Линия шестая
Укрощение генералов
Страх перед маршалом Жуковым
Война закончилась, вождь перестал зависеть от своих военачальников, и присущая ему подозрительность в отношении военных взяла верх. В разговорах с маршалами и генералами зазвучали упреки в «зазнайстве» и в «отсутствии большевистской скромности». В этих словах отразил ось некое беспокойство вождя: а вдруг боевые маршалы и генералы, увенчанные воинской славой, станут менее управляемыми?
Маршалы и генералы вернулись с войны победителями, в блеске славы. Не станут ли претендовать на более заметное место в жизни страны? Вот Сталин и решил указать им их место.
На следующий день после Парада Победы в 1945 году маршал Георгий Константинович Жуков собрал у себя на даче близких ему генералов. Счастливые военачальники с радостью пили за Георгия Константиновича как за выдающегося полководца. Все разговоры на даче Жукова записывались, а записи показали Сталину. Он был крайне раздражен, потому что настоящим победителем считал себя, а вовсе не Жукова.
В этом мире, говаривал Наполеон, есть только две возможности – или командовать, или подчиняться. Георгий Константинович Жуков принадлежал к тем, кто с детства мечтает командовать другими. В нем было умение подчинять себе. Он родился таким, такова его генетическая структура.
Жуков взлетел, как взлетали и другие отличившиеся начальники. Сталину претила обычная форма карьерного роста. Понравившегося он сразу определял на высокий пост. А дальше – как у кого. Георгий Константинович оказался таким, кто на всякой должности на месте.
Жуков не испытывал страха ни на поле боя, заваленном трупами, ни на кремлевском паркете, натертом до блеска. У него было мужество решимости, без которого немыслим военачальник, полководец. И крепкие нервы. Он безостановочно продвигался вверх. Не потому, что ему кто-то ворожил. А потому, что не продвигать его было невозможно.
Осенью сорок первого, когда вермахт стоял у ворот Москвы, Сталин в отчаянии призвал на помощь генерала Жукова. Этот беспредельно жесткий и уверенный в себе человек вселял в вождя надежду и уверенность. Жуков руководил обороной окруженного Ленинграда. 5 октября 1941 года Сталин приказал ему немедленно прибыть в столицу.
Прямо с аэродрома Жукова доставили на кремлевскую квартиру вождя. Сталин был простужен, плохо выглядел. Пребывал в бешенстве от неумелых действий командующих фронтами, оборонявших столицу. Подошел к карте, указав на район Вязьмы, объяснил:
– Сложилась очень тяжелая обстановка. Немцы через три-четыре дня могут подойти к Москве. Я не могу добиться от Западного и Резервного фронтов доклада об истинном положении дел. Ни Конев, ни Буденный не знают, где их войска и что делает противник.
Пути на Москву, вспоминал Жуков, по существу, были открыты. В этой ситуации он принял под командование Западный фронт с задачей остановить немцев.
16 октября, уже подписав постановление об эвакуации столицы, Сталин все-таки спросил Жукова, смогут ли войска удержать Москву? Георгий Константинович твердо ответил, что он в этом не сомневается.
– Это неплохо, что у вас такая уверенность, – сказал довольный Сталин.
Непоколебимая стойкость Жукова, считавшего, что столицу удастся отстоять, подействовала на Сталина. Выяснилось, что бежать нужды нет. Можно и нужно, выполняя свой долг, сражаться за город. Железная воля Жукова помогла спасти Москву в сорок первом. Но его упрекали в том, что он не жалел людских и материальных ресурсов.
Жукова на склоне лет спросили:
– Правда ли, Георгий Константинович, что вы были на войне жестоки?
Маршал ответил:
– Время было такое – война вообще жестока.
«Многие из тех, кто пишет о Жукове, акцентируют крутость характера полководца, – писал ответственный редактор «Красной звезды» генерал Давид Ортенберг. – А ведь ему было свойственно и другое. Например, расположение к людям, делившим с ним тяготы войны».
