Спектр выздоровления

Один пациент заболевает и выздоравливает в ожидаемый срок, без осложнений.

Другой пациент подхватывает ту же болезнь и выздоравливает гораздо быстрей или гораздо медленней, чем обычно.

Один пациент заболевает опасной для жизни болезнью и умирает.

Другой пациент заболевает опасной для жизни болезнью и выздоравливает, пройдя обычный медицинский курс лечения.

Третий пациент заболевает опасной для жизни болезнью и выздоравливает без всякого лечения.

Очень редко, но случается, что пациент заболевает опасной для жизни болезнью и выздоравливает непонятно каким образом, ибо выздоровление происходит так быстро, что не вписывается в медицинскую модель.

Этот широкий спектр выздоровлений не укладывается ни в какую систему предсказаний. Он столь же причудлив, как мысли, настроения и другие психические состояния. Такое впечатление, что разные тела сами «решают», как именно отреагировать на одно и то же физическое состояние.

Одна из повседневных загадок, которую до сих пор не может объяснить медицина, – контроль над паразитами. Каждую минуту мы с вами вдыхаем миллионы микробов, вирусов, аллергенов и токсичных субстанций. Подавляющее их большинство живет внутри нас совершенно безвредно. Наше тело контролирует их, не позволяя причинять нам вред. Но когда СПИД разрушает иммунную систему, этот контроль ослабевает или совсем утрачивается, болезнь вторгается в наш организм и вносит беспорядок в автоиммунную систему, проявляясь, скажем, в виде ревматического артрита. Система защиты организма, вместо того чтобы защищать, меняет свою позицию на обратную. Даже такое безобидное состояние как сенная лихорадка, указывает на то, что контроль безопасности утерян. Во всех этих случаях «поломка» организма – это прежде всего «поломка» разума. Таким образом получается, что ум объемлет весь организм, наполняет каждую клетку и незримо плывет в потоке крови.

Ключ ко всему – сознание

Для нас не секрет, почему ум, вмешивающийся в дела материи, сбивает с толку и даже выводит из себя обычных врачей, воспитанных в академической среде и мнящих себя учеными докторами. Ум правит субъективным миром, которому ученые не доверяют, тогда как материя для них – это всегда основа «реального» знания. Пациенты-сердечники, например, чисто субъективно испытывают боль, или давление, или стеснение в области груди, тогда как материальная ангиограмма прямо сообщает врачу, что происходит с сердцем больного.

Субъективным ощущениям не доверяют из-за того, что они, дескать, ненадежны, переменчивы, индивидуальны, непостоянны и часто обусловлены предвзятым отношением. Но это недоверие странным образом напоминает предубеждение, ибо все эти качества демонстрирует и тело. Тело тоже ненадежно, переменчиво и крайне индивидуально. Это оно принимает решение заболеть недугом, появление которого не поддается объяснению. У медиков нет ни малейшего представления о том, почему у человека, который никогда не был аллергиком, вдруг появляется аллергия на что-то. Когда тело сталкивается с одиночным вирусом, например вирусом гриппа, вступает в силу непредсказуемость. (Медики знают, что при прямом контакте с носителем нового типа вируса гриппа человек заражается только раз в восьми случаях. Почему это происходит, объяснить никто не может.)

Я уверен, что Планк и Паули были тысячу раз правы, когда подозревали, что сознание – это нечто большее, чем принято считать, и что ум и материя нерасторжимо связаны между собой. Среди физиков они были не единственными, кто так считал. Ум – это некий ключ к познанию высшей природы реальности. Как только вы признаете это или даже допустите возможность подобного, сразу же увеличится и возможность проявления в вашей жизни чудесных событий, ибо все не-чудесное изрядно утрясется. Естественное и сверхъестественное обуславливаются одними и теми же свойствами сознания. Просто в обычной жизни ярлык «сверхъестественное» мы навешиваем на те вещи или явления, с которыми мы еще не освоились и к которым не привыкли. В действительности природа, чтобы создать галактику, обращается к тому же источнику, к которому обращаемся мы, чтобы вообразить розу. Поле сознания объемлет и то, и другое.

