«Разрушая чары»

В ходе беседы львиную долю времени «всадники» уделили своим многочисленным критикам, врагам, недоброжелателям и интеллектуальным оппонентам. По словам Деннета, самые злобные отклики на его сочинения пишут люди неверующие, люди, которые вообще далеки от религиозности. И он знает, почему они это делают. Потому, что они «очень, очень боятся» задеть чувства своих верующих друзей. Что тут скажешь? Взгляд, не соответствующий реальности, и весьма недальновидный. В своей книге «Разрушая чары», вышедшей в свет в 2006 году, Деннет делает неверие главным предметом своего исследования. В своей рецензии на книгу выдающийся физик Фримен Дайсон проводит такое различие между атеистами: «Есть два вида атеистов: обычные, которые не верят в Бога, и страстные, которые считают Бога своим личным врагом». И приходит к такому выводу о методе автора: Деннет стремится уничтожить врага, но при этом использует не метод нападения, а нечто совершенное противоположное.

«Деннет играет в игру под названием “Разрушение религиозных чар”, – пишет Дайсон, – выставляя религию в глупом свете». Бо́льшую часть своей книги он посвящает нападкам на американские мега-церкви и на людей, как правило, малообразованных и принадлежащих к низшему сословию, которых дурачат евангелические проповедники. Особенно активно Деннет высмеивает одну мега-церковь, отцы которой на специальном заседании отказались от слова «святилище» как слишком религиозного, зато все свое внимание уделили проблеме парковочного места, которое, по их мнению, слишком уж большое.

В качестве главного аргумента в своей книге Деннет опирается на эволюционную теорию, проводя все те же неуклюжие параллели. Например, извечный вопрос: «Почему мы поклоняемся Богу?» – он рассматривает с точки зрения инбридинга собак. Ведь люди разводят собак ради получения особых характеристик, и одна из них – послушание и верность хозяину. Древняя собака часто погибала, защищая своего хозяина от опасностей, и современные собаки унаследовали ту же черту. Переходя к верующим, Деннет спрашивает: «Разве мы подсознательно не перенесли эту модель преданности хозяину на Бога, столь же преданно служа теперь Ему?»

Чтобы не быть слишком уж категоричным, Деннет отвечает: «Вероятно». Но эта позиция объективности слишком искусственна, а потому сомнительна. Сравнение между собаками, рабски преданными своему хозяину, и верующими, рабски преданными своему повелителю – Богу, попахивает диффамацией. (В другом месте Деннет приводит не менее отталкивающее сравнение между «червем-паразитом, внедрившимся в мозг муравья, и идеей, внедрившейся в человеческий мозг».) Средняя часть книги Деннета, где подробно рассматривается тема эволюции религии, посвящена животному царству – примитивному, импульсивному, управляемому генами и инстинктивным поведением, – которое берется в качестве незаменимой модели для изучения вопроса, почему люди пришли к вере в Бога.

На определенном этапе эволюции, заявляет Деннет, люди просто не верили в сверхъестественные объяснения естественных событий. Но, создав в своем невежественном воображении такую фикцию, как Бог, верующие вступили в новую эволюционную стадию: они начали навязывать свою религию. Выросла «мощная общественная сила», которая исподволь внушала людям: «Лучше вам поверить в это». Так к невежеству добавился страх. Деннет называет этот новый настрой умов «верой в вере», и этот настрой, по его словам, все еще не исчерпал своих возможностей. В сущности, говорит он, большое число верующих не верит в учения церкви, но они хотят защитить общественный порядок, часть которого – религия, так же как человек защищает демократию со всеми ее несовершенствами. Вместо того чтобы верить в Бога, что довольно трудно, вам нужно лишь хотеть верить; и этого вполне достаточно, чтобы сымитировать веру.

