Глава 5
Заградотряд

Федор вел группу тем маршрутом, который указал Варнава. Леса, поля, овраги – и почти полное отсутствие дорог. Для скрытного передвижения группы удобно. Немцы по грунтовке не ездили, их войска танковыми клиньями рвались на восток и вдоль шоссе, чтобы пехоте, артиллерии и тыловым частям обеспечения не отставать. Складывалась парадоксальная ситуация, когда сплошной линии фронта не было, и разрывы между нашими частями на некоторых участках достигали десятков километров.

Немцы группировками армий упорно двигались к Ленинграду, Москве и на Киев.

Федор в училище изучал опыт Великой Отечественной войны, и о неприкрытых участках фронта знал. Отбросив мысли о партизанском отряде, он торопился вывести группу к своим. Лучше без потерь пройти через такой разрыв в линии фронта, чем с потерями прорываться через немецкие позиции. Знать бы еще точно, где эти разрывы?

В пути жили впроголодь. То огурцов на огородах наворуют, то у селян хлеба выпросят. Только тридцать мужиков прокормить – задача не из легких. Федор уже решил напасть на немецкий обоз или колонну, чтобы разжиться провизией – отощали погранцы за неделю скрытного марша. Но не на воинские подразделения напасть, где отпор можно получить по полной, а на тыловую службу.

Вопрос о провизии стоял остро: чтобы в день преодолевать двадцать – двадцать пять километров по пересеченной местности, нужны силы, а от огурцов только животы пучит. Иногда они набредали на малинник, но чувство постоянного голода ягоды снимали на считаные часы.

Надежды на дичь тоже не оправдались. Лесная птица и зверье разбежались от войны, от рева моторов, от взрывов и стрельбы. И Федор не видел другого выхода, кроме как добыть трофеи.

Привал он устроил в лесу, недалеко от Микашевичей, если судить по карте. В пяти километрах проходило шоссе Брест – Кобрин – Пинск – Мозырь – Гомель. Днем по нему передвигались немецкие танки, но должны же они останавливаться на отдых? А на привалах всегда кормежка.

Федор решил выслать разведку, и в первую очередь он подумал о Борисове. Якут – потомственный охотник, по лесу ходит бесшумно, а многим это не удавалось. К тому же прирожденный следопыт и меткий стрелок. В помощь ему отрядил Агаркова. Боец смелый, решительный, соображает быстро. Борисов немного тугодум, временами медлителен, ну а вместе они отличный тандем. Перед уходом напутствовал их:

– Парни, нам нужна кухня, продовольственный склад. И где немцев поменьше. Налетим, хапнем – и назад. Бой завязывать не в наших интересах.

– Сложно, – засомневался Агарков.

– Просто только в носу ковырять. Бойцы голодные, не мне вам об этом говорить. Еще два-три дня, и они обессилеют, идти не смогут. Очень на вас надеюсь.

– Постараемся…

Бойцы ушли. Шагнули за ближайшие деревья – и как будто испарились: никаких звуков – ни шагов, ни треснувшей под ногами ветки.

Время тянулось медленно. Чтобы так сильно не сосало в желудке, бойцы пили воду. Это, конечно, плохо, потому что от воды они сильно потеть будут, слабеть. Но запретить пить Федор им не мог.

Когда разведчики ушли, было четыре часа пополудни. Пограничники успели отдохнуть, многие спали.

Вернулись разведчики уже в темноте. Федор взглянул на часы – десять вечера.

– Докладывайте.

Первым начал Агарков:

– В деревне Ситища четыре крытых грузовика, восемь немцев. Других подразделений больше нет. Немцы в избах расположились, деревенских на задворки выгнали – в бани, амбары.

– Сами видели?

– Так точно.

– Почему решили, что в грузовиках провизия? Может – амуниция, боеприпасы или мешки для трупов?

Разведчики помялись, переглянулись, и Борисов достал из кармана консервную банку.

– Вот.

– Что «вот»? Банка, а что в ней?

– Я ее из грузовика стащил. Там много ящиков.

– А вдруг бы немцы засекли тебя?

– Они шнапса своего напились, дрыхнут. Часовой есть – один, вдоль машин прохаживается. Беру его на себя, – Борисов дотронулся до штыка в чехле.

