Глава 6
Секретарша посла Фариза, красивая стройная девушка, войдя в холл второго этажа посольства, поклонилась:
— Салям алейкум, господин Сайед. Доброе утро.
Халид Сайед подумал: сегодня Фариза уже третий раз проходит через холл. Одевающуюся по-европейски, душившуюся отличными духами Фаризу вполне можно было считать девушкой, достойной внимания. Но лишь при одном условии: если бы она не работала в посольстве. Халид Сайед прекрасно знал ей Цену.
Худощавый светлоглазый брюнет, палестинец по происхождению, Халид Сайед формально считался в посольстве Объединенных арабских княжеств в Москве заместителем заведующего канцелярией, но это была крыша. На самом деле занимался здесь только одним: посредничеством при покупке оружия. В это посредничество входили как вполне офи-льно оформляемые сделки, так и бескрайний российский черный рынок. Осмотрев стоящую в двух шагах от него секретаршу, Халид сказал:
— Алейкум ассалам, Фариза-джан. Как всегда, вы прекрасно выглядите. Просто королева.
Фариза еле заметно провела руками по бедрам.
— Ах, господин Сайед, не будем говорить о моем виде Если бы вы знали, с каким трудом я осваиваю новую работу.
— Представляю. Но выглядите вы все равно прекрасно.
— Да ладно вам… Я уже забыла, когда могла по-настоящему выспаться. Но не будем о работе. Хотите кофе?
— О, нет, спасибо.
— Господин посол уехал, я могу сделать небольшой перерыв. Учтите, я прекрасно делаю кофе.
Ну да, подумал он, как бы не так. Шайтан искушает меня твоим видом, но не обольщайся, искушению я не поддамся. Ты здесь всего второй месяц, а я уже третий год. И отлично знаю, зачем сюда присылают таких, как ты.
Халид Сайед твердо придерживался железного правила: никто в Москве, включая сотрудников его собственного посольства, не должен был знать, чем он занимается в этом городе на самом деле. О сделках, заключаемых в России Халидом, могли знать лишь непосредственные участники этих сделок, а также его прямой начальник, директор Департамента безопасности страны генерал Риид Лахи — и никто больше. Да и генерал Лахи в основном узнавал о сделке лишь после того, как на его счет поступал очередной перевод — сумма, составляющая ровно половину комиссионных Халида.
— Спасибо, Фариза-джан. С удовольствием бы выпил с вами кофе. Но совершенно нет времени.
— Ну вот… Как выпить со мной кофе, так у вас нет времени.
— В самом деле нет времени, дорогая моя. Но как только оно появится — я к вашим услугам.
— Ладно. Ловлю вас на слове. Я не прощаюсь.
— Конечно.
Подождав, пока Фариза уйдет, Халид снова перевел взгляд на ту часть Большой Никитской, где чугунные ворота разделяли магазин деликатесов и музыкальное училище. Именно там, у чугунных ворот, почти упираясь в них передним бампером, стоял темно-синий «Мерседес». Сейчас, рассмотрев наконец номер, Халид уже не сомневался — это машина Иосифа Липницкого, хорошо известного ему дилера по оружию. За время своего пребывания в Москве Халид не раз имел дело с Липницким, —знал, что на этого человека можно положиться, и знал также, что зря к посольству Липницкий никогда не подъедет.
С Липницким у них был уговор: как только у того появляется дело, которое может заинтересовать Халида, он на своем «Мерседесе» подъезжает к посольству. Халид тут же уезжает на своем «Саабе» в город, Липницкий следует за ним — и они встречаются в каком-то тихом уголке, которых в Москве полно.
Сайед, конечно, отлично знал, что при заключении большинства сделок нарушает не только международные законы, но также и законы России, и собственной страны. Но это его не пугало. Гораздо хуже было нарушить какой-то из законов московских преступных группировок, связанных с закупками оружия. Этого Халид старался ни в коем случае не делать. Но проколы случались; за три года, проведенных им здесь, в него несколько раз стреляли, один раз взорвали машину и дважды пытались похитить. Его спасла изворотливость, каждый раз он ухитрялся выжить.
Москва для тех, кто занимался оружейным бизнесом, была опасным местом, но Сайед считал, что лучшего места для полнокровной жизни, чем этот город, в мире нет — если, конечно, у тебя есть деньги. Халид был отчаянно храбр, но и хитер, молод, красив, обаятелен и, когда надо, не жалел денег. К тому же он прекрасно говорил по-русски. Всего этого хватало, чтобы выживать в самых экстремальных ситуациях. Что же до опасности — шести-, а то и семизначные суммы, получаемые Халидом за каждую сделку, вполне компенсировали риск, которому он ежедневно подвергался.
Постучав условным стуком в дверь кабинета военного атташе посольства майора Абду-Азиза Шадида, Фариза, не дожидаясь ответа, тут же вошла, аккуратно закрыв за собой Дверь.
Сидящий за столом Шадид, смуглый, плотный, с приплюснутым носом и оспинами на лице, посмотрев на нее, кивнул:
— Ну что?
