Мировая история разведки не знает личности более легендарной, чем Ким Филби

Анекдот в тему

На партбюро в КГБ СССР молодого сотрудника принимают в коммунистическую партию.

—Что будет, — спрашивает его секретарь парткома,— когда основной вопрос борьбы двух систем «кто кого?» будет окончательно решен в нашу пользу, и во всем мире социализм одержит пологую, убедительную и окончательную победу над капитализмом?

—Тогда на повестку дня будет поставлен новый вопрос: «кого, куда и на какой срок сажать будем?» — не задумываясь, отвечает молодой чекист.

23 января 1963 года из Бейрута внезапно исчез бывший сотрудник Сикрет интеллидженс сервис (СИС — английская разведка) Гарольд Адриан Рассел Филби, работавший в Ливане корреспондентом двух влиятельных английских изданий — «Обсервер» и «Экономист». Может быть, исчезновение журналиста — не самая большая новость даже для колонки криминальной хроники, но разведчик!.. Тем более, что Филби не был рядовым сотрудником спецслужб. Многие годы он занимал весьма влиятельные должности в секретном ведомстве Ее Величества, а потому и скандал назревал весьма нешуточный.

Утром Филби вышел из дома и, как обычно, направился в отель «Нормандия», чтобы забрать поступившую за сутки корреспонденцию. Впереди у него был хлопотный день журналиста-международника, а вечером, в 20.00, его вместе с женой Элеонорой ждали на ужин к первому секретарю английского посольства в Ливане Глену Бальфуру.

Около 17.00 журналист позвонил домой и через своего младшего сына, тринадцатилетнею Гарри, предупредил супругу, чтобы она не дожидалась его, а к условленному времени сама приехала к Бальфуру. Там они и встретятся.

Придя на протокольный прием, Элеонора с удивлением узнала, что мужа еще нет. Не пришел он и через четверть часа, и через полчаса, и через час... Задолго до окончания ужина раздосадованная дама покинула посольскую виллу. Но и дома Филби не оказалось. Не появился он ни через день, ни через два, ни через неделю... Журналист просто исчез. Затем от него было несколько телеграмм из Каира и других городов Ближнего Востока, которые, впрочем, не прояснили ситуацию.

В полном недоумении был и резидент СИС в Ливане. Вскоре всерьез забеспокоились и сотрудники лондонской редакции «Обсервера». Ответы из официальных учреждений на их тревожные запросы были туманны и расплывчаты. Когда скрывать сенсацию стало уже невозможно, в номере «Обсервера» за 3 марта 1963 года появилась заметка об исчезновении сотрудника редакции. В ответном заявлении МИДа от 29 марта Эдвард Хит официально сообщил, что полученные из Бейрута и Каира ответы на запрос в отношении Кима Филби не внесли никакой ясности в суть происходящих событий, и о месте его нахождения ничего не известно.

И только через пять месяцев Англия узнала правду. Сенсационная новость, повергшая страну в состояние шока, пришла из-за железного занавеса. Обратный адрес — Советский Союз. 30 июня 1963 года официальный печатный орган Советов народных депутатов газета «Известия» сообщила о том, что британский подданный Филби обратился в соответствующие инстанции Советского Союза и официально попросил в СССР политическое убежище.

Так был реализован план но выводу агента советской разведки из Бейрута в Москву. Да, тридцать лет Ким Филби был не только высокопоставленным сотрудником СИС, но и секретным сотрудником Первого главного управления (внешняя разведка) КГБ СССР. Профессионалы из ЦРУ и СИС до сих пор гадают, каким образом Филби (в секретных документах советской разведки он значился под псевдонимом Том) оказался в Советском Союзе. Мне эту тайну раскрыли два человека, которые имели прямое отношение к событиям тех дней: Владимир Ефимович Семичастный — в то время он возглавлял Комитет государственной безопасности Советского Союза, и ветеран Первого главного управления (разведка) КГБ СССР Василий Алексеевич Дождалев — разработчик операции по выводу нашего агента и один из непосредственных участников се реализации.

Но сначала—о главном герое событий, которые повергли в изумление весь Старый и Новый Свет, вызвали бурю публикаций в прессе и скандал в высших эшелонах власти Туманного Альбиона.

Сегодня аналитики спецслужб всего мира сходятся во мнении, что полковник Первого главного управления КГБ СССР Ким Филби был лучшим советским агентом XX века. Он прошел едва ли не все ступени карьерного роста в британской разведке. Его кандидатуру даже рассматривали в качестве возможного претендента на пост руководителя святая святых английских спецслужб — Сикрет интеллидженс сервис. В 1967 году, спустя несколько лет после побега, когда в Англии, а затем и в США были преданы гласности некоторые материалы расследования, а также сведения об истинной роли нашего разведчика, бывший сотрудник ЦРУ Коуплэнд, хорошо знавший Филби по совместной работе, с горечью отметил: «Деятельность Кима Филби в качестве офицера связи между СИС и ЦРУ привела к тому, что все чрезвычайно обширные усилия западных разведок в период с 1944 по 1951 год были абсолютно безрезультатными. Было бы лучше, если бы мы вообще ничего не делали...» А заслуженный английский разведчик и выдающийся писатель Грэм Грин так отзывался о своем приятеле по работе в СИС: «Когда Филби достиг вершины своей карьеры, любая инициатива разведок Запада против Советского Союза была заранее обречена на провал».

В первый день 1912 года в Индии, в семье молодого британского сотрудника колониальной администрации, появился на свет мальчик— Гарольд Рассел Филби. Родители — Дора и Гарри Сен-Джон Филби, сами того не ведая, словно напророчили своему малышу судьбу разведчика, дав ему прозвище Ким, которое закрепилось за ним на всю оставшуюся жизнь. История возникновения этого имени понятна и незатейлива. «Ким»—один из лучших романов английского писателя Редьярда Киплинга — был написан в 1901 году. Его главный герой — юный английский разведчик, выросший среди индусов и помогавший британской военной разведке. В 1907 году Киплинг стал первым англичанином, получившим Нобелевскую премию в области литературы. Конечно, проживая в Индии, семья молодого аристократа сэра Джона Филби, впоследствии крупнейшего знатока арабского Востока, члена Королевского географического общества, пэра Англии, человека просвещенного, хотя и экстравагантного, с упоением читала книги «индийского цикла» своего знаменитого писателя-соотечественника.

До шести лет мальчик жил вместе с родителями в Индии, и хинди был для нею таким же родным языком, как и английский.

В Европе едва закончилась Первая мировая война, как Ким едет на незнакомую ему родину, где в городке Кемберли графства Суррей живет его бабушка. Под присмотром старой аристократки, воспитанной на идеалах доброй старой Англии еще викторианских времен, мальчик осваивает азы домашнего образования. Суровые наставления бабушки в стиле «не играй с этими нищими детьми, они грязные, и ты можешь от них что-нибудь подцепить» лишили Кима самой большой радости детства — общения со сверстниками. И он находит других друзей. Ими становятся книги и... географические карты, по которым он прокладывает маршруты своих воображаемых детских путешествий.

Классическое среднее образование подросток получает в Вестминстере, в одной из девяти старейших привилегированных частных школ для мальчиков, куда он поступил в 1925 году. В прошлом эту же школу окончил и Гарри Сен-Джон Филби. Здесь отпрыск из аристократической семьи не только успешно учится, по и, как отец, активно занимается спортом — футболом и регби.

В семнадцать лет, с отличием окончив школу, Ким Филби поступает в знаменитый Тринити-колледж в Кембридже. В девятнадцать, когда юношеский максимализм обостренно реагирует на социальную несправедливость окружающего мира, Ким увлекается идеями социализма. «Богатым слишком долго чертовски хорошо живется, а бедным — чертовски плохо, и пора все это поменять», — таково его кредо. Он становится активным участником кружка социалистов Кембриджского университета и даже отвечает за общественную кассу.

Во время предвыборной кампании 1931 года Ким активно поддерживает лейбористов и выступает против фашизма, который нарождается в Италии и Германии. Но рабочая партия потерпела сокрушительный провал на парламентских выборах, а премьер-министр Рамсей Макдональд, чтобы сохранить за собой пост председателя правительства, переметнулся в лагерь консерваторов. Ким расценил это как предательство и трусость, но не как крушение своих политических убеждений и надежд. В поисках идеала он обращается к лозунгам первой в мире страны социализма.

1933 год стал поворотным в его жизни. 30 января Гитлер провозглашается рейхсканцлером, и когда Филби приезжает в Германию на пасхальные каникулы, то становится свидетелем антикоммунистического террора, который охватил страну после поджога Рейхстага 27 февраля. В июне того же года Филби с отличием оканчивает университет. В его кармане — аттестат одного из лучших английских вузов, а в голове — идеи Маркса и Ленина.

Диплом Кембриджа в области экономики, знание трех иностранных языков и перспектива работы в солидном государственном учреждении за два фунта в неделю — для начала не самые плохие стартовые возможности. Но карьера госчиновника не устраивала молодого аристократа-коммуниста. С рекомендательным письмом своего преподавателя по марксистской экономике Филби едет в Париж, где участники коммунистической группы выводят его на своих единомышленников, работающих в австрийском подполье. Так он становится связником Коминтерна и австрийских социалистов, выполняет функции курьера между Веной, Прагой, Будапештом. А родственники на его родине полагали, что в Австрии Ким изучает немецкий язык.

В Вене Филби живет в доме скромных чиновников, польских евреев по происхождению—Исраэля и Гизеллы Кольман, обосновавшихся в Австрии еще до Первой мировой войны. Здесь он знакомится с их дочерью, молодой коммунисткой Литци (Алиса) Фридман. В составе интернациональной левой группы, куда кроме Литци Фридман входил венгерский коммунист Петер Габор и еще несколько человек, он помогает бежать за границу австрийским коммунистам и социалистам, которым грозит арест. Вместе е австрийскими левыми в 1934 году участвует в февральском вооруженном восстании в Вене. Но одной из версий, именно Литци Фридман и Петер Габор стали тем звеном, которое вывело на Кима Филби советскую разведку.

Первым, кто обратил внимание на молодого, прокоммунистически настроенного англичанина, был советский разведчик-нелегал, этнический венгр и бывший католический священник Теодор Малый (Май). Именно в Австрии и начался процесс изучения Кима Филби в качестве возможного кандидата на вербовку. Сбор характеризующих сведений, проверка на конкретных поручениях позволили Малому разглядеть во вчерашнем выпускнике Кембриджа задатки будущего разведчика. Судя по всему, здесь же с Кимом знакомится и сотрудник Иностранного отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, разведчик-нелегал, по происхождению австрийский еврей Арнольд Дейч — оперативный псевдоним Ланг.

24 февраля 1934 года Филби женится на Литци. Возможно, между молодыми людьми и были какие-то взаимные чувства, но, судя по всему, это был скорее формальный, «гражданский» брак (для Литци это было уже второе замужество), который позволял австрийской коммунистке вместе с мужем-иностранцем покинуть страну на законных основаниях. Но только в мае, после окончательного поражения февральского восстания в Вене, когда полиция и армия расстреляли из пушек несколько жилых кварталов, правительство разгромило профсоюзы и организации социалистов, а во дворе Верховного суда Австрии были повешены девять лидеров-социалистов, молодая пара уезжает в Англию, где вскоре оформляет развод.

Практически сразу после возвращения на родину с Кимом от имени советской разведки устанавливает конспиративный контакт и уже официально предлагает негласное сотрудничество Арнольд Дейч. Не колеблясь ни секунды, Филби дает согласие. Так состоялась его вербовка на идейно-политической основе без какого-либо финансового закрепления факта сотрудничества.

С точки зрения теории и практики спецслужб, это был довольно странный вербовочный подход. Вчерашний выпускник Кембриджа не обладал никакими оперативными возможностями, которые могли бы заинтересовать советскую разведку. Он не был допущен к секретным сведениям, не располагал солидными связями среди английской политической, финансовой, научной или военной элиты. У него не было ничего, кроме великолепных знаний, эрудиции, принадлежности к потомственному аристократическому роду и... марксистского мировоззрения. Он даже не имел работы, поскольку из-за левых убеждений ему отказали в приеме на госслужбу. Но советская разведка прекрасно знала, что 70, а то и 80 процентов английской государственной и политической элиты формируется из выпускников Кембриджа и Оксфорда. Поэтому Филби, получивший при вербовке псевдоним Том, был агентом па перспективу. А пока его главной задачей стало поступление па работу и продвижение вверх по политической и служебно-карьерной лестнице. Однако прежде всего нужно было «избавиться от социалистического прошлого» Филби, компрометирующего его в глазах чопорного английского истеблишмента. Избавиться внешне, но не внутренне...

