Глава 20
Вернувшись в «Дети и женщины вперед», Тесс уже не сомневалась, что необходимо выяснить, остался ли пистолет Абнера Маколи в кабинете Абрамовича. Не так уж много, но, возможно, Тинер сможет как-то это использовать. Им нужна любая зацепка.
В 4.55 она позвонила в «О’Нил, О’Коннор, О’Нейлл». Симон П. О’Нил сдержал слово: запрос на посещение кабинета Абрамовича был отклонен — через посредника, разумеется. Отлично. Тесс расценила этот отказ как приглашение получить то, что ей нужно, любыми средствами — хоть тушкой, хоть чучелом.
Она не сказала им, зачем ей нужно попасть туда. Звонить вообще было рискованно, ведь О’Нил мог потребовать прошерстить кабинет и убрать все подозрительное. Именно поэтому она наметила свой звонок на пять вечера в пятницу. Так у нее в распоряжении были все выходные. И что теперь?
Китти отказалась участвовать в этом «мозговом штурме».
— Это, знаешь ли, проблематично, — объяснила она. — Если учесть, что у меня роман с полицейским.
Но Кроу с готовностью вызвался вступить в заговор.
— Прикинься уборщицей, — предложил он. — Нет, лучше курьером. Надень велосипедные шорты, шлем — экипируйся по всем правилам. Может, тебе удастся запутать охрану и пробраться наверх.
— К сожалению, охранник меня знает. Но даже если б не знал, зачем курьеру подниматься наверх? — ответила она, думая о Джое Думбартоне, неподкупном страже, не пропускающем никого без подписи — или двадцатидолларовой купюры. Он мог бы принять ее за полуофициальное лицо, заслуживающее определенных привилегий. Если она все правильно сделает, есть шанс, что он пропустит ее наверх. Тогда, обнаружив пистолет, она не будет его трогать и сообщит Тинеру, а он добьется разрешения суда на обыск. Или предпримет что-нибудь еще — она уже окончательно запуталась в этих юридических тонкостях. Труднее всего будет объяснить потом всю эту схему Тинеру.
— Тебе нужно прикрытие, — заявил Кроу. — Я пойду с тобой.
— Это уж слишком. Тинер вряд ли побежит вытаскивать твою задницу из тюрьмы, если мы попадемся. Дай бог, он хотя бы меня вытащит.
— Тебе нужен наблюдатель. Кто-то должен стоять на стреме, пока ты будешь там рыться, — сказал он с уверенностью большого любителя детективов. — Соберись. Это твой единственный шанс.
В других обстоятельствах это прозвучало бы честно, пусть слегка напыщенно. Но что-то в голосе Кроу — игривом, ироничном тоне, — привлекло ее внимание.
— Ну-ка повтори.
Он ухмыльнулся. На этот раз манерности в его голосе только прибавилось.
— Соберись с духом. Это твой единственный шанс.
— «Двойная страховка». Страховой агент Уолтер Нефф говорит это Филлис Нердлинджер, когда они замышляют убийство ее мужа…
— Она хочет прикончить его в ванне, но он убеждает ее, что это плохая идея. Он говорит, что это слишком распространенный способ — с тех пор, как в информационном бюллетене какого-то оценщика размера страхового убытка было сказано, что большинство несчастных случаев происходит именно там. Что само по себе забавно, потому что…
— Убийство в ванной — это был первый план Коры и Тома в «Почтальон звонит дважды».
— Точно. Я был уверен, что только я это заметил.
Она уставилась на Кроу. Поклонник Джеймса М. Кэйна. И не просто поклонник, а человек, который цитирует его.
— Ты прочитал все его книги? И что тебе понравилось больше всего?
— «Двойная страховка».
— Мне нравится «Милдред Пирс». Девушка работает, пытается достичь чего-то.
— В Гленвуде, штат Калифорния, мужчина подстригал деревья, — продекламировал Кроу.
— Ты что, учил все это наизусть?
— У меня вроде как фотографическая память. Прочитав текст раз двадцать — тридцать, я его запоминаю.
Ну что, можно мне с тобой? В романах Кэйна никто не пытался действовать в одиночку.