— Господин Абду-Азиз, он просто стоял в холле. Придав взгляду строгость, Абду-Азиз посмотрел на Фаризу.
Подумал: хороша. Все бы отдал, чтобы разделить с ней ложе. Но в оперативной работе — полный нуль. Вслух же сказал:
— И все? — И все.
Абду-Азиз Шадид, работавший раньше в армейской разведке, был переведен в московское посольство примерно в то же время, когда здесь появился Сайед. В агентурную сеть посольства в Москве ему порекомендовали Сайеда не включать, и Абду-Азиз был этому искренне рад. Сразу же по приходе в посольство он сначала невзлюбил, а потом просто возненавидел этого, как он был глубоко убежден, бездельника. В Халиде Сайеде ему было ненавистно все — деньги, успех у женщин, независимость, наконец, полная вседозволенность во всем, что касалось рабочего времени. Пока он, Абду-Азиз, все будние дни, а порой и в субботу, и в воскресенье торчит, как проклятый, в своем кабинете, ожидая то вызова к послу, то звонка из столицы, этот красавчик все вечера и ночи напролет раскатывает на своем «Саабе» по ресторанам, а днем отсыпается. Один раз он попробовал поговорить с послом об этом парне напрямую, но тот ушел от ответа, сказав, что у Халида где-то наверху есть покровители. В общем-то он и сам предполагал что-то вроде этого. Парень, которому столько прощается, не может не быть родственником какого-нибудь напыщенного министра или другого члена правительства. Что ж, тем хуже придется этому члену правительства, когда он найдет на его родственника компромат. Скрытое наблюдение за сотрудниками посольства не входит в задачу военного атташе, он это знал, но не входит лишь в том случае, если поведение сотрудника не угрожает военным интересам государства. Абду-Азиз умышленно поручил наблюдение Фаризе, ведь в случае чего всегда можно будет сослаться на глупость новенькой, которая просто не так его поняла.
— Ты хорошо смотрела?
— Хорошо. Ну… он вообще-то смотрел на машину.
— На машину?
— Да, на машину, которая стоит внизу, под окнами. Темно-синий «Мерседес».
— Да? — Встав, Абду-Азиз подошел к окну. Сказал, не оборачиваясь: — На какую машину?
Подойдя к окну, Фариза чуть коснулась его плечом. Абду-Азиз еле удержался, чтоб не вздрогнуть. Ну и девка. Только от мысли, что он сделал бы с ней в постели, он покрывается потом. Но «Мерседес», на который они смотрят, конечно же, пустышка. Абсолютная пустышка. Смотрел на машину… Ясно, человек, стоящий у окна, машинально будет смотреть именно на ту машину, которая в этот момент окажется внизу.
Фариза кивнула:
— Вот на этот темно-синий «Мерседес». У ворот.
Ладно, подумал Абду-Азиз, не буду ее расстраивать. Наблюдатель она никакой, но с этой куколкой надо сохранять хорошие отношения. Вполне возможно, ему и удастся когда-нибудь уложить ее в постель.
— Фариза, посмотри пока за машиной. Я попробую ее сфотографировать.
— Хорошо, господин Абду-Азиз.
Достав из ящика стола «Полароид» с трансфокатором, сделал несколько снимков, в основном стараясь брать в кадр номер. Затем таким же образом снял стоящие рядом с «Мерседесом» две другие машины. Сказал, положив на стол пачку отпечатков:
— Проверить, кому принадлежит эта машина, теперь ничего не стоит. У нас есть ее номер. Так ведь, Фариза?
— Конечно, господин Абду-Азиз.
— Возьми одно фото.
— Взяла, — Фариза взяла верхний фотоотпечаток.
— На этом отпечатке видны номера трех машин, стоящих у посольства. Позвони в УПДК и скажи, что мы хотели бы знать имена москвичей, машины которых периодически нарушают правила парковки у посольства. И продиктуй им эти три номера. Сможешь это сделать?
— Конечно, господин Шадид. — Она снова чуть заметно коснулась своим плечом его плеча. С интересом посмотрела на улицу:
— Видите?
— Вижу. Он проследил, как Сайед, выйдя из посольства, сел в свою машину. Черный «Сааб», тронувшись с места, проехал до угла и свернул. Перевел взгляд на темно-синий «Мерседес». Машина, подав назад, развернулась и, повторив путь «Сааба», исчезла в том же направлении. Вот тебе на. Девчонка-то, оказывается, совсем не такая дура. Фариза посмотрела на него:
— Видите? Этот «Мерседес» поехал за ним.
— Вижу. Иди в приемную и сделай то, что я тебе поручил. Узнай, кому принадлежит этот «Мерседес». Я буду ждать здесь.
— Хорошо, господин Абду-Азиз.
На бумажке, которую Фариза положила перед ним, когда вернулась в кабинет, было написано:
«Мерседес-600» № 14-15 МОА. Владелец — Липницкий Иосиф Борисович».
