестован.)
Когда сели на скамейку в зале ожидания, англичанин спросил, что все-таки случилось вчера вечером. Пеньковский ответил, что, как ему показалось, он выявил слежку за Винном.
Далее он сказал, что в ГК по КНИР один из ответственных сотрудников выразил недоумение но поводу частых приездов Винна в Советский Союз, которые не имеют никаких практических результатов. В связи с этим Пеньковский попросил Винна пока воздержаться от командировок в Москву.
После этого разговор зашел о том, чем Пеньковский занимался, сотрудничая с американской и английской разведками. Янг рассказал о своей роли в этой большой тайной игре и высказал уверенность, что действовал в интересах сближения позиций Запада и СССР. Несколько раз он возвращался к теме перехода па нелегальное положение и бегства из страны.
Попрощались в зале. На этот раз Пеньковский не пошел провожать гостя к трапу самолета.
Прилетев в Лондон, Винн дважды встречался с Кингом и его шефом. Он подробно рассказал о своем пребывании в Москве, о встречах с Пеньковским, его душевном состоянии, о случае возле ресторана «Пекин». Его попросили подробно начертить схему их движения с Пеньковским, когда он обнаружил слежку, а потом па карте Москвы еще раз показать маршрут следования. Несколько позже ему сообщили, что, по заключению аналитиков, тревога Пеньковского была напрасной, так как КГБ свойственно без повода, так сказать, в дежурном порядке, устанавливать слежку за находящимися в стране иностранцами.
Винн сказал также, что его поездки в Москву были бы теперь нежелательны, так как в Госкомитете высказывают сомнения в их полезности.
Шеф не старался, как это делалось раньше, настаивать па продолжении вояжей.
Уже в середине сентября, узнав, что Винн подготовил две машины для передвижных выставок, позвонил Кинг и поинтересовался, куда он собирается на них ехать.
Винн ответил, что выставки пройдут в Румынии и Венгрии.
Вспомнили о Пеньковском. Кинг сообщил, что у Яши вес в порядке и он по-прежнему работает в ГК по КНИР.
В свою очередь, факт обнаружения слежки за Винном не давал покоя и Пеньковскому. Тщательно анализируя ситуацию, он пытался установить причинно-следственную связь, понять скрытый подтекст этого события.
Если это обычная слежка за иностранцем, то ничего особо страшного в этом нет. Просто при случае нужно будет выяснить, как долго она велась и что стало известно сотрудникам наружного наблюдения о поведении иностранца.
Ситуация осложнялась, если под подозрение попал сам Пеньковский и наружка выявляла все его связи из числа иностранцев. По чисто внешне в его контактах с Винном не было ничего предосудительного. Он общался с ним по долгу службы и с санкции своего руководства.
Это было для него железным алиби. Другое дело, если органами госбезопасности велась глубокая разработка Янга и чекистам стал известен истинный характер его встреч с англичанином. Но тогда почему его не арестовывают...? И еще один вопрос: могла ли выявить служба наружного наблюдения его контакты с супругами Чизхолм?
Вернувшись с аэродрома после проводов Винна, Пеньковский вышел на сотрудника КГБ и сказал, что обнаружил за Винном слежку. Обиженным тоном он выразил недоумение, почему его не поставили в известность и не попросили о помощи, если англичанин действительно представляет оперативный интерес для органов госбезопасности. Сотрудник сказал, что ему об этом ничего не известно и что КГБ время от времени выборочно устанавливает наружное наблюдение за иностранцами. Доверительный тон и дружеское расположение представителя КГБ несколько успокоили Пеньковского, понизили градус его подозрительности.
Учитывая, однако, что он, как свидетельствовало окружение и данные оперативной техники, постоянно находился в нервозном состоянии и мог предпринять попытку перейти на нелегальное положение, были приняты меры, которые сводили бы к минимуму осуществление подобного рода замыслов.
В середине июня Р. Чизхолм, который еще в мае отправил в Англию жену с детьми, выехал из Советского Союза. Некоторая задержка с его отъездом была связана, как считали в КГБ, с приездом в начале июля Винна.
Поддержание связи с Пеньковским теперь возлагалось на новых людей — Кауэлла и Карлсона.
С Карлсоном Пеньковский познакомился в июне на одном из приемов в американском посольстве. Чтобы смягчить настороженность объекта, его не стали отводить от приема в американском посольстве, тем более, что никого из англичан там не было.