— Зато в романах Кэйна ни у кого так ничего и не получилось, — кисло заметила Тесс. — Но я хочу надеяться, что ты понимаешь, во что ввязываешься. Встречаемся здесь завтра в десять вечера. Будем надеяться, что даже самые честолюбивые молодые адвокаты отдыхают в субботу вечером.
На самом деле, если бы не Кроу со своим энтузиазмом, она, наверное, отказалась бы от этой идеи. Вполне возможно, лучше бы было послушаться Тинера. Ну, это будет последнее проявление инициативы с ее стороны.
В субботу вечером Тесс примерила свою версию униформы: джинсы, простая белая рубашка, мокасины. Кроу же, судя по всему, решил, что он снимается в шпионском боевике. На нем был черный свитер с высоким горлом, черные джинсы, черная бейсболка, скрывающая черно-зеленые волосы, и даже черные перчатки. Разве что лицо углем не намазал. Он принес огромный фонарь и выглядел безумно довольным собой.
— Я тут подумал, это ж вроде как наше первое свидание.
— Ты что, опустил планку и нацелился на меня, раз уж Китти занята? Должна сказать, зеленые «перья» меня не особенно впечатляют.
— Не сказал бы, что я спустил планку, — ответил Кроу. — И волосы я могу перекрасить в любой цвет, который тебя устроит.
— Отлично. Потом сходим и купим «Клэрол». А пока пошли, закончим с этим.
Они сели в машину Кроу. Тесс опасалась, что она будет под стать его высокохудожественной прическе и имиджу — оригинальная, опасная, немного раздражающая.
Но это оказался универсал «вольво», последней модели, с наклейками частной школы и навороченной стереосистемой, из-за которой ее буквально размазало по заднему сиденью, когда он включил зажигание.
— Демозапись, — пояснил Кроу. — Я играю в группе «Ро’ White Trash».
— Надо будет послушать. В последнее время мои перцептивные возможности далеки от ста процентов.
— Я думал, ты слушаешь оперу, — сказал Кроу, — как Клэйн.
— Кроу, мне нравится, как Клэйн пишет. Но я не хочу походить на него. Я люблю слова. Мне нравятся старые музыканты — Роджерс и Хант, Коул Портер, Джером Керн — из-за их текстов. Я с удовольствием слушаю Боба Дилана и всех этих фолковых бродяг с «Эйч-Эф-Эс». Стивен Соденхайм мне нравится не меньше оперы.
— Он пишет песни для голубых, — безапелляционно заявил Кроу.
— Я думала, что в школах теперь за такие слова двойки ставят. Ну и что с того, что голубым нравятся музыкальные театры? По части вкуса они дают фору многим; этот стереотип вполне соответствует действительности. А что, разве опера голубым не нравится?
— У меня есть на этот счет своя теория. Голубым нравятся зашифрованные вещи, и это вполне обоснованно, ведь им всегда приходилось скрываться. Им нравятся музыканты, потому что они претенциозны. Им нравится Соденхайм, потому что в его текстах есть не только второе, но и третье дно. Поэтому музыка Соденхайма — для тех, кто любит скрытые смыслы и многослойность.
— А ты как думаешь?
— Когда слушаешь оперу, ты не знаешь языка, поэтому приходится слушать только музыку. Надо отказаться от слов, от смысла. Смысл — это последнее убежище для умных людей. В этом твоя проблема, Тесс. Ты слишком умная. Ты слушаешь слова, а не музыку.
— А что, умной быть плохо? — вскинулась Тесс. Позиция Кроу ей не понравилась. Он должен был быть ее Санчо Пансой, услужливым и восхищающимся, а не задиристым Генри Хиггинсом. — Мы собираемся совершить потенциальное преступление, и ум — наша единственная защита.
— Как скажешь…
Они припарковались в переулке к западу от Ламбрехт-билдинг. В этот вечер игр не было, и за пределами «Внутренней гавани» центр города, как обычно, казался призрачным. Есть множество способов улучшить внешний облик города, и в Балтиморе перепробовали все. Но сердце обратно не вставишь. По ночам центр был пустым.
