Исцеление на глазах у ученого

Для признания того факта, что чудеса существуют, требуется два этапа. Во-первых, мы должны разрушить стену, отделяющую естественное от сверхъестественного. К счастью, сделать это довольно легко, поскольку стена эта искусственная. Основой всего сущего в физическом мире служит квантовая сфера. Если что и заслуживает названия «зоны чудес», то это природный уровень. Здесь законы, делающие чудеса «невозможными», ведут себя слишком капризно и изменчиво, а ограничения, накладываемые пространством и временем, как мы их знаем, не имеют силы.

Одним из наиболее почитаемых современных католических святых был итальянский священник Падре Пио (1887–1968), который повергал церковных иерархов в испуг и трепет, собирая огромные толпы верующих из числа обычных людей. Помимо исцеления больных, одним из чудес, которые демонстрировал Падре Пио, была билокация, то есть одновременное появление в двух и более местах сразу. Если бы явление происходило на квантовом уровне, чудеса были бы простым делом. Каждая частица во Вселенной может переходить в иное состояние – состояние волны, характерное для квантового поля, но вместо того чтобы существовать в двух местах одновременно, такие волны существуют одновременно повсюду.

Но Падре Пио не был квантом; поэтому поведение, свойственное тончайшему природному уровню, не может автоматически передаваться грубому уровню, на котором существуем мы. Должен быть второй этап доказательств, показывающий, что слияние естественного и сверхъестественного осуществляется вокруг нас. Скептики считают этот этап невозможным, но это к делу не относится, ибо свидетелями сверхъестественных явлений были сами ученые. Были проведены сотни контролируемых экспериментов в таких областях науки, как, например, психические феномены. Когда ученый видит реальное чудо, то внутренний конфликт, который он при этом испытывает, оказывается необычайно острым.

В мае 1902 года молодой французский врач из Лиона Алексис Каррель сел на поезд, направлявшийся в Лурд. Его друг, тоже врач, попросил его сопровождать группу больных, которые намеревались совершить паломничество в известный храм в надежде обрести там исцеление. Как правило, умирающим запрещается куда-либо ездить, но Мари Байи тайком пробралась на тот же поезд, на котором ехал Алексис. Она умирала от туберкулеза, который дал осложнения, – от той самой болезни, от которой скончались ее родители. У нее был твердый живот, раздувшийся от перитонита; лионские врачи отказались ее оперировать, ибо риск того, что она умрет во время операции, был крайне велик.

Во время путешествия Карреля вызвали к Байи, поскольку женщина находилась в полубессознательном состоянии. Он обследовал больную, подтвердил диагноз – туберкулезный перитонит – и предсказал, что больная до Лувра не доживет. Но по прибытии в Лувр Байи оставалась еще в сознании, и когда она, вопреки совету врача, настояла на том, чтобы ее отнесли к целебным водам, Каррель вызвался сопровождать ее. Читатель без труда установит, что я пересказываю здесь знаменитое Дело № 54, официальный медицинский отчет о чудесном исцелении Мари Байи, один из самых известных в истории Лурда. Однако в деле ничего не сказано о докторе Карреле, а его присутствие делает повествование куда более интригующим и загадочным.

Байи на носилках отнесли к целебному источнику, оборудованному в виде бассейна, но она была слишком слаба, чтобы окунуться в воду. Хотя ей было-то всего лет 25–26, но к этому моменту она в дополнение к туберкулезу успела перенести и приступ менингита, каковой она приписала действию целительных вод Лурда. Короче говоря, она настояла на том, чтобы в лейку зачерпнули воды из бассейна и полили этой водой ее раздувшийся живот. Каррель, который был помощником профессора анатомического отделения медицинского факультета Лионского университета, стоял за ее носилками и делал заметки. Когда облили водой живот, прикрытый шерстяным одеялом, Байи попросила полить ее еще раз (эта процедура оказалась менее мучительной), а затем третий раз (на сей раз она испытала очень приятное чувство).