Янг без труда узнал своего нового связника по фотографии, которую ему показал Винн. Знакомство состоялось в рамках обычной протокольной встречи. Этот контакт был зафиксирован, но контрразведка не соотнесла его впрямую со шпионской деятельностью Пеньковского. Ведь до сих нор были выявлены его преступные связи только с англичанами, и чекисты не предполагали, что объект их наблюдения является агентом сразу двух разведок.
Не стали препятствовать участию шпиона и в приеме, устроенном 16 августа по случаю пребывания в СССР делегации табачных фирм США. Без «английского присутствия» на этой встрече «присмотр», за Пеньковским также не был плотным. Именно поэтому он смог не только встретиться с Карлсоном, но и обменяться с ним разведывательными материалами. Произошло это в туалетной комнате.
В переданных Пеньковскому Карлсоном материалах находилось инструктивное письмо. В нем говорилось, что в случае отъезда Карлсона из Советского Союза контакт с Янгом продолжит Памела Кауэлл. Па этой же встрече шпион получил фальшивый паспорт со своей фотографией, но на имя Бутова, для перехода, если ситуация будет угрожающей, на нелегальное положение.
Присутствовал Пеньковский и на приеме 5 сентября в связи с приездом делегации Соединенных Штатов во главе с Юдолом. Здесь в рамках протокольных мероприятий его познакомили с Памелой Кауэлл, но он ничего не смог передать ей, так как находился в постоянном окружении коллег из ГК но КНИР, а вариант даже краткого уединения в туалетной комнате был, по понятным причинам, просто невозможен..
Побывав на нескольких приемах и провода успешно операции по связи с американцами, Пеньковский отчасти успокоился и продолжил сбор разведывательных материалов.
В конце июля—начале августа служба слухового контроля продолжала фиксировать прием Пеньковским односторонних радиопередач зарубежного разведцентра.
Пост визуальной разведки, который вел наблюдение за квартирой шпиона, несколько раз замечал, как он выдвигал ящик письменного стола и доставал какие-то предметы из глубины проема.
Через несколько дней с помощью наружной фотокамеры, замаскированной в цветочном ящике, было установлено, что в тайнике, который Пеньковский сам оборудовал в письменном столе, хранятся фотоаппараты «минокс», шифровальные блокноты, записи радиосигналов и другие атрибуты шпионской экипировки. Чтобы воспрепятствовать проведению тайниковых операций и передаче за рубеж шпионских материалов, было принято решение максимально затруднить его связи с разведкой. Реализации этого плана помогла болезнь Пеньковского.
В августе месяце он стал жаловаться окружению на недомогание, связанное с обострившимся кожным заболеванием. (По одной из версий, которую не комментируют пи КГБ, ни ГРУ, сиденье рабочего стула Пеньковского было обработано неким химическим препаратом, вызвавшим аллергическую реакцию на кожных покровах ягодиц.) В поликлинике, куда он обратился за медицинской помощью, ему было настоятельно рекомендовано пройти специальный курс обследования и лечения. Пеньковский воспользовался врачебным советом и лег в госпиталь. Он и сам чувствовал, что нуждается в отдыхе и лечении. Ему и в голову не приходила мысль, что в больничных стенах он будет находиться под постоянным наблюдением. Его «болезнь» чекисты использовали и для негласного осмотра его квартиры, где были найдены некоторые вещественные доказательства шпионской деятельности хозяина жилплощади.
Таким образом, к этому времени в органах государственной безопасности накопилось уже немало материалов о шпионской деятельности Янга. Все они были не только выявлены, но и тщательно задокументированы. Однако с каждым днем возрастали опасения, что шпион может перейти на нелегальное положение и скрыться от наблюдения. О том, что это далеко не беспочвенные подозрения, свидетельствовал следующий факт. Буквально через несколько дней после выписки из госпиталя с помощью оперативно-технических мероприятий было зафиксировано, что Пеньковский поставил свою подпись в соответствующей графе фиктивного паспорта на имя Бутова. Следовательно, он решил воспользоваться этим документом, а сделать это предполагалось лишь в одном случае — переходе на нелегальное положение.
С учетом обострившейся ситуации, 22 октября 1962 года руководство КГБ приняло окончательное решение о негласном задержании Пеньковского.
Конспиративность ареста была обеспечена с помощью сотрудника КГБ, которого хорошо знал шпион. Чекист будто «случайно» встретил Пеньковского у входа в Госкомитет. Они остановились переброситься парой слов у проезжей части, рядом с легковым автомобилем. Вдруг дверь автомашины распахнулась, и из салона кто-то окликнул Пеньковского. Тот наклонился, чтобы увидеть обратившегося к нему человека и... моментально оказался в машине, уже увозившей его в здание на площадь Дзержинского.