До самой его смерти им восхищался почти весь мир. Он навсегда обеспечил себе место в истории. И если можно назвать человека, которого любит народ, то это именно он. Тем не менее значительную часть жизни маршал прожил в опале, несколько лет ждал ареста.
Маршал был уверен в своей непогрешимости. Если ему пытались возражать, говорил:
– Я уже докладывал Верховному, и он мои соображения одобрил!
Сталин выделял его из всех маршалов. Сделал своим заместителем, как Верховного главнокомандующего. Заботился о том, чтобы он оказывался на самых важных направлениях, чтобы с его именем связывались главные успехи: где Жуков – там победа. А после войны ополчился против маршала. Создается такое ощущение, будто вождь ревновал Жукова, завидовал его славе. Но ведь солнце не может завидовать луне? Сталин – такой великий – завидует простому маршалу?
Уже с середины войны органы госбезопасности, сообщая Сталину о настроениях среди интеллигенции, обращали внимание на такие высказывания: «Народ помимо Сталина выдвинул своих вождей – Жукова, Рокоссовского и других. Эти вожди бьют немцев, и после победы они потребуют себе места под солнцем. Кто-либо из этих популярных генералов станет диктатором».
Во время войны вождь бывал снисходителен к военным. Рассказывают такую историю. В кабинете вождя шло завещание, когда помощник доложил, что прибыл вызванный Сталиным генерал.
– Пусть войдет, – распорядился вождь.
Появившийся генерал с трудом держался на ногах. Он был смертельно бледен, понимая, какое ужасное преступление он совершил. Все затаили дыхание, ожидая невероятной вспышки гнева. Но Сталин мягко спросил:
– Вы как будто сейчас нездоровы?
– Так точно, – выдавил из себя генерал.
– Тогда мы встретимся с вами завтра, – сказал Сталин.
Когда генерал вышел, Сталин заметил:
– Товарищ сегодня получил орден за успешно проведенную операцию. Что его вызовут в Ставку, он, естественно, не знал. Ну и отметил на радостях свою награду.
Даже если это апокриф, то близкий к истине. После войны настали другие времена. Вождь больше не зависел от своих полководцев. Не прошло и года после того, как маршал Жуков, увенчанный славой, принимал в Москве Парад Победы, а над ним уже сгустились тучи. Первым заместителем наркома обороны стал сугубо штатский человек – Николай Александрович Булганин, перед войной – председатель исполкома Моссовета.
Почему Сталин подчинил ему целую плеяду полководцев, победивших в войне? Это был жест. Вождь не хотел возвышать кого-то из прославленных военачальников, напротив, поставил над ними комиссара, причем того, кого очевидно недолюбливали в войсках.
Жуков получил пост главнокомандующего сухопутными войсками. Причем из их состава вывели воздушно-десантные войска, которые стали самостоятельным родом войск. Жукову не понравилось, что он как главком фактически будет подчиняться не Сталину, а Булганину, которого он ни в грош не ставил.
Вождь воспринял недовольство Жукова как несогласие с его решениями.
Министерство госбезопасности приступило, как это называется на профессиональном языке, к оперативной разработке маршала. Иначе говоря, на него стали собирать показания и следили за каждым его шагом. Это называлось агентурное дело «Узел». В служебных документах Министерства государственной безопасности Жуков именовался так: «человек, претендующий на особое положение».
Сталин с нескрываемой иронией рассказывал:
– Вот все хвалят Жукова, а он этого не заслуживает. Говорят, что Жуков на фронте перед какой-либо операцией поступал так: возьмет горсть земли, понюхает ее и потом говорит – можно, мол, начинать наступление или, наоборот, нельзя, дескать, проводить намеченной операции.
В апреле 1946 года арестовали командующего военно-воздушными силами Главного маршала авиации Александра Александровича Новикова. В следственной части у Абакумова было разделение труда. Одни, малограмотные, выбивали показания из арестованных. Другие, с образованием, писали протоколы. Они так и назывались: «забойщики» и «писари».
– Следователи делились на три категории: один колет, другой записывает, третий окончательно дорабатывает, – со знанием дела объяснит позднее генеральный прокурор СССР Александр Михайлович Рекунков.