– Соседние деревни близко?

– Только Микашевичи, до них десять километров.

– У тебя что, карта есть? Как определил?

– Деда видели, коз пасет. Он и сказал.

То, что дед их видел, – однозначно плохо. А если немцам стукнет?

Служба на границе в условиях противодействия бандам уголовников, националистов, вражеских агентов отучила доверять людям, подозрительность становилась одной из черт характера. Длительная служба всегда накладывает свой отпечаток. На «гражданке» также. Полицейский вглядывается в лица прохожих – не похож ли кто-то из идущих навстречу ему на ориентировку? Зачастую по внешности мимолетного прохожего или попутчика в электричке врач может установить диагноз.

– Да вы не сомневайтесь, товарищ лейтенант. Этот дедок еще в пятнадцатом году с немцами воевал, ненавидит он их.

Федор зажег фонарик. Батарейка уже садилась, и свет был тусклым. Но ему надо было выяснить, что в банке – иной раз на банке рисунок есть. Голова коровы или свиное рыло на банке с тушенкой, рыба на банке с рыбными консервами. Но здесь были только надписи. Немецкого же Федор, как и его бойцы, не знали.

– Разрешите мне?

Борисов взял банку, вскрыл ее штыком и вернул лейтенанту. Федор понюхал. Пахло вкусно, съестным.

– Ефрейтор, дайте штык.

На трехлинейке штык был четырехгранным, игольчатым, которым можно только колоть, и кроме использования его в бою больше ни на что не годился. Штык от «СВТ» был плоским, ножевидным, но длинным, и позволял вскрывать банки, резать ткань. Но как финка, для ножевого боя он был неудобен именно из-за чрезмерной длины.

Федор подцепил штыком содержимое банки и отправил в рот. Прожевал, секунду подумал… Да это же рисовая каша с мясом! Вкусно! Рот сразу наполнился вязкой слюной, желудок скрутил голодный спазм, и Федор едва удержался, чтобы не запустить штык в банку снова. Он подвинул банку разведчикам:

– Ешьте, заслужили. Вполне съедобно.

Ефрейтор штыком, а Агарков – ложкой, извлеченной из-за голенища сапога, мигом опустошили банку.

В отличие от армейцев, носивших ботинки с обмотками, пограничников обували в сапоги, да и снабжение их было лучше, Берия старался.

– Борисов, сколько человек нужно для операции?

– Если по-тихому снять, то двоих. Но груз забрать надо. Однако, думаю, все идти должны. Каждый по ящику возьмет – о еде неделю думать не надо.

Рациональное зерно в его словах было. Но Федор решил все-таки оставить в лесу несколько человек из числа наиболее слабых, и с ними – ненужное в данной операции оружие. Зачем тащить с собой ручной пулемет или запас патронов? Боя с ротой немецких пехотинцев пограничникам не выдержать, если только из засады. А водителей погранцы постараются без боя убрать. И даже если возникнет стрельба, в Микашевичах ее не услышат. Федор не зря спрашивал о ближайших деревнях или селах.

Винтовочный выстрел слышно за два километра, пулеметную стрельбу – за три-четыре; выстрел одиночной пушки – за пять-шесть, а артиллерийскую канонаду – за десять-двенадцать. И когда группа идет на опасное задание, лучше просчитывать самый неудачный вариант.

– Стройся!

Когда бойцы встали шеренгой, Федор обошел строй.

– Ты, ты, ты – выйти из строя. И ты тоже. Вы остаетесь здесь. Всем остальным оставить пулемет, с собой взять только запасной магазин и штыки, у кого они есть. Наша задача: снять часового и вырезать водителей, их восемь. Действовать штыками, можно саперными лопатками. Постарайтесь не стрелять, только в крайнем случае. Затем разбираем груз из кузовов. Вы пятеро – из первого грузовика, ваша пятерка – из второго, далее – третий, оставшейся пятерке достается четвертый, последний. Берете по своим силам, ящик на каждого. Унесете два – большое спасибо. В случае непредвиденных обстоятельств место сбора – здесь, – и Федор притопнул ногой. – Выдвигаемся. Головной – Борисов. Скрытность – максимальная. Не курить, не разговаривать, не кашлять. Кто болен – выйти из строя.