Чтобы не вызвать лишних вопросов среди сослуживцев Пеньковского по Госкомитету, была распространена версия, что он повторно лег на обследование в госпиталь. Его ближайшие родственники, по просьбе КГБ, должны были отвечать то же самое на возможные телефонные звонки посторонних лиц.
Сразу после негласного задержания шпиона па его квартире был проведен тщательный обыск и изъяты все предметы и документы, имеющие отношение к сотрудничеству с иностранными разведками.
С первых минут пребывания в КГБ Пеньковский осознал безвыходность своего положения и начал давать чистосердечные показания следователю о своей шпионской деятельности, Он написал покаянное письмо на имя руководства Комитета госбезопасности, прося о возможности искупить вину и оказать помощь органам госбезопасности в разоблачении работавших с ним сотрудников английской и американской разведок.
На основе полученной от Пеньковского информации были разработаны планы захвата с поличным в ходе проведения тайниковой операции американских разведчиков, действовавших под прикрытием посольской резидентуры, а также ареста связника СИС—английского подданного Г. Винна.
На одном из допросов Пеньковский дал показания, что в подъезде дома № 5/6 по Пушкинской улице иностранной разведкой подобрано место для тайника. Контейнер в виде спичечной коробки, обернутый зеленой бумагой (под цвет стен подъезда), прикрепляется к отопительной батарее при помощи проволочки. В полутемном подъезде этот незамысловатый тайник был практически незаметен. Его предполагалось использовать при экстренной связи. Сигналом вызова разведчиков к тайнику для изъятия контейнера служила метка в виде черного круга, которую нужно было поставить па фонарном столбе напротив дома № 35 по Кутузовскому проспекту, со стороны проезжей части, а также условные звонки по двум номерам телефонов.
Для проведения операции по поимке с поличным были проведены необходимые подготовительные мероприятия.
Место тайника было оборудовано сигнализацией, которая срабатывала при изъятии контейнера и подавала тональный сигнал группе захвата. В подсобном помещении обувного магазина, который располагался в соседнем подъезде, была установлена фотовизуальная техника. С ее помощью можно было вести фотосъемку иностранного разведчика при его заходе в подъезд, подходе к тайнику и изъятии контейнера. На Кутузовском проспекте у дома № 35 были оборудованы закрытые посты для наблюдения. Нужно было отфиксировать, что разведчики визуально «сняли» метку, а заодно и выяснить, кто из посольской резидентуры выполнит эту работу. Были поставлены на контроль телефоны сотрудников американского и английского посольств, а сами сотрудники взяты под плотное наружное наблюдение.
Одновременно по дипломатическим каналам, а также на уровне руководителей органов госбезопасности и прокуратур Советского Союза и Венгерской Народной Республики была достигнута договоренность о задержании на территории Венгрии (на основании договора от 15 июля 1958 года между СССР и ВНР об оказании правовой помощи но гражданским, семейным и уголовным делам) подданного Великобритании Г. Винна.
2 ноября в 05.10 сотрудник КГБ, загримированный под Пеньковского, поставил метку на столбе у дома 35 по Кутузовскому проспекту.
В этот же день в 05.20 был заложен тайник в доме № 5/6 по Пушкинской ул.
В 08.50 был дважды набран номер телефона, установленного в квартире помощника военно-воздушного атташе при американском посольстве Дэвисона, и дважды трубка клалась на рычаг. Таким же образом произведены звонки в квартиру офицера безопасности посольства США Монтгомери. Их номера, а также условности звонка (количество сигналов), сотрудникам органов госбезопасности раскрыл Пеньковский.
После этого технической службой КГБ были зафиксированы несколько условных разговоров между Монтгомери и Дэвисоном.
В 09.20 пост наружного наблюдения у дома № 35 отмстил, что мимо столба медленно проехал на своей автомашине помощник военно-воздушного атташе Дэвисон. Остановив машину, он вышел из нее и дважды прошел мимо столба, после чего уехал в посольство.
В 15.15 один из постов наружного наблюдения зафиксировал приезд на автомашине в проезд Художественного театра секретаря посольства США Джермена и секретаря-архивиста Джэкоба. Джермен вошел в магазин «Политическая книга», а Джэкоб, повернув за угол, направился к подъезду дома № 5/6 по Пушкинской улице. Группа захвата, располагавшаяся в стоявшем неподалеку автофургоне, приготовилась к задержанию...