В последующие два года контактов с Арнольдом Дейчем, которого, следуя жестким требованиям конспирации, Ким знал как Отго, агент Том практически не получал никаких заданий. (По другим сведениям, вскоре после вербовки Ким Филби был передан на связь советскому резиденту-нелегалу Александру Михайловичу Орлову — он же Лев Лазаревич Никольский, он же Игорь Константинович Берг, а настоящее имя разведчика — Лев (Лейба) Лазаревич Фельбинг, который с середины июля 1934 года до конца октября 1935 года работал в Англии под прикрытием представителя «Америкэн рефриджерейтор компани, лтд.».)

Пожалуй, единственное, в чем мог быть полезен молодой агент кураторам московского Центра, так это в подборе, изучении, проверке и перепроверке перспективных кандидатов на вербовку из своего окружения. Конечно, прежде всего, он обратил внимание на прокоммунистически настроенных студентов Кембриджа, которых знал лично — Гая Берджеса, Энтони Бланта и других однокашников и выпускников. Все они отличались безупречной родословной с точки зрения высшего английского общества, глубокими знаниями, полученными за годы учебы в университете, и хорошими перспективами карьерного роста.

Гай Берджесс — сын офицера Королевского военно-морского флота — был одним из самых преуспевающих в исторических науках студентов Кембриджа. Общительный, самоуверенный, красивый, интеллектуально развитый, он имел широкий круг друзей, и многие не без оснований полагали, что его ждет блестящее будущее большого ученого. А он увлекся марксизмом, считая, что современное буржуазное английское общество нужно не усовершенствовать, а в корне изменить. От политической теории он перешел к практике, организовав забастовку официантов Кембриджа, а чуть позже — еще и водителей автобусов. Идеалы социализма полностью овладели Берджессом после посещения им Советского Союза в 1934 году. А ярым антифашистом он стал в Германии, когда 30 июня того же года ему пришлось стать свидетелем «кровавой чистки». В ту знаменитую «ночь длинных ножей» Гитлер за несколько часов физически уничтожил около тысячи своих бывших единомышленников из люмпенизированной «народной армии» своего друга и соратника Эрнста Рема. Не миновал расправы и сам глава штурмовиков—Рем был арестован эсэсовцами в баварском курортном городке Бад-Виезее и через два дня застрелен в одиночной камере тюрьмы Штадельхейм.

Энтони Блант, другой однокашник Филби, родился в семье авторитетного священника англиканской церкви, служившего одно время капелланом британского посольства в Париже. Преподобный Артур Вон Стенли Блапт обладал большими связями среди элиты английского общества. Когда он умер (в это время Энтони учился на третьем курсе университета) жена короля Георга V королева Мария направила вдове усопшего личное письмо с изъявлением чувства глубокого соболезнования.

С детства увлечениями Бланта стали живопись, литература, искусство. А возникшее в юности презрение к буржуазным условностям в студенческие годы обернулось интересом к марксизму. В 1930 году oн оканчивает Кембридж. В 1933 году, во время научной работы в Риме — столице фашистской Италии, — его марксистские увлечения приобретают ярко выраженную антинацистскую окраску. Убежденным коммунистом он становится в 1935 году, после посещения Советского Союза. Но, вернувшись домой, он умело скрывает свои идеологические убеждения.

Конечно, Филби предполагал, что кое-кто из людей, названных им своему куратору Арнольду Дейчу, мог быть так же. как и оп, завербован советской внешней разведкой. Убедиться в правильности своих догадок Филби смог чуть позднее, когда в 1934 году Берджесс сообщил ему о своем решении нелегально сотрудничать с советской разведкой, а в 1941 году о своей работе на русских Киму рассказал Блант.

Судя по всему, Отто (Арнольд Дейч) завербовал Берджесса в мае 1934 года, а Бланта — в 1935 году, когда тот вернулся из недолгой поездки в СССР. Одно можно сказать точно: все кандидаты добровольно согласились на конспиративное сотрудничество по идейным мотивам — без использования компрометирующих материалов и какого-либо давления со стороны советской разведки.

Следуя отработанной Отто (или А.М. Орловым) линии поведения, выпускник Кембриджа Ким Филби устроился на работу в либеральный ежемесячный журнал «Обзор обзоров» и, благодаря своей эрудиции и глубоким знаниям, стал заместителем редактора этого издания. Вскоре талантливый журналист по поручению своего куратора из советской разведки вступает в англо-германское товарищество и занимает пост редактора его печатного органа, носившего весьма пронацистский характер. Умело маскируя свои коммунистические убеждения, Ким знакомится и даже несколько раз встречается с немецким послом в Великобритании, будущим министром иностранных дел Третьего рейха Иоахимом фон Риббентропом. Благодаря его протекции он часто бывает в Берлине, по роду своей дея тельности активно посещает Министерство пропаганды Геббельса и Министерство иностранных дел, где знакомится с влиятельными людьми Рейха. Так Филби впервые получает доступ к сведениям, которые всерьез интересуют советскую разведку.

В июле 1936 года генерал Франсиско Франко поднял фашистский мятеж против республиканского правительства Испании, и в стране началась гражданская война. Филби узнал об этом, находясь в Берлине. В феврале 1937 года он отправляется на Пиренейский полуостров освещать ход военных действий в английской прессе со стороны франкистских мятежников. В качестве нештатного военного корреспондента газеты «Ивнинг стандарт», а с июля — еще и спецкорра лондонской «Таймс», он работает при штабе генерала Франко.

В Испании конспиративную связь с Филби восстанавливает Александр Орлов, который с сентября 1936 года под прикрытием должности атташе по политическим вопросам советского полпредства в Испании работает в Мадриде резидентом НКВД и главным советником но внутренней безопасности и контрразведке при республиканском правительстве. Достоверно не известно, как осуществлялись контакты резидента с агентом, но ясно одно: связь действовала четко, быстро и эффективно. И, судя по всему, Филби еще никогда не подвергался такому риску. Ведь информацию приходилось передавать и получать через линию фронта.

Некоторые американские и английские разведчики до сих пор уверены в том, что именно Филби был одним из тех «красных шпионов», которых советская разведка направила в Испанию под видом журналистов, чтобы физически уничтожать Франко. Версия возникла спустя несколько лет после окончания гражданской войны в Испании, когда в 1940 году предатель из НКВД Вальтер Кривицкий рассказал сотрудникам английской разведки, что по команде Ежова лондонская резидентура будто бы направила в Испанию двух агентов под прикрытием журналистской работы с заданием физически устранить генерала Франко. Но в разгар Второй мировой войны, когда Англия на пределе своих возможностей мобилизовала все силы, чтобы отразить готовившийся десант вермахта через Ла-Манш, у разведки не было времени, да и возможностей, на проверку истории четырехлетней давности, рассказанной советским перебежчиком. А потому и клубок событий тех лет остался не распутанным, что, вероятно, и спасло Кима Филби от возможной расшифровки, а может быть, и провала.

По понятным причинам сотрудники Службы внешней разведки, даже сейчас, спустя семь с липшим десятков лет после тех событий, не комментируют подобные заявления. Однако непредвзятый анализ ситуации свидетельствует о том, что Филби, работавший во франкистской Испании под псевдонимом Сынок, не был агентом-боевиком. У него имелась как минимум одна, а по другим источникам, — две стопроцентные возможности покончить с каудильо. Но он не сделал этого, поскольку перед ним стояли другие задачи. Например, хоть и косвенное, но все же участие в обеспечении стратегической секретной операции по переправке испанского золотого запаса в Советскую Россию.

В те годы в мадридских хранилищах государственного банка Испании хранились золотые монеты и слитки на сумму 783 миллиона долларов. В мире это был четвертый по величине национальный золотой запас. После франкистского путча часть этих денег—примерно 155 миллионов долларов — была переправлена в августе 1936 года республиканским правительством во Францию для оплаты военных закупок—танков и самолетов для борьбы с фашистскими мятежниками. Остальные деньги, упакованные в 7900 ящиков, были тайно перевезены в район Картахены, где под усиленным вооруженным конвоем (впрочем, охранники ничего не знали о содержании крепко заколоченных и опечатанных ящиков) спрятаны в огромной пещере.

Осенью 1936 года, когда при поддержке фашистской Германии мятежники вели активные наступательные бои, республиканское правительство решило передать все золото на хранение в Советский Союз.

Сталин лично поручил Александру Орлову тайно обеспечить отправку испанского золотого запаса в СССР. Для этого было решено использовать четыре корабля советского торгового флота—«Кубань», «Волголес», «КИМ» («Коммунистический интернационал молодежи») и «Нева», которые только что доставили в Картахену советскую военную технику для испанских патриотов.

Под охраной советских танкистов Орлов организовал доставку секретного груза из пещеры в порт Картахены и его перевалку на советские суда.

В это время Филби получил сведения о том, что генералу Франко известно о работах в порту Картахены и каудильо принял решение бомбить порт, а в случае выхода советских кораблей в Средиземное море — захватить их силами своего флота. Вся операция но отправке золота оказалась на грани провала.

По каналу экстренной связи Филби срочно отправил полученную информацию Орлову. Используя весь свой авторитет и влияние, советский разведчик добился того, чтобы неприступность неба над Картахеной обеспечили советские летчики и пилоты-республиканцы, а также зенитная артиллерия. Это в значительной степени снизило интенсивность бомбежки порта в те четыре дня, когда советские моряки грузили в трюмы своих судов тяжелые ящики с неизвестным содержимым.

Но предстояла и не менее важная задача — обеспечить безопасность каравана в территориальных водах Испании. И Орлов добивается того, чтобы боевые корабли республиканского военно-морского флота на некотором расстоянии, дабы избежать лишних подозрений, сопровождали советские суда, пока они не покинут опасный район. При этом каждый капитан испанского корабля получил строго секретный пакет, который должен был вскрыть только в случае критической ситуации. Текст этих документов также был составлен Орловым.

Предосторожность оказалась не лишней.

Вскоре после выхода из порта радиостанция судна «Кубань», которое вышло в плавание на сутки раньше всего каравана, отправила в эфир сигнал «SOS». Франкистский дредноут встал на пути советского сухогруза с требованием затушить дизеля и допустить на борт вооруженную команду для досмотра и ареста грузов, хранившихся в трюмах.

Выполняя инструкцию секретного пакета, капитан одного из кораблей охранения с расчехленными и готовыми к бою орудиями уже через четверть часа на всех нарах прибыл к месту инцидента. Повинуясь приказу, подтвержденному для большей убедительности демонстрацией готовой к бою корабельной артиллерии, фашисты ретировались.

Уже 6 ноября 1936 года испанское золото было доставлено в Одессу, а затем — специальным эшелоном—в Москву. Впрочем, некоторые ветераны советской разведки подвергают большому сомнению причастность Филби к операции по переправке в Москву испанского золота. У них один, но весьма весомый аргумент. Как мог агент советской разведки участвовать в этих событиях, происходивших осенью 1936 года, если в Испании Сынок появился несколько месяцев спустя после окончания всей операции — в феврале 1937 года?!

Однако история с золотом не ставит под сомнение другие факты работы Филби в охваченной пламенем гражданской войны Испании.

Вот и история знакомства Филби с Франко началась, как и многие события на войне, с нелепой случайности. В один из дней декабря 1937 года Ким вместе с тремя коллегами-журналистами из различных изданий попал под обстрел артиллерии республиканцев. Снарядом, разорвавшимся рядом с машиной, в которой ехали газетчики, были смертельно ранены все пассажиры, И только Филби, благодаря счастливой случайности, остался жив. Он получил легкое ранение в голову и вскоре оказался в медпункте франкистов.

2 марта 1938 года за проявленное мужество генерал Франко лично награждает Кима Филби орденом «Красный крест за боевые заслуга». Это и была та самая ситуация, которая могла стать фатальной для каудильо, если бы Филби имел задание его уничтожить.

С тех пор «случай с английским газетчиком, которого наградил сам Франко», сделал Филби весьма известной личностью среди мятежных офицеров и открыл перед ним многие штабные двери. И это притом, что всего лишь несколько месяцев назад Сынок просто чудом избежал провала.

Это произошло через несколько недель после приезда Филби в Испанию.

Однажды к нему в комнату ворвались франкисты, заломили руки и приволокли в свой штаб. Едва ли не всех журналистов мятежники считали коммунистами и в общении с ними особо не церемонились. Вот и сейчас, после проверки документов и формального допроса «кто? откуда? куда? и зачем?» предстоял придирчивый личный досмотр. А у Кима в заднем кармане брюк лежала скатанная в маленькую тугую трубочку тоненькая полоска папиросной бумага с шифром советской подпольной резидентуры... Если мятежники найдут ее, а это неизбежно при тщательном обыске, вряд ли задержанный доживет до утра.