Сознательное творение

Что необходимо для того, чтобы что-то произошло

● Разум.

● Намерение.

● Внимание.

● Мост, связующий ум и материю.

● Наблюдатель.

● Связь между событиями «внутри» и событиями «снаружи».

Все, что поименовано в этом списке, уже встроено в наше сознание. Как сознательные существа, мы пользуемся этими реалиями каждый день, почти или совершенно не подозревая о том, что мы делаем. Если вам нужно решить математическую задачу, вы выбираете из списка только один аспект – разум – и фокусируетесь на задаче. Если ваш ум рыскает и уходит от выполнения задачи, вы привлекаете еще один аспект – намерение, – чтобы с его помощью побороть свою рассеянность. Так что вам не нужно куда-то идти или к кому-то обращаться, кроме самих себя. Вы обладаете всем необходимым, чтобы сотворить жизнь, полную чудес, и прожить ее мирно, разумно и целесообразно. Самое существенное то, что реальность – соучастник строительства нашей жизни, а мы – соучастники творения этой реальности. Ничто не реально вне нашего сопереживания этой реальности, а сопереживание – это сознательный творческий акт.

Поначалу это кажется странным. Как я могу участвовать в творении реальности, когда я просто смотрю ночью на звезды? Да, этот акт выглядит пассивным и не имеющим ничего общего с творением реальности. Но, по сути, рассматривание звезд – да и вообще чего угодно – требует наличия каждого из ингредиентов, обозначенных в списке.

Разум.

Я знаю, на что я смотрю, и могу думать об этом. Микробы и растения существуют под одними и теми же звездами, но (предположительно) не способны думать о них.

Намерение.

Я намеренно фокусируюсь на звездах. Я рассматриваю их, в частности, как нечто, отличное от фотографии, которая схватывает все объекты без разбора, не выделяя какой-то один.

Внимание.

Я сознательно фокусируюсь на уме. Если я направляю внимание на что-либо другое – на то, как иду домой в темноте, слушаю музыяку на моем iPod’е, думаю, кто это идет за мной, и т. д. – звезды больше не привлекают моего внимания.

Мост, связующий ум и материю.

Восприятие невозможно без процессов обработки, происходящих в мозге. Как фотоны света, который излучают звезды, в уме превращаются в зрительный образ, до сих пор не объяснено. Однако нельзя отрицать того факта, что я воспринимаю звезды, поэтому есть что-то, некий мост, связующий чисто ментальное и физическое.

Наблюдатель.

Без меня, наблюдателя, не может быть доказательства того, что звезды существуют. Вот почему Гейзенберг заявил, что сознание – то, чего наука не может обойти стороной. Мы знаем только то, что находимся в этом мире и обозреваем его. Что случится, когда никто не будет его обозревать, – это тайна.

Связь между событиями «внутри» и событиями «снаружи».

Квантовая теория как часть так называемого «эффекта наблюдателя» настаивает на том, что наблюдение – не пассивный акт. Оно вызывает коллапс волн, после чего они превращаются в частицы. Нечто невидимое, всеобъемлющее и подчиняющееся законам вероятности превращается в нечто частное, физическое и определенное. Согласно одной интерпретации, «эффект наблюдателя» – это небольшая ошибка в математических вычислениях, на которых покоится квантовая механика. А согласно другой интерпретации, «эффект наблюдателя» срабатывает в реальном мире. И в том, и в другом случае события «внутри» связаны с событиями «снаружи».

Похоже, я делаю то же самое, в чем только что обвинял науку: разрезаю реальность на куски. А ведь в будничном мире все эти ингредиенты сливаются и действуют вместе. Чтобы принимать в чем-то участие, например разглядывать звезды или образ Девы Марии на стене церкви, – вы апеллируете к одним и тем же аспектам сознания. Все они должны быть на месте. Ни одним из них нельзя пренебречь. Но что еще более важно, так это то, что наука до сих пор не понимает эти аспекты сознания. Значит ли это, что все чудеса существуют только в уме? Именно так. И будничный мир тоже существует в уме? Именно так. Если бы наука, повернувшись к сознанию спиной, пробыла бы в таком положении еще пару сотен лет, она вряд ли была бы в состоянии сказать, что сознание может, а чего не может. А те грубые манипуляции наукой, коим предаются Докинз и компания, заслуживают доверия в еще меньшей степени.

