Глава 5

Тесс всегда считала интерьер бара Спайка несколько мрачноватым, а теперь, в надвигающихся сумерках, он показался ей просто зловещим. На столах лежал толстый слой пыли, на музыкальном автомате сиротливо стояло несколько грязных пивных бокалов, на полу темнели какие-то странного вида пятна. «Точка» находилась в ужасном состоянии, но Тесс при всем желании не могла приписать это отсутствию Спайка. При нем бар выглядел ненамного чище.

— Ну, Томми, — Тесс решила предпринять новую попытку вытянуть из официанта интересующую ее информацию, — так откуда у Спайка эта борзая?

— Эта блондинка очень даже ничего, как ты считаешь? — Томми уставился в телевизор, висевший над стойкой.

— Томми, меня в данный момент гораздо больше интересуют борзые. Спайк заинтересовался собачьими бегами?

— Но ведь в Мэриленде не проводятся собачьи бега? — то ли спросил, то ли возразил Томми.

— Чтобы на уровне мировых чемпионатов, конечно, нет, но ведь известно, что одно время Спайк принимал ставки на бега. Может, у него есть какие-то планы на Эски? Например, он вошел в долю с каким-нибудь тренером из другого штата, а?

— Нет, он не занимается борзыми, — продолжал настаивать Томми. — Он сказал, что они так жалко выглядят, и ему просто больно на них смотреть. Что-то вроде того…

— Смотреть на них где? Там, откуда Спайк привез Эски?

Томми снова повернулся к телевизору. Начались новости. Репортеры буквально оцепили дом Винковски со всех сторон. Между тем он весь день не выходил из дома и никак не прокомментировал статью в «Бикон-Лайт». Тележурналисты надеялись на то, что история Винка будет иметь продолжение. Они считали ниже своего достоинства повторять статью Фини. К тому же зачем рыться в каких-то там старых бумажках и заключениях суда, когда можно поймать человека у собственного дома и, сунув ему под нос микрофон, поинтересоваться о его самочувствии в связи с последними событиями?

— Будет плохо, если из-за этой газеты мы потеряем баскетбольную команду, — Томми обращался больше к экрану телевизора, нежели к Тесс. — И нашему бизнесу это вряд ли поможет.

— Ты говоришь так, словно этот бар уже стал твоим. Кто-нибудь вполне может подумать, что тебе все равно, выйдет Спайк из комы или нет.

Томми нервно прикусил губу.

— Не стоит разговаривать со мной таким тоном, Тесс. Я гораздо ближе Спайку, чем кто-либо из его семьи. Даже ближе, чем ты.

— Тогда ты должен знать, откуда взялась эта собака. И почему избили Спайка. Как эти события связаны?

Вместо ответа Томми отвернулся и принялся вертеть в руках пробку от бутылки пива. Наступил вечер, в бар то и дело заглядывали постоянные посетители, чтобы купить пива и переброситься с Томми парой слов. Тесс поняла, что таким образом он сможет не один час делать вид, будто вовсе не замечает ее присутствия. Он аккуратно высыпал крекеры в тарелку на стойке, затем начистил до блеска подносы и подстаканники, которыми в «Точке» никто никогда не пользовался. Лицо Томми сияло не хуже начищенного им подноса, и в своей желтой майке и черных брюках он даже показался Тесс немного выше. Она перегнулась через стойку и увидела, что он был в ботинках на толстой подошве и со шнуровкой чуть ли не до колен, по моде семидесятых годов, со времен которых они, видимо, и сохранились.

— Милые ботиночки, — заметила Тесс.

— Ну да, ты же знаешь, что я не могу носить обычные туфли. У меня слишком худые лодыжки.

— А ноги в них не устают за день?

— Знаешь, как говорят, «у крутых парней день никогда не заканчивается», — Томми смутился, когда все в баре рассмеялись, но Тесс подозревала, что он сказал это специально, играя на толпу, и чтобы Тесс отстала со своими расспросами.

У Эски, по-видимому, день тоже был полон забот, судя по валявшимся по всей квартире изжеванным полотенцам, кускам туалетной бумаги и поцарапанной мебели. Самый главный результат собачьей активности Тесс обнаружила по весьма характерному запаху на своей подушке. На своей подушке, а не на подушке Кроу, которая находилась ближе к двери. Неужели Эски знала, на какой стороне кровати Тесс больше нравится спать? И если да, то что этот «подарок» означает? Выражение преданности или скрытую угрозу?