* * *
Попетляв по Москве и сделав несколько разворотов на бульварах, черный «Сааб» Сайеда в конце концов остановился в переулке недалеко от Трубной площади. Припарковав «Мерседес» сразу за ним, Липницкий вышел из машины. Халид вышел из своей. Улыбнулся:
— Привет, Иосиф.
— Привет, Халид.
— Давно не виделись.
— Да, Халид, что есть, то есть.
— Правда, я недавно видел тебя в «Интерконтинентале», ты сидел в компании. Но естественно, подходить не стал, ты был занят. Как дела?
— Все в порядке.
Оглянувшись, Халид кивнул в сторону Рождественского бульвара:
— Может, поговорим там? Народу вроде немного.
— Давай там.
Пройдя на Рождественский бульвар, они сели на скамейку. Липницкий сказал без всяких предисловий:
— Халид, у меня есть информация.
— Я слушаю.
— Есть восемь самолетов последней модели и семь вертолетов, каждая машина стоимостью примерно в тридцать миллионов долларов. И вооружение и приборы примерно на такую же сумму. Всего хозяйства в общей сложности — на миллиард долларов.
Халид некоторое время изучал землю под ногами. Посмотрел на Липницкого:
— Начнем с того, что не так легко найти покупателя, имеющего миллиард долларов.
— Знаю. Но в данном случае можно обойтись меньшими средствами.
— Какими?
— Я не специалист по таким операциям. Но думаю, раза в три меньше. Товар можно просто взять.
— Интересно. И где же его можно взять?
— Это я скажу. Условия такие же, какие у нас были прежде: еще до того, как я скажу, где это хозяйство можно взять, на мой счет в Лихтенштейне должны быть переведены сто тысяч долларов. И после того, как все закончится, вы переводите мне десятую процента от того, что заработаете.
— То есть, миллион баксов? Если товара на миллиард долларов?
— Реально миллиарда не получится. С учетом ваших расходов получится миллионов пятьсот-семьсот. Скажем, вы переведете мне еще пятьсот тысяч. Гроши.
Достав из кармана сигареты, Халид закурил. Сделав несколько затяжек, сказал:
— Судя по расходам, предприятие рискованное.
— Халид… О риске вообще говорить смешно. Все наше дело — сплошной риск.
— Это да.
— Но при правильной постановке дела расходы, которые вы понесете, себя окупят. При этом дело такое: решение ты должен принять не позже завтрашнего дня. Поскольку доступно хозяйство, о котором я говорю, будет самое большее неделю.
— Маловато.
— Маловато. Но я здесь ни при чем.
— То есть я должен перевести тебе деньги или сегодня, или завтра.
— Да. Халид, если ты помнишь, мы всегда так делали. И я ни разу тебя не подводил.
— Все верно. Но все равно я должен подумать. Кроме того, мне нужно переговорить с людьми.
— Я понимаю. Говори, я не против.
— Давай так: я позвоню тебе к ночи. И скажу одно слово: да или нет. Мое «да» будет означать, что завтра с утра, скажем, ровно в восемь, мы встречаемся на этом же месте. Как?
— Нормально.
— Если дело будет решено, мы сразу идем в банк, я перевожу деньги, а потом мы обговариваем все подробно. Идет?
— Идет. Мои телефоны ты ведь знаешь?
— Знаю, но на всякий случай давай проверю еще раз.
После того как Халид переписал в записную книжку номера всех телефонов Липницкого, они сели в свои машины и разъехались.
* * *
Подъехав в районе Сокольников к закутку, расположенному между кинотеатром и большим продовольственным магазином, Абду-Азиз остановил машину. Это место он хорошо знал; судя по всему, в этой части большого жилого дома, спрятавшегося в углублении, когда-то размещалось служебное помещение, позже переоборудованное под шашлычную. Вход в шашлычную был окружен кирпичными пилястрами и крохотной кирпичной аркой. Прямо на арке красовалась прикрепленная к ней вывеска: «Шашлычная „Сабунчи“; на двери висела табличка: „Закрыто на спецобслуживание“. Шашлычная принадлежала его агенту-соотечественнику, прописанному в Москве как Мамед Файзуллаев, армянский курд.
Дверь открылась секунд через пять после того, как Абду-Азиз нажал звонок. За ней стоял Мамед, высокий смуглый человек с черными усами и аккуратно причесанными черными с проседью волосами. Мамед был одет стандартно, на нем был джинсовый костюм, мощные пальцы украшало несколько золотых перстней, на шее висела золотая цепочка. Увидев Абду-Азиза, он посторонился, пропуская его. Закрыл дверь. Заметив, что Абду-Азиз стоит, прислушиваясь, сказал:
— Я один.
Подождал, пока Абду-Азиз, пройдя в небольшой, всего на три стола, зал, сядет, спросил:
— Есть будете?
— Спасибо, не хочу. Если можно, сделай кофе.
— Сейчас. — Мамед ушел и через несколько минут вернулся с двумя крохотными чашечками кофе. Поставив их на стол, сел. Попробовав кофе, Шадид посмотрел на агента:
— Узнал насчет Липницкого?
— В той степени, в какой мог узнать.
— А именно?