Решение пришло мгновенно. В ответ на команду вывернуть все карманы журналист выхватывает из пиджака портмоне и швыряет его на дальний край стола. Все трое солдат, находившихся в комнате, инстинктивно бросаются за бумажником, чтобы поймать его, не дав свалиться со столешницы на пол. Таким образом, на какую-то секунду все конвоиры повернулись к Филби спиной. Но этого мгновения ему хватило, чтобы вытащить из брючного кармана бумажку с шифром и... проглотить ее. Естественно, обыск не дал никаких результатов, и через некоторое время английского журналиста отпустили восвояси.

Все эти месяцы, которые наш разведчик провел в Испании, в английской печати регулярно публиковались его статьи и комментарии с театра военных действий. А в Москву уходила ценная информация с боевых позиций франкистов о военно-политических планах мятежников, контактах между Гитлером, Муссолини и Франко, дислокации и вооружении войск каудильо, ситуации на территории, которую контролируют мятежники. И на каждой информации стояла подпись советского разведчика—псевдоним Сынок. В Москве к нему начинают относиться как к особо ценному закордонному источнику военнополитической информации. В это же время на молодого военного корреспондента «Таймс» выходит и английская разведка.

В июле 1939 года, после падения Мадрида и победы Франко, Филби покидает Испанию и переезжает на север Франции. Здесь он становится военным корреспондентом газеты «Таймс» в штаб-квартире английской армии в Аррасе. Но не прошло и двух месяцев, как в Европе полыхнула Вторая мировая война. Под мощным напором гитлеровской армады одно за другим капитулируют государства Старого Света. Филби готов передавать в Центр важную информацию военнополитического характера, но после сдачи Парижа, в неразберихе и суматохе активных боевых действий, потеряна связь с представителем советской разведки. Марк Дейч — первый оперработник, на связи у которого находился Филби — был схвачен фашистами в Вене, где он занимался нелегальной разведкой, и был казнен в 1942 году. Судя по всему, фашисты так и не догадались, что перед ними — советский разведчик-нелегал. Его уничтожили как еврея-антифашиста.

А незадолго до этого в Советском Союзе жернова репрессий уже перемалывали в лагерную пыль тысячи советских граждан, подминая под себя и многих чекистов. Летом 1937 года в Москву срочно отозван Теодор Малый и в конце того же года расстрелян как враг народа, предатель и бывший католический священник. Не помогли ни заслуги перед страной, ни авторитет у руководства НКВД, ни даже личная благодарность Сталина, которую совсем недавно получил разведчик.

В июне 1940 года, когда Франция капитулировала, а английские войска были срочно эвакуированы с континента, военкор Филби возвращается в Англию. Чтобы восстановить связь со своим куратором из советской разведки, он обращается за помощью к однокашнику по Кембриджу Дональду Маклину. В университете они не были близко знакомы и в тридцатые годы встретились только один раз. Но от своих друзей Филби знал о симпатиях этого высокого смуглого парня к идеям марксизма и в первые месяцы контактов с советской разведкой вполне мог порекомендовать его в качестве кандидата па вербовку Арнольду Дейчу.

Дональд Маклин был из семьи адвоката и политика-либерала шотландского происхождения. С экономической теорией Маркса он познакомился еще в школе и стал убежденным марксистом уже на первом курсе университета. Поэтому сейчас, спустя несколько лег, Ким не без оснований предполагал, что Маклин мог сотрудничать с советской разведкой и способен помочь восстановить связь с кем-либо из нелегальной резидентуры Кремля в Англии.

Маклин весьма настороженно отнесся к просьбе Кима, отделался общими туманными фразами, ничего не обещал, но договорился о следующей встрече. Его реакция вполне оправдана и объяснима с точки зрения соблюдения требований конспирации. Ничего не зная о сотрудничестве Филби с советской разведкой, он не должен был выдать и себя. Однако после предварительной консультации со своим московским куратором он вновь встретился с Филби и помог ему восстановить связь с представителем советских спецслужб. Судя но всему, новым наставником агента стал сотрудник резидентуры советской разведки в Лондоне Анатолий Горский (Громов).

После вступления Великобритании во Вторую мировую войну перед советской резидентурой в Лондоне как никогда остро встала задача проникновения в английскую секретную разведслужбу. До Москвы уже доходили слухи, что летом 1940 года Германия хотела установить с англичанами мир, чтобы развязать себе руки для начала полномасштабной войны на Востоке. Затея провалилась, и 8 августа 1940 года наступил «День орла», когда начались крупномасштабные бомбардировки немецкой авиацией главных английских городов, морских баз и портов, военных и промышленных центров. Развязав воздушную войну; Гитлер пытался вынудить Англию капитулировать. Этому же способствовало и расширение битвы за Атлантику, в ходе которой фашистский флот топил боевые и транспортные корабли противника. Попутно в Берлине разрабатывались планы операции «Морской лев» но форсированию Ла-Манша и высадке на острова крупного десант а.

В этой ситуации советской разведке нужно было знать, насколько реальна, с точки зрения Великобритании, высадка фашистских войск на территорию Соединенного Королевства, как страна готовится к вторжению с моря и отбивает налеты с воздуха. Главный военнополитический вопрос состоял в том, пойдут ли Берлин и Лондон на сепаратные переговоры или продолжат активные боевые действия на воде и в небе. Из этого можно было сделать обоснованный вывод о там, могут ли англичане стать реальными союзниками СССР в период надвигающейся на Советский Союз военной угрозы или продолжат вести политику «стравливания между собой двух монстров—Сталина и Гитлера». А поскольку инструментом тайной дипломатии были спецслужбы Англии, туда и стремились проникнуть советские разведчики с помощью своей агентуры. Из анализа добытых в английской разведке сведений в совокупности с другими материалами надлежало сделать точный прогноз о том, как долго может продлиться мир для Страны Советов. Ведь если Германия предпримет высадку в Англии с целью ее оккупации, Гитлер, избегая войны на два фронта, не станет нападать на СССР, и страна получит достаточно продолжительный период мирного времени, так необходимый для полною перевооружения Красной армии и проведения мобилизационных мероприятий. В противном случае, вторжение фашистов — дело недалекого будущего.

Первая попытка Филби устроиться в СИС, предпринятая практически сразу после возвращения из Франции, оказалась неудачной. По протекции Берджесса Киму была устроена встреча с бывшим преподавателем истории Кембриджа, который искал кандидатов для обучения в школе криптографии. Сюда подбирали молодых людей не только со знанием иностранных языков, но и особым, математическим складом ума, языковым чутьем и нестандартным мышлением. Увы, хотя бывший военный журналист и поддерживал некоторые контакты с английской разведкой во время своей работы в Испании, собеседование он не прошел.

Однако усилия однокашника из Кембриджа не пропали даром. Вскоре Филби вновь вызывают на собеседование в СИС (в котором, кстати говоря, участвует сам Берджесс) и принимают на работу в секцию «Д» (от английского destruction—разрушение, уничтожение) с окладом 600 фунтов в год. Задача подразделения — диверсионнотеррористическая борьба на территории противника в период военных действий. А в мирное время сотрудники отдела занимались изучением возможностей для проведения будущих активных акций и контрпропагандистской работой, направленной на население страны — вероятного противника. Непосредственным руководителем новоиспеченного английского разведчика становится сам Гай Берджесс. Разгадка настойчивости Гая состоит в том, что и он, и Филби были на связи у Анатолия Борисовича Горского (Громова). Перед своими агентами сотрудник посольской резидентуры в Лондоне выступал под псевдонимом «Генри». Судя по всему, Горский и поставил перед Берджессом задачу помочь Филби внедриться в СИС. При этом, следуя жестким требованиям конспирации, советские агенты не знали, что находятся на связи у одного и того же человека, хотя вполне могли догадываться об этом.

Молодой разведчик был включен в активную работу по организации школы для подготовки агентов, работавших в интересах СИС, а затем стал ее инструктором. В 1940 году секцию «Д» реформировали в Службу специальных операций (СОЕ). По непонятным причинам Берджесса туда не взяли, зато Филби перевели в лондонский отдел для обучения агентуры навыкам контрпропаганды, саботажа и диверсионной работы. Теперь он получил возможность по долгу службы встречаться с весьма высокопоставленными людьми и иметь доступ к важным секретным документам. Именно Филби стал одним из первых советских агентов, получивших информацию о тайном перелете в Германию 10 мая 1941 года партийного заместителя Гитлера Рудольфа Гесса. На допросах в министерстве иностранных дел «нацист номер три» заявил от имени фюрера, что Германия готова прекратить боевые действия против Соединенного Королевства, заключить сепаратный мирный договор и даже начать совместную войну против большевистской России. При этом Англия должна заключить мир с фашистской Италией, вернуть Германии ее колонии, отобранные после Первой мировой войны, и, поскольку Гитлер не желает вести переговоры с Черчиллем, отправить его в отставку, сменив состав кабинета министров.

Английское правительство расценило перелет Гесса как самодеятельную инициативу, не подкрепленную никакими полномочиями. Нацистский главарь был интернирован и заключен в Тауэр. В свою очередь — геббельсовская пропаганда, убедившись в провале акции, объявила Гесса умалишенным.

После вероломного нападения Германии па СССР Филби в сентябре 1941 года переходит в отдел «В» (5-й отдел) СИС, который ведет контрразведывательное обеспечение разведывательной работы англичан. В сферу его деятельности попадают операции разведывательной службы Соединенного Королевства в Испании и Португалии. В 1942—1943 годах в его руки, а значит, и в руки Москвы, попадают перехваченные и расшифрованные секретные документы о деятельности абвера (военная разведка и контрразведка фашистской Германии) в этих странах.

Среди многих материалов, которые ложатся на стол молодого и способного разведчика, оказалось подробное сообщение германских спецслужб о предстоящей поездке руководителя абвера адмирала Канариса в Испанию с остановкой в городке Мансанарес. Прекрасно зная страну, Ким Филби анализирует ситуацию и догадывается, что адмирал заночует в городской гостинице «Парадор». Разведчик разрабатывает и представляет своему руководству план ликвидации адмирала Канариса силами английской разведки. Предполагалось, что в номер, где должен ночевать Канарис, будет заложена бомба. Однако шеф СИС Стюарт Мензис отверг этот план. Филби обескуражен. Почему английская разведка отказалась от реально исполнимого плана физического уничтожения создателя фашистской шпионско-диверсионной сети в Европе, Азии и Африке?

Вскоре Филби понял, что англичане имели определенные виды на главу абвера, а сам руководитель английской разведки поддерживал с адмиралом контакты через посредников в Швеции. После войны стало известно, что в 1944 году уже уволенный в отставку Фридрих Вильгельм Канарис был опосредованно причастен к заговору против Гитлера. В полдень 20 июля в ставке «Волчье логово» под Растенбургом, во время оперативного совещания, которое проводил фюрер, прогремел мощный взрыв. Гитлер чудом остался жив, а в числе двух сотен казненных заговорщиков был повешен и бывший глава абвера адмирал Канарис. Расправа с ним произошла за месяц до окончания войны—9 апреля 1945 года в концлагере Флоссенбюрг. Таким образом, не исключено, что английские спецслужбы изучали вопрос о развитии оперативных контактов с адмиралом Канарисом и рассчитывали с помощью шефа военной разведки и контрразведки фашистов не только покончить с Гитлером, но и заключить после покушения сепаратный мир с Германией. И сделать это за спиной Советского Союза. Именно поэтому англичане и отказались от уничтожения главы военной разведки Германии. Более того, как руководитель пиренейского отдела, Филби узнал, что в марте 1943 года Отто Йоп — эмиссар Канариса — установил связь с агентурой СИС в Лиссабоне и готовит встречу глав абвера и СИС. Когда такие попытки стали особенно настойчивыми, Филби сделал вес возможное, чтобы сорвать эти контакты.

В свою очередь, после уничтожения фюрера антигитлеровские силы внутри Германии не помышляли окончить войну против Советского Союза. Более того, покончив с Гитлером, они хотели расколоть антифашистскую коалицию западных стран и СССР, заключить мир с прежними врагами, чтобы сообща продолжить войну против коммунистической державы.

Работая в отделе «В», Ким Филби получил доступ и к архивам разведки. Изучая эти документы, он смог выяснить установочные сведения в отношении английской агентуры, работавшей до войны против СССР. Это была уникальная информация, позволявшая выявить многие связи СИС, оставшиеся в Советском Союзе на глубокое оседание.