Человек больной, кашляющий может сорвать всю акцию. Но таких не нашлось.

Погранцы направились к деревне.

Периодически из-за туч выглядывала луна.

Вскоре показались первые избы деревни. Было тихо – собак немцы уже успели перестрелять. Но пограничникам это прискорбное мероприятие было только на руку. Собаки, будь они в селе, уже бы подняли лай.

Деревня спит, ни огонька.

Группа залегла на околице, у крайней избы. Вперед пошли Федор, Борисов и Агарков. Винтовки бойцы оставили у товарищей – уж больно длинны, только мешать будут. Федор свой «ТТ» отдал Борисову, оставив себе только автомат.

– Егор, стрелять только в крайнем случае.

– Знаю я. Ждите сигнала, – и Борисов исчез в темноте.

А Федор и Агарков обратились в слух. Они ожидали звуков борьбы, шума, но со стороны грузовиков крикнула сойка. Какая может быть сойка ночью, если это не ночная птица?

– Вроде Борисов сигнал подает, – прошептал Агарков.

– Вперед, – и они побежали к грузовикам.

Якут стоял у крайнего грузовика.

– Часового снял.

– Теперь по избам. Ты приметил, где немцы ночуют?

– Напротив грузовиков, по двое в избе.

– Веди.

Пограничники вошли во двор. Борисов и Агарков вошли в избу, а Федор остался во дворе. У бойцов штыки, а ему прикрывать их автоматным огнем в случае неудачи.

Федор нервничал. Одно дело стрелять, когда враг далеко и лица не разглядеть, и совсем другое – резать спящего. В рукопашном бою, когда враг имеет оружие и хочет тебя убить, а ты защищаешься, уже не до сантиментов. Претило ему такое убийство. Военное училище – не пансион благородных девиц, там готовят защитников Родины, а если говорить прямо – профессиональных убийц, как бы жестко это ни звучало.

Оба бойца вернулись быстро.

– Дело сделано. Спали беспробудно, в комнате шнапсом пахнет.

– Документы не забрали?

– Я назад не пойду, – отказался Агарков.

– Хорошо, идем в другую избу.

И в этих избах все прошло гладко.

Для жителей деревни их акция – беда! Завтра или послезавтра и машины и водителей кинутся искать, и если жители деревни трупы могут спрятать, то куда деть грузовики? А за убийство солдата вермахта немцы расстреливают десять заложников – вот такая драматическая арифметика.

Когда с последними немцами было покончено, Агарков сбегал за пограничниками.

Работали быстро. Один забрался в кузов и передавал ящики товарищам. Пять минут – и дело сделано.

– Уходим!

Вереницей потянулись в лес. Шли тяжело: ящики было нести неудобно, да и вес сказывался. С передыхами добрались до бивуака.

– Каждому по банке, приступить к приему пищи!

Пограничники были очень голодны. С тех пор как они покинули заставу, это была первая нормальная еда – с мясом. Но Федор опасался, что после вынужденного голодания у людей будет заворот кишок или другие проблемы. Видел он в документальных фильмах, как изголодавшиеся во время блокады Ленинграда эвакуированные ели сразу много и умирали. Такой судьбы своим пограничникам Федор не хотел.

Пока бойцы жадно ели, он объяснил, почему им сейчас нельзя наедаться до отвала. Ему не жаль трофейных консервов, здоровье сохранить надо. Сам тоже съел банку консервов, оказалось – бобы с мясом голландского производства. Вкусно! Глазами он съел бы еще пару банок, но воздержался.

В желудке появилась приятная тяжесть, а вместе с нею – и сонливость.

За один присест бойцы употребили три ящика консервов. Очень хорошо, нести дальше легче будет.

– Подкрепились, отдохнули? Подъем! Ящики разобрать! Кто без груза – берет пулемет и патроны. Строиться в колонну по одному!

Впереди колонны шел Борисов – в отдалении, чтобы в случае опасности успеть подать сигнал. Саму же группу бойцов возглавлял Федор.