Ни Планк, ни Паули так и не разрешили ту мистерию, на которую сами же натолкнулись. У них не было на это ни времени, ни острой необходимости. Зато в истории науки квантовая физика отлилась в самую точную и математически изощренную модель. Она добилась таких точных результатов, что ее пророческие силы и возможности сегодня поистине ошеломляют. Видный британский физик Роджер Пенроуз замечает по этому поводу, что теория гравитации Ньютона описывает движения планет и лун в Солнечной системе с точностью порядка один к десяти миллионам, а общая теория относительности Эйнштейна, которая усовершенствовала ньютоновскую теорию, оказывается на порядок точнее и доводит это соотношение до двух к тем же десяти миллионам.

Такая призрачно-зыбкая – даже для опытных физиков – область, как кварки и бозоны, подчиняется математическим законам и может быть вполне предсказуема благодаря тем же законам. Реальность – и это невозможно отрицать – ведет науку по очень продуктивному пути. Но удалить из этого уравнения сознание было бы равнозначно тому, чтобы удалить метафизику из поваренных книг. Вряд ли кому нужна метафизика, чтобы отмерить нужное количество муки и масла для изготовления торта, однако готовность следовать за реальностью, куда бы она ни вела, может вызвать у науки изрядный дискомфорт, особенно когда наступит срок ниспровергнуть некоторые заботливо взращиваемые критерии. Это время уже не за горами, оно неизбежно, и только по одной причине: реальность всегда сложнее, чем модель, с помощью которой мы пытаемся ее объяснить.

Каждое событие, каждое переживание, данное нам, ментальное или физическое, – это чудо, ибо у нас нет возможности объяснить их с научной точки зрения. Мы предполагаем, что именно фотоны ответственны за восприятие нами формы и цвета, хотя сами фотоны ни формы, ни цвета не имеют. Мы предполагаем, что именно вибрации воздуха порождают звук, хотя сами вибрации вне нашего мозга совершенно беззвучны. Мы изучаем расположение рецепторов на языке и в носу, которые, предположительно, наделяют нас вкусом и обонянием, хотя при соприкосновении вещества с рецепторами имеют место только химические реакции, но никак не ощущения. (Каковы на вкус кислород и водород, когда они связываются в молекулу воды? Без участия того, кто это ощущает, вопрос оказывается лишенным смысла.)

Материализм, пытаясь одержать победу над духовным мировоззрением, обременяет нас объяснениями, которые, чтобы их принять, требуют столько же веры, сколько и сами чудеса. Только вера питает ту идею, что ионы натрия и калия, минуя внешние мембраны нейронов и вызывая электрохимические реакции, которые распространяются по миллионам нервных сетей, порождают ощущения, образы, чувства и мысли. Это всего лишь предположения, не имеющие каких бы то ни было доказательств. Химические вещества – это только названия, которые мы навешиваем на загадку. Сканы мозга – это снимки деятельности, ничего не говорящие нам о реальных чувствах и переживаниях, как снимки клавиш фортепиано ничего не говорят нам об ощущениях и наслаждении, вызываемых музыкой. Только сознание делает возможным любое переживание; поэтому Бог как первоисточник сознания существует вне области данных.

Та же дорога, которая ведет к чудесам, ведет и к Богу. Но мы эту дорогу еще не прошли. Мы только наметили цель. А роль веры заключается в том, чтобы расширить диапазон возможностей. Я не прошу вас начать верить в чудеса; еще меньше я склонен свидетельствовать в пользу чудес, признанных церковью. Сверхъестественное могло бы избежать насмешек скептиков; все, что для этого требовалось, – ровное игровое поле. Природа вмещает любое мыслимое событие. Следующий шаг состоит в том, чтобы претворить высшие возможности, столь долго лелеемые в человеческом сердце, в реальность.