Не меньший интерес представляла и обычная, на первый взгляд рутинная, работа разведчика. Во время частых ночных дежурств на Бродвей билдингз—штаб-квартире СИС в Лондоне—советский агент получал оперативные донесения разведки Ее Величества едва ли не со всего мира. Особый интерес представляла секретная переписка между английской военной миссией в Москве и Министерством обороны Соединенного Королевства, которая велась по каналам СИС. Понятно, что уже через несколько дней, а в особо важных случаях — и через несколько часов, вся информация уходила в московский Центр.

Важнейшим направлением деятельность любого разведчика является получение информации о секретных кодах и шифрах, которые используют другие государства. В декабре 1941 года Киму Филби становится известно о фантастических результатах дешифровальной службы СИС. С 1940 по 1941 год английские криптографы бились над расшифровкой кодов электромеханической роторной шифровальной машины «Энигма». Этими шифрами пользовались армия, авиация, флот, спецслужбы, министерство иностранных дел и другие важнейшие структуры нацистской Германии. Более того, каждый день менялись ключи, и шифр в то время считался чрезвычайно стойким, практически не поддающимся дешифровке. Тем не менее английские криптоаналитики смогли взломать систему и раскрыть основные разновидности шифров «Энигмы». Через английскую военную миссию в Москве небольшая часть расшифрованных материалов официально доводилась до советского военного руководства, но при этом тщательно скрывался источник получения секретных сведений. Однако благодаря работе советских агентов Бланта, Кэрнкросса и Филби, материалы но расшифровке кодов «Энигмы» вскоре оказались в Москве. А в результате боевых действий на советско-германском фронте были захвачены и несколько портативных шифровальных машин. Таким образом, не только спецслужбы западных союзников по антигитлеровской коалиции могли перехватывать и читать важнейшие секретные материалы Третьего рейха, но и Государственный Комитет Обороны Советского Союза, Генштаб и Ставка Верховного главнокомандующего получили возможность знакомиться с зашифрованными секретными материалами фашистов. Сегодня историки и криптоаналитики сходятся во мнении, что расшифровка кодов «Энигмы» и использование перехваченных материалов во фронтовых операциях помогли чуть ли не на полтора-два года сократить сроки боевых действий в Европе в период Второй мировой войны.

Успех сопровождает Кима Филби как по службе, так и в личной жизни. В 1942 году он женится на Айлин Фуре. Примерно в это же время руководитель отдела «В» Феликс Коугил расширил полномочия Филби, поручив ему контрразведывательное обеспечение операций СИС в Италии и Северной Африке, а затем сделал его своим заместителем.

В начале 1944 года в СИС создается специальный девятый отдел по изучению лиц, занимавшихся в прошлом коммунистической работой или имевших какие-либо контакты с СССР. Это было подразделение, деятельность которого из решения сугубо контрразведывательных задач со временем должна была трансформироваться в проведение активных антисоветских операций. Изучая досье всех государственных чиновников, замеченных когда-либо в марксистских привязанностях, контрразведка Ее Величества вполне могла сначала заподозрить, а потом взять в плотное наблюдение и в конце концов раскрыть тайные связи некоторых из «бывших» английских коммунистов с советской разведкой и ГРУ. Планировалось, что на этапе расширения этой структуры пост ее руководителя займет шеф Кима Филби, ярый антикоммунист Феликс Коугил. Но в Центре на Лубянке прекрасно понимали: если руководителем отдела 9 станет кто-либо из советских агентов, работающих в СИС, то для Москвы на несколько лет вперед не будет тайн в антисоветских разведывательно-диверсионных акциях, которые проводит или еще только планирует осуществить Лондон. И Филби делает все возможное, чтобы занять этот пост, а заодно и отправить в отставку своего бывшего шефа-коммунистофоба.

Задумка удается. В 1944 году советский агент Ким Филби становится начальником 9-го, антикоммунистического отдела СИС и одновременно исполняет обязанности заместителя руководителя Сикрет интеллидженс сервис. Его заслуги по достоинству оцениваются правительством Ее Величества, и в этом же году он получает' орден за свою усердную службу в разведке.

Такого невероятного триумфа, пожалуй, не было за всю историю советских спецслужб. Еще никогда советский разведчик не занимал столь высокий и ответственный пост в спецслужбе государства—потенциального противника. С помощью данных, полученных Филби, советская разведка выявляла попытки немцев вести сепаратные переговоры о заключении мира с западными союзниками. В дальнейшем тайные планы нацистов были сорваны советской стороной уже на политическом уровне. Эта практика, начатая еще до войны, была успешно продолжена и в 1942 году в Анкаре, и в 1943 году в Стокгольме и Ватикане, а теперь — ив 1944—1945 годах, уже в Берне.

Впрочем, успехи советской разведки в Англии определялись деятельностью не только Кима Филби. Параллельно с ним работали и другие выпускники Кембриджа, занимавшие видные посты в разведке, Министерстве иностранных дел и других государственных учреждениях Ее Величества.

В 1935 году советской разведкой был завербован и несколько десятков лет (!) успешно сотрудничал с Москвой Джон Кэрнкросс. Из пяти выдающихся агентов-выпускников Кембриджа, работавших на СССР, английские спецслужбы раскрыли его последним.

После получения высшего образования Кэрнкросс служил в Министерстве иностранных дел, личной канцелярии одного из министров правительства, Школе шифровальщиков правительственной связи, и СИС. Он родился в 1913 году в Глазго в обычной английской семье средней руки. В 17 лет поступает в университет родного города, где два года изучает политэкономию, французский и немецкий языки.

В 1933—1934 годах учится в Сорбонне, где совершенствует свой французский и получает степень кандидата по филологии. К 1934 году он уже убежденный коммунист. Поступив в Кембридж, продвинутый в науках студент знакомится с Блантом, который читает ему курс лекций по французской литературе и знакомит с Берджессом. По наводке Берджесса с Кэрнкроссом устанавливает контакт советский разведчик Арнольд Дейч.

Окончив летом 1936 года Кембридж с наивысшим отличием по иностранным языкам, Кэрнкросс блестяще сдает экзамены и поступает в Форин Офис — Министерство иностранных дел, где уже служит Дональд Маклин. В течение двух лет он трудится в Америке, Лиге Наций, управлениях по странам Западной и Центральной Европы. Работая в Западном управлении, он вместе с Маклином получает доступ к огромному объему военно-политической информации, связанной с гражданской войной в Испании. Следуя рекомендациям своего советского наставника Малого, Кэрнкросс в октябре 1938 года уходит из Министерства иностранных дел и поступает на службу в Министерство финансов. Затем до марта 1942 года работает личным секретарем лорда Хэнки, занимавшего в предвоенное и военное время некоторые министерские посты в английском правительстве. Благодаря этому наш агент имел доступ к огромному количеству секретной военно-политической и экономической информации, которая тут же становилась достоянием Кремля. Судя по всему, именно Кэрнкросс был первым, кто направил в Москву сообщение о совместных англоамериканских планах создания атомной бомбы. Об этом ему стало известно еще в октябре 1940 года, когда руководимый лордом Хэнки Комитет но науке детально обсуждал эту проблему. Возможности получения Кэрнкроссом секретных сведений по атомной тематике стали еще более широкими осенью 1941 года, когда Хэнки был назначен членом координационного комитета «Тьюб эллойз», занятого созданием ядерного оружия. Для анализа и реализации разведдонесений но ядерному проекту в Москве в конце 1942 года была организована специальная лаборатория. Конечная цель ее деятельности—создание советской атомной бомбы.

После отставки Хэнки Кэрнкросс делает то, что не удалось Филби, — поступает в Школу шифровальщиков правительственной связи. Его задача—анализ перехваченного радиообмена между подразделениями боевой авиации нацистов. Именно Кэрнкросс летом 1943 года предупредил Москву о подготовке вермахтом операции «Цитадель» на Курском выступе, назвал участвующие в наступлении части, их состав, численность, вооружение, места дислокации, направления главных ударов. Эту информацию он добывал из перехваченных и дешифрованных материалов рейха. За эти документы разведчик получил через Горского особую благодарность Центра. Используя добытые сведения, Красная армия смогла заблаговременно подтянуть к месту будущего сражения необходимые силы и средства, нанести мощный упреждающий удар, сдержать натиск фашистов (это было последнее крупное наступление вермахта на Восточном фронте) и, захватив стратегическую инициативу, окончательно и бесповоротно двинуться на Запад.

Незадолго до начала битвы на Курской дуге Кэрнкросс оставил службу в Школе шифровальщиков и перешел сначала в пятый, затем в первый отдел СИС (политическая разведка). После окончания войны он ушел из штаб-квартиры СИС и вернулся в Министерство финансов, где работал в управлении, курирующем Министерство обороты. Его главные функциональные обязанности — работа с кадрами и финансово-материальное обеспечение вооруженных сил, в том числе и разработка такого совершенно секретного направления, как военный бюджет. Продолжалось и его сотрудничество с московским разведывательным Центром. Через своего куратора Бориса Кротова он передавал данные о расходах англичан по атомному проекту, а чуть позднее—цифры бюджетных затрат, связанных с формированием НАТО. Это были действительно уникальные особо секретные сведения военно-политического и экономического характера из «первых рук», поскольку Кэрнкросс участвовал в разработке «Закона о радиоактивных элементах», а в 1949 году возглавлял подкомитет по организационным вопросам, связанным с созданием Североатлантического альянса. Крупнейший за всю послевоенную историю военный блок возник 4 апреля того же года на основе договора, подписанного в Вашингтоне между США, Англией, Францией, Бельгией, Голландией, Люксембургом, Канадой, Италией, Португалией, Норвегией, Исландией и Данией. Но для Советского Союза это не было секретом.

Другой выпускник Кембриджа, Дональд Маклин (оперативный псевдоним — Гомер), в октябре 1935 года становится сотрудником Министерства иностранных дел. Он стал первым, кому удалось проникнуть в коридоры власти Ее Величества. В сферу его профессиональной деятельности входит работа с Лигой Наций, а также дипломатами Испании, Голландии и других стран западного направления. В марте 1938 года с самыми лучшими характеристиками он едет в Париж, где занимает должность третьего секретаря посольства Великобритании и продолжает передавать в Кремль важнейшую информацию военнополитического характера. После начала Второй мировой войны и падения Парижа Маклин в ранге второго секретаря возвращается на острова, в Генеральное управление Министерства иностранных дел. Из-за напряженной работы в содрогающейся от войны континентальной Европе Маклин находится на грани нервного срыва. Ситуацию усугубляют проблемы личного плана. В Париже он женится на американке, но судьба словно испытывает на излом счастливо начавшуюся семейную жизнь. В канун Рождества 1940 года у его жены Мелинды появляется на свет мертвый ребенок. Молодая женщина на несколько месяцев уезжает на родину в Америку, а Дональд Маклин остается в Англии. (Позднее в семье рождается трое детей — два мальчика с разницей в два года и младшая девочка, которая появилась на свет незадолго до перехода Дональда в СССР.) Тем не менее он продолжает обеспечивать своего оперативного руководителя Анатолия Горского материалами о взаимодействии официального Лондона с представителями союзных войск и европейских правительств в изгнании, временно находящихся на территории Соединенного Королевства. Большое значение имела его информация и о подготовке Черчилля к Тегеранской конференции руководителей трех держав.

Весной 1944 года Маклина ожидает новое повышение. В ранге первого секретаря он направлен в английское посольство в Вашингтоне, где участвует в разработке мирного договора с освобожденной от фашистов Италией. После войны Гомер продолжил работу в английском посольстве в Вашингтоне. Но еще с начала 1945 года, по поручению МИДа Ее Величества, он курирует взаимодействие «Тьюб эллойз» с американским ядерным проектом «Манхэттен», а в 1947 году входит в Смешанный политкомитет по координации англо-американо-канадской ядерной политики. О важности информации, к которой имел доступ Дональд Маклин, свидетельствует хотя бы тот факт, что для поддержания с ним постоянных конспиративных контактов в Вашингтон был специально направлен его оператор Анатолий Горский.

После ужесточения степени секретности вокруг атомного проекта и создания в августе 1946 года Комиссии по атомной энергии США (КАЭ) американцы перестали делиться новейшими исследованиями по ядерным проблемам даже с англичанами. Обиженные союзники в 1947 году принимают решение о самостоятельном создании атомного оружия. В это время Дональд Маклин, будучи официальным представителем посольства Великобритании в США по политическим вопросам, связанным с созданием атомной бомбы, имеет доступ к материалам КАЭ. Только спустя несколько лет американцы подсчитали, что начиная с середины 1947 года английский дипломат 12 раз посещал эту Комиссию. В результате Англия создала атомную бомбу, но... на два года позднее, чем СССР.