Джой Думбартон сидел в будке охранников, отбивая на столе ритм какой-то зубодробительной песни, которая орала у него в наушниках так громко, что у любого нормального человека давно пошла бы кровь из ушей. Вечером при флуоресцентном освещении он казался особенно бледным, словно какой-нибудь белый сом, живущий на дне Арканзасской впадины. Ни история, ни эволюция его не затронули. Родись он поколение назад, работал бы на сталелитейном производстве, зарабатывая неплохие деньги со своим высшим образованием, нормально жил. А сейчас он был низкооплачиваемым наемным охранником. Зато ему можно не бояться асбестоза и не забивать себе голову проблемами загрязнения окружающей среды. Если повезет, еще до тридцати лет он схлопочет пулю в ногу и будет жить на пенсию.
Тесс достала права и помахала ими, словно пропуском.
— Помнишь меня, Джой? Мне нужно подняться наверх, осмотреть кабинет Абрамовича. Пропустишь меня?
— Я не имею права.
— Да ладно тебе, Джой. Ты же знаешь, что я занимаюсь частным сыском, работаю на одного юриста. Делов-то. Мы просто ищем то, что могли пропустить полицейские.
— У меня будут проблемы, — сказал он. На переносице появилась морщинка — признак глубоких раздумий.
— Слушай, я отмечусь на входе. Мой приятель тоже.
Кроу одарил Джоя самой ослепительной улыбкой.
— И на выходе мы тоже отметимся. Единственное, чего я не буду делать, так это давать тебе двадцать баксов, как некоторые.
Джой, хоть и туго соображал, мог узнать угрозу с полуслова.
— Это было всего пару раз. И той ночью, которая вас интересует, ничего подобного не случалось, можете мне поверить.
Тесс ничего не сказала, просто смотрела на него.
— Ладно, ладно. Я пропущу вас наверх.
К ее удивлению, Джой оставил свой пост и повел их к офисам «О’Нил, О’Коннор, О’Нейлл». Да уж, прямое нарушение полицейского кодекса. Об этом тоже стоит рассказать Тинеру.
В офисах «О’Нил, О’Коннор, О’Нейлл» было темно и пусто, как и надеялась Тесс. Джой впустил их внутрь и остановился, словно собираясь присматривать за ними.
— Если мы просто закроем дверь, когда будем уходить, она захлопнется? — спросила Тесс.
— Да, разумеется. Просто закройте дверь. — Джой отправился назад к своему столу и наушникам.
Едва он скрылся, Кроу занял наблюдательную позицию у стойки ресепшена, а Тесс вошла в офис Абрамовича. Бумагу, которой опечатывали дверь, уже давно убрали, равно как и следы гибели адвоката. Но все равно никто не стремился занять этот офис, несмотря на открывающийся из окна вид и шикарную мебель. Юристы, судя по всему, весьма и весьма суеверны.
Опыт Тесс подсказывал, что, когда необходимо найти место для тайника, люди редко проявляют изобретательность. Она не была исключением. Если бы к ней пришли с обыском, полицейским хватило бы пяти минут, чтобы найти бокс марихуаны под кроватью. Воры управились бы и того быстрее: банка из-под кофе, где она хранила какое-то золотишко и деньги, стояла в холодильнике. Тесс прошлась по ящикам стола, заглянула за книги по юриспруденции. Пусто. Если бы полиция нашла пистолет, он был бы указан в описи улик. Если в кабинете успели похозяйничать «О’Нил, О’Коннор, О’Нейлл», пистолета здесь уже нет. Или Абрамович унес его домой?
Она безуспешно пыталась открыть картотечный ящик при помощи швейцарского армейского ножа, когда из коридора донесся голос Кроу:
— Добрый вечер, сэр. Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр? Сэр? Сэр?
Она заползла под стол и сидела там, вслушиваясь в приближающиеся шаги.
— Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр? — голос Кроу, настойчивый и перепуганный.
— Не думаю, молодой человек, — произнес знакомый голос. — Я вообще не думаю, что вы должны здесь находиться.
Тесс выглянула из-под стола. Кроу стоял в дверях, пытаясь не дать Фрэнку Майлзу, уборщику, войти в кабинет. Уборщик, который работает в выходные. Их визит пришелся как раз на его смену. Тесс со вздохом вылезла наружу.
— Здравствуйте, мистер Майлз. Я просто ищу здесь что-то, что может иметь отношение к делу.
Он посмотрел на нее с пониманием — ни подозрительно, ни неодобрительно, просто с пониманием.