Термин «вера в вере» вовсе не так уж пуст по своему содержанию. Как утверждают психологи, в группах и сообществах давление и принуждение к подчинению используется повсеместно. Это же характерно и для поведения молодых людей. (Кто, учась в средней школе, не испытал это чувство и муки отторжения, когда вас почему-либо исключили из общей стаи соучеников?) Нередко подчинение используется во зло – например, в таких преступных организациях, как мафия, или в таких темных течениях, как нацизм. Но Деннет при этом не видит, что давление группы не всегда пагубно. Ведь именно оно заставляет солдат идти в сражение за правое дело, например за освобождение рабов. А те, кто работает в офисах, чувствуют порой неодолимое влечение (под негласным давлением коллег и сослуживцев) к оказанию благотворительности. Но вместо того чтобы рассматривать социальное давление как общую закономерность общества, Деннет втискивает его в свою эволюционную схему. Поскольку «вера в вере» по сути проста, намного проще, чем вера во Всемогущего Господа, она способна быстро привиться, и следующее поколение унаследует ее, даже не подозревая, что происходит. Поэтому религия только добавляет мощи к своей несгибаемой способности к выживанию. Деннет надеется, что в будущем исследователи изучат «веру в вере». Однако изучат не с тем, чтобы добыть научное знание, а с другой целью. Ибо как только выяснится, что вы оказались внушаемы к «вере в вере» и восприняли эту идею, то вы сможете ее отвергнуть – еще один шаг, ведущий к разрушению чар.

Деннет в таких словах формулирует свою позицию: «Я задаю эти вопросы лишь во имя науки. И не претендую на то, чтобы получить ответы». В действительности его предубеждение против религии выпирает буквально отовсюду. Дайсон тоже говорит о том, что многие его друзья-ученые не чужды тех же предубеждений. Один его коллега, известный ученый, к которому Дайсон питает глубокое уважение, как-то сказал, что «религия – это детская болезнь, от которой мы понемногу оправляемся». А вот еще один пример: известный венгерский математик, страстный атеист, всегда, когда говорил о Боге, называл Его не иначе, как «ГФ» – аббревиатура, означающая «главный фашист».

«Он называл Бога “ГФ”, – пишет Дайсон, – поскольку в его воображении Бог представал фашистским диктатором вроде Муссолини, могущественным, жестоким, но тугодумом». Чтобы перехитрить диктаторов Италии, Германии и Венгрии, математик был вынужден постоянно переезжать из страны в страну. Их он перехитрил, а потом перехитрил и ГФа, ибо оказался интеллектуально более гибким и одаренным. Решая сложнейшие задачи из области высшей математики, он, по собственным словам, стал умнее Бога. Деннет и другие «всадники» тоже всячески упражняют свой гибкий ум, но затем сводят все свои усилия на нет неприкрытой личной враждебностью и нетерпимостью. (В видеофильме Деннет решительно заявляет: «В науке нет места тайнам».)

Дайсон делает такой ключевой вывод о несбалансированном подходе к религии, который присущ Деннету: «Нет ничего плохого в таких предубеждениях, если исходить из того, что они общепризнанны». Прозрение начинается с того момента, когда вы видите, что ваши чувства противоречат вашим мыслям и искажают их. Давайте на минуту оставим Бога в покое и поразмышляем. Мы все в процессе жизни создаем себе врагов, людей, не умеющих рассмотреть то хорошее, что заложено в нас, и фокусирующихся только на плохом. Ваш враг воображает, что вы обидели его или сделали что-то непростительное, хотя вы всего лишь отстаиваете идеи, религиозные или политические, которых он не приемлет. Ненависть сводит все в одну точку. Возможно, вы поступили в Гарвардскую богословскую школу, посвящаете всю свою жизнь богослужению и отдаете половину дохода на благотворительные цели. Но кого это волнует, раз вы врезались в мою машину и оставили в ней вмятину! Через фокусный окуляр своего видения, сводящий все в точку, враг видит только крошечную часть вас самих.

Но здесь – здесь разыгрывается генеральная стратегия. «Четыре всадника» маскируют свою нетерпимость, противопоставляя свои просветленные «я» всей массе обманутых верующих. В один из моментов Деннет декларативно заявляет, что верующие не должны сбрасывать со счета те ошибки, которые они, возможно, совершают, «как это делаем мы в нашей собственной жизни». (Протягивая руку за напитком, с зажатой в пальцах сигаретой, Хитченс при этих словах даже не смущается.) Мы быстро забываем об объективности, когда приходит время заставить людей усомниться в непогрешимости своей морали. Позволю себе привести пример. В своей книге «Разрушая чары» Деннет предает анафеме современных мусульман за то, что они не выступают против экстремистов в рамках своей веры. Это, несомненно, серьезная проблема. Он приводит в доказательство провокационное высказывание писателя и врача Стивена Вейнберга: «Хорошие люди будут совершать добрые дела, а плохие люди – недобрые. Но хорошие люди, совершающие недобрые дела, – это и есть цена религии».