В 35 лет Маклин назначается советником английского посольства в Египте. Но работа на севере Африки не удовлетворяет ни его, ни кураторов московского Центра. Поэтому он, используя весьма экстравагантный способ (пьяный скандал и дисциплинарное наказание в виде отзыва из страны), вскоре возвращается на родину, где занимает весьма завидный пост руководителя американским отделом МИДа. В канун корейской войны Маклин добывает стратегической важности американские документы политического характера, которые через СССР доводятся до руководства Северной Кореи и помогают выработать верную стратегию на переговорном процессе об условиях окончания регионального конфликта и послевоенного будущего двух корейских государств. Речь идет, ни много ни мало, о секретных материалах переговоров в Вашингтоне по корейскому вопросу между президентом США Гарри Трумэном и премьер-министром Великобритании Клементом Ричардом Эттли. Сразу после окончания вашингтонского саммита советская разведка получила от Гомера подробный конфиденциальный отчет о результатах встречи в верхах, подготовленный исключительно для Министерства иностранных дел Англии.

Дональд Маклин не только добывал суперважную информацию, но, как руководитель американского отдела МИДа, в определенной степени мог даже влиять на ход военно-политических событий. Так, в апреле 1951 года был смещен с поста главкома американских сил в Корее генерал-ястреб Дуглас Макартур. Используя сложившуюся ситуацию, Маклин уже в начале мая подготовил для руководства Министерства иностранных дел Великобритании секретную записку, в которой предупреждал о реальной возможности разрастания корейского регионального военного конфликта в третью мировую войну. Этот документ стал еще одной каплей английского недовольства американской политикой в Корее. Вскоре линия фронта стабилизировалась по 38-й параллели, между участниками конфликта было достигнуто перемирие, образована демилитаризованная зона, а в 1953 году прекращены боевые действия.

Третий выпускник Кембриджа — Гай Берджесс — в конце 1936 года устраивается продюсером на Би-Би-Си и знакомится с широким кругом высокопоставленных английских политиков, ученых и дипломатов, которых он приглашает для радиовыступлений. Среди его знакомых — заместитель руководителя (а затем и руководитель) Управления политической разведки СИС Дэвид Футмен. И когда в 1938 году на базе Управления скрытых действий СИС создается отдел «Д», Гай Берджесс в январе 1939 года поступает в эту службу по протекции своего приятеля — заслуженного английского разведчика. Задача бывшего сотрудника Би-би-си и нынешнего спецпропагандиста — подготовка идеологических радиопередач антифашистского характера на немецком языке. Летом 1940 года, когда в Европе бушевала Вторая мировая война, отдел «Д» реорганизовали в Службу специальных операций (СОЕ), но спецпропагандисту Берджессу должности в ней не нашлось. Впрочем, советская разведка не особо сокрушалась о потере этого места, ведь в СОЕ остался работать Филби, попавший туда по протекции своего университетского друга.

Тем временем Берджесс возвращается на работу в Би-би-си, где трудится до 1944 года, а затем переходит в Управление информации МИДа. Там, параллельно с Маклином, он добывает секретные сведения о подготовке Англии к Ялтинской конференции руководителей трех союзнических держав и планах Великобритании о послевоенном переустройстве мира. В 1946 году Берджесс становится личным помощником Гектора Макнейла — госминистра в Министерстве иностранных дел лейбористов. В конце 1947 года советский разведчик, как «авторитетный специалист по противодействию марксистской пропаганде», переходит в только что созданное Управление информационных исследований, цель которого — борьба с распространением коммунистической идеологии. Он посещает английские посольства многих стран, где инструктирует дипломатов о формах и методах противодействия распространению идей социализма, готовит ответные идеологические акции антикоммунистического характера и... тут же сводит на нет всю работу целого управления, информируя о планируемых британских пропагандистских спецоперациях своего советского руководителя Юрия Модина, с которым поддерживает конспиративный контакт начиная с 1947 года.

С осени 1948 по август 1950 года Берджесс работает в Управлении Дальнего Востока. Здесь он получает доступ к секретной разведывательной информации военно-политического характера об акциях Англии и США в отношении Китайской Народной Республики, основанной в 1949 году. Он также имеет возможность добывать ставшие известными американцам и англичанам сведения о военной помощи СССР Китаю, а также выявлять секретные источники получения западными спецслужбами этих разведывательных материалов.

В канун войны в Корее, которая началась в июне 1950 года, огромное значение имели и добытые им материалы о подготовке заокеанских союзников к боевым действиям на Корейском полуострове, планируемых ударах, мобилизуемых силах и средствах, стратегических направлениях военных действий. Для разбора и анализа огромного объема поступающих от Берджесса и Маклина сведений в советской разведке даже создается специальное подразделение.

Четвертый выпускник Кембриджа, Энтони Фредерик Блант (оперативный псевдоним Моррис), — сугубо штатский человек. Тем не менее, через месяц после начала Второй мировой войны он попадает на ускоренные курсы военной разведки. Через полтора месяца, получив погоны капитана полевой охраны, в качестве командира взвода из дюжины военнослужащих Ее Величества отправляется воевать во Францию. После эвакуации из Дюнкерка в июне 1940 года боевого офицера Бланта принимают на службу в управление «В» (контрразведка) СИС. И это несмотря на то, что меньше года назад ему отказали в приеме на службу в это ведомство но причине его прошлых коммунистических убеждений. Сферой оперативной деятельности молодого сотрудника стало наблюдение за дипломатами нейтральных государств, перехват и снятие копий с секретной посольской корреспонденции. В качестве офицера СИС он работал с дипломатическими представительствами эмигрантских правительств в Лондоне, а также был членом смешанной комиссии по разведке, которая собирала и анализировала всю разведывательную информацию. Блант прекрасно справлялся со своими обязанностями, обеспечивая важнейшими материалами и свое руководство, и московского резидента, который регулярно получал фотокопии всех секретных документов, проходивших через руки Бланта. Кроме обширных материалов по посольствам нейтральных стран он передавал в Центр сведения едва ли не обо всех агентах, которых вербовала английская контрразведка, а также дезинформационные материалы, которыми спецслужбы Соединенного Королевства «кормили» абвер через перевербованных конфидентов нацистской военной разведки. После июня 1941 года особо цепными считались поступающие от него секретные документы о планируемых боевых операциях вермахта, его силах и средствах на Восточном фронте. После войны Блант был направлен в Германию с секретной миссией — найти и доставить в Англию материалы переписки герцога Виндзорского с Гитлером. Однако сказалось напряжение военных лет, и в ноябре 1945 года с согласия московского Центра Блант уходит из МИ-5 (Служба безопасности Англии). Он становится попечителем королевской картинной галереи и советником королевы но вопросам искусства, читает лекции по живописи в Кембридже, а с 1947 года занимает должность директора Института искусства Куртолда. Наступает пауза и в его тайных контактах с советской разведкой. Вершиной почета и карьерного роста Энтони Бланта становится 1956 год, когда всеми уважаемый профессор получает рыцарское звание.

В исторической и специальной литературе эти пять человек—Ким Филби, Дональд Маклин, Джон Кэрнкросс, Гай Берджесс и Энтони Блант—получили название Кембриджская, или Великолепная пятерка. Впрочем, сам Филби отрицал существование Кембриджской пятерки как таковой. Тем не менее все теоретики и практики тайной войны сходятся во мнении, что это была самая лучшая, наиболее ценная, эффективная и результативная разведгруппа за всю историю спецслужб. Только в период Великой Отечественной войны Кембриджская пятерка сумела добыть и переправить в Москву 18 тысяч (!) секретных и совершенно секретных документальных материалов чрезвычайной важности практически по всем направлениям разведывательной работы.

Непререкаемый авторитет в области теории и практики спецслужб Аллен Уэлш Даллес, который руководил Центральным разведывательным управлением США с 1953 по 1961 год, в книге «Искусство разведки» отмечал: «Информация, которую посредством секретных операций смогли добывать советские разведчики во время Второй мировой войны, содействовала военным усилиям Советов и представляла собой такого рода материал, который являлся предметом мечтаний для разведки любой страны».

Однако какой бы успешной ни была официальная и тайная деятельность разведчика, какой бы высокий пост в иерархии спецслужб и политического руководства страны он ни занимал, ему приходится постоянно трудиться в условиях смертельной опасности и риска.

Работая руководителем 9-го отдела, Филби впервые столкнулся с угрозой не только личной расшифровки, но и возможностью провала всей Кембриджской пятерки. Опасность исходила из Турции, где в августе 1945 года заместитель руководителя посольской резидентуры советской разведки полковник Константин Волков, работавший под прикрытием должности вице-консула, инициативно обратился с письмом к английскому вице-консулу. Не получив ответа, Волков тайно пробрался в английское посольство в Стамбуле, где в обмен на политическое убежище и 50 тысяч фунтов стерлингов предлагал секретные материалы о работе советских органов госбезопасности в Великобритании. Свое английское досье предатель собирал еще во время работы в Москве. Анализируя добытые сведения, он пришел к выводу, что в годы войны в Министерстве иностранных дел Англии работали два советских агента. Еще пять конфидентов примерно в это же время служили в Сикрет интеллиджен сервис и постоянно снабжали руководство советской разведки очень ценной информацией. Сам того не ведая, предатель фактически указывал лично на Кима Филби, отметив, что один из агентов будто бы является руководителем отдела контрразведки СИС. Конечно, Волков не знал, да и не мог знать имен советских агентов, но даже тех отрывочных сведений, которые он мог передать английской контрразведке, вполне бы хватило, чтобы со временем раскрыть советских разведчиков.

Будучи профессионалом и зная, что шифрованные сообщения между Стамбулом и Лондоном перехватываются и расшифровываются Москвой, Волков настаивал, чтобы все переданные им сведения были направлены в Англию только дипломатической почтой. Эта предосторожность и сыграла с предателем роковую шутку, поскольку 19 сентября 1945 года диппочта из Стамбула со спецсообщением об инициативнике из русской разведки оказалась на столе у Кима Филби — того самого руководителя отдела контрразведки, о котором упоминал изменник. Если бы сообщение было направлено по иным каналам спецсвязи, то прежде чем попасть к Филби, оно могло оказаться на докладе у других руководителей, и неизвестно, как обернулось бы дело.

Оценив всю степень угрозы, Филби срочно выходит на связь со своим советским куратором Борисом Кротовым. В тот же день чрезвычайная информация уходит в Москву, а оттуда — в посольскую резидентуру советской разведки в Стамбуле. Понятно, что принятыми мерами предатель был вскоре задержан и под усиленной охраной отправлен в Москву.

Тем временем Филби как руководитель профильного оперативного подразделения и человек, владеющий турецким языком, получает задание срочно вылететь в Турцию и на месте разобраться с возникшей ситуацией, в частности встретиться и тщательно опросить Волкова. Эмиссару СИС предстояла крайне деликатная работа. С одной стороны — необходимо провести расследование так, чтобы удовлетворить своих руководителей по службе и одновременно исключить версию утечки к русским информации из английских источников о факте измены Волкова. Ведь с точки зрения теории и практики оперативной деятельности англичане должны были задуматься над тем, что явилось причиной ареста инициативника. Опять же, провести расследование нужно было таким образом, чтобы дезавуировать представленную изменником информацию, а также вывести из-под возможных подозрений и лично себя, и всю Кембриджскую пятерку.

Немного задержавшись под благовидным предлогом с отъездом, Филби прибыл в Стамбул 26 сентября. «Вынужденная» задержка была крайне необходима. В эти считаные часы советские спецслужбы сумели задержать предателя и лишить его возможности как передать секретные сведения, так и предотвратить встречу с представителем Лондона, то есть с Кимом Филби. По большому счету эта встреча действительно ох как была опасна для советских разведчиков. Во-первых, кроме Филби и Волкова в ней, наверняка, должен был участвовать еще кто-нибудь из английской разведки или контрразведки плюс запись всей беседы на магнитофон. В этом случае выданную предателем информацию уже невозможно было бы скрыть от руководства СИС. А во-вторых, кто знает, какими важными сведениями реально обладал Волков и что мог рассказать представителям английских спецслужб.

В ходе проведенного в Стамбуле английским эмиссаром расследования были найдены «убедительные», причины, свидетельствующие о том, что русского агента-инициативника погубили личная неосторожность, злоупотребление спиртными напитками, а также прекрасно организованная работа службы безопасности советского посольства в Турции и контрразведывательное обеспечение всего персонала. Версия о том, что кто-то предупредил русских об измене Волкова, была признана английскими спецслужбами необоснованной и в процессе расследования не нашла никаких подтверждений. Также были подобраны веские доводы, свидетельствующие о том, что представленные Волковым сведения весьма ненадежны и в абсолютном большинстве «высосаны из пальца». Иными словами, все эти рассказы о русских шпионах в МИДе и СИС—абсолютный блеф, нужный лишь для того, чтобы получить в Англии политическое убежище и крупную сумму денег на дальнейшее безбедное существование. Так предатель был дискредитирован в глазах своих потенциальных хозяев, а представленная им информация осталась без надлежащей проверки.