Примерно через полчаса ее раздувшийся живот под одеялом обмяк, а затем стал совершенно плоским. При этом никаких выделений из тела (ни гнойных, ни каких-либо других) не наблюдалось. Каррель осмотрел пациентку. Твердая гноящаяся масса, которую он обнаружил в поезде, полностью исчезла. Через несколько дней Байи вернулась в Лион и рассказала родным об этом чуде. Она стала активным членом благотворительного католического ордена, который заботился о больных, и умерла в 1937 году в возрасте 88 лет. Медицинское обследование, проведенное после ее чудесного исцеления, установило, что у нее не осталось ни малейших следов туберкулеза; следует еще сказать, что она прошла все физические и психологические тесты.

Среди несметного количества больных, посещавших Лурд (а их насчитывается сотни тысяч), число подтвержденных случаев исцеления, зафиксированных местным Медицинским бюро, крайне мало. Хотя в случае с Байи два других врача, помимо Карреля, тоже удостоверили ее исцеление, католическая церковь в 1964 году отказалась рассматривать этот случай как чудо. В качестве разумного довода отцы церкви приводили тот факт, что присутствовавшие врачи не приняли в расчет возможность ложной беременности. Скептики уцепились за этот диагноз как за спасительный, хотя ложная беременность не связана с образованием твердых уплотнений в районе живота, которые прощупывал врач во время обследования больной; также представляется невероятным, чтобы Байи смогла убедить нескольких врачей в том, что она умирает, если она не умирала, или что ее живот в течение получаса стал плоским без видимых выделений. Но больше всего меня привлекает в данном случае Алексис Каррель, поскольку он выступает в качестве уполномоченного той внутренней борьбы между верой и разумом, которую мы наблюдаем. Будучи непосредственным очевидцем исцеления, Каррель тем не менее вернулся в Лион без малейшего намерения опубликовать отчет о случившемся. В Лионском университете того времени, особенно на медицинском факультете, были весьма сильны антиклерикальные настроения. К несчастью для него, местная газета растрезвонила историю об исцелении Байи, и она вызвала сенсацию. Каррель упоминался как один из свидетелей и, под давлением обстоятельств, вынужден был написать отчет об этом событии. Он попытался было выгородить себя и уйти от прямого ответа, заявив, что хотя виденное им и было реальностью, но оно, должно быть, имеет какую-то неизвестную естественную причину. Но попытка отсидеться за стенами кончилась для него плачевно. Когда эта новость достигла медицинского факультета, старший профессор сказал ему: «Излишне говорить, сударь, что с такими взглядами, как ваши, вы никогда не станете членом нашего факультета. У нас нет места для таких, как вы».

Убедившись, что ему не светит даже должность врача в местной больнице, Каррель эмигрировал в Канаду, а оттуда в Соединенные Штаты, где в 1906 году поступил в только что основанный Рокфеллеровский институт медицинских исследований. Виденное им не отпускало его до конца дней, но он так и не стал верить в чудеса, да и вообще не стал верующим: хотя он и воспитывался в благочестивой религиозной семье и учился в иезуитской школе, но к тому времени, когда стал врачом, он отошел от католичества. Но его жизнь была отмечена еще одним необычным событием, которое скорее следует расценивать как удачное, а не чудесное стечение обстоятельств. В 1894 году, когда Каррель был еще молодым хирургом, на тогдашнего президента Франции Сади Карно было совершено покушение: наемный убийца ранил его ножом в живот, серьезно повредив большую брюшную вену. В то время не существовало надежной хирургической техники для зашивания больших кровеносных сосудов, поэтому Карно жестоко страдал и умер через два дня.