— Один клиент, которому я в общем-то верю, сказал, что это крупный дилер по оружию. Один из самых крупных в Москве.
Попадание в десятку, подумал Шадид. Сообщение Мамеда было именно тем, что ему было нужно.
— Я разговаривал еще с одним клиентом, — добавил Мамед. — Он сказал, что да, слышал вроде, что этот Липницкий занимался когда-то перепродажей оружия. Хотя точных сведений у него нет.
— Понятно. — Снова отхлебнув кофе, Абду-Азиз спрятал улыбку. — Два человека — это уже что-то. Как ты считаешь?
— Считаю, что да.
— Ладно. — Достав из кармана фотокарточку Сайеда, Шадид спросил: — Знаешь этого человека?
Вглядевшись в фото, Мамед взял карточку, приподнял, повернул к свету. Положил на стол.
— Этого человека зовут Халид. Он был здесь несколько раз. Он работает в нашем посольстве.
— Ты знаешь это?
— Это знает вся Москва.
— Он знает, кто ты на самом деле?
— Знает только, что я хозяин шашлычной.
— Понятно. — Военный атташе подтолкнул ногтем фотокарточку к Мамеду. — Спрячь.
Подождав, пока Мамед спрячет фото, сказал:
— Этот Халид имеет какие-то дела с Липницким, о которых я, военный атташе, даже не подозреваю. А не подозреваю я о них потому, что дела эти Халид от меня скрывает. Имея какие-то общие интересы с таким человеком, как Липницкий, Халид обязан был доложить мне об этом в первую очередь. Он этого не сделал, автоматически став предателем. Мы должны взять его в работу. Понятно?
— Понятно, хозяин.
— У тебя есть доверенный человек?
— У меня много доверенных людей.
— Я имею в виду доверенного человека, который мог бы поговорить с Халидом, приставив к его горлу ствол. И не просто приставив ствол, но еще и выдавив из него все, что его связывает с Липницким.
Откинувшись на стуле, Мамед некоторое время молчал. Наконец сказал:
— Хлопотная работа. Возьмется за нее не каждый.
— Мы ему заплатим. Считай, ты можешь заплатить этому человеку любую сумму. Естественно, под отчет и в пределах разумного, конечно.
— Хорошо, хозяин. За хорошие деньги я такого человека найду.
— Найди.
— Когда это нужно сделать?
— Чем скорей, тем лучше.
— Можно сегодня?
— Можно. Даже лучше всего сегодня.
— Еще раз повторите, что конкретно должен этот человек сделать?
— То, что я сказал. Прищучить Халида где-нибудь один на один. Сделать так, чтобы он напустил в штаны. И предупредить: если он не скажет, какие у него дела с Липницким, съест пулю.
— И все?
— И все. Надо его расколоть. Увидев ствол, он расколется сразу. Но предупреди: стрелять в него, дырявить и так далее пока не нужно. Все же он работник посольства. Задача ясна?
Мамед кивнул:
— Ясна.
— Найдешь?
— Думаю, да. Пара таких ребят у меня на примете есть. Поеду к ним прямо сейчас.
— Поезжай.
Садясь в машину, Абду-Азиз знал: задание будет выполнено. Абдул-Мажид Наср, таково было настоящее имя Мамеда, был его лучшим агентом. На самом деле лучшим.
* * *
Переговорив с Липницким, Халид подъехал к гостинице «Метрополь». Было одиннадцать утра, и человек, который был ему нужен, имел привычку завтракать в это время только здесь.
Припарковав машину за углом гостиницы, прошел к входу. Швейцар, узнав завсегдатая, никогда не скупившегося на чаевые, почтительно поклонился. Кивнув в ответ, Халид спросил:
— Васильич, не знаешь, Луи здесь?
— Луи? Да, здесь. Недавно пришел.
— Сидит на четвертом?
— Наверное. Он всегда сидит на четвертом.
— Если увидишь, скажи на всякий случай: я его ищу.
— Хорошо.
Поднявшись на лифте в кафе на четвертом этаже, Халид понял: искать Луи ему не придется. Луи Феро, широкоплечий красавец с оливковым цветом кожи, маленьким точеным носом и узкими усиками, сидел за столиком у окна в компании юной шатенки.
Сколько лет было этому всегда подтянутому, атлетически сложенному сыну марокканки и француза, не знал никто. Луи неизменно прекрасно выглядел и неизменно появлялся на людях в компании хорошеньких девушек, которых часто менял. Подданный Франции, Феро свободно говорил на шести языках, у него были квартиры в Нью-Йорке, Женеве и Париже, но большую часть времени он любил проводить в Москве. С точки зрения Халида, Луи совсем не заботился о собственной безопасности, он ни разу еще не видел его в сопровождении телохранителей. Но Халид знал — в Москве Луи никого не боится и ладит со всеми, в том числе с главарями всех основных московских преступных группировок.
Визитная карточка Луи Феро оповещала, что он является президентом франко-марокканско-российского консорциума, владельцем итальянской сети магазинов, торгующих антиквариатом, и вице-президентом американской консалтинговой компании. Однако о том, чем этот человек занимается на самом деле, знали лишь избранные. Одним из таких избранных был Халид.