Видимо, успешный турецкий вояж Филби, а также работа в разведке в годы войны, за которую он получил орден, не остались незамеченными руководством СИС. Летом 1947 года его назначают первым секретарем британского посольства в Стамбуле. Но дипломатические обязанности — лишь официальное прикрытие оперативной работы. Фактическая должность—руководитель турецкого отдела английской разведки. Отныне едва ли не все секретные сведения, циркулирующие в треугольнике Стамбул—Лондон — Вашингтон, становятся известными в Москве. И это крайне важно. Ведь Турция — практически единственный американский плацдарм (за исключением Аляски), непосредственно граничащий с Советским Союзом. Особый интерес Лубянки вызывает информация об американских военно-воздушных базах, которые разворачиваются в Турции, их силах и средствах, вооружении, которое там сосредоточено, а также о сферах военных интересов и возможных направлениях боевых действий против северного соседа. Эти сведения особенно интересуют Москву в связи с тем, что, расположенные на сопредельных территориях в подбрюшье СССР авиабазы главного противника сделали уязвимой, в том числе и для ядерного удара, значительную часть европейской территории Советского Союза. Огромное значение имела упреждающая информация и о заброске с территории Турции в СССР разведывательно-диверсионных групп и агентов одиночек ЦРУ и СИС. Все эти операции проваливались «по объективным и независимым от руководства спецслужб причинам» на разных этапах своего проведения.

Разведывательную работу Филби ведет настолько филигранно и четко, что вскоре он получает очередное повышение. Его, как разведчика экстра-класса, в октябре 1949 года переводят в Вашингтон, где он возглавляет миссию по взаимодействию Сикрет интеллидженс сервис с созданным 18 сентября 1947 года Центральным разведывательным управлением. (До возникновения ЦРУ разведкой занималось Управление стратегических служб США, сформированное 13 июня 1942 года но личному распоряжению президента Рузвельта, и ликвидированное в связи с окончанием Второй мировой войны 1 октября 1945 года по указу президента Трумэна.)

Помимо всего прочего, это назначение было явным показателем того, что Филби — один из реальных претендентов на должность руководителя СИС. Об уходе с этого поста Стюарта Мензиса было известно всем. Планировалось, что техническим руководителем, временно исполняющим обязанности шефа разведки, станет его заместитель Джек Истон, которого и сменит новый руководитель уже на постоянной основе.

А пока Филби обеспечивает тесные связи между американскими и британскими спецслужбами, координирует их совместную борьбу с «коммунистической угрозой», устанавливает деловые контакты с директором ЦРУ генералом Уолтером Беделл-Смитом, Алленом Даллесом, который в начале января 1951 года был принят в ЦРУ на должность заместителя директора по планированию и занимался руководством агентурной разведкой и тайными операциями, а также главой ФБР Джоном Эдгаром Гувером. (И это при том, что ФБР в течение трех первых месяцев работы Филби в США безрезультатно контролировало его личную жизнь и профессиональную деятельность с помощью звукозаписывающей аппаратуры, установленной в доме разведчика, а также прослушивало все телефонные переговоры.)

Подумать только, в течение почти двух лет—до июня 1951 года— с помощью Кима Филби Москва знает практически всё обо всех секретных операциях, которые проводят Лондон и Вашингтон против СССР и его союзников в странах Восточной Европы!

Особое место в этом ряду занимает операция по предотвращению антикоммунистического путча в Албании. В октябре 1949 года ЦРУ и СИС совместно со спецслужбами западных стран планировали заброску с моря на Адриатическое побережье этой страны крупных десантных сил, а также вторжение через сухопутную границу и парашютный десант со стороны Греции. Время проведения операции—лето и конец осени 1950 года. Цель заговора—переворот в стране и физическое уничтожение главы государства Энвера Ходжи. Филби был координатором этой операции, поддерживая связи между ЦРУ и СИС. Естественно, что вся операция провалилась, а переброшенные на парашютах через границу вооруженные агенты были пойманы или уничтожены.

Также бесценной была информация Филби о заброске в эти годы агентурных групп ЦРУ и СИС на Украину и в республики Советской Прибалтики. Но, по понятным причинам, шпионам не удавалось внедриться в страну, осесть и добывать разведывательную информацию. Единственное сообщение, которое смогла получить от некоторых из них диверсионно-разведывательная база, был сигнал о провале.

Что касается оперативной информации из сферы противоборства спецслужб, то здесь особое место занимают сведения о расшифровке американцами кодов и шифров, которые использовались советской разведкой в последний год войны. В тот период американцам и англичанам удалось перехватить значительный объем радиодонесений, состоящих из групп пятизначных чисел. Криптографы службы безопасности армии США в рамках работы под кодовым названием «Венона» смогли к весне 1949 года расшифровать изрядное количество шифртелеграмм Народного комиссариата госбезопасности военного времени. О том, что американцам удалось расколоть этот очень стойкий шифр, Москве стало известно в том же году. Конечно, львиная доля дешифрованных материалов уже устарела и не имела практически никакого оперативного значения. Но среди радиотелеграмм были и такие, скрупулезный и вдумчивый анализ которых мог вывести контрразведку США на некоторые секретные источники поступавшей на Лубянку в годы войны информации. Еще раз подтвердился старый принцип: в разведке и контрразведке нет бесполезных сведений. Нужно лишь знать — что, где и когда искать, а также уметь отсекать лишнюю шелуху. Именно поэтому Филби, который по долгу службы имел доступ к этим материалам с осени 1949 года, должен был держать на контроле поступающую от криптографов расшифрованную информацию и в случае реальной угрозы предупреждать Москву об опасности. Что он и делал весьма успешно. Благодаря его работе удалось тайно переправить в Советский Союз вместе с семьей блестящего ученого-атомщика, основоположника физики нейтрино высоких энергий итальянского эмигранта Бруно Понтекорво. С 1943 года в ядерном проекте он представлял Канаду, а в 1949 году был переведен в английский центр ядерных исследований. С его помощью советская разведка получила важнейшие расчеты по ядерному проекту и большое количество других секретных документов.

В Англии итальянского ученого физика ожидала успешная научная карьера и должность заведующего кафедрой одного из престижных английских университетов. Но, находясь вместе с женой и тремя детьми в Италии, Понтекорво неожиданно прервал свой отпуск и 31 августа 1950 года вылетел в Стокгольм. Для сторонних наблюдателей и знакомых поводом стал визит к родителям жены ученого, которые жили в Швеции. Но уже на следующий день семья Понтекорво оказалась в Финляндии, а через считаные часы—в СССР. Буквально через неделю, в сентябре того же года, Бруно Максимович (так его стали называть в Советском Союзе) начинает работать на самом мощном протонном ускорителе того времени в Дубне и через несколько лет сделал блестящую научную карьеру в Советском Союзе, за что дважды был награжден орденом Ленина. Хотя последние годы и были омрачены тяжелой болезнью, он прожил долгую и счастливую жизнь, и умер в сентябре 1993 года, месяц спустя после своего 80-летия. Его прах захоронен в Дубне и на протестантском кладбище в Риме. С тех пор одна из улиц подмосковного наукограда носит имя Понтекорво.

В конце лета 1950 года в Вашингтон прибыл и Берджесс, назначенный вторым секретарем английского посольства. Напряженная деятельность на два фронта (официальная работа—на Лондон, и тайная—на Москву) изрядно вымотали дипломата. Как всегда, работоспособный и безупречный с точки зрения выполнения профессиональных обязанностей (в МИДе он дослужился до чиновника по особым поручениям) Берджесс находился фактически на грани нервного истощения. Чтобы хоть как-то помочь и поддержать однокашника по университету, Филби приглашает его жить в своем доме. В этом нарушении жестких требований конспирации и была та ошибка, которая впоследствии доставила Филби изрядную порцию неприятностей. Но это будет чуть позже, а пока из Вашингтона в Москву идет непрерывный ноток оперативно значимой информации. Что касается высокопоставленных коллег Филби по СИС, то они уверены, что в ближайшем будущем он займет пост руководителя всей английской разведки.

Однако сам Филби справедливо полагает, что не статус и высокая должность определяют истинный профессионализм и мастерство разведчика. По его мнению, лучший разведчик — это тот, кто умеет не только добывать строго конфиденциальные документы, но и анализировать полученную информацию.

Именно такое вдумчивое изучение поступавших к нему расшифрованных материалов «Веноны» натолкнуло Филби на мысль о том, что проходящий по сообщениям НКВД источник важнейшей информации, выступающий под псевдонимом Гомер, не кто иной, как... Дональд Маклин.

Первые упоминания о Гомере в советских шифровках последних военных месяцев были весьма отрывочны и расплывчаты. Кто он, мужчина или женщина, американец или англичанин, кем работает и где живет, какой объем сведений и по каким вопросам успел передать, продолжает ли сотрудничать с советской разведкой в настоящее время. .. Пока на эти вопросы никто не мог ответить ни в американских, ни в английских спецслужбах. По это пока...

Ясным было одно — этот человек имел в годы войны доступ к американо-английской секретной информации величайшей важности и активно сотрудничал, а может быть, и сейчас продолжает сотрудничать с СССР. Именно поэтому под подозрение только американских спецслужб попали более семи тысяч (!) секретоносителей и лиц, которые могли иметь доступ к конфиденциальным материалам. Негласно проверяли всех, начиная от уборщиц и секретарш и кончая руководителями основных подразделений МИД и спецслужб по обе стороны Атлантики. Тем не менее даже в это тревожное время Маклин продолжал работать на советскую разведку.

В декабре 1950 года список подозреваемых сократился до 35 человек, а весной 1951 -го—до девяти. Было установлено, что источник секретных сведений — англичанин с высшим образованием, работал в посольстве Англии в США, имел доступ к сведениям по созданию атомной бомбы, а также вопросам политического характера, затрагивающим взаимодействие США и Великобритании. Филби, который уже давно догадался о том, кто скрывался под псевдонимом Гомер, делал все возможное, чтобы, не вызывая подозрений, направить расследование но ложному пути и отвлечь внимание англо-американских спецслужб от настоящего советского агента, проходившею но шифр-телеграммам, и направить все их усилия, как говорят в разведке, на «негодный объект». Но в середине апреля в рамках работ по проекту «Венона» были расшифрованы сообщения, из которых можно было сделать однозначный вывод о том, что в 1944 году Гомер дважды выезжал в Нью-Йорк для встречи со своим советским куратором. При этом для окружающих и перед руководством факты выезда из Вашингтона легендировались встречей со своей беременной женой. Наряду с полученной раньше информацией таким описаниям соответствовал только один человек — Дональд Маклин.

Итак, кольцо замкнулось. Спецслужбам стран главного противника удалось вычислить советского разведчика. Но перед контрразведкой встала задача поиска и юридически безупречного оформления доказательной базы для судебных слушаний. Ведь надежда на то, что подозреваемый в ходе допросов «расколется», признает свою вину и сам расскажет о своей работе на Москву, была ничтожно мала. Вместе с тем американцам крайне не хотелось раскрывать даже для судебного процесса материалы расшифровки кодов советской разведки по программе «Венона». А других доказательств у них не было. Собственно говоря, и материалы «Веноны» являлись лишь поводом для начала масштабного оперативного расследования. Именно в ходе такого плотного изучения использовался весь арсенал приемов и способов негласной слежки, начиная от наружного наблюдения, контроля корреспонденции и телефонных переговоров, прослушивания, документирования фактов сбора секретных сведений с целью их передачи в СССР, и заканчивая выявлением каналов и конкретных лиц из числа сотрудников советской разведки, с помощью которых все секреты тайно уходили за пределы Великобритании. Цель одна — сбор для обвинительного судебного приговора неопровержимых доказательств, свидетельствующих о разведывательной деятельности Гомера-Маклина в интересах Советского Союза.

Конечно, на проведение этой работы требовалось время. И все же советским разведчикам медлить было нельзя. Опасность нарастала с каждой минутой и становилась не просто реальной, а катастрофически угрожающей.

Когда провал Маклина стал очевиден, а его арест—делом времени, Филби решил, что пора действовать. Нужно не только инициировать вывод разведчика через третьи страны в Москву, но и стать активным звеном в этой многоходовой комбинации. Задача осложнялась тем, что любые контакты с подозреваемым должны быть сведены к минимуму, иначе в дальнейшем пришлось бы оправдываться перед английской юстицией о мотивах любых встреч. А это — лишний риск и повод вызвать ненужные подозрения уже в свой адрес. Исключалась возможность любых контактов Маклина и с его советским куратором, поскольку нельзя было игнорировать возможную попытку захвата обоих разведчиков с поличным во время проведения явки. Из-за плотного наблюдения оказались небезопасными и отработанные ранее варианты конспиративного вывода советскою разведчика. Нужно было отрабатывать новые способы побега.

