Глава 54
2013, конец лета
– Мой сын изнасиловал вашу жену. Она сама мне все рассказала, и я ей поверил. Сожалею. Мне очень жаль, что все так случилось…
Бедняга. Слишком много на него разом свалилось. Слишком уж я прямо с ним говорил. Мы сидели в больничном кафе. Он принес мне чашку чая. Буквально силой заставил меня выпить. Я пытался отказаться, говорил, что не хочу, но он все хотел меня… успокоить, что ли, – сделать так, чтобы я почувствовал, что меня рады видеть. Сказал, что все равно идет себе за чаем. Он неправильно понял мое состояние – решил, будто я все никак не могу прийти в себя после своего последнего визита сюда. Едва он поставил чашку на стол, как я все ему и выпалил. Теперь повторял более медленно:
– Мой сын изнасиловал вашу жену. Она мне все рассказала, и я ей поверил. Мне больно говорить это, но да, я думаю, что сын был на это способен… мне очень, очень жаль.
Мне хотелось говорить и говорить, но я заставил себя замолчать. Надо дать ему время переварить услышанное. Наверняка у него возникнут вопросы, и я должен буду на них ответить.
– Жена, говорите, все рассказала?
– Да.
– Кэтрин?
– Да.
– И вы ей поверили?
Я кивнул. Он заглянул куда-то мне через плечо. Вокруг нас сидели люди, но за столиком мы были одни. Мы были похожи на отца и сына. Люди решат, что моя жена, его мать, в палате, лечится тут, а мы утешаем друг друга.
– Да, я уверен, что она говорит правду, – повторил я. – Мой сын изнасиловал вашу жену.
– И когда она вам это рассказала?
– Вчера. Она приходила ко мне домой…
Он переваривал мои слова. Избегая смотреть мне в глаза, задел взглядом плечо, потом перевел его еще ниже, тупо посмотрел в чашку из дешевого фарфора, обхватил ее обеими ладонями.
– Вчера?
– Да. Вчера утром она приходила ко мне домой.
Тут он поднял взгляд, и я увидел, насколько он измучен. Пустой взгляд, волосы, совсем недавно еще светлые, тронуты сединой.
– Но почему же она сама мне не сказала? Это от нее, а не от вас я должен был все узнать.
На этот вопрос у меня ответа не было. Пусть спросит о чем-нибудь еще. На что я смогу ответить. Наступившее молчание становилось все тяжелее, оно поедало воздух между нами, и я чувствовал, как в груди его нарастала ярость. Он пробуждался… Четыре, три, два, один.
– Ну а вы почему молчали?! Наверняка все уже давно сами знали. Подонок! Почему раньше мне ничего не сказали?
– Да не знал я ничего. Не знал до вчерашнего дня. И с женой вашей только вчера познакомился. Но когда она села напротив меня и начала рассказывать эту историю, я понял, что все это правда. А кому приятно узнать, что его сын способен на такое?
Он беспорядочно хватался руками за воздух, словно искал точку опоры. Он был поражен в самое сердце. Теперь я понимал, что это такое. Мы оба поражены в самое сердце.
– Он ее изнасиловал?
Я кивнул.
– По-вашему, он был способен на это, и вы молчали… Для него это был не первый раз…
– Нет, нет, ничего подобного, – перебил его я. – Но надо было слышать ее рассказ, все эти подробности, нож… Нет, она точно говорила правду…
– А фотографии?..
И я увидел, что его начало охватывать чувство вины. Он перегнулся через стол, стиснул мне плечи и пролил на ноги обжигающе горячий чай. Женщина, сидящая рядом, обернулась на нас. Должно быть, удивилась, отчего это я сижу как истукан, не двигаясь и не издавая ни звука, но я и на самом деле ничего не ощущал.
– А ведь я сочувствовал вам, – сказал он. – Я испытывал благодарность к вашему сыну, этому подонку, за то, что он…
Он оттолкнул меня и обхватил лицо руками.
– Я должен был сказать вам это прямо – не по телефону.
И потом я, жалкий трус, напомнил ему, что книгу написал не я, а моя жена. Его передернуло. Слова мои звучали, словно я обвинял Нэнси, но это не так. Раньше я верил тому, что она написала, и чувствовал себя обязанным – перед ней обязанным – предать написанное гласности. Это была ее книга, ее слова.
– Она не хотела, чтобы кто-то это прочитал. Наверное, и мне надо было оставить рукопись в покое…
– Но вы послали книгу моей жене. И сыну. А мне – фотографии. О Господи! Как это могло случиться? Вы же сами только что признали, что он был способен на такое, так почему даже не усомнились в написанном?
– А вы? – Я съежился, почти физически ощущая боль, которую причинил ему своим вопросом.
– Почему я не усомнился? – Он по-прежнему не отрывал ладоней от лица.
Я видел, что у него вздрагивали плечи, мне хотелось протянуть руку и коснуться его, но что-то меня остановило. Мне его не утешить, мне не найти слов, которые могли бы избавить его от чувства вины или стереть образ жены, читающей эту гнусную книгу и словно бы вновь подвергающейся насилию. Мне здесь нечего больше делать. Все кончено. Теперь он все знал. Я оставил его одного и поднялся в отделение интенсивной терапии. В палату не зашел, просто посмотрел в окно, надеясь найти взглядом Ника, и увидел ее стоящей на коленях у кровати сына. Казалось, она спала.