Кафе было практически пустым. Кроме Луи в элегантном сером костюме и красно-синем галстуке от Сен-Лорана и его спутницы, одетой в легкий сарафан цвета морской волны, подчеркивающий ее фигуру, здесь сидела всего одна пара немолодых иностранцев, наверняка живущих в гостинице.
Подойдя к столику, Халид сдержанно улыбнулся:
— Доброе утро.
— А, Халид… — Луи чуть тронул свободный стул. — Садись, дорогой. Рад тебя видеть. — Подождав, пока гость сядет, представил его: — Жанночка, это мой друг Халид. Халид, это Жанна.
— Очень приятно, — Жанна лучезарно улыбнулась.
— И мне очень приятно, — сказал Халид.
— Позавтракаешь с нами? — спросил Луи.
— Пожалуй, съел бы что-нибудь, — Халид оглянулся. Луи сделал знак официантке и, когда она подошла, сказал:
— Машенька, принеси моему другу то же, что и нам. Блины, икорочки, пай. И кофе.
Улыбнувшись и записав заказ, официантка ушла. Луи посмотрел на Халида:
— Есть какие-то дела?
— Н-ну… в общем.
— Ага… — Луи посмотрел на Жанну. — Сказка моя, ты как будто хотела купить себе косметику?
— Косметику? — Жанна перевела взгляд с Луи на Халида. — Я хотела?
— Да. — Достав из бумажника стодолларовую купюру, положил перед девушкой. — Ты ведь знаешь, косметика продается здесь прямо внизу, в холле. Знаешь?
— Ну да, конечно. — Взяв банкноту и спрятав ее в сумочку, Жанна встала. — А что ты хочешь, чтобы я купила?
— Золотце, посмотри сама, — Луи улыбнулся. — Давай. Купишь — и сразу возвращайся. Долго не ходи.
— Хорошо. — Жанна ушла.
Подождав, пока официантка поставит на стол завтрак, Луи сказал:
— Слушаю.
— Есть партия оружия. Крупная.
— Что значит крупная?
— Посредник сказал, на миллиард долларов.
— Ого… — Будто забыв, что Халид сидит рядом, Луи погрузился в размышления. — А кто посредник?
— Липницкий.
— Да? — Луи еще помолчал. — Он что, предлагает официальную сделку?
— В том-то и дело, что нет. Он сказал, всю партию можно взять так. Затратив примерно треть суммы.
— Ага… — Луи занялся изучением бриллиантового перстня на безымянном пальце. — Значит, левизна.
— Да, левизна. Во всяком случае, он дал понять, что придется потратиться, чтобы партия попала к нам.
— Потратиться на что?
— Я гадальщик плохой. Но думаю — на людей и оружие.
— Интересно. А где все это вообще, что это, в каком государстве, в каком виде?
— Он сказал, что сообщит все лишь после того, как ему переведут задаток. Задаток нужно перевести сегодня или завтра. Он объяснил: времени, чтобы получить эту партию, у тех, кто решит этим заняться, будет всего неделя.
— Большой задаток?
— Сто тысяч, переводом в Лихтенштейн.
— А потом?
— Потом, после дела, он хочет пятьсот.
— Понятно. А сколько хочешь ты?
— Это — как скажет старик.
Похлопав Халида по плечу, Луи усмехнулся:
— Халид… Ты отлично знаешь, решать буду я.
— Я хотел бы примерно то же, что и Липницкий.
— Понятно. Что ж, не так мало.
— Но и не так много.
— Ладно. Это мы решим. — Луи налил себе кофе. Кивнул: — Что сидишь? Ешь.
Халид занялся блинами с икрой. Пока он ел, Луи задумчиво смотрел в окно. Наконец, отхлебнув кофе, сказал:
— Придется ехать к старику.
Промокнув рот салфеткой, Халид осторожно переспросил:
— Придется?
— Да. Очень уж большие деньги.
— Так поедем?
— Поедем, но с Липницким. Без Липницкого к старику ехать нельзя.
— Ты прав. И все же… — Халид пожал плечами. — Тащить туда Липницкого…
— Что делать. Без Липницкого нельзя. Будь сумма поменьше, можно было бы все обговорить сразу. Но в таком раскладе — если старик конкретно не будет знать, о чем речь, он с нами просто не станет разговаривать
— Но и Липницкий без задатка тоже ни о чем говорить не будет.
— Что делать. Переведем ему деньги. Липницкий — человек серьезный. Переведу я, старик на такие мелочи не разменивается. Думаю, старик мне потом все возместит. Как ты договорился с Липницким?
— Сегодня к вечеру я должен ему позвонить. И если ответ положительный, мы завтра с утра занимаемся оформлением перевода.
— Вы уже договорились, где встретитесь?
— Да. В восемь утра около Трубной, на Рождественском бульваре.
Увидев выходящую из лифта Жанну, Луи помахал рукой.