Это побудило Карреля начать изучать анатомию кровеносных сосудов, способы их соединения и методы их хирургического сращивания. За свои исследования он в 1912 году был удостоен Нобелевской премии в области медицины. По возвращении во Францию он снова обратился к столь поразившему его воображение делу Байи и периодически наезжал в Лурд в надежде стать очевидцем еще одного подобного чуда и найти ему естественное объяснение. В 1910 году он стал свидетелем того, как к одиннадцатимесячному младенцу, родившемуся слепым, неожиданно вернулось зрение. Но он так и не нашел удовлетворительного ответа на смущавшие его загадки. В 1948 году, после выхода в свет его мемуаров «Путешествие в Лурд», опубликованных спустя четыре года после его смерти, вокруг имени Карреля разгорелась нешуточная полемика. Журнал «Сайентифик Американ» в 1994 году опубликовал скептическую статью о нем (хотя и с похвалой отзывался о его исследовании кровеносных сосудов), но это никак не изменило отношения к нему со стороны верующих католиков, среди которых он пользовался горячей защитой и поддержкой.

Так к чему или куда отнести чудеса, чтобы поддержать веру? Они – ярчайший пример истины: «Во что веришь, то и видишь». Верующие склонны принимать чудеса как они есть; скептики склонны не признавать их вообще. В принципе, это очевидно, но мы можем пойти чуть дальше. Если факторы, сокрытые в уме, навязывают вам то или иное образное восприятие, тогда вся проблема поиска непоколебимых доказательств может попросту оказаться отвлекающим маневром.

Настоящая проблема однако в том, как объединить естественное и сверхъестественное, чего, собственно, и добивался доктор Каррель. Отделять одно от другого уже давно стало привычным. Наука стремится укладывать все явления в один ментальный ящик, а чудеса – это уже другой ментальный ящик. Прошло время, когда эти ящики должны были храниться запечатанными. Я хочу сказать, что вовсе не нужно отменять чудеса, чтобы оберечь науку; как раз напротив. Когда Эйнштейн заявил, что любое научное открытие невозможно без чувства трепета и чуда, он отнюдь не страдал разжижением мозгов. Во Вселенной, где видимая материя составляет только 0,01 % от общего объема творения, было бы глупо заниматься наукой без ощущения того, что реальность невероятно загадочна. Темная материя в чем-то сродни святому: если первая существует на границе неизведанного, то второй существует там же – без пищи. Упрощенная логика и устаревшая наука, взятые на вооружение Докинзом и компанией, даже отдаленно не приближаются к разгадке того, как действует реальность.

В 1905 году Папа Пий X издал указ: прежде чем признать любое исцеление в Лурде как чудесное, оно должно пройти тщательные медицинские контроль и обследование. К нынешнему времени, после досконального критического разбора и расследования, официально признаны в качестве чудес 67 случаев исцеления. Самый последний, от 2002 года, случился с французом, который излечился от паралича, – событие, которое двадцать врачей Медицинского бюро в Лурде назвали «поистине замечательным». Конечно, этот случай весьма далек от чудесного; здесь, как говорится, дистанция огромного размера. Но разве дело в числах? Все, что требуется, – не суммировать все предполагаемые чудеса, случившиеся в истории человечества (а их тысячи), но объяснить хотя бы одно. Сверхъестественное не будет признано действительным или достоверным, пока не будет связано с естественным; раздельный мир удовлетворяет только верующих, которые такие же скептики, но наоборот: они приемлют чудеса столь же легко, сколь легко их противники эти чудеса отвергают.

Есть только одна реальность, и она бесконечна. Если просто разрубать или разрезать реальность на куски, подобно буханке хлеба, то от этого она не становится более понятной. Тем более если куски, которые отдают чем-то сверхъестественным, просто выбрасывают. Да, наука делает все более и более тонкие разрезы, подбираясь все ближе к самим истокам материи и энергии. Но если претенциозно заявлять, что хлеб возможен только в нарезке, отрицая наличие целой буханки, то это грубая ошибка. Возможно, это сравнение слишком убого, зато оно наглядно показывает, какую именно ошибку делает современная наука: она изящно разрезает природу на куски и пакует ее в крошечные пакетики знаний, упуская при этом чудесность целого.