КОМСОМОЛЬСКАЯ РОМАНТИКА
На вопросы журнала отвечает писатель Юрий Поляков
Немодный реализм
-Юрий Михайлович, вы один из немногих сегодня в России писателей, которые пытаются осмыслить то, как живет страна. Причем идете вы по почти высохшему руслу, где когда-то текла широкая река реалистического романа. Почему же вы не окунулись в полные воды постмодернизма?
-Я бы разделил всех писателей на четыре категории - по тому, какими они сами хотят себя видеть: модными, интересными, умными и образованными, а также адекватными своему времени и обществу. Отношу себя к последним, поскольку всегда пишу о том, что волнует меня, а не жюри премии «Букер» или, если брать советский период, коммунистическую партию. Когда попал в армию, увидел вещи, которые не соответствовали моему представлению о советской армии, и написал «Сто дней до приказа». Когда вернулся оттуда, мое место в школе оказалось занято, и я случайно попал на работу в райком на год. То, что там увидел, меня сильно взволновало, я понял, что происходит что- то очень неправильное. Написал «ЧП районного масштаба». Эти повести, вышедшие в 85-м и 87-м годах, сделали мне имя. Такой подход к делу я сохранил на всю жизнь. Когда вошел в моду постмодернизм и за верность ему стали давать премии, переводить и всячески поддерживать, туда ринулись почти все, включая многих реалистов, а я продолжал писать в духе, как назвал один из критиков, гротескного реализма. Это, конечно, критический реализм, но он достаточно сильно пропитан сатирой, у меня были учителя и предшественники. Достаточно назвать Булгакова.
Мне всегда хотелось адекватно отображать время и состояние общества, в которых мы живем, в начале 1990-х годов, когда советский социум стал превращаться в постсоветский, понял, что об этом надо писать обязательно. Ломка та была не такой бурной и кровавой, как в период Гражданской войны, но по масштабам изменения общества и ценностных ориентиров они вполне сопоставимы. Постмодернизм же в ту пору оказался нужен для расправы с советской идеологией, для этого он - идеальное оружие: ценностей и нравственных императивов нет, главное - всё подвергнуть сомнению и высмеять. Он, может, и полезен в периоды стабильности, но когда страна в состоянии холодной гражданской войны, не до игр в интертекстуальность!
- В «Замыслил я побег...» вы задумывали вскрыть первопричины развала СССР.
-Захотелось показать переход: как накапливалась энергия, которая потом сокрушила страну; как появились люди, которые были совершенно лишены ответственности за всё, начиная с семьи и заканчивая державой; как это всё стало превращаться в энергию разрушения; как всё развалилось; как на развалинах эти безответственные люди пытались найти свое место. Примерно те же задачи стояли перед послереволюционными писателями, но тогда их были десятки, если не сотни, а в моем поколении к этой теме обращалось всего несколько человек.
Роман «Замыслил я побег...» вышел в конце 1990-х, раз 20 переиздавался, переводился на многие языки, в Китае он рекомендован сотрудникам ЦК КПК. Его читают, чтобы понять, что произошло в СССР. Таким образом, проза может служить источником не только философского или эстетического постижения мира, но и - социологического, политологического знания.