В подъезде все действия Джэкоба по изъятию тайника были зафиксированы на фотопленку. Как только контейнер оказался у него в руках, в подъезд ворвалась группа захвата и задержала иностранца. Здесь же в присутствии понятых были задокументированы его действия и шпионское содержимое тайника.
В отделении милиции, куда доставили Джэкоба после задержания, был составлен акт, который в присутствии сотрудника МИД СССР передали советнику посольства США Дэвису.
Об успешно проведенной операции было сообщено оперативной группе КГБ СССР, выехавшей в Венгерскую Народную Республику.
В тот же день, 2 ноября, венгерские власти задержали Винна в Будапеште, где он находился с передвижной выставкой, и передали его советской стороне.
Буквально с первого допроса Винн признал себя виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 65 УК РСФСР «Шпионаж», и начал давать признательные показания. Однако несколько лет спустя в своей книге «Человек из Москвы» он писал, что в ходе допросов признавал только очевидные факты, представлял себя бизнесменом, а не шпионом, и далеко не сразу понял, что спецслужбы Англии используют его контакты с Пеньковским в разведывательных целях.
В процессе следствия преступная деятельность Пеньковского и Винна была полностью доказана.
Военная коллегия Верховного суда Союза ССР, рассмотрев в открытом судебном заседании с 7 по 11 мая 1963 года уголовное дело по обвинению Пеньковского и Винна, признала их виновными и приговорила: О.В. Пеньковского — к смертной казни, Г.М. Винна — к восьми годам лишения свободы. Кассационному обжалованию и опротестованию приговор не подлежал.
Президиум Верховного Совета СССР 16 мая 1963 года отклонил ходатайство о помиловании Пеньковского.
16 мая 1963 года Олег Пеньковский был расстрелян, а Гревил Мейнард Винн отправлен во Владимирскую тюрьму. Перед этапом, как и в ходе следствия, ему разрешили встречу с женой, которая присутствовала и на судебном процессе. В период тюремного заключения его дважды привозили в Москву для продолжения допросов и встреч с женой. В 1964 году Винна обменяли на советского разведчика Гордона Лонсдейла (Конон Молодый). Обмен происходил так же, как и в ситуации с Рудольфом Абелем и Фрэнсисом Пауэрсом, на мосту Глинике.
В 1968 году бизнесмен-шпион Винн издал книгу о своей работе на английскую разведку, сотрудничестве с Пеньковским и пребывании в советской тюрьме. Сенсацией стало его заявление о том, что Янг не был расстрелян, а покончил жизнь самоубийством в тюрьме. Другую байку, уже в отношении самого Винна, раскрутили английские газетчики. Получив после освобождения все изъятые у него в ходе следствия советские деньга — сумму довольно внушительную — он попросил купить на них... черной икры. Как человек практичный, Винн смекнул, что в сопровождении чекистов его не будут досматривать советские таможенники, а значит можно вывезти изрядное количество дефицитного продукта. Так шпион временно переквалифицировался в контрабандиста. За это он и получил на родине прозвище «килька», на которую русские так выгодно обменяли свою «шпионскую акулу» — Гордона Лонсдейла. (Похожими прозвищами были удостоены и участники другого шпионского обмена, который состоялся двумя годами ранее, — Рудольф Иванович Абель и американский пилот Пауэрс.)
В соответствии с частным определением суда и заявлением протеста МИД СССР посольствам США и Великобритании, были объявлены персонами нон грата сотрудники американского посольства Родней Карлсон, Хью Монтгомери, Алексис Дэвисон, Вильям Джонс, Ричард Джэкоб и их английские коллега Родерик Чизхолм, Джанет (Анна) Чизхолм, Гервез Кауэлл, Памела Кауэлл, Джон Варлей, Фелесита Стюарт и Айвор Рауселл.
На этом закончилась история шпиона двух разведок Олега Пеньковского.
К сожалению, череда предательств сотрудников ГРУ не закончилась на этом полковнике. В 1961 году был завербован сотрудник этого ведомства Дмитрий Поляков, работавший в США под «крышей» сотрудника Организации объединенных наций. Он сам предложил свои услуги ЦРУ. После США офицер-разведчик направлялся на работу в Бирму, был резидентом ГРУ в Индии, где дослужился до звания генерал-майора. С американцами сотрудничал вплоть до выхода в отставку по состоянию здоровья в 1980 году. Его арестовали в 1986 году и по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР расстреляли 15 марта 1988 года.
Увы, но и это был не последний предатель...
Материал подготовлен совместно с генерал-майором ФСБ РФ А. Кондауровым