Сталину представили подписанные Новиковым показания: «Жуков очень хитро и в осторожной форме пытается умалить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования, и в то же время Жуков, не стесняясь, выпячивает свою роль в войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им».
1 июня 1946 года на заседании Высшего военного совета Георгий Константинович подвергся публичной экзекуции. Его вину сформулировали так: «Маршал Жуков, несмотря на созданное ему правительством и Верховным главнокомандующим высокое положение, считал себя обиженным, выражал недовольство решениями правительства… Маршал Жуков, утеряв всякую скромность и будучи увлечен чувством личной амбиции, считал, что его заслуги недостаточно оценены, приписывал себе разработку и проведение всех основных операций Великой Отечественной».
Публично унизив и оскорбив Жукова, Сталин лишил его должности главнокомандующего сухопутными войсками и заместителя министра Вооруженных сил. Его отправили командовать войсками второстепенного Одесского военного округа.
В феврале 1947 года Жукова вывели из числа кандидатов в члены Ц,К. Накануне пленума Сталин вызвал к себе руководителей партийного аппарата. Предупредил, что предстоит вывести из ЦК нескольких человек. Предложение о выводе Жукова поручил внести Жданову.
Кадровые вопросы рассматривались сразу после начала пленума, вечером 21 февраля 1947 года. Жданов попросил слова:
– Я вношу предложение вывести из состава кандидатов в члены Центрального комитета Жукова. Он, по моему мнению, рано попал в Центральный комитет партии, мало подготовлен в партийном отношении. Я считаю, что в кандидатах Жукову не место. Ряд данных показывает, что Жуков проявлял антипартийное отношение. Об этом известно членам ЦК, и я думаю, что будет целесообразно его не иметь в числе кандидатов в члены ЦК.
Председательствовавший на пленуме Молотов спросил:
– Кто желает высказаться по этому поводу? Нет желающих. Голосую. Кто за предложение товарища Жданова об исключении из состава кандидатов в члены ЦК Жукова – прошу поднять руки. Прошу опустить. Кто против? Таких нет. Кто воздержался? Таковых тоже нет. Предложение об исключении Жукова из состава кандидатов в члены ЦК утверждено единогласно.
Жуков встал, несколько помедлил, затем повернулся и четким строевым шагом вышел из зала. Маршал написал Сталину письмо, которое начиналось словами: «Исключение меня из кандидатов ЦК ВКП(б) убило меня».
Положение Жукова в Одессе было очень тяжелым. Местные власти и политорганы вели себя с ним самым оскорбительным образом. После отъезда Жукова с санкции Сталина на его даче и в квартире провели обыск. Его дочь Эра Жукова вспоминала:
– Были два обыска, которые я прекрасно помню. Кстати, в результате одного из них у меня украли фотоаппарат – подарок отца. Потом еще один обыск был на квартире.
Абакумов доложил Сталину:
«В соответствии с вашим указанием на квартире Жукова в Москве был произведен негласный обыск. Задача заключалась в том, чтобы разыскать и изъять на квартире Жукова чемодан и шкатулку с золотом, бриллиантами и другими ценностями.
По заключению работников, проводивших обыск, квартира Жукова производит впечатление, что оттуда изъято все то, что может его скомпрометировать. Нет не только чемодана с ценностями, но отсутствуют даже какие бы то ни было письма, записи и т. д.».
Искали конечно же не чемодан, а какие-нибудь собственноручные записки Жукова, которые могли бы помочь сконструировать против него дело.
Абакумов не терял надежды. Обещал Сталину:
«В Одессу направлена группа оперативных работников МГБ СССР для производства негласного обыска в квартире Жукова. О результатах этой операции доложу Вам дополнительно».
Кончилось это тем, что маршал свалился с инфарктом.
Генерал госбезопасности Борис Васильевич Гераскин вспоминал, как его, молодого чекиста, 31 декабря 1947 года включили в оперативную группу, которой поручили провести обыск на квартире бывшего водителя маршала Жукова. Самого водителя уже арестовали – прямо в гараже Министерства Вооруженных сил. Семья водителя жила в бараке в Хамовниках. Жена, не зная об аресте мужа, готовилась в Новому году, двое детей играли на полу…
Маршала Жукова продолжали травить.
20 января 1948 года ЦК «вынес т. Жукову последнее предупреждение, предоставив ему в последний раз возможность исправиться и стать честным членом партии, достойным командирского звания».
Министр вооруженных сил Булганин своим приказом снял маршала Жукова с поста командующего войсками Одесского военного округа и перевел в еще менее значимый Уральский военный округ. Это была показательная акция, чтобы все видели: даже самого Жукова наказали!
Офицеров из его окружения посадили, чтобы военачальники не заблуждались: мол, раз они войну выиграли, то им теперь все можно.
«Я был арестован 24 января 1948 года в Ростове без предъявления ордера и доставлен в Москву, во внутреннюю тюрьму МГБ, – вспоминал один из друзей Жукова генерал-лейтенант Константин Федорович Телегин. – С меня содрали одежду, одели в рваное, вырвали золотые коронки вместе с зубами. Министр госбезопасности Абакумов обругал меня матом как «врага Родины и партии» и потребовал, чтобы я признался в своей «преступной работе». Оскорбляя и издеваясь, следователи и руководство МГБ требовали от меня показаний о «заговоре», якобы возглавлявшемся Жуковым, дав понять, что он также арестован».
Герой Советского Союза генерал-лейтенант Владимир Викторович Крюков, в войну командовавший кавалерийским корпусом, был очень близок к маршалу. Его посадили в сентябре 1948 года. Вслед за ним арестовали его жену, Лидию Андреевну Русланову, замечательную исполнительницу русских народных песен.
Генерала Крюкова привезли в Министерство государственной безопасности. Следователь сразу предупредил:
– Ты уже не генерал, а арестант, станешь запираться, будем бить тебя как Сидорову козу.
Крюков возразил:
– Я еще подследственный, и из генералов меня не разжаловали.
Следователь подвел его к окну и сказал:
– Вот видишь там народ? Вот они подследственные. А ты уже осужден. От нас на свободу возврата нет. От нас дорога только в лагерь.
Крюкова доставили к министру госбезопасности Абакумову. Министр объяснил:
– Будешь упорствовать, будем бить и искалечим на всю жизнь.
Обвиняли Крюкова, как и других арестованных, в том, что он участвовал в заговоре, во главе которого стоял маршал Жуков. Генерала избивали до потери сознания, требуя, чтобы он дал показания о предательстве Жукова. Крюкова приговорили к 25 годам. Вслед за ним отправили в лагерь и его жену Лидию Андреевну Русланову.
А вождь продолжал получать показания арестованных военачальников, из которых следовало, что маршал зазнался, политически неблагонадежен, враждебен к партии и Сталину. В общей сложности по делу Жукова за решеткой оказалось около сотни генералов. Министр госбезопасности Игнатьев, принимая после арестованного Абакумова дела, спросил Сталина:
– Что с ними делать? Может быть, пропустить их через Особое совещание и отправить в лагерь?
Вождь ответил министру через Берию. Игнатьев добросовестно записал – товарищ Сталин, как передал товарищ Берия, сказал: пусть еще посидят.
Генералы были арестованы только на основании материалов прослушивания их разговоров. Поэтому их дела не хотят рассекречивать и по сей день. Аресты среди окружения Жукова шли почти до самой смерти Сталина. И маршал понимал, на какой тонкой веревочке он подвешен.
Но вот вопрос: а может быть, у Сталина были основания опасаться своих генералов?
Мятеж генерала Гордова
Генералы, храбро сражавшиеся в Великую Отечественную, сидели на Лубянке без суда и следствия несколько лет. Сразу после ареста их интенсивно допрашивали, выбивая нужные показания. А потом словно забыли. Даже перестали вызывать на допросы. Уже посадили и того, кто их арестовал, – бывшего начальника Главного управления контрразведки Смерш, затем министра госбезопасности Абакумова. А генералы томились за решеткой, гадая, почему они лишены права служить родине. Большинству повезло: вскоре вождь умер, и они вышли на свободу. Но нескольких человек Сталин успел расстрелять.
Среди них был Герой Советского Союза генерал-полковник Василий Николаевич Гордов. Большинство уничтоженных военачальников или боготворили вождя, или просто не интересовались положением в стране. Генерал Гордов прямо обвинял Сталина в несчастьях страны.
Василий Николаевич Гордов воевал еще в Первую мировую, получил лычки унтер-офицера. В Красную гвардию вступил в декабре 1917 года. В Гражданскую дослужился до командира полка. Окончил Академию имени Фрунзе. Великую Отечественную встретил на посту начальника штаба 21-й армии, в октябре сорок первого стал ее командующим.
«Небольшого роста, скорее сухой, чем полный, жилистый, с коротко стриженными под ежик седеющими волосами, – таким запомнил его один из подчиненных. – Черные колючие глаза под черными с проблесками седины массивными бровями пронизывали меня насквозь».
Его военная судьба не была ни легкой, ни простой. И трагедия начала войны не обошла генерала стороной.
«Я пробивался из окружения, – рассказывал Гордов жене, – с горсткой товарищей, ночуя в поле, в лесу, с бутылкой спирта ходил в разведку, три дня не ел хлеба, измучился до предела, еле-еле душа в теле».
Он писал жене, эвакуированной в Куйбышев:
«Дела, как ты знаешь, идут нехорошо. Погодин убит, Микульский убит, ехал со мной в одной машине… Наводил справки о Тупикове, надежда еще теплилась, теперь ее нет: Василий погиб… И рядом со мной многих не стало. Распространяться об этом, ты понимаешь, не следует.
Хорошо, что удалось поговорить с тобой из Харькова. Хрущев спросил, имею ли я связь с семьей. Какая связь! Хрущев приказал вызвать тебя, и через тридцать минут я слышал твой голос. Чуть не разревелся при всех присутствующих (Тимошенко, Хрущев), было так радостно и обидно за плохую слышимость и обрывы, сквозь которые все-таки прорывался твой голос… Много пережито, но еще больше предстоит пережить. Предстоит победить или умереть. Лучше победить, дорогая моя Нина и Пруха».
Дочка Ира, к которой обращался генерал, была приемным ребенком. У Гордовых долго не было своих детей, и они пошли в дом ребенка. Выбрали девочку с тяжелой наследственной болезнью. Врачи отговаривали. Она вдруг протянула к ним руки, и Гордов принял решение:
– Берем.
Василий Николаевич писал дочке с фронта:
«Папка тебя любит и хочет скоро с победой приехать к тебе и играть, гулять с тобой. Ты уже, наверное, большая и озорная. Посылаю тебе гостинец, шоколад и мыло, чтобы ты не болела. Зайку твоего я храню и привезу обратно. Шоколада посылаю, к сожалению, немного. Вот возьмем Берлин, тогда я тебе пришлю целый пуд.
Слушайся маму и люби папу. Пиши мне, Ирочка, и береги маму».
Судьба девочки сложилась трагически. Она подхватила тяжелое инфекционное заболевание, у ослабленного организма не было сил сопротивляться, и она сгорела буквально за сутки. Жена долго не решалась сообщить Гордову. Все-таки написала. Ординарец потом рассказал, что генералу стало плохо, он потерял сознание.
«Я живу сейчас очень напряженной работой, – писал Гордов жене, – имел большую неприятность: летел на У-2 и был сбит, остался невредим, если не считать небольшого повреждения ноги, так что о бодрости и веселости говорить не приходится».
В разгар тяжелых боев на юге страны понадобился командующий Сталинградским фронтом. Член военного совета фронта Никита Сергеевич Хрущев предложил Гордова, которого считал энергичным и храбрым. Генерал-майора Гордова вызвали к Сталину. Вождю нравились командиры с сильным характером и волей. Сталин назначил его командующим фронтом и сразу произвел в генерал-лейтенанты. Через много лет после войны маршал Жуков вспоминал, как прилетел под Сталинград: «Доклад Гордова произвел благоприятное впечатление, чувствовалось знание противника, знание своих войск и главное – вера в их боеспособность».
Гордов был жестким, но умелым военачальником. Не терпел затишья, жаждал наступления. За Смоленскую наступательную операцию в сентябре 1943 года был произведен в генерал-полковники. В апреле 1945 года получил «Золотую Звезду» Героя Советского Союза. Его армия участвовала во взятии Берлина, в освобождении Праги.
Маршал Иван Степанович Конев назначил генерала Гордова начальником пражского гарнизона. После возвращения на родину он возглавил Приволжский военный округ. Его избрали депутатом Верховного Совета. И вдруг он оказался в опале.
Пожалуй, его неприятности начались с Кулика, которого когда-то знала вся страна.
Маршал Советского Союза Григорий Иванович Кулик в Гражданскую войну оказался под Царицыном вместе со Сталиным, что определило его судьбу. В Первой конной армии под началом Буденного и Ворошилова Кулик командовал артиллерией. И в глазах Сталина Григорий Иванович был артиллеристом номер один.
Под псевдонимом «генерал Купер» Кулик отправился главным военным советником в республиканскую Испанию. После возвращения в тридцать седьмом получил орден Ленина и возглавил артиллерию Красной армии. В январе 1939 года Сталин произвел его в заместители наркома обороны.
В январе 1940 года Кулик докладывал Сталину о том, как неудачно разворачиваются боевые действия с Финляндией. Вождь высокомерно остановил его:
– Вы впадаете в панику. Я вам пошлю книгу об основах психологии. Греческие жрецы были умными людьми. Получив тревожную информацию, они шли принять ванну, а искупавшись, оценивали события и тогда уже принимали решения. Человек через свои органы получает различные ощущения – и разное дерьмо. Есть и сдерживающие центры, которые у Кулика слабые. Нужно отбросить весь мусор и решать на базе основных факторов, а не под влиянием настроений момента.
Маршал Кулик оказался прав. Война с Финляндией стоила большой крови. 21 марта 1940 года он получил «Золотую Звезду» Героя Советского Союза за то, что артиллерия крупных калибров взломала финские укрепления и проложила путь пехоте.
В первый же день Великой Отечественной Сталин отправил маршала Кулика на Западный фронт. Григорий Иванович и не заметил, как вместе с частями 3-й и 10-й армий сам оказался в немецком тылу. Радиостанции у него не было, сообщить о своем местонахождении он не мог. Никто не знал, где маршал. В суматохе и хаосе найти Кулика не удавалось. Поползли слухи, что маршал Кулик перешел к противнику. Сталин рвал и метал. А маршал вместе с бойцами 10-й армии почти две недели выходил к своим. Натер ноги, не мог идти, рассказывал потом, что в какой-то момент от отчаяния был готов застрелиться. И все же в июле сорок первого переправился через Днепр и попал к своим.
В других армиях выбравшихся из плена награждают за мужество и перенесенные страдания. Но Сталин не доверял окруженцам, и его отношение к Кулику изменилось.
Маршал Кулик был бездарным военачальником. Но Сталин упрямо доверял ему один полководческий пост за другим, а потом гневался из-за его неудач и провалов. Заместитель наркома обороны маршал Григорий Иванович Кулик и начальник Главного политуправления армейский комиссар 1-го ранга Лев Захарович Мехлис – две главные фигуры, на которые принято возлагать чуть ли не всю ответственность за провалы и поражения первого периода войны. Это произошло потому, что еще во время войны Сталин публично сделал их козлами отпущения.
В 1942 году Кулика лишили маршальских звезд, звания Героя Советского Союза и всех наград. Разжаловали в генерал-майоры. За Кулика вступился обязанный ему Жуков, и, казалась, опала была снята. Но военная контрразведка теперь следила за бывшим маршалом, а он, темпераментный по натуре, был несдержан на язык. В своем кругу высказывался откровенно.
10 апреля 1945 года известный военачальник генерал армии Иван Ефимович Петров написал на имя Сталина заявление. Петров обвинил Кулика в том, что тот «ведет недостойные члена партии разговоры, заключающиеся в восхвалении офицерского состава царской армии, в плохом политическом воспитании советских офицеров, неправильной расстановке кадрового высшего состава армии».
После смерти Сталина генерал Петров объяснил, что написать это письмо ему велел Абакумов. Начальник Смерша сам провел беседы с двумя генералами, которые хорошо знали Кулика. Донос на Кулика написал и генерал-лейтенант Георгий Федорович Захаров.
Кулик потом признал:
«Петров высказал мне недовольство снятием его с должности командующего 4-м Украинским фронтом. Как говорил Петров, его – заслуженного генерала – Ставка проработала за то, что он позволил себе вывезти из Румынии для личного пользования мебель и другое имущество. При царском строе, по словам Петрова, такое обвинение генералу не предъявили бы.
Захаров, проживавший этажом ниже, пригласил нас перейти в его квартиру. Разговорившись, я стал жаловаться на несправедливое, на мой взгляд, отношение ко мне Сталина. В этой связи я заявил, что правительство изгоняет из Красной армии лучшие командные кадры и заменяет их политическими работниками, не сведущими в военном деле. Из основных военных работников в руководстве армией оставался один лишь Жуков, но и его «отшивают». Я поднял тост за Жукова».
Роль политработников в армии вызывала недовольство и более лояльного генералитета. А тут собрались сразу три обиженных генерала! У всех троих не сложилась военная судьба, число падений превысило число взлетов.
О разговоре трех генералов информировали Сталина, поскольку подвыпившие военачальники посмели критиковать кадровую политику вождя. Кулик был исключен из партии с формулировкой «как морально и политически разложившийся». В июле сорок пятого Кулика назначили заместителем командующего войсками Приволжского военного округа. А командующим стал генерал Гордов. Он вел себя как порядочный человек – вместо того, чтобы сторониться опального генерала, обращался с ним по-товарищески.
Через год, 28 июня 1946 года, генерал-майор Кулик был уволен из рядов вооруженных сил в отставку. Худшее было впереди. Следствие по его делу шло полным ходом. Вспомнили, что за него хлопотал Жуков. Теперь это был состав преступления.
А Григорий Иванович Кулик ни о чем не подозревал и совершил непоправимую ошибку. Однажды в Москве он встретился со своим бывшим командующим Гордовым. Недавние сослуживцы обосновались в гостиничном номере и крепко выпили. Вспоминали войну, заговорили о Сталине, о Жукове…
Наивные в определенном смысле люди, они и не подозревали, что за ними следят. Может, думали, что отставники никого не интересуют?
Гостиничный номер, где встретились генералы, говоря чекистским языком, был оснащен техническими средствами контроля. Особисты записали также разговоры Гордова с другим его бывшим подчиненным – генерал-майором Филиппом Трофимовичем Рыбальченко, который после войны служил начальником штаба Приволжского военного округа. Три генерала из одного округа – это уже заговор.
Аппаратуру прослушивания установили и в квартире Василия Николаевича Гордова. Чекисты услышали все, что хотели. 3 января 1947 года министр госбезопасности генерал-полковник Абакумов доложил Сталину:
«Представляю при этом справку о зафиксированном оперативной техникой 31 декабря 1946 года разговоре Гордова со своей женой и справку о состоявшемся 28 декабря разговоре Гордова с Рыбальченко. Из этих разговоров видно, что Гордов и Рыбальченко являются явными врагами Советской власти».
Записка Абакумова означала смертный приговор генералам.
Что такого страшного сказал жене Герой Советского Союза Гордов?
Василий Николаевич говорил о только что снятом с должности маршале Жукове:
– Ты все время говоришь – иди к Сталину. А что сделал этот человек? Разорил Россию, ведь России больше нет! Значит, пойти к нему и сказать: «Виноват, ошибся, я буду честно вам служить, преданно». Кому? Подлости буду честно служить, дикости? Я бесчестным быть не могу, этого у меня в крови нет. Инквизиция сплошная, люди же просто гибнут. Сейчас расчищают тех, кто у Жукова был мало-мальски в доверии. Их убирают. А Жукова год-два подержат, а потом тоже… Я очень многого недоучел. На чем я сломил голову свою? На том, на чем сломали такие люди – Уборевич, Тухачевский…
– Когда Жукова сняли, ты мне сразу сказал: все погибло, – напомнила жена. – Но ты должен согласиться, что во многом ты сам виноват.
– Значит, я должен был дрожать, рабски дрожать, чтобы они мне дали должность командующего, чтобы хлеб дали мне и семье? Не могу я! Что меня погубило – то, что меня избрали депутатом. Вот в чем моя погибель. Я поехал по районам, и, когда я все это увидел, все это страшное, – тут я совершенно переродился. Не мог я смотреть на это. Отсюда у меня пошли настроения, я стал высказывать их тебе, еще кое-кому, и это пошло как платформа. Я сейчас говорю, у меня такие убеждения, что если сегодня снимут колхозы, то завтра будет порядок, будет рынок, будет все. Дайте людям жить, они имеют право на жизнь, они завоевали себе жизнь, отстаивали ее!
В конце 1946 года в стране начался жестокий голод. Во всем обвинили самих колхозников, «разбазаривавших государственный хлеб». Посадили почти десять тысяч председателей колхозов. 16 сентября 1946 года из-за засухи и неурожая подняли цены на товары, которые продавались по карточкам. 27 сентября появилось новое постановление «Об экономии в расходовании хлеба» – оно сокращало число людей, которые получали карточки на продовольствие. Лишиться карточек было тяжким ударом.
Приехавший навестить Гордова Филипп Рыбальченко остановился на его квартире, и они опять побеседовали по душам. Генеральские разговоры свидетельствуют о том, что и в ту пору были люди, которые понимали, что творится в стране, и не хотели с этим мириться.
– Нет самого необходимого, – с горечью говорил Рыбальченко. – Буквально нищими стали. Живет только правительство, а широкие массы нищенствуют. Я вот удивляюсь, неужели Сталин не видит, как люди живут.
– Он все видит, все знает, – бросил Гордов.
– Или он так запутался, что не знает, как выпутаться?.. Народ внешне нигде не показывает своего недовольства, внешне все в порядке, а народ умирает… Народ голодает, как собаки, народ очень недоволен.
– Но народ молчит, боится.
– И никаких перспектив, полная изоляция.
– Нам нужно иметь настоящую демократию, – сказал Гордов.
– Именно, чистую, настоящую демократию, – согласился Рыбальченко.
Первым в январе 1947 года Сталин разрешил арестовать Рыбальченко. Потом взяли и Кулика с Гордовым. Им инкриминировали «создание заговорщической группы для борьбы с советской властью на почве общности антисоветских взглядов».
В обвинительном заключении говорилось: «Гордов обвиняется в измене родины. Являясь врагом советской власти, стремился к реставрации капитализма в СССР и вместе со своими сообщниками высказывал угрозы по адресу руководителей партии и правительства, делал злобные выпады против главы советского правительства».
Чекисты приписывали троим генералам заодно и преувеличенную оценку роли Жукова в войне. Военная коллегия Верховного суда рассматривала дело бывшего маршала Кулика и бывших генералов Гордова и Рыбальченко 23 августа 1950 года. Григорий Иванович отказался от показаний, данных на следствии, – на допросах его избивали. Это судей не интересовало. Приговор был вынесен заранее: виновны в измене Родине.
24 августа Кулика, Гордова и Рыбальченко расстреляли.
Все годы у власти Сталин смертельно боялся генеральского мятежа. Были ли у него основания опасаться таких офицеров, как Гордов? Василий Николаевич не собирался устраивать военного переворота. Но он был настоящим патриотом, понимал, что творит Сталин, и у него душа болела за страну.