— Отлично. Подъедем туда вместе. Созвонимся вечером, хорошо?
— Хорошо.
Подойдя и сев за стол, Жанна улыбнулась. Халид встал, она подняла брови:
— Уходите? Наверное, я помешала?
— Что ты, золотце, — Луи шутливо дотронулся до ее щеки. — Как ты можешь нам помешать. Просто Халид очень занятой человек.
— Да, Жанна, извините, но у меня дела. Пойду. — Халид достал было бумажник, но Луи покачал головой:
— Халид, перестань. Это мой стол.
— Ладно. — Халид спрятал бумажник. — Луи, я не прощаюсь.
— Да, конечно. До вечера.
Тральщик снова вошел в полосу тумана, и вахтенный офицер включил сигнальную сирену. Мерные звуки раздавались глухо и уныло, казалось, они с трудом пробиваются сквозь навалившуюся на море влажную белесую пелену. Гущин и Дерябко, стоящие на ходовом мостике, какое-то время видели на носу корабля матроса с биноклем. Но потом туман закрыл и его.
— Идем как в вате, — заметил Гущин. — И они как в вате. Я идиот. Надо было, конечно, дать им аппаратуру.
— Виктор Александрович, какую аппаратуру? — Дерябко хмыкнул. — Вы забыли, в какой спешке все происходило. Вспомните, в тот момент у нас с собой никакой специальной аппаратуры не было. Мы ведь чудом засекли, что яхта стала в бухте.
— Специальной не было — надо было дать корабельную.
— Корабельную Довгань мог заметить. И сразу бы понял, в чем дело.
— Черт… Будь оно все проклято… Их нет уже восемнадцать часов…
— Виктор Александрович, они наверняка спрятались ночью на берегу.
— На берегу… Гадание на кофейной гуще…
— Любой здравомыслящий человек сделал бы так. Чтобы лодку не заметили с яхты.
— Хорошо хоть штиль.
— Виктор Александрович, пойдемте в штурманскую. Думаю, они вот-вот покажутся.
— Ладно, пойдемте.
Они зашли в штурманскую рубку. Стоящие рядом со штурвальным командир корабля, капитан-лейтенант, и вахтенный офицер, старший лейтенант, покосились в их сторону.
— Все так же? — спросил Гущин.
Командир корабля, не отрывая взгляда от гирокомпаса, кивнул:
— Да, товарищ полковник, все так же. Но думаю, мы скоро на них выйдем.
— Вы не допускаете, что с ними могло что-то случиться? Авария, скажем?
— Вряд ли, товарищ полковник. На море штиль.
После того как Гущин и Дерябко остановились за спиной сидящего за экраном радара старшины-радиометриста, тот сказал негромко:
— Как будто что-то есть…
— Да? — Гущин вгляделся в экран. — Что ж вы не говорите?
— Я как раз говорю… Хотя еще рано говорить…
— Где? Я ничего не вижу.
— Товарищ полковник, вообще-то мой радар такие низкие цели не берет… Я шарю наудачу… Что-то проблескивает, но пойди пойми, то это или нет…
— Направление? — спросил командир корабля.
— Семнадцать градусов, примерно около мили, — сказал радиометрист. — Кабельтов восемь.
— Семнадцать, самый малый, — сказал командир. — Штурмовую группу на бак.
— Есть семнадцать, самый малый, — штурвальный переложил спицы штурвала.
— Штурмовая группа, на бак! — сказал в микрофон вахтенный. — Штурмовая группа, на бак!
В просветах тумана было видно, как несколько матросов в спасательных жилетах пробежали на нос корабля. Прошло несколько минут, во время которых Гущин нервно покусывал губы. Наконец командир корабля сказал:
— Это они.
Перестав кусать губы, Гущин посмотрел на него:
— Откуда вы знаете?
— Слышите мегафон? Прислушавшись, Гущин кивнул:
— Да, какие-то звуки слышу.
— Сирену вырубить! — бросил командир.
— Есть сирену вырубить, — вахтенный выключил сирену. В тишине было слышно, как на носу что-то неразборчиво кричат в мегафон. Можно было только расслышать:
— Эй, на шлюпке! На шлюпке!
— Стоп машина, — сказал командир.
— Есть стоп машина. — Штурвальный перевел рукоять телеграфа.
— Пошли, — бросил Гущин. Спустившись с Дерябко вниз, подошел к стоящей у лееров на баке штурмовой группе. Старшина в спасательном жилете махнул мегафоном:
— Вон они, видите?
Гущин даже без бинокля смог разглядеть находящуюся пока довольно далеко лодку. В лодке сидели трое. Поднеся к глазам бинокль, увидел: лодка синяя, с белой продольной полосой. На носу надпись: «Ч.А.Ст. 38-3». Да, это она. Слабо прикрытая клочьями тумана, лодка постепенно приближалась. Еле слышно трещал мотор.