После еды шагалось легче. Нельзя было оставаться на прежнем месте. Немцы обязательно учинят поиски, причем будут искать окруженцев – кто еще сможет напасть и по-тихому вырезать пехотинцев? Те, кто имеет опыт боевых действий.

За остаток ночи они успели отмахать по пересеченной местности километров двадцать – да кто их мерил? Может, и больше…

Расположились на привал, и Федор разрешил съесть по две банки консервов, но разных. Получилось, что набор консервов в грузовиках разный. Одному рыба досталась, другому – каша с мясом, а третьему и вовсе повезло, у него в руках банка с тушенкой оказалась. Сытно, но без хлеба непривычно. Однако выбирать не приходилось. И так из-за еды рисковали сильно, лишили жизни девять солдат. Консервы – вот цена человеческой жизни. Раньше, когда Федор слышал высказывание «жизнь-копейка», он думал, что это присказка. Но оказалось, что это жесткая, даже жестокая правда жизни.

Весь день пограничники спали, бодрствовал только караульный. Да еще Федор несколько раз просыпался, проверял караульного – не уснул ли? Устали все сильно, но сон одного может закончиться вечным сном для всей группы.

Днем над ними пролетали немецкие бомбардировщики – большие, двухмоторные, с отчетливо видимой свастикой на крыльях. Появление бомбардировщиков говорило об одном – фронт недалеко, километрах в восьмидесяти-ста. По ровной дороге, да без немцев такое расстояние вполне по силам за три дня преодолеть. Но после пролета самолетов Федор запланировал пять, а то и шесть дней. Провизии на это время хватит, тем более что с каждым днем ее меньше и груз нести легче.

Каждый факт нужно анализировать, тогда можно избежать многих неприятностей. И Федор всегда поступал так.

Вечером они поужинали плотно. Бойцы после отдыха и сытной еды повеселели, пошучивали, и Федор почувствовал, как изменилось настроение у группы. Прошли они за ночь значительно больше, пересекли шоссе Житковичи – Туров и остановились у Хвоенска. Слева, изгибаясь широкой полосой, несла свои воды Припять, и Федор решил после дневного отдыха двигаться вдоль нее.

Все города стоят по берегам рек. Следующим должен быть Петриков, небольшой районный город, а затем Мозырь, город крупный. Федор надеялся, что у Мозыря, в крайнем случае – у Речицы, должна быть линия фронта – ведь оба города в составе Гомельской области, на границе с Россией. До войны тут были части укрепрайона.

Идти по берегу реки оказалось безопасно. Дорог близко нет, как нет и крупных населенных пунктов, а по рекам немцы не плавали.

За два дня пограничники добрались до Мозыря – этих мест на карте Федора уже не было. Держали направление на восток, но перед Мозырем Припять поворачивала на юг и уходила на Украину. В самом Мозыре, как и на его окраинах, группе делать было нечего. Город являлся перекрестком сразу шести крупных автодорог, а еще – железнодорожным узлом. Переправиться вброд невозможно, как невозможно плыть с грузом оружия и консервов.

Но днем пограничники присмотрели спрятанную в камышах лодку при веслах и всю ночь переправлялись челночными рейсами – лодка могла выдержать только четверых.

Поутру успели пересечь шоссе Калинковичи – Бобруйск и заночевали в овраге у перелеска. Местность хорошо просматривалась, и овраг спас ситуацию, укрыл группу от посторонних глаз.

Несколько дней пограничники шли параллельно дороге Калинковичи – Речица – Гомель. Днем по ней шли немецкие колонны, и группа не рисковала, передвигались только ночью.

Однажды пограничники стали свидетелями налета советской авиации на моторизованную колонну вермахта. Сначала послышался рев моторов, потом в небе показались три бомбардировщика «СБ», иначе – скоростного бомбардировщика. Но он не был скоростным уже давно. Их прикрывал единственный истребитель «И-16» или «ишак».

Саму дорогу и колонну на ней пограничники не видели, но самолеты – отлично. И это был первый раз, когда пограничники увидели краснозвездные самолеты в действии. Пограничники обрадовались, подбрасывали в воздух буденовки.

Сначала «СБ» прошли над дорогой, сбрасывая бомбы – истребитель носился намного выше.