Скорее уж цена науки, а не религии! Какое число нормальных миролюбивых ученых выступает против огромного ядерного арсенала Америки (или России, если ученые работают там) или против смертельных токсинов, содержащихся в воздухе и почве, когда миллиарды тратятся на разработку и создание химического и биологического оружия и технологию механизированной смерти, которая движет современными армиями? Получается двоякая мораль. Вернее, мораль ущемляется и с той, и с другой стороны. Дайсон, рассматривающий религию изнутри, то есть как сугубо личное переживание, заключает, что она сделала неизмеримо больше добра, чем зла. И добавляет вескости сказанному зрелым суждением: «Я пока не вижу способа свести дебет с кредитом или уравновесить чашу весов между злом и добром, между тем хорошими и тем плохим, что сделала религия, и с помощью какого-то непредвзятого процесса решить, чего больше». Воинствующий атеизм давно бы сошел на нет, если бы принял эту беспристрастную оценку.

Деннет относится к религии как к природному явлению; для него это некая форма биологического поведения, ничем не отличающаяся от борьбы неандертальца за самку или от собачьей преданности хозяину. Чтобы понять, как она действует, ее нужно подвергнуть объективному исследованию – вроде того, какому врач подвергает депрессию, изучая механизмы ее воздействия на человека, или туберкулез легких, изучая механизм его распространения в этих органах. Как только мы поставим диагноз, что именно движет религиозными людьми, мы сможем решить, что делать с их поведением и их странной привязанностью к Богу.

У Деннета, без сомнения, есть свои мотивы и причины заигрывать с обеими сторонами, то есть относиться к религии с неприкрытым любопытством и в то же время лично высмеивать все, с ней связанное. Он как биолог в поле, который раскапывает термитники, чтобы добыть нужные сведения, и в то же время испытывает отвращение к этим насекомым. Но эта стратегия слишком далека от человеческой природы. («Читая это, – прокомментировал один рецензент, – я чувствовал себя, словно я инопланетянин, представитель чуждого Земле вида».) Никакой научной загадки тут нет, и помещать под микроскоп тоже нечего. Духовность возникала во всех культурах во все времена по чисто человеческим соображениям, которые нам всем понятны, ибо стремление познать Бога, душу, внутренний мир, обрести исцеление и трансцендентную любовь в человеке всегда неистребимо. Дайсон приводит слова своей матери, которая относила себя к категории сомневающихся или скептически настроенных христиан: «Можно выбросить религию за дверь, но тогда она влезет обратно через окно».

Дайсон иллюстрирует истинность слов своей матери с помощью забавного и даже трогательного случая из российской действительности после падения коммунизма. Будучи в Москве, Дайсон с женой поехали на север, чтобы осмотреть художественные богатства, древние реликвии и росписи Сергиево-Посадского монастыря, который традиционно считается центром русской православной веры. При советской власти религия находилась под запретом почти семьдесят лет. К удивлению Дайсона, «молоденькая девушка-экскурсовод, которая показывала нам места и окрестности, почти ничего не сказала о древности зданий и художественных шедеврах, которыми мы должны были бы восхищаться. Вместо этого она битый час рассказывала о своей собственной вере и тех таинственных влияниях, которые якобы исходили от останков древних святых, погребенных в гробницах внутри церкви». Дайсона взволновало увиденное и услышанное. «После официального запрета на религию, длившегося в течение трех поколений, когда у власти стояло безбожное правительство, – сказал он, – из старых корней вновь стали пробиваться новые ростки веры».

Упрямец может перевернуть эволюционные доводы с ног на голову. Религия – лучший пример выживания сильнейшего и наиболее приспособленного, и Бог столь же неодолим и незыблем, как сама жизнь.