Идея послать в бухту, куда зашла яхта, лодку с надписью, означавшей частоту в тридцать восемь и три десятых мегагерца, на которой Седов мог связаться с Центром, принадлежала Гущину. Но лишь сейчас, увидев эту лодку, в которой сидели три его лучших оперативника, двое в милицейской форме, а третий в майке, он понял: идея была безнадежной и вряд ли сработала. Если его агенты все сделали как надо, он, будь он на месте Седова, никогда бы не догадался, что эта надпись означает 38, 3 мегагерца. Но с другой стороны, выхода у него не было. Это была идея, за которую он попробовал уцепиться от отчаяния.
— Эй, на шлюпке! — сказал старшина в мегафон. — У вас все в порядке?
Один из сидящих в лодке, Карпин, двадцатитрехлетний здоровяк со спадающим на лоб чубом, махнул рукой. Он был в майке, остальные, Паламарчук и Хрулев, были одеты в форму украинской милиции.
Подойдя к борту тральщика, лодка закачалась на мелкой зыби.
— Фалы приготовить! — раздалось из громкоговорителя. Матросы по команде старшины спустили фалы, Карпин,
Паламарчук и Хрулев закрепили их на лодке. Старшина включил подъемник, и стальные тросы, выдернув лодку из воды, перенесли ее на палубу.
Выйдя из лодки, оперативники подошли к Гущину. Вытянувшись, Карпин сказал:
— Товарищ полковник, разрешите доложить…
— Отставить, — покосившись на штурмовую группу, Гущин махнул рукой: — Перейдем на другой борт.
Они перешли на другой борт. Гущин кивнул:
— Что случилось? Говорите по-человечески, мы не на плацу.
— Ничего не случилось, Виктор Александрович, — негромко сказал Карпин. — Мы все сделали по разработке. Подошли к яхте, поговорили. Потом отошли, укрылись в скалах, чтоб не засветиться. Утром вышли к вам. Все.
— Седова видели?
— Видели.
— Как он?
— По виду — с ним вроде все в порядке.
— Владислав, меня не интересует, что с ним по виду. Вы наблюдали за ним?
— Наблюдал.
— Ну и? Он понял, что означает надпись?
Карпин посмотрел в сторону. Снова перевел взгляд на Гущина.
— Не знаю, Виктор Александрович. Честно, не знаю.
— И все-таки? Вы близко от него находились?
— Был момент, когда находился близко. Почти вплотную.
— Ну и что? Он понял, что это частота?
— Виктор Александрович, трудно сказать.
— А то, что вы свои?
— Тоже трудно сказать.
— В таких случаях можно понять по глазам, догадался человек или нет.
— Виктор Александрович, если по глазам — я ничего не понял. Или Седов не захотел мне это показать.
Оставив Карпина, Гущин подошел к леерам. Сказал, не поворачиваясь:
— А Довгань? Мог он догадаться, кто вы такие?
— Думаю, что нет.
— А если без «думаю»?
— Все равно нет. — Выдержав взгляд Гущина, Карпин усмехнулся: — Виктор Александрович, за Довганя я отвечаю. Кто мы такие, он не понял. Мы сработали нормально.
— Записали разговор?
— Да, все записали. От начала до конца. Помолчав, Гущин сказал:
— Ладно. Переволновался я за вас, будь вы неладны.
— Зря волновались. Мы здоровые ребята.
— Идите переоденьтесь, поешьте. Потом доложите подробно.
— Слушаюсь, Виктор Александрович. — Карпин кивнул товарищам, и все трое ушли. Посмотрев на Дерябко, Гущин сказал:
— Трюк не сработал.
— Не сработал?
— Да. Седов ничего не понял. Я имею в виду, насчет частоты.
— Думаете?
— Да. Если бы он понял, он давно бы уже вышел в эфир. Уже этой ночью. А он молчит.
* * *
Выйдя из «Метрополя», Халид сел в машину. Подумал: он чувствует себя так, будто перетаскал тонны груза. Но кажется, все устраивается. У Луи нюх: если он решил повезти его и Липницкого завтра к старику — значит, дело того стоит.
Человека, кого они с Луи называли «стариком», звали Ан-Ри Балбоч, ему было 78 лет, и он входил в число самых богатых людей мира. У Анри Балбоча было множество официальных резиденций, но сейчас он жил под Москвой, на собственной даче недалеко от Павловского Посада, хотя об этом во всем мире знали лишь единицы. Мать Анри Балбоча была белой южноафриканкой, причем, как писали некоторые газеты, со значительной примесью русской крови. Отец Геворг Балбочан, он же Джордж Балбоч , миллиардер армяно-канадского происхождения, увлекавшийся в свое время социалистическими идеями, в начале 20-х годов передал безвозмездно Советской России свою долю в разработках бакинской нефти, доставшуюся ему от отца. После этого он несколько раз получал в СССР выгодные заказы, к тому же прилично нажился на произведениях русских авангардистов, купленных по дешевке.