— Тогда зачем было прокрадываться сюда под покровом ночи?
— Мистер О’Нил не испытывает особой симпатии ни к моему боссу, ни к его клиенту.
Майлз продолжал изучать ее, спокойно и внимательно. «Наверное, именно с таким лицом раньше встречали тех, кто пытался пробраться куда-то после начала комендантского часа, — подумала Тесс, — мудрым, далеким от всякой ерунды». Возможно, у него не было детей, но за годы работы комендантом в школе он изучил все детские ухищрения. Тесс знала, что он не верит ей, что он пытается решить, что делать дальше: просто вышвырнуть их на улицу или позвать полицию.
— Мы быстро управимся, — пообещала она. — Мы не виноваты, что приходится вламываться сюда вот так. Мистер О’Нил, простите за грубость, — такая скотина.
Он улыбнулся.
— Поступайте как хотите. Я уж не знаю, что вы рассчитываете найти. Я сам вычистил ковры после того, как здесь побывала полиция. Думаю, вам стоит посмотреть самим. Вы же сознательная женщина, мисс Монаган.
Он покатил свою тележку по длинному коридору к офису в юго-западной части здания. Тесс поняла, что он решил поверить им, оставить в покое.
— Клевый мужик, — выдохнул Кроу. — Мне понравился его голос.
Заручившись молчаливым согласием Майлза, Тесс с помощью Кроу еще раз осмотрела кабинет. Комната была безликой, в ней не осталось никаких следов Абрамовича. Тесс была уверена, что он из тех, кто увешивает стены своими фотографиями — матовыми, в рамочках. Или держит в кабинете какое-нибудь дурацкое шокирующее произведение искусства — грубый постер или неприличную скульптуру. Но ничто не указывало, что Абрамович когда-либо был здесь. Даже ежедневник на столе был девственно-чистым, без пометок. Она обратила внимание, что он до сих пор был открыт на апреле — отставал почти на полгода. Тесс провела ладонью по бумаге, наслаждаясь ее нетронутой чистотой. Ни одной вмятины: судя по всему, на предыдущих страницах тоже не было записей. Вдруг ей показалось, что в середине что-то есть. Она провела рукой еще раз. И правда, там было что-то тонкое и квадратное. Тесс перелистнула страницы и обнаружила дискету, прикрепленную скотчем к картонной обложке.
— Я кое-что нашла, — сообщила она Кроу. — Какой у него компьютер?
— «Макинтош», очень мощный.
— Отлично, значит, я смогу прочитать дискету на своем компьютере, если, конечно, он использует ту же текстовую программу. — Тесс сунула находку в карман. — Думаю, это то, что нам нужно.
— Файлы? — уточнил Кроу.
— Закрытые. Я как раз пыталась добраться до них, когда пришли вы с мистером Майлзом. Я не очень хорошо умею взламывать замки.
Кроу очень внимательно оглядел шкаф с документами. Потом со всей силы ударил по нему ногой. Ничего не случилось, разве что сам Кроу отлетел назад, держась за ногу и извиваясь от боли.
— Ты искала ключи в столе? — спросил он через несколько секунд, когда смог нормально дышать.
Тесс выдвинула средний ящик. Там, среди ручек, поблескивал ключ. Они открыли первый ящик. Шарить там было опасно, ведь все юридические документы конфиденциальны, и путаница в файлах может повредить делам. Но файлы в ящике Абрамовича были пусты, как его ежедневник. Стандартные папки, без бумаг, без наклеек. И все. В остальных ящиках не было даже папок. И только в самом нижнем ящике обнаружились несколько горошинок мышиного помета.
— Сдается мне, дискета будет единственным сувениром из этого путешествия, — проговорила Тесс, поглаживая карман.
— А пистолет? — спросил Кроу.
— Если он здесь, то его хорошо спрятали. Еще он может быть у Абрамовича дома. В любом случае, у нас есть рассказ Маколи о том, что здесь произошло. Это может нам помочь.
— Разве он не сможет дать показания, когда будет нужно?
— Когда будет нужно, Маколи может быть уже мертв.
Когда они уходили, Майлз окликнул Тесс:
— Ну как, мисс Монаган, вы нашли, что искали?