Она уже успела принять горячий душ и, разделавшись с основным беспорядком, все еще продолжала находить клочки бумаги в самых неожиданных местах, когда зазвонил телефон.

— Тессер! Ты сказала, чтобы я позвонила тебе, и вот она я! Звоню! — Это была Уитни, и ее голос звучал подозрительно бодро и сердечно.

— Да, вот и ты, — ответила Тесс, впрочем, не проявляя особого энтузиазма.

— Как насчет пойти прогуляться?

— Прямо сейчас?

— Почему бы и нет? Сейчас всего лишь половина девятого и весна уже на дворе. Ну, почти…

Тесс посмотрела на обнаруженное только что за диваном полотенце, издававшее весьма неприятный запах.

— Слушай, Уитни, я сейчас стою посреди комнаты в банном халате, и я уже не в состоянии куда-либо идти. Если ты хочешь встретиться, то давай сделаем так: ты купишь бутылку виски и с ней придешь ко мне в гости.

Она очень надеялась, что Уитни откажется.

— Ладно, хорошо, я согласна, но только с одним условием. Будь готова, когда я приду, накинуть поверх халата пальто, потому что я собираюсь провести вечер на твоей террасе. Ну, или не вечер, а сколько мы сможем выдержать при такой температуре. Жди, буду у тебя минут через двадцать.

Квартира Тесс была по площади в два раза меньше, чем те, что расположены под ней. Оставшееся пространство занимала плоская крыша, на которую можно было выйти через застекленные балконные двери в спальне. Более заботливый хозяин наверняка бы превратил террасу в мини-дворик, заставив ее горшками с геранью и цветами, поставив кофейный столик и садовые стулья, Тесс же ограничилась двумя шезлонгами, доставая и убирая их по мере надобности. Ей казалось, будто вид на гавань сам по себе настолько впечатляет, что любые украшения будут просто мешать.

Но даже когда Уитни приехала, Тесс все еще не спешила выходить на улицу.

— У тебя есть… — Уитни не закончила фразу и осторожно принюхалась. Эски вышла в коридор, в надежде, что с ней поиграют, или — что еще лучше — дадут поесть. Уитни погладила собаку, не спрашивая Тесс, откуда и как у нее появилось такое некрасивое животное. Да, она никогда не отличалась любопытством, ни излишним, ни каким бы то ни было вообще, и именно поэтому Тесс казалось, что ее подруге совершенно не подходит профессия журналиста.

— Что у меня есть, Уитни? — Тесс отлично знала, о чем спрашивает ее подруга, но ей хотелось, чтобы она сама сказала.

— Ну, ты же знаешь, — Уитни перешла на заговорщицкий шепот. — Такая маленькая коробочка, у тебя под кроватью.

— Ты имеешь в виду мои свитера, которые я храню в коробке под кроватью? Или тебя вдруг заинтересовали шарики от моли? — Тесс доставляло удовольствие испытывать терпение подруги, но она совершенно не собиралась облегчать ей задачу и ждала, когда та сама озвучит свое желание.

— Да нет же… ну, «травка», косячок, марихуана. Знаешь, такое растение, которое в семидесятых разрешалось курить, потом его запретили, а теперь оно снова «празднует свое победоносное возвращение», как постоянно пишут в «Нью-Йорк таймс». Удовлетворена?

— Ах, ты об этом. Я перестала ее покупать, когда начала работать у Тайнера, потому что это противозаконно. Это было одним из условий при приеме на работу, — но это было полуправдой: Тайнер не одобрял марихуану из-за ее отрицательного воздействия на легкие. Продолжительное курение сказывалось на способности легких поглощать кислород.

Уитни выглядела такой расстроенной, что Тесс стало жаль ее.

— Хотя, кажется, у меня осталось немного. Куда-то я ее положила…

— Ну, так ищи, и давай закажем пиццу. Не пить же пустое виски.

Спустя час Эски изучала содержимое двух коробок, валявшихся в углу террасы, с удовольствием поглощая оставшиеся кусочки острого сыра и хрустящие корочки, которые никогда не ела Уитни. Ночь совершенно не походила на весеннюю, но Тесс и Уитни, согревшись пиццей и продолжая согреваться при помощи внушительных порций виски, сидели на террасе, не чувствуя холода, и курили уже вторую сигарету с марихуаной. У обеих было впечатление, что время вернулось на много лет назад, и они снова в колледже имени Вашингтона.