Все факты своей биографии, сведения о своей личной жизни и даже то, где он в настоящее время находится, сын Джорджа Балбоча, Анри Балбоч, всегда тщательно скрывал. Анри приумножил богатства отца, причем, в силу своего прошлого, пользуясь одинаковым расположением как Запада, так и России, не гнушался никакими источниками обогащения. Естественно, он извлекал из этого выгоду. Балбоч не брезговал ничем и, если был уверен в безнаказанности, охотно занимался торговлей наркотиками и контрабандой оружием. При этом он умел поставить дело так, что ни одна служба безопасности, ни один суд, ни одна газета или телекомпания мира ни разу не смогли обвинить его в чем-то незаконном. Две газеты, одну французскую и одну американскую, попытавшиеся намекнуть, что Анри Балбоч может быть связан с колумбийской наркомафией, он, затеяв шумный процесс, разорил. Остальные газеты и телекомпании старались после этого случая с ним не связываться. Балбоч был болезненно осторожен и всегда действовал через сложную цепочку подставных лиц, тщательно заботясь о том, чтобы эти подставные лица не оставляли улик.
Наследников у Анри Балбоча не было. Единственным человеком, которому он полностью доверял и которому, судя по всему, вполне мог завещать свое состояние, был Луи Феро, много лет работавший его личным секретарем, хотя об этом, по настоянию Балбоча, никто не знал.
Спокойно выкурив сигарету, Халид подумал: теперь, когда он договорился с Луи, он может заняться обычными дневными делами. А сделав их, спокойно, без спешки, пообедать. Конечно, не один, а в компании. До вечера, когда он должен будет позвонить сначала Липницкому, а потом Луи, времени полно.
Он посидел в машине, обдумывая, кого из девушек мог бы сегодня пригласить пообедать. Тех, кого он мог бы вызвать, было много, но далеко не с каждой он хотел бы разделить обед. Кого бы… Кого бы…. Вспомнил: Надя.
Да, конечно. Ей двадцать один год. Он начал встречаться с ней больше года назад. Красивая девушка с немного полноватой, но, на его взгляд, идеальной фигурой. Бесконечно ему преданная. Порой эта преданность ему надоедала, и их встречи прекращались. Но через какое-то время он понимал: он хочет ее видеть. Он просто не может без нее. Тогда он звонил ей, и они опять начинали встречаться.
Надя никогда его ни в чем не упрекала. Она была просто рада, что он снова появляется, что она снова может его видеть, — и все. Если же он опять исчезал, она терпеливо ждала, когда он ей позвонит. И никогда не звонила первая.
Надя работала костюмером в театре и легко могла освободиться. Отлично, подумал Халид, сейчас он позвонит Наде и договорится, что заедет за ней часа в четыре. Потом займется делами, а в четыре они поедут обедать…
Как он и ожидал, Надя обрадовалась его звонку.
— Ой, Халид… — сказала она в трубку. — Здорово, что ты позвонил… Как дела?
— Ты сможешь сегодня освободиться часа в четыре?
— В четыре? Постараюсь.
— Я подъеду к четырем к театру. Выйдешь, хорошо?
— Хорошо.
— Все, до четырех.
Покрутившись на машине по Москве и сделав все дела, он на всякий случай позвонил в посольство. Трубку сняла Фариза; когда он спросил, не звонил ли ему кто-нибудь, сказала:
— Звонил. — Кто?
— Господин Сайед, звонил какой-то мужской голос, русский. Примерно час назад.
— Он назвался?
— Нет. Спрашивал вас, а когда я сказала, что вас нет, попросил передать, что вы ему очень нужны. Срочно. Я спросила, кто это, но он сказал, что вы его знаете и что он еще перезвонит. Он попросил, если вы позвоните, передать мне, где он может вас найти.
Подумал: вряд ли это звонил Липницкий. Но звонок мог быть важным.
— Вот что, Фариза… Если он снова позвонит, скажите, с пяти до семи я буду обедать в ресторане «Савой». Он может туда подойти. Передадите?
— Обязательно передам.
— В посольстве я сегодня уже не появлюсь. Так что до завтра.
— До завтра, господин Сайед.
Дав отбой, он позвонил в «Савой» и попросил предупредить метрдотеля, что приедет после четырех и хотел бы сесть за столик, который он обычно занимает.
Ровно без десяти четыре Халид поставил машину в одном из переулков у Тверского бульвара. Здесь, перед служебным входом в театр, он вставал уже не раз.
Надя вышла без пяти четыре. На ней был красивый серый костюм, скромные янтарные бусы и больше никаких украшений. Халид считал лицо Нади типично славянским: серые глаза, курносый нос, ямочки на щеках, светлые в рыжину волосы, всегда коротко подстриженные. И постоянная улыбка. Он почти никогда не видел Надю грустной.
Увидев его машину, Надя махнула рукой. Подойдя, открыла дверцу, села рядом. Улыбнулась:
— Приветик. Давно не виделись.
— Приветик. — Да, подумал, он не ошибся, сейчас он страшно рад ее видеть. — Пообедаем вместе?
— Ой, что творится… — Надя поцеловала его в щеку. — Что, серьезно?
— Вполне серьезно. Поедем в «Савой»? Мы с тобой там уже раз были. Помнишь?
— Конечно.
— Поехали. — Он нажал на газ.