— Не совсем, — ответила она. — Мы кое-что нашли, но пришли не за этим. Даже не знаю, что именно мы нашли.
В машине, атакуемая голосом Кроу из динамиков, Тесс приготовилась расстроиться. Они потерпели неудачу. Не нашли пистолет. В ее кармане лежала дискета с сомнительным легальным статусом и неизвестным содержанием. Но они нашли ее. Одно это доставляло ей немалое удовольствие.
— Поехали, — сказала Тесс. — Я куплю тебе что-нибудь выпить, если, конечно, мне не придется краснеть из-за твоего выбора. Никаких девчачьих напитков.
— Сексистка. А что ты называешь девчачьим напитком?
— Все, что готовится в блендере, кроме «Маргариты» со льдом.
Она привезла его в один из своих любимых баров, «У Фриго». Это местечко неподалеку от ее дома оставалось приятным и милым, несмотря на усилия пяти предшествующих владельцев. После пяти реконструкций, в ходе которых появились формстоунзовский экстерьер и шаткая стойка, «У Фриго», разделяющий Феллз Пойнт и «Маленькую Италию», остался при своем жестяном потолке, сияющих деревянных полах и баре красного дерева.
Но, главное, там продавали разливное пиво по доллару и картофельные чипсы в железных банках, благодаря чему Тесс и Кроу получили ужин из трех блюд — барбекю, сметана и лук, а на десерт — крабовые. Еда пошла на удивление хорошо под разбавленный бурбон — именно это предпочла Тесс, так что у Кроу не было выбора. Ей казалось, что предложи она нырнуть в воды гавани в одежде или заяви, что следующим пунктом их программы будет небольшое ограбление банка, Кроу последует за ней, не моргнув глазом.
Он словно незаметно сунул свое сердце в ее сумочку — столь разительной и полной была перемена его отношения. У Тесс появилось неясное, почти паническое ощущение, которое возникает, когда приходится хранить что-то исключительно важное для другого человека, но для тебя особой ценности не представляющее. Она надеялась, что обязанности хранителя возложены на нее временно. В любой день, в любой момент он захочет получить свое сердце назад в целости и сохранности, чтобы вручить его кому-нибудь еще.
— Как ты считаешь, на дискете есть что-то важное? — спросил Кроу. — Может, нам поехать к тебе и посмотреть ее прямо сейчас?
— Я не считаю, что там есть что-то важное. И я не хочу, чтобы ты ввязывался в это преступление. Есть шанс, что здесь замешаны большие шишки. Но, как бы то ни было, спасибо, что помог мне сегодня.
Кроу наградил ее улыбкой, полной любовного томления. Как ни странно, это дурацкое черное одеяние ему шло. Полумрак бара скрыл зеленые пряди, и он казался почти нормальным, почти красивым. А еще — очень юным.
Взволнованная, Тесс заговорила педантичным голосом учителя на лекции, ощущая потребность установить дистанцию между ними. Она старше его как минимум на шесть лет. Или на семь.
— Лучше расскажи мне, как ты напал на Джеймса М. Кэйна.
— Я посмотрел «Почтальона» — оригинальный фильм с Ланой Тернер и Джоном Гарфилдом. Мне понравилось, но чего-то в нем не хватало. Словно смотришь по телевизору фильм, зная, что все сомнительные сцены вырезали. Но я понимал, что эти сомнительные сцены должны быть в книге. И я был прав.
— Да. Кэйн однажды жаловался, что в нем есть что-то порочное, что не позволяет ему писать книги, в которых нет ничего предосудительного.
— Ну, не знаю… Он умер в семьдесят седьмом году прошлого века, — отозвался Кроу. — Уверен, он оставался прежним. В этом мире множество предосудительных вещей. Будь ты хоть прожженным циником, но мир все равно найдет способ шокировать, поразить тебя.
Обиженная, Тесс сделала большой глоток бурбона и прополоскала рот, избавляясь от привкуса чипсов. Если кому-то удавалось вскружить ей голову, она готова была соглашаться со всем подряд, радостно кивала головой, поддакивая любой идиотской идее, высказанной объектом ее чувств. Кроу, даже влюбившись, умудрялся оставаться при своем мнении. Он был моложе, так неужели он не понимает, что он должен быть и глупее, неопытнее во всем?