Однако откуда ни возьмись появились два немецких истребителя. С ходу они зашли в хвост одному «СБ». Раздался треск пулеметов и пушек, бомбардировщик задымил, накренился на крыло и стал падать.

Видя это, пограничники стали кричать:

– Прыгайте! – как будто экипаж бомбардировщика мог их услышать.

И тут сверху на «мессершмитты» упал «ишак». Он дал длинную очередь и проскочил мимо.

Ведущий «мессер» бросился в погоню, раздалась едва слышная на таком расстоянии стрельба, и «ишак» вспыхнул.

Летчик сразу покинул горящий самолет, в воздухе раскрылся купол парашюта. Но ведомый «мессер» стал расстреливать русского пилота в воздухе, а ведущий зашел в хвост еще одному «СБ» и расстрелял его, как в тире.

Из горящего самолета выпали три фигурки. Экипаж учел печальный прыжок с парашютом летчика-истребителя. Пилоты падали вниз, и купола их парашютов раскрылись уже на небольшой высоте.

Куда девался третий «СБ», никто не заметил. Скорее всего, ему удалось ускользнуть.

– Всем на месте, – скомандовал Федор, – Борисов, Агарков – за мной.

И Федор побежал к месту предполагаемого приземления экипажа.

Но туда же побежали и немцы. Во время бомбежки колонна встала, и немецкие солдаты тоже наблюдали за воздушным боем.

Бежали изо всех сил. У них был ориентир – один из парашютов зацепился за дерево и был виден погранцам.

Когда они подбежали, летчик висел в подвесной системе и пытался раскачаться настолько, чтобы ухватиться за ветки. Увидев погранцов, он схватился за кобуру.

– Не стреляй, свои! – громко закричал Федор.

Однако пилот не слышал его. Он был или ранен, или контужен, и, выхватив пистолет, трижды выстрелил в пограничников.

Бойцы и Федор упали на землю и отползли за деревья – все же укрытие.

В этот момент прозвучал еще один выстрел, и у Федора тревожно заныло сердце – в кого палит летчик? Он выглянул из-за толстого ствола дерева: пилот безжизненно болтался на стропах, правый висок его был в крови. Застрелился! Боялся в плен попасть… Обидно, ведь спасение было так близко!

Уже был слышен топот сапог – это к белеющему куполу парашюта подбегали немцы. Федор даже документы пилота забрать не успел.

– Отходим! – приказал он.

Пограничники вернулись на бивуак.

– Не нашли? – наперебой спрашивали бойцы.

– Немцы опередили, – соврал Федор. Почему-то ему очень не хотелось говорить, что пилот застрелился, признаваться в этом было стыдно и неприятно.

Еще в начале войны Сталин сказал, что в плен попадают изменники Родины, у Красной Армии пленных нет. Меж тем в Смоленском, а затем и в Деснянском «котле» были убиты десятки тысяч наших бойцов и командиров, а сотни тысяч попали в плен. Немцы обходили наши полки, дивизии, армии, соединяли «клещи», и начиналось методичное уничтожение окруженцев. И когда Федор вел свою группу, в «котле» сражались окруженные под Минском дивизии.

Положение на Западном фронте складывалось тяжелое. Линия фронта – не сплошная, без оборонительных сооружений – тянулась от Полоцка через Витебск, Лепель, Бобруйск, Рогачев, пролегая немного западнее Могилева. Да, были в Белоруссии укрепрайоны, «линии Сталина», строившиеся еще для защиты довоенной границы. Но с занятием западных земель с готовых уже дотов сняли вооружение и сдали его на склады. А как бы пригодились сейчас эти укрепрайоны!

Но пушек и пулеметов – как и боеприпасов – нет. Да где и были разрозненные доты, не соединенные в цепь, не законченные строительством, немцы их обходили.

Через несколько дней группа Казанцева вышла к огневой группе № 232 Мозырского укрепрайона. Наткнулись случайно. Как всегда, они двигались ночью, и вдруг из темноты раздался окрик:

– Стой! Кто идет?

Стандартная, уставная фраза человека, стоящего на посту.

– Свои! – ответил Федор.

– Всем стоять на месте!

Раздалось три коротких свистка. Использовался такой способ подачи сигналов у часовых, караульных, пограничных нарядов. Служивому выдавался свисток, похожий на милицейский, был код подачи сигналов, различный для разных родов войск.