В апреле 1951 года из США в Англию отзывают Берджесса, и Филби решил использовать своего друга для организации вывода Гомера-Маклина. Перед отъездом из Нью-Йорка Филби и Берджесс в небольшом ресторанчике обсуждают варианты своих действий. Для начала нужно поставить в известность о нависшей угрозе советского куратора в Великобритании Юрия Модина и самого Маклина.

Но внезапно обострилась ситуация и для Берджесса. Перед самым отъездом из Вашингтона он случайно сталкивается со своим старым знакомым из США Майклом Стрейтом, который ни с того ни с сего вдруг заявил, что знает о контактах Гая с русскими. Более того, он стал угрожать, что заявит об этом в ФБР... На разбор ситуации в те дни уже не было времени. То ли американец действительно что-то пронюхал, то ли впал во всеобщую истерию «охоты на ведьм». Отделавшись от назойливого дружка дежурной шуткой, Берджесс распрощался с ним. Уже навсегда.

Оказавшись наконец в Лондоне, он информирует 7 мая Модина о сложившейся ситуации. В эти же дни, побывав в Министерстве иностранных дел, он сумел тайно передать Маклину короткую записку о месте и времени встречи для обсуждения варианта выезда из страны.

Впрочем, Гомер уже и сам чувствовал, что петля подозрений вокруг него затягивается все туже и туже. Под благовидным предлогом ему перекрыли доступ к секретным документам, появились признаки слежки.

А информация, добытая Кимом Филби и срочно переданная своему советскому куратору, свидетельствовала о том, что в среду, 23 мая 1951 года, офицер МИ-5 должен докладывать в Лондон результаты расследования по делу Гомера. На следующий день узкий круг руководителей СИС, МИ-5 и МИДа планировали обратиться к министру иностранных дел Герберту Моррисону за санкцией на допрос Маклина в ближайший понедельник — 28 мая. Значит, до вероятного ареста остались не недели, а дни и даже часы.

Впрочем, и день побега был назначен заранее...

Вечером, в пятницу 25 мая, когда Маклины готовились к ужину в честь 38-летия со дня рождения отца семейства, к дому подкатил незнакомый легковой автомобиль. Из него торопливо вышел Гай Берджесс. Домашним он представился вымышленным именем, извинился за незваный визит и, к великому разочарованию всей семьи, сообщил о срочном вызове виновника торжества на службу в Министерство иностранных дел. Наскоро попрощавшись с раздосадованной женой и детьми, Дональд Маклин сел в машину и вместе с Берджессом поехал, но не в МИД, а на побережье — в Саутгемптон. В кармане у Берджесса уже лежали купленные за день до этого два билета на пароход «Фалайз». Когда до отплытия оставалось лишь несколько минут, оба пассажира поднялись на борт, а в 24.00 корабль отдал швартовы и взял курс на Францию. Здесь, на материке, беглецы получили от советских разведчиков новые документы на подставные имена, по которым выехали в Вену (по другим сведениям — в Прагу), а затем — в Москву.

Когда американским и английским спецслужбам стало известно о нелегальном выводе руководителя американского отдела МИД Великобритании Дональда Маклина и сотрудника английской контрразведки Гая Берджесса в Москву, Объединенным комитетом начальников штабов США было проведено специальное расследование и составлен секретный доклад. По словам историка спецслужб Кристофера Эндрю, в нем, в частности, отмечалось: «В области американского, английского, канадского планирования исследований атомной энергии, американской и английской послевоенной политики в Европе вся информация до момента перехода (имеется в виду вывод Маклина и Берджесса), несомненно, попадала к русским. Все английские, а возможно, и американские дипломатические коды и шифры, имевшиеся на 15 мая 1951 года, находятся в руках русских».

Действительно, трудно дать более весомую и значимую оценку работе наших разведчиков. Но, составляя секретный доклад, аналитики спецслужб еще пе знали, что кроме нелегально покинувших Англию разведчиков, в стране оставались еще три человека из Кембриджской пятерки, которые продолжали работать на Москву.

Незадолго до той ночи, когда Маклин и Берджесс в уютной каюте пересекали Ла-Манш, Филби проинформировал свое английское руководство о том, что... именно Маклин мог быть тем самым советским агентом, который в расшифрованных с помощью «Веноны» военных сводках советской разведки выступал под псевдонимом Гомер.

Нет, это пе было двойной игрой и уж тем более предательством. Таково уж хитросплетение оперативных комбинаций и замыслов, в результате которых надо и друзей спасать, и самому остаться целым, да еще и вне всяких подозрений. И сделать это нужно в определенный день и час, не ошибившись ни на минуту. Именно поэтому он отправил информацию своему руководству в тот момент, когда Гомер еще находился в Англии. Это было весомым алиби собственной непричастности к побегу Но чтобы дать своему коллеге возможность избежать ареста и спокойно уйти в Москву, Филби направил «разоблачительную» информацию в СИС обычной дипломатической почтой. Пока она дойдет, пока с ней разберутся, пока доложат, пока примут меры... В общем, Маклин будет уже далеко. При этом с самого Филби будут сняты все подозрения, поскольку именно он еще до вывода из страны советских разведчиков догадался, кто такой Гомер и проинформировал об этом свое руководство...

Но то, что вместе с Гомером «сделает ноги» и Берджесс, — этого Филби никак не ожидал. Это означало, что теперь он должен будет объяснять в процессе неминуемого расследования характер своих контактов не только с Маклином (за это он особенно не переживал, так как своим «разоблачительным» докладом сделал упреждающий ход, снимающий все возможные подозрения), но и с Берджессом. Так или иначе, но он попадает под увеличительное стекло тщательного изучения и глубокой проверки и его самого, и характера связей с беглецом из английской контрразведки. Впрочем, Гай Берджесс поддерживал дружеские отношения со многими сотрудниками спецслужб Ее Величества. Да и для советской разведки иного варианта просто не существовало. Рассчитав всю степень риска для оставшихся в Англии друзей Маклина, руководство Лубянки приняло обоснованное решение о выводе вместе с Гомером и Берджесса. Обсуждался вопрос и о выводе самого Кима Филби. Но в той ситуации положение нашего разведчика не вызывало особых опасений. Предлагалось покинуть страну и Бланту, но он, уверенный в своей безопасности, отказался.

Исчезновение двух высокопоставленных представителей политического истеблишмента не просто переполошило англичан и американцев, оно поставило на уши спецслужбы обеих стран. Для начала, чтобы не придавать делу излишнего шума, было решено негласно обыскать квартиру Берджесса, но без юридических формальностей, то есть без официального получения ордера на обыск. С просьбой найти ключ сотрудники МИ-5 обратились к однокашнику беглеца по Кембриджу и своему бывшему коллеге... Энтони Блату. Он без особого труда отыскал ключ у кого-то из общих знакомых и с готовностью передал его сотрудникам МИ-5. Но прежде Блант сам тайно проник в квартиру Берджесса. Ему предстояло отыскать и уничтожить записку Кима Филби, переданную Берджессу, о том, что над головой Маклина быстро сгущаются тучи. В последние часы перед началом операции по выводу, когда напряжение достигло предела, а нервы беглецов были натянуты как струна, Гай просто забыл ее сжечь и оставил у себя в квартире Для английских спецслужб этот клочок бумаги мог стать важнейшим вещдоком, а для беглецов и самого Филби — роковой уликой.

Тайно проникнув на квартиру своего друга, Блант отыскал записку и уничтожил ее. Понятно, что после его визита английским сыщикам в апартаментах Берджесса уже, по большому счету, нечего было делать. Однако скрупулезный досмотр бумажных завалов личного архива позволил найти несколько листков пожелтевшей от времени бумаги с черновыми записями конфиденциального характера, относящимися еще к началу войны. В обычной ситуации они не вызвали бы никакого подозрения, но сейчас, когда детально и очень пристрастно изучалась любая возможная улика, тщательный анализ этих небольших записок выявил некоторые зацепки, вызвавшие неподдельный интерес контрразведки...

В это же самое время началась и тщательная проверка каждого, кто хоть как-то был знаком с беглецами или имел с ними даже случайные единичные контакты. Искали третьего агента—того самого человека, кто мог предупредить Маклина, а значит, и Берджесса, о возможном аресте. Со временем, как и следовало ожидать, попал «под колпак» и Филби. Задним числом оснований для подозрений у английской контрразведки и ФБР к этому моменту скопилось немало. Все трое учились в Кембридже, именно Гай помог Киму устроиться в СИС, позднее Берджесс приезжал в Стамбул, где Филби работал резидентом английской разведки, а потом жил у него на квартире в Вашингтоне. Но это были косвенные улики, в которых не было и намека на секретное сотрудничество с советской разведкой. Конечно, этих фактов явно не хватало для официального обвинения и тем более судебного процесса. Зато у руководителей ЦРУ и СИС появилось большое количество информации к размышлению о том, почему на разных этапах проваливались практически все разведывательные операции против СССР.

Когда Филби узнал о том, что вместе с Маклином в Советский Союз выведен и Берджесс, разведчик собрал все секретные документы, разведывательную аппаратуру и на всякий случай спрятал все это за городом в лесном тайнике. Предосторожность оказалась не липшей. Насмерть перепуганный генерал Уолтер Беделл Смит, назначенный чуть больше полугода назад новым, вторым по счету директором ЦРУ, срочной телеграммой в СИС запросил английскую разведку безотлагательно отозвать Филби из Вашингтона. В спецслужбах Туманного Альбиона решили не раздражать своих заокеанских коллег и в июне 1951 года выполнили их просьбу.

В декабре 1951 года Кима Филби вызывают на Керзон-стрит в лондонскую штаб-квартиру МИ-5 для официального расследования. Разведчик достойно выдержал многочасовой «допрос с пристрастием», четко, логично и доказательно опровергая все обвинения. Летом

1952 года над ним устраивают неформальный процесс, в ходе которого подозреваемый вновь подвергается ряду допросов. Но расследование завершилось ничем. Едва ли не все сотрудники английской разведки, знавшие Филби, были уверены в том, что он стал жертвой завистников в СИС и раздутой в США «охоты на ведьм». Тем не менее разведчик был вынужден уйти в отставку «по собственному желанию», получив при этом выходное пособие в четыре тысячи фунтов. Но долго сидеть без дела не пришлось. Филби пробует вновь заняться журналистикой, работает в экспортно-импортной фирме, начинает писать книгу о работе в разведке. Но все это—временные занятия. Вскоре он устраивается на работу в Министерство иностранных дел. Но постоянная, хотя и неназойливая контрразведывательная слежка и публичные обвинения в прессе, граничащие с травлей, продолжались.

В 1955 году наконец-то было завершено расследование по делу Берджесса — Маклина, и правительство подготовило специальное заявление по этому вопросу. Но 25 октября того же года в палату общин был внесен запрос и о Филби. Его подозревают в том, что он и есть тот самый третий агент, который сообщил беглецам о нависшей над ними опасности и возможном аресте. Не последнюю роль в разжигании шпионского скандала вокруг Филби играло и ФБР. Депутат Маркус Липтон, используя материалы американской контрразведки, публично обвинил Филби в шпионаже в пользу СССР. В ответ министр иностранных дел Гарольд Макмиллан защищает своего сотрудника и заявляет, что правительство не располагает какими-либо доказательствами того, что Филби предал интересы Великобритании. Глава английского дипломатического ведомства демонстративно отвел от подозреваемого в шпионаже все обвинения и наветы, не забыв упомянуть орден Британской империи, который ныне опальный ветеран разведки получил за особые заслуги.

После шумных парламентских дебатов Филби устраивает пресс-конференцию на квартире своей матери. Представителям средств массовой информации он убедительно доказывает собственную невиновность, а заодно и снимает подозрение со многих из своих коллег, с которыми работал в английской разведке. Однако из-за прежних связей с Берджессом он все-таки вынужден уйти из Министерства иностранных дел. Тем не менее главным результатом скандала стало формальное оправдание Кима Филби в глазах чопорной английской общественности.

Но, судя по всему, принцип: «разведчик не бывает бывшим», является универсальным и действует во всех странах мира, где есть специальные секретные ведомства. Вот и Филби вскоре возобновил свое сотрудничество с английскими спецслужбами.