Сигарета была уже почти докурена, но они все еще сидели, не решаясь заговорить.

Уитни первой нарушила молчание:

— Мне нравится этот мальчик, Кроу, но я нисколько не сожалею, что его сегодня здесь нет. Я хотела, чтобы сегодня ты полностью принадлежала мне. Знаешь, я снова вдруг почувствовала себя молоденькой девятнадцатилетней девушкой, когда мы были в колледже и курили марихуану, сидя ночью на берегу реки.

— Знаешь, Уитни, я подумала о том же самом. Только ночи на Восточном побережье были гораздо темнее. А здесь они слишком яркие. Тебе никогда не приходило в голову, что со всеми этими неоновыми вывесками и фонарями город кажется каким-то, — она пыталась подыскать слово, — нереальным, что ли?..

— Что мы обсуждали тогда, в колледже? Все те ночи, когда мы только и делали, что курили, пили и разговаривали?

— Наших сокурсников, романтические похождения, наше будущее. Я собиралась стать первоклассным обозревателем, а ты — специальным корреспондентом «Нью-Йорк таймс» в Токио. По крайней мере, ты не отказалась от своей мечты. А еще мы играли в «Боттичелли», помнишь?

— Это ты называла ее «Боттичелли», а в моей семье она всегда называлась «Это ты — хитрый австрийский дипломат?». А ты всегда умудрялась притаскивать на игру каких-то совершенно невразумительных личностей.

— Да ладно тебе, Уитни. — «Травка» оказалась не очень хорошего качества, и у Тесс разболелась голова. Сделав вид, что проявляет гостеприимство, она предоставила подруге докурить сигарету. Уитни сделала глубокую затяжку и с видимым сожалением бросила непотушенную сигарету через перила.

— Значит, вчера вечером ты встречалась с Фини. Он сказал что-нибудь, заслуживающее внимания?

— Ты же знаешь Фини. Из него иногда и слова за весь вечер не вытянешь.

— Ну, с этим бы я поспорила, — фыркнула Уитни. — Он ведь рассказывал тебе о своей статье, верно? Именно поэтому ты сегодня начала меня об этом расспрашивать.

— Он только сказал, что вопрос с публикацией повис в воздухе и вряд ли будет решен на этой неделе.

— Так оно и было.

— Что же произошло?

— Трудно сказать. Статьи для выпуска подбирались днем, а вечером провели окончательную редактуру. Одной было вполне достаточно. Потом ночью ее запустили в печать, и в результате мы получили утренний выпуск, с которым познакомился весь город.

— Почему статьи для выпуска проверялись только один раз?

— Хороший вопрос. Один из многих, которые задают сейчас друг другу редакторы, — Уитни внимательно посмотрела на подругу. — Статья не должна была попасть в этот выпуск, Тесс. Не сегодня. И думаю, вообще не должна была. Но кто-то вдруг решил иначе.

— Так что все-таки произошло? Уж ты-то наверняка об этом знаешь. Если бы Пулитцеровскую премию присуждали за сбор сплетен внутри компании, ты была бы ежегодным лауреатом.

— В общем, ты права. Я действительно располагаю кое-какой информацией, и получила я ее сразу после того, как встретила тебя днем, и не откуда-нибудь, а лично из рук нашего самого что ни на есть босса — главного редактора Лайонела С. Мабри, собственной персоной.

— Я его знаю?

— Он пришел в «Блайт» девять месяцев назад. Был главным редактором «Чикагского демократа» как раз в период расцвета газеты. Репортеры называют его Король Лев за огромную копну светлых волос и величественную осанку. А еще они прозвали его Королем Лжецов — за привычку говорить в лицо приятные вещи, а потом на собрании редакторов вонзать нож в спину тому, кому только что искренне сопереживал и обещал всяческую поддержку.

— Но уж не в твою спину, это точно. Боссы, как ты их называешь, всегда тебя ценили, — засмеялась Тесс.

— Те, которые были до Мабри, действительно ценили. Но он еще слишком плохо знает меня как журналиста, поэтому еще неизвестно, кто возглавит токийское отделение «Бикон-Лайт», открывающееся этим летом. Я, конечно, в списке кандидатов, но уж точно не на первом месте. И даже не в первой тройке.

Уитни помрачнела. Тесс налила ей еще виски.

— Ты все равно своего добьешься.