На сигнал явился старшина.

– Командир подразделения – ко мне!

Разводящий караульный начальник при задержании любого лица может отдавать приказ любому, в том числе выше по званию – хоть генералам.

Федор отдал автомат стоящему рядом Агаркову и подошел.

– Ваши документы! – потребовал старшина.

Федор предъявил документы.

Старшина зажег фонарик, изучил бумаги.

– От самой границы идете?

– От нее топаем…

Старшина вернул документы.

– Все военнослужащие из вашего подразделения?

– Кроме двоих. Было трое командиров тридцать третьего инженерного полка из Бреста, и одного из них, капитана Варнаву, я знал лично. Погиб он в бою. Это его люди. А погранцы моей заставы – третьей комендатуры, семнадцатого Брест-Литовского погранотряда. За всех могу поручиться.

– Документы у всех имеются?

– У всех. В том числе партбилеты и комсомольские билеты.

– Вам придется в доте подождать, – извиняющимся тоном сказал старшина. – Утром приедет из Гомеля представитель НКВД, разберется. Мое дело только задерживать выходящих с немецкой стороны.

– Так Гомель наш?

– Держится пока еще… Но по секрету скажу – напирают немцы.

– Да уж какой секрет!

– Проходите, можете отдохнуть. Доты все равно пустые.

На вершине небольшого холма стоял бетонный дот. Через километр, как увидел утром Федор, – еще один такой же. Оба дота могли держать под обстрелом несколько километров пространства. И называлась такая пара дотов огневой точкой.

Доты были пусты. Судя по величине и размерам амбразуры, дот был построен для пушки, а боковые амбразуры – узкие, небольшие – для пулеметов. Для пушки были даже упоры, но вооружения не было. Построены они были уже перед войной, но затем граница отодвинулась, вооружение не завезли…

Кроме видимой части дот имел подземную, в три этажа. Тут и казарма, и склад для боеприпасов, и помещения для командиров, а также кухня и столовая. Был даже медпункт.

После осмотра Федор понял, что личный состав дота должен был быть численностью не меньше роты или батареи – у укрепрайонов была своя структура. Но сейчас дот был пуст, кроме старшины и часового – никого.

Федор поразился. Линии фронта нет, погранцы вышли из немецкого тыла и попали к своим без боя, без перехода через линию траншей. А если и немцы попрут именно здесь? Чем их сдерживать?! Двумя бойцами?!

Бойцы вольготно расположились на двухэтажных деревянных нарах. Матрацев и подушек не было, жестко, но они уже привыкли спать на земле.

В дотах непривычно тихо, ни один звук не проникает под землю сквозь толстые бетонные стены. Одно плохо – вентиляции нет. Вентиляторы стоят, а электроэнергия отсутствует. Видимо, дот должен был иметь автономную электростанцию, которая сейчас отсутствовала. А вот подъемные элеваторы для подачи снарядов со склада к пушке были, причем, кроме электрического, имелся резервный ручной привод.

Воздух в доте был спертый, влажный, темень полная. Благо фонарики были.

Утром Федора растолкал старшина из дота.

– Товарищ лейтенант, туточки командир из органов приехал, вас требует.

Федор, как и его бойцы, спал в обмундировании, только сапоги снимал.

Обувшись, он вышел из дота, сопровождаемый старшиной.

Рядом с полуторкой стоял сержант НКВД.

Федор подошел, отдал честь, представился – все по Уставу.

Но сержант на приветствие Федора не ответил.

– Документы, – потребовал он.

– Для начала представьтесь, – Федору не понравилось начало разговора.

– …и сдайте оружие, – продолжил сержант.

– Не ты мне его давал, не тебе его у меня и забирать, сержант. Начальнику семнадцатого погранотряда майору Кузнецову сдам, а тебе – нет.

Сержант схватился за кобуру. Однако сбоку раздались щелчки затворов, и Федор с сержантом повернулись на звук. У входа в дот стояли пограничники – босые, но в форме. В руках они держали винтовки.

– Угрожать вздумали? – покраснел от возмущения сержант. Но руку от кобуры убрал. