Глава 22
Развернувшись в руках Дора, она приподнялась на цыпочки и прижалась к его губам, прильнув всем телом, больше всего сейчас нуждаясь в поддержке и тепле. Любимый всё понял без слов, бережно обняв, и поцелуй вышел долгим и нежным. Дор легко подхватил её на руки и понёс к кровати, не прерывая поцелуя, вкладывая в него все свои чувства, теснившиеся в груди. Тревогу, волнение, облегчение, что всё обошлось, и конечно, любовь. Они не разговаривали, да и не было нужды в словах: за них говорили руки, губы, прикосновения. Уложив Эллиа на кровать, Дор начал раздевать её мучительно медленно, наслаждаясь каждым мгновением, о чём говорил довольный огонёк в его взгляде и мечтательная улыбка на губах. Затаив дыхание, Ли следила, как пальцы любимого неторопливо скользят вдоль её ног, поднимая юбку, аккуратно снимают подвязку, нежно гладят тёплую кожу бедра над краем чулка…
Прикусив губу, Эллиа смотрела сквозь ресницы, прерывисто дыша, но не делая попытки перехватить инициативу: ей хотелось сегодня побыть просто любимой, желанной женщиной, хоть ненадолго забыть об опасности, грозившей им обоим. Шёлковый чулок пополз вниз, а за ним следовали чуткие пальцы Дора, и его губы, оставлявшие горячие узоры, от которых мурашки разбегались по всему телу. Эллиа чувствовала себя подарком, который разворачивали так, чтобы не повредить упаковку, растягивая удовольствие, и от этого ожидания в животе всё сжималось. Откинувшись на подушки, Ли уплывала в мягкое марево ощущений, окутавшее её невесомым облаком, и реальность отступила, утратила границы. Закончив с одним чулком, Дор приступил ко второму, избавляя от него так же томительно медленно, и девушка судорожно всхлипывала, стискивала покрывало, а кровь превратилась в тягучую, горячую карамель, наполнившую сладостью до самых краёв.
Ладони Дора скользнули по ногам Элли, добрались до бёдер, и сильное тело прижало к кровати, и рот снова накрыл горячий, долгий поцелуй, от которого закружилась голова. Девушка обняла любимого, чуть повернувшись и закинув на него ногу — чтобы Дору удобнее было расстегнуть пуговки на спине, а её ладошки уже нетерпеливо гладили плечи и грудь мужчины, дёрнули рубашку, жаждая избавиться от ненужной преграды. Дор ненадолго оторвался от губ Элли, позволив ей стянуть лишнюю одежду, и пальчики девушки с восторгом начали волнующее путешествие по рельефным мышцам, наслаждаясь их крепостью. Ли словно заново изучала любимого, отвечая на каждый его поцелуй своим, на каждое прикосновение дотрагиваясь до спины, плеч, груди. Они не торопились, стремясь доставить друг другу как можно больше удовольствия, впитывая эмоции каждой клеточкой, растворяясь друг в друге. Эллиа не заметила, в какой момент на ней не оказалось платья, просто вдруг поняла, что между их телами больше нет ничего, а сжигавший их жар стал теперь одним на двоих, общим пожаром, в котором так хотелось сгореть, расплавиться, раствориться.
Тихий, бессвязный шёпот, лихорадочное дыхание, томные стоны — всё вместе сплеталось в неповторимую музыку, музыку их любви, звучавшую только для них двоих. Руки, скользившие вдоль изгибов, заставлявшие забывать, как дышать, зажигавшие огонь в каждой клеточке, пальцы, знавшие, как и где дотронуться так, чтобы с любимых губ сорвался тихий вскрик от острой вспышки удовольствия — всё это сплелось в древний танец любви, который они оба прекрасно умели танцевать. И когда наконец Эллиа почувствовала Дора в себе, когда голодная пустота оказалась заполненной, девушка вцепилась в его плечи, подавшись навстречу, и мир перестал существовать. Остались только ритмичные движения, с каждым разом уносившие всё дальше, тяжёлое, прерывистое дыхание, сильное тело, прижимавшее к кровати, и стремительно нараставшее наслаждение, настолько яркое, что казалось, ещё одно мгновение, и Эллиа не выдержит, потеряет сознание. А потом всё растворилось в море эмоций, захлестнувших с головой, и Ли с удовольствием в нём утонула, растворившись в волшебном ощущении, что она принадлежит только этому мужчине, и он только её, ничей больше…
На второй день пребывания у графа репетиции всё же начались, только не после завтрака, как полагали Дор и Эллиа, а гораздо позже. Сначала к ним снова настойчиво рвалась Алейва, которую пришлось впустить и выслушивать её жалобы на ранний с её точки зрения подъём. Ли демонстративно не вылезала из постели, в которой буквально несколько минут они с Дором очень уютно позавтракали и в общем-то планировали ещё понежиться в ней. Любимый сидел рядом, естественно, одетый, и держал Ли за руку, молча наблюдая за ходившей туда-сюда по комнате Алейвой, сыпавшей возмущёнными словами.
— Нет, ну я же сказала, не будить меня! Позавтракать можно и позже! Что за невоспитанность! — твердила она, наслаждаясь собственной игрой.
Ли радовалась, что матушка, похоже, охладела к Дору, сделав стойку на дичь покрупнее, и хотя ещё время от времени бросала взгляды на будущего зятя, но уже не такие пламенные и призывные, как раньше. Скорее, кокетничала по привычке, подумалось Эллиа. И вообще, чем больше она думала о поведении Алейвы, тем крепче становилась уверенность, что для примы жизненно необходимо, чтобы все без исключения мужчины вокруг восхищались только ей. Что ж, тем лучше, что госпожа Оррих отстала от Дора, Эллиа меньше поводов для раздражения. И так нервная обстановка.
— Ли, ты должна мне помочь одеться, — заявила вдруг прима, остановившись напротив дочери. — Мне надо прилично выглядеть, — Алейва затрепетала ресницами, на её губах мелькнула предвкушающая улыбка.
Эллиа переглянулась с Дором, и он едва заметно кивнул. Вряд ли в спальне актрисы ей грозит опасность, женщина она, конечно хитрая, но не настолько, чтобы подстраивать Элли специально встречу с графом. И сам Анкард точно уж не будет использовать такие методы, девушка предполагала, что он предпочтёт действовать более прямо.
— Хорошо, сейчас оденусь, — с едва заметным вздохом раздражения ответила Эллиа.
— Дор, сходи пока проведай Ульмира, что там с ним, поправился он или нет, — обратилась Алейва к мужчине слегка капризным тоном.
В своей спальне, которая, как убедилась Ли, действительно выглядела скромнее её покоев, Алейва долго перебирала вешалки в шкафу, выбирая, в чём же пойти. Ей всё не нравилось, по её словам, девушка поняла, что прима хочет выглядеть сногсшибательно, дабы произвести на кавалера неизгладимое впечатление.
— Я тебе не сказала? — словно невзначай обронила актриса и оглянулась на Эллиа, держа в руках очередной наряд. — На репетицию обещал прийти Анджер, — Алейва мечтательно закатила глаза и продолжила речь. — Между прочим, у него своё поместье недалеко отсюда, и титул есть, он маркиз. Такими кавалерами, милочка, не разбрасываются, — назидательно произнесла прима и бросила наряд на кровать. — Только нерешительный больно, — женщина поморщилась, на её лице мелькнула досада, и Эллиа с внутренним смешком предположила, что скорее всего, Алейва ночевала одна. В отличие от дочери. — Ну ничего, я уверена, после сегодняшней репетиции равнодушным он не останется. Помоги застегнуть, — повелительно произнесла госпожа Оррих, поправив платье и повернувшись к Эллиа спиной.
Глубокий вырез спускался гораздо ниже лопаток, и застёжка оставалась только на узкой ленте вокруг горла, а руки прикрывали полупрозрачные свободные рукава, усыпанные бисером и блёстками. Глядя на мать, Ли уверилась, что репетиция опять превратится в балаган, особенно если этот кавалер матушки всё же явится. «Ну и ладно, всё равно ничего мы показывать не будем», — подумала девушка и отступила.
— Готово, — кратко произнесла она.
— Понимаешь, чтобы заинтересовать мужчину, надо выглядеть как можно соблазнительнее… — щебетала Алейва, крутясь перед зеркалом, и Эллиа перестала её слушать.
В Храме их учили совсем не тому. Вульгарные советы примы, что платье должно больше открывать, чем скрывать, что надо двигаться и садиться так, чтобы выгодно подать свою фигуру, и так далее, звучали для Элли пародией на то, о чём говорили наставницы. «Сексуальность не должна быть навязчивой, девочки, — зазвучал в её голосе голос Руолис. — Вы должны выглядеть женственно, и внешне, и в поведении. Но помните, ваша цель — не соблазнить как можно больше мужчин вокруг вас, а — одного, конкретного, вашего мужа. В первом случае такая навязчивая демонстрация вашей сексуальности может оттолкнуть, мужчины не любят слишком приставучих и развязных, только если они не пришли расслабиться в дом удовольствий. Не будьте шлюхами, девочки. Будьте желанными для одного, единственного, который оценит вас и ваши таланты по достоинству».
— …В общем, думаю, Анджер не устоит, — закончила Алейва свою тираду и повернулась к Эллиа.
Спереди платье открывало плечи, и вырез демонстрировал грудь, только тонкий воротник удерживал наряд, не давая ему свалиться. По мнению Ли, одеяние примы больше открывало, чем скрывало, и будь она на месте ухажёра Алейвы, точно не клюнула бы. В дверь раздался стук, госпожа Оррих поспешила открыть — в коридоре стояли Дор и Ульмир. Последний выглядел слегка бледно, как выяснилось, он действительно приболел, неудачно поужинав в последней перед приездом гостинице. Они спустились вниз и Дор повёл всех к отведённому для репетиций залу. Переступив порог помещения, Эллиа обвела его взглядом и усомнилась в том, что здесь вообще когда-то проходили репетиции. Изначально он может и предназначался для этой цели, но сейчас его явно использовали, как склад ненужной мебели. Частично её вынесли, как сказал Дор, а остальное сдвинули к стенам, что-то оставили как декорации. Даже занавес имелся, к лёгкому удивлению Эллиа. Девушка покачала головой: для человека, покровительствующего искусствам, такая нужная зала выглядела слишком заброшенной. Значит, Дор прав, и это действительно лишь прикрытие, все эти фестивали и общение с приезжими артистами. Даже у Алейвы в её городском доме комната для репетиций, хоть и гораздо меньших размеров, выглядела намного лучше.
— Ну, начнём! — с воодушевлением произнесла прима, хлопнув в ладоши, и Эллиа заметила, как она покосилась на входную дверь.
Начать, конечно, они начали, но репетиция не задалась. Ульмир играл заторможенно, не совсем отойдя от недомогания, и его смело можно было заменить одним из стульев, стоявших у стены. Алейва капризничала и постоянно делала замечания, то и дело поглядывая на вход, и всё больше раздражаясь тем, что потенциальный новый любовник не появлялся. Только Дор хранил невозмутимое выражение и старательно выполнял всё, что от него требовалось. Эллиа невольно восхитилась выдержкой любимого, её собственная уже была на грани. Время близилось к обеду…
— Эллиа, ну что за выражение лица! — в который раз огрызнулась Алейва, уже явно злая на то, что предполагаемый кавалер так и не явился. — Ты где витаешь? Текст произносишь, как деревянная!
— Знаешь, что? — рявкнула вконец выведенная из себя Эллиа и встала, уперев руки в бока. — На себя бы посмотрела, тоже мне, прима!
— А давайте пообедаем! — прервал зарождающуюся ссору Дор и подойдя к Ли, обнял её за плечи, привлекая к себе. — Прервёмся, отдохнём, и дальше порепетируем!
— Хорошее предложение, — буркнула Эллиа, зыркнула в сторону насупившейся маменьки, и отвернулась к любимому.
Попросить принести обед прямо сюда отправился Ульмир, и пока его не было, в зале царила напряжённая тишина. Ли так и хотелось съязвить на тему, как быстро прошло увлечение Алейвы Дором, но она молчала — не хватало ещё всерьёз поругаться с матушкой. Обедали тоже в тишине, особо не разговаривая, и после репетиция продолжилась. Прима всё не успокаивалась, и Эллиа была близка к тому, чтобы всё бросить, но тут к её облегчению и радости Алейвы, в дверях наконец появился долгожданный поклонник госпожи Оррих с ещё одним гостем графа, Эллиа не запомнила его имени. Настроение примы тут же переменилось, она оживилась, её глаза заблестели, и вся язвительность и придирки исчезли.
— О, мой лорд, благодарю, что почтили присутствием наше представление! — прощебетала Алейва, подойдя к мужчине и протянув обе руки.
— Ну что вы, я поспешил сюда, как только у меня появилась возможность, — он галантно поцеловал ей ладони. — И теперь с удовольствием наслажусь вашей игрой, госпожа.
— Можно просто Алейва, — мурлыкнула прима, затрепетав ресницами, и упорхнула к сцене.
Репетиция пошла оживлённее, да и Ульмир уже пришёл в себя и двигался активнее. Вновь прибывшие наблюдали, время от времени о чём-то тихо переговариваясь, а в самом конце репетиции, во время особо удачного монолога Алейвы, маркиз даже захлопал в ладоши.
— Вы великолепно играете, жаль, что я раньше не ходил на ваши спектакли, — расщедрился он на комплимент. — Много потерял, хотя я и не завсегдатай светских мероприятий.
Конечно, судя по его выправке, этот маркиз скорее привычен к тренировкам с мечом и командованию, мелькнула у Эллиа мысль. Несмотря на обычную одежду, в нём угадывался военный, девушка находила неуловимое сходство с теми стражниками, которые охраняли поместье маркиза Вудгоста.
— Ах, ну что вы, — Алейва притворно смущённо улыбнулась и сошла с импровизированной сцены, негласно дав понять, что репетиция закончилась. — Благодарю, мне очень приятно, но я всего лишь скромная актриса, вы мне льстите, — она стрельнула в Анджера кокетливым взглядом и отработанным движением намотала на палец светлый локон.
Эллиа беззвучно фыркнула и отвернулась, спрятавшись от заинтересованных взглядов спутника этого маркиза в объятиях Дора.
— Ничуть не льстим, прелестная госпожа, — вступил в разговор этот второй, отведя глаза от девушки, к её облегчению. — Вы действительно превосходная актриса, поверьте, я в искусстве разбираюсь больше, чем Анджер, — мужчина улыбнулся, покосившись на приятеля. — Я бы без раздумий отдал вам первый приз фестиваля, будь моя воля.
— О, а вы будете среди судий? — оживилась Алейва, почуяв ещё одно потенциально полезное знакомство.
— Нет, к сожалению, — он развёл руками. — Я всего лишь иногда режиссирую, помогаю начинающим, так сказать.
— И что вы будете ставить сейчас? — Алейва заняла один из стульев, облокотившись на спинку. — Ваши актёры уже здесь?
Их разговор прервался появившимся слугой с подносом, на котором стояли освежающие напитки. Эллиа подумала, что весьма кстати — только сейчас она осознала, что горло пересохло от долгой репетиции. Собеседник госпожи Оррих усмехнулся, переглянулся с Анджером и кивнул.
— Актёры чуть позже приедут, а ставить будем «Злую насмешку судьбы», — ответил он.
Брови актрисы взлетели вверх.
— Смело, с вашей стороны, — заметила она, отпив из бокала охлаждённого сока. — Эта пьеса же запрещена, а граф ведь законопослушный гражданин…
— Он ещё и ценитель искусства, а эта пьеса незаслуженно забыта, — перебил её маркиз, и Эллиа заметила, как в его глазах мелькнуло странное выражение. — Поверьте, граф Анкард совсем не против этой постановки.
— Ах, ну тогда я с удовольствием посмотрю, как вы её поставите, — Алейва снова улыбнулась и повела плечиком. — Вы же пригласите посмотреть, не правда ли?
— С большим удовольствием, — маркиз Анджер вновь склонился над её рукой и продолжил, не сводя с неё взгляда. — Могу ли я похитить вас, прелестная госпожа?
Глаза примы вспыхнули от удовольствия, она поставила пустой стакан на поднос и поднялась со стула.
— Конечно, можете, — проворковала Алейва и махнула рукой. — На сегодня репетиция закончена, завтра продолжим.
Компания удалилась, Ульмар тоже поспешил выйти, сославшись на усталость, и Дор с Эллиа неспешно направились к себе, радуясь, что сегодня они избавлены от общества графа Анкарда.
— Наверное занят… делами, — вполголоса, но с выразительной паузой произнесла Ли, пока они поднимались по лестнице.
— Весьма возможно, — задумчиво протянул Дор, обняв девушку за талию.
Они замолчали, пока за ними не закрылась дверь спальни — здесь наёмник был уверен, что их не подслушают.
— Они действительно уверены в своей безнаказанности, — нахмурилась Ли, пройдясь по спальне. — Ты же понял, к чему был тот разговор о пьесе?
— Конечно, понял, и да, они уверены, — спокойно подтвердил Дор, подошёл к ней и обнял, потом потянул к креслу у окна.
Эллиа устроилась у любимого на коленях и затихла, обдумывая услышанный в репетиционной зале короткий разговор. Упомянутая пьеса имела под собой в основе реальные события тридцатилетней давности, только представленные совсем не так, как было всё на самом деле…
По сюжету пьесы, в одной стране, название которой опущено, у благородного правителя была жена, которая ему изменяла без всякого стыда и совести, и с которой он не разводился только ради сына — правитель его очень любил. Однако вскоре этот правитель встретил прелестную девушку, конечно, влюбился в неё, она ответила ему взаимностью, и они стали любовниками. Девушка родила правителю сына, и чуть погодя, мужчине стало известно, что его старший ребёнок — вовсе и не его, и больше его ничего не держит рядом с женой. До этого известия правитель не признавал внебрачного ребёнка своим, чтобы не провоцировать смуту, то после него, естественно, объявляет бастарда своим сыном и собирается разводиться с неверной женой, посмевшей обмануть его. Супруга же успевает коварно его отравить, а возлюбленная правителя сбегает, спасая себя и жизнь ребёнка. В финале пьесы выросший сын возвращается в земли отца, и справедливость торжествует: отравительница и её сын, который незаконно захватил трон, схвачены и казнены, народ и дворяне с ликованием встречают истинного государя.
Вроде бы и обычный сюжет о любви и предательстве, если бы он не перекликался с прошлым её родной страны. В реальности все было совсем по-иному, и это она прекрасно знала — историю в Храме преподавали хорошо. А еще, на примере именно этой пьесы девочкам рассказывали, чем опасна ложь, приправленная толикой правды, и как с помощью таких хитро подтасованных фактов можно влиять на общественное мнение. Ведь если бы эту пьесу в своё время не запретили, многие начали бы сомневаться в праве Императора на трон.
У Алгорсина действительно имелся единокровный младший брат, его мать — одна из принцесс соседней страны, куда отец Чейза поехал в составе официального посольства, посланного для того, чтобы поздравить монарха-соседа с его пятидесятилетием. И с его дочерью у отца нынешнего Императора случился страстный, но кратковременный роман. Правда, оставались сомнения, что он имел естественные причины, и хотя отец Алгорсина даже признал сына, права на престол ребёнок вместе с этим признанием не получил. Ведь отец Чейза, хоть и был и коронован, но только как муж единственной наследницы предыдущего правителя. Да, правил страной всё же он, отец Алгорсина, но после его смерти, по официальной версии случившейся от болезни, мать Чейза и сама неплохо справлялась с бременем власти, и лишь после достижения Сином двадцати пяти лет передала бразды правления ему.
Однако именно эту правду о своем появлении на свет единокровный брат Императора, а точнее его родственники и ещё несколько высокопоставленных лиц из соседних стран, давно зарившихся на богатую и обширную Игирру, извратили в этой пьесе, искусно смешав правду и ложь. Мало того, они еще и поддерживали брата Чейза в его незаконных притязаниях на престол чужой страны. Оборачивая в его пользу даже то, что после смерти супруга мать Алгорсина честно выплатила внебрачному сыну своего мужа его долю наследства.
— И всё же, не пойму, ка можно продать родину? — тихо спросила Эллиа, глядя перед собой рассеянным взглядом. — Почему граф так поступил? Неужели ему деньги важнее? Или что там ему посулили за предательство?
Дор вздохнул, обнял её и устроил подбородок на плече любимой.
— Девочка моя, к сожалению, всегда будут такие люди, для которых личная выгода важнее блага страны, — так же тихо ответил он. — И наша задача — вовремя их найти и обезвредить.
Они ещё немного посидели в тишине, а потом раздался злополучный удар гонга. Пришла пора ужина.