— Ага, если не успею раньше состариться. Я сегодня попрактиковала на Мабри «метод лифта».

— Как это?

Уитни откинулась на спинку шезлонга и принялась неспешно потягивать виски, наслаждаясь видом подруги, буквально сгорающей от любопытства.

— Понимаешь, существует теория, что самый важный момент в карьере — это тридцать секунд, проведенные в лифте с твоим руководителем, ну, или, скажем, в коридоре или туалете. Хотя, как ты понимаешь, последний вариант мне не подходит. Это и есть звездный час каждого подчиненного, но к нему нужно готовиться заранее, так, как мы готовились к устным экзаменам в колледже или как ты готовишься к очередному соревнованию по гребле. Готовиться так, чтоб это стало частью тебя.

— А что нужно делать здесь?

— Записывать кассеты. Представь, что твой мозг — это миниатюрный магнитофон. И у тебя должно быть всегда наготове несколько кассет, чтобы включить их сразу, едва твой шеф появится в непосредственной близости. В моем случае — главный редактор. Так вот, каждая кассета — это результаты твоей наблюдательности, говорящей шефу о том, что ты старательный неглупый подчиненный, к тому же безоглядно преданный лично начальству и готовый оказать всяческую помощь, если представится такая возможность.

— Думаю, я лучше пойму это на конкретном примере. Ну, скажем, на сегодняшнем…

Уитни поудобнее уселась в шезлонге, откинула волосы со лба, изобразив на лице выражение безусловной преданности.

— Мистер Мабри, — начала она. Тесс отметила, что голос подруги звучит выше и совершенно не напоминает привычный резкий тон. — Мистер Мабри, я заметила, что цифра, показывающая количество продаваемых единиц вечернего выпуска газеты, наконец-то стабилизировалась. Как вы считаете, именно это ваше решение изменить оформление и продавать газету на улицах, а не только доставлять по почте, привело к тому, что многолетнюю тенденцию снижения уровня продаж удалось переломить?

Тесс даже поперхнулась виски.

— Бред какой-то, — выдавила она сквозь смех. — И что, это действительно работает?

— Ого, еще как! Три года назад, будучи простым репортером, я вошла в лифт одновременно с ответственным редактором первой полосы. Несколько нужных реплик, и к тому моменту, когда мне надо было выходить, мое назначение журналистом, пишущим для первой полосы фактически было делом решенным.

— А я еще считала тебя сумасшедшей, когда ты ушла из нашего колледжа в Йельский университет. — Тесс удивленно покачала головой. И дело было не в том, что она не поступила бы так же, если бы представился случай, а в том, что она не стала бы поступать так вообще. Наверно, в мире есть всего два типа людей: льстецы и неудавшиеся льстецы.

— И сегодня, сразу же после того, как встретила тебя, я прибежала к нашему уважаемому главному редактору, — продолжала Уитни хвастливым тоном, словно раболепие перед начальством было чем-то вроде спорта, в котором она считала себя чемпионом. — И я сказала: «История Винковски, она ведь не обсуждалась на совещании в четыре часа, верно, сэр?» Четырехчасовое совещание — последнее за день. Что-то произошло позже.

— Я знаю, знаю, — нетерпеливо перебила Тесс.

— Да, верно, я иногда забываю, что ты тоже когда-то принадлежала к нашему славному братству. Так вот, он ответил очень сдержанно: «Нет, не обсуждалась», и тогда я сказала: «Это совершенно не мое дело, но если вы хотите узнать, почему это произошло, и если для этого вам нужен кто-то, кому можно полностью доверять — очень неглупый и крайне неболтливый частный детектив, к тому же разбирающийся в журналистике, то я знаю человека, который идеально подошел бы для такого дела». Мы проговорили в его кабинете почти час, в основном о его впечатлениях от Балтимора и его мастерском ударе слева. Наверное, я не говорила тебе, что Мабри играет в теннис? Так вот оказалось, что ему очень хочется вступить в городской теннисный клуб, а ты знаешь, что мой дядя как раз в комиссии, выдающей членские карточки.

Но Тесс не дала отвлечь себя ненужными подробностями.

— Вернись немного назад. И кто же этот «очень неглупый частный детектив, разбирающийся в журналистике»?

— Давай сыграем в «Боттичелли», Тессер. Первая буква — М. Задавай мне вопросы, требующие ответа «да» или «нет», чтобы узнать, кто я.

— Ты — выпускница колледжа имени Вашингтона, чья бывшая соседка по комнате явно выжила из ума?