В сентябре 1956 года под крышей корреспондента газеты «Обсервер» и журнала «Экономист» он едет в Ливан в качестве внештатного специалиста английской разведки. А за два года до этого возобновились и его временно прерванные контакты с представителем советской внешней разведки Юрием Модиным.

Новый, 1957 год стал страшным годом для Филби. Дважды его постигла личная утрата. В Лондоне умирает мать, а в Бейруте—жена. В 1958 году он женится в третий раз. Его супруга — Элеонора Брюер — берет фамилию мужа. Еще через год, в 1960-м, во время приезда к сыну в Ливан умирает его отец.

Грозовые молнии все чаще сверкают и над головой разведчика. От перебежчика из Первого главного управления КГБ СССР Анатолия Голицына, который, выехав в командировку в Хельсинки, переметнулся в декабре 1961 года в США, американцам стало известно о сотрудничестве Филби с советской разведкой. Продолжала копать под Филби и английская контрразведка. В 1962 году она вышла на его старую знакомую Флору Соломон, которая рассказала контрразведчикам Ее Величества, что еще до войны Ким предлагал ей секретное сотрудничество «ради мира на земле». Так прошлое настигло разведчика в настоящем, грозя лишить его будущего. По хватит ли этих материалов, чтобы убедить суд в виновности Кима Филби? Ответ на этот вопрос был далеко не однозначным. Да и не спровоцирует ли очередной шпионский процесс новый политический скандал, в результате которого многие действующие государственные чиновники не самого последнего ранга и начальники спецслужб могут расстаться со своими руководящими креслами? Однако при всем хитросплетении интересов, опасностей и амбиций английской контрразведке очень хотелось знать, кто еще, кроме Филби, Берджесса и Маклина. мог сотрудничать с СССР.

Именно поэтому в январе 1963 года бывший руководитель ливанского бюро СИС Николае Эллиотт, хорошо знавший Кима по прежней совместной работе, встретился с ним и в приватной беседе предложил признаться в связях с советской разведкой и выдать известные ему сведения о разведчиках и агентах КГБ. Все это в обмен на освобождение от судебной ответственности и пожизненного тюремного заключения. В случае согласия Ким Филби должен был прийти с повинной к резиденту СИС в Бейруте.

Вечером наш разведчик встретился со своим советским куратором и проинформировал о случившемся. Информация срочно ушла в Центр.

—Я помню, как среди ночи мне домой позвонил по линии спецсвязи руководитель Первого главного управления КГБ СССР Александр Сахаровский, — рассказал мне несколько лет назад бывший председатель КГБ СССР Владимир Семичастный. — Я уже спал, но телефонный звонок разбудил меня, а после первых слов доклада сон и вовсе пропал.. Начальник разведки сообщил, что Филби находится в смертельной опасности, и попросил санкцию на конспиративный вывод нашего разведчика из Бейрута. Конечно, я дал такое разрешение, а сам в ту ночь долго не мог уснуть. Я знал, что детальный план вывода был давно и тщательно разработан, не единожды проверялся и тем не менее волновался. В то время английские спецслужбы не шутили. Наш разведчик Конон Молодый получил 25, а Джордж Блейк — аж 42 года тюрьмы. Большего срока за шпионаж в Англии не получал никто. Но если бы попался Филби, скорее всего, он и умер бы в казематах Ее Величества. И это при том, что его работа на СССР не принесла Соединенному Королевству никакого вреда. Позднее это признал и знаменитый английский историк лорд Дейкр.

Конечно, разведчики, тем более такого высокого ранга, умеют хранить тайны, и в ту давнюю встречу с бывшим председателем КГБ мне не удалось выяснить каких-либо деталей плана вывода Филби. Но вот недавно в Пресс-бюро Службы внешней разведки я увиделся с ветераном СВР Василием Алексеевичем Дождалёвым, и в канун юбилея побега Филби из Бейрута он раскрыл тайну, которую хранил сорок лет. Ведь именно он был одним из основных разработчиков плана этой операции, а затем и участвовал в его реализации.

— Все началось с того, что сотрудник советской резидентуры в Бейруте встретился с капитаном советского грузового судна, которое в это время стояло под погрузкой в местном порту. Не вдаваясь в детали, он проинструктировал его о дальнейших действиях, — рассказывает Василий Алексеевич.—Выполняя полученные инструкции, капитан устроил на своем корабле всеобщий аврал. Судно драили с таким усердием, что в течение нескольких часов довели до состояния стерильной чистоты и зеркального блеска. А потом «в знак дружбы к народу Ливана» объявили что-то вроде «дня открытых дверей». Любой желающий мог подняться на борт и осмотреть корабль. Народу было много. Все хотели попасть на советское судно и узнать, как живут и работают паши моряки.

Тем временем Филби получил условный сигнал — в одном из окон неприметного бейрутского дома загорелся свет, означавший, что к побегу все готово. Использование условного сигнала было не липшей предосторожностью. Мы боялись, что за нашим разведчиком могло быть установлено плотное наблюдение, и, дабы не рисковать его жизнью, отказались от проведения личной встречи. Все инструкции наш особо ценный источник Том получил заранее и четко знал, как нужно было действовать.

А потом все пошло как по маслу. В ненастный зимний день он налегке вышел из своего дома и направился будто бы на работу. Затянул в отель «Нормандия», пошатался некоторое время по городу, выявляя, нет ли за ним слежки, позвонил домой, предупредив о своем опоздании на званый прием к первому секретарю английского посольства в Ливане Глену Бальфуру, затем направился в сторону порта, где вместе с толпой зевак спокойно прошел на советский корабль. Найти каюту капитана, где его уже ждали, не составило особого труда.

Выдержав необходимую протокольную паузу, «день открытых дверей» был окончен, и судно так быстро снялось с якоря, что даже небольшая часть груза осталась в порту. Курс — на Одессу. Но опасность еще не миновала.

Мы боялись, что английские корабли или самолеты могут броситься в погоню и, нагнав советское торговое судно в нейтральных или чужих территориальных водах, вынудить экипаж согласиться на тщательный досмотр корабля в поисках английского подданного. Ведь путь до советского порта занимал пять-шесть дней. Чтобы исключить такую возможность, через нескольких часов от имени Филби была организована посылка телеграмм из Каира, а затем и других городов региона. Пусть сотрудники МИ-5 и ФБР хотя бы ненадолго поверят, что Филби действительно находится там. Пусть ищут его, теряя драгоценное время. А мы за эти дни успеем уже далеко уйти. Меры предосторожности соблюдались и на корабле. На палубу Ким Филби мог выходить только во время движения судна вдали от берега, а когда корабль ненадолго заходил в зарубежные порты — отсиживался в запертой каюте за плотно зашторенными иллюминаторами.

К счастью, путешествие закончилось благополучно. Правда, зима в тот год выдалась холодной, и акватория одесского порта замерзла. Судно не могло подойти к пирсу и бросило якорь на рейде.

По распоряжению начальника порта, мне только к вечеру выделили мощный буксир, который, взламывая лед, доставил меня на чистую воду где стоял корабль с особо ценным пассажиром на борту. У меня была сумка с зимней одеждой для гостя из жарких стран. Я кое-как взобрался по веревочному трапу на палубу корабля. Качка, ветер и холод были ужасные, и, болтаясь на раскачивающемся трапе, я боялся, что уроню свой багаж в море. Слава богу, все обошлось.

Захожу в кают-компанию и спрашиваю капитана, где наш гость. Капитан указывает мне на худощавого, подтянутого джентльмена, которого я ни разу в жизни не видел, но о котором так много знал. Я поздоровался с ним по-английски. Он сразу оживился, заулыбался, хотя чувствовалось, что он волнуется и несколько напряжен... Я передал ему одежду, а он продолжал говорить, много шутил. Дело в том, что капитан судна плохо знал английский, и всю дорогу Филби был практически обречен на молчание и скуку. Уже наступила глубокая ночь, когда по тому же самому веревочному трапу мы спустились на буксир и после непродолжительного плавания прибыли в порт. Здесь нас уже ждала машина, и после соблюдения всех необходимых пограничных и таможенных формальностей, часа в три ночи, мы приехали в гостиницу. В номере был накрыт стол—прекрасно приготовленный ужин с бутылкой великолепного коньяка. Выпили за удачно проведенное мероприятие, закусили, обменялись впечатлениями по некоторым нюансам проведенной операции выезда из Бейрута, а потом разошлись но комнатам и легли спать. Уже в семь утра — на самолет в Москву. Кстати, позднее из Бейрута и Лондона нам удалось вывезти и личную библиотеку Филби — несколько сотен книг.

— А как повела себя в этой нестандартной ситуации жена разведчика, оставшаяся в Бейруте?

— Конечно, для нее это были нелегкие дни. Сами знаете, больше всего пугает неизвестность... На следующий день, так и не дождавшись мужа, она позвонила на квартиру сотруднику Сикрет интеллидженс сервис, который под крышей посольства действовал в Ливане. Она знала, что ее муж много лет работал в спецслужбах, поэтому поставила в известность о случившемся его коллегу. Конечно, английскому разведчику стало известно об исчезновении Филби еще до звонка его супруги, но и он не мог понять, что, собственно, произошло. Особенно загадочным это исчезновение выглядело в свете всех этих историй двенадцатилетней давности о причастности Кима к бегству Маклина и Берджесса.

В тот же день сотрудник английской разведки посетил Элеонору, внимательно выслушал ее сбивчивый рассказ и пообещал во всем разобраться.

Но и следующие двое суток не внесли никакой ясности, если не считать, что в отеле «Нормандия», где Филби получал деловую корреспонденцию, Элеонора нашла записку от мужа: «Не беспокойся. Со мной все в порядке. Я скоро опять напишу тебе. Скажи, что я уехал в длительную поездку».

Конечно, обрадованная женщина сообщила эту новость в посольство. Точно так же она поступила, получив от Кима еще несколько телеграмм, в которых муж, согласно отработанной заранее легенде, сообщал, что по заданию «Обсервер» срочно выехал в непредвиденную командировку по странам Ближнего Востока и вернется примерно через полмесяца.

Кстати, через некоторое время, когда страсти вокруг побега потихоньку улеглись, Элеонора приехала к Филби в Москву, где они жили несколько месяцев. Но женщина так и не смогла привыкнуть к условиям Советского Союза, хотя для них были созданы вес условия. Семейная жизнь дала трещину, и они расстались. Навсегда.

— Василий Алексеевич, сейчас много говорят о том, что никакой опасности, связанной с арестом Филби, не было. Даже резидент СИС Питер Лан, к которому должен был прийти с повинной наш разведчик, уехал в это время на несколько дней из Бейрута. Так ли это?

— Мы тщательно анализировали всю ситуацию — и до, и после побега. Конечно, опасность ареста была реальной—в этом были заинтересованы не только англичане, но и американцы. С другой стороны, английской политической верхушке была явно невыгодна откровенность Филби—ведь он в ходе разбирательства или судебных слушаний мог предать гласности далеко нелицеприятные сведения о тайной подрывной деятельности против СССР. А в политике и разведке не любят, когда выносят сор из избы. В то время это грозило даже отставками в правительстве. К тому же в те годы Англию сотрясал один шпионский скандал за другим, и общественность вполне могла потребовать отчет о том, почему так бездарно тратятся деньги налогоплательщиков но статье «Государственная безопасность и деятельность спецслужб».

В связи с этим действительно одно время весьма расхожим было мнение, что англичане не хотели арестовывать Филби, чтобы избежать огласки весьма шокирующих фактов своей тайной политики. И даже будто бы вынуждали его бежать... Не знаю... Сейчас, задним числом, но этому поводу можно строить много версий. Пусть их опровергают или подтверждают сами англичане и американцы. Но в то время не было никаких гарантий безопасности, и мы предприняли все меры, чтобы спасти разведчика от реальной угрозы. Кстати, факт того, что Филби проживает в СССР, наше руководство признало только через полгода после его приезда в Москву. А он, недолго отдохнув, вновь занялся своей работой—занимался преподавательской деятельностью, был консультантом, писал книги, много путешествовал по Советскому Союзу и социалистическим странам. К нему приезжали родственники, друзья и даже западные журналисты. Ким Филби был награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Знак Почета, Дружбы народов, многими медалями и особо ценным для всех сотрудников советских спецслужб знаком «Почетный сотрудник госбезопасности». Ему было присвоено звание полковник.

За несколько недель до смерти Филби встретился в своей московской квартире с английским журналистом Филиппом Найтли. В этом, к глубокому сожалению, последнем интервью великий разведчик отметил:

— Нынешняя Англия для меня чужое государство... Это (Советский Союз) моя страна, которой я прослужил более 50 лет. И я хочу быть похороненным здесь.

Умер Филби 11 мая 1988 года и был похоронен в Москве на Новокунцевском кладбище.