— Надо же, угадала с первого раза! Я — Тереза Эстер Монаган, самая подходящая кандидатура для этой работы, как ты думаешь? Вообще-то, завтра, в два часа дня, у тебя назначена встреча с редакторами. У тебя есть в гардеробе что-нибудь приличное?

Тесс взяла бутылку виски и сделала внушительный глоток прямо из горлышка, но больше для эффектности. Ее не обескуражило, что подруга что-то решила за ее спиной и устроила ее на эту работу, даже предварительно не посоветовавшись с ней. Уитни всегда буквально толкала Тесс вперед. Но на сей раз она не учла несколько ключевых моментов.

— У меня уже есть работа, помнишь? Я работаю у Тайнера.

— Который, между прочим, постоянно твердит тебе, что нужно открывать собственное дело. Перед тем как позвонить тебе, я встретилась с ним, и он сказал, что полностью одобряет мое решение. И добавил, что у него все равно сейчас нет для тебя никаких дел, так что это отличная возможность.

Замечательно. Тайнер и Уитни, президент и вице-президент клуба под названием «Поможем Тесс найти работу по призванию», снова договорились у нее за спиной. Тесс даже удивилась, что они не позвали на это совещание ее мать, которую вполне можно считать основательницей клуба.

— Мой дядя Спайк сейчас находится в больнице. Если у Тайнера нет для меня никаких дел, то я лучше потрачу свободное время, чтобы узнать, что же с ним произошло.

— Одно другому не мешает. А пока ты будешь работать на «Бикон-Лайт», в твоем распоряжении будут все электронные архивы, в том числе и судебные.

Предложение казалось Тесс все более заманчивым, но в плане Уитни оставался один существенный недостаток.

— Ты сказала, что это не было случайностью, верно? Это был взлом, выходит, кто-то специально поместил статью?

— Выходит, так, — кивнула Уитни.

— Значит, они ищут кого-то, кто был в этом заинтересован?

— Естественно.

— Но ведь тогда Фини и эта Розита становятся главными подозреваемыми. А я не могу вести расследование против своего друга. Как я должна буду поступить, если обнаружу доказательства его виновности?

— Ты забегаешь вперед. Скорее всего, ты не сможешь найти того, кто это сделал, но Мабри хочет показать владельцу газеты, что относится к этому происшествию со всей серьезностью. Думаю, на самом деле Мабри втайне даже рад, что эта история попала в газету. Это действительно сенсация. И «Бикон-Лайт» первая сообщила о ней. Мабри придержал статью только из-за неназванных источников информации. Он хотел, чтобы Фини с Розитой забрали ее и указали имена. Просто кто-то решил ускорить события.

— Но все-таки, а если Фини…

— Послушай меня, Тесс. Я поделюсь с тобой одним секретом, но эта информация не должна повлиять на беспристрастность твоего расследования. Все подозрения падают на Розиту. Все считают, что Фини на такое не способен. Он, конечно, будет ругаться и стонать по поводу мировой несправедливости, но терять работу ради одной статьи не рискнет. Кроме того, у Фини железное алиби.

— Это какое же?

Хихикая, Уитни легонько толкнула ее в бок. Тесс поняла, что ее подруга сильно пьяна. В таких случаях она либо оставляла Уитни у себя, постелив ей на диване, либо вызывала такси до Вортингтон Вэлли, где Уитни до сих пор жила с родителями, если, конечно, так можно было назвать жизнь в доме для гостей, отстоящем на огромном расстоянии от родительского дома.

— Тессер, ну это же так забавно, — Уитни продолжала хихикать. — Фини сегодня сообщил мне, — при этом она подмигнула Тесс, — что вы сидели вместе в баре до полуночи. И это все, что он может вспомнить. Видимо, вы там времени зря не теряли. Конечно, учитывая обстоятельства, вряд ли нужно упоминать об этом на встрече с редакторами, но лучшего алиби просто не придумаешь, верно?

Тесс задумалась. Странно, еще не было и восьми, когда Фини ушел из бара, почему же он сказал Уитни, что была полночь?

— Тесс? — Уитни снова попыталась пихнуть ее в бок, но промахнулась, и стакан с остатками виски, описав в воздухе красивую дугу, присоединился к сигарете с марихуаной. — О чем ты думаешь?

— Об алиби вообще, и об алиби Фини в частности. Ты права, оно действительно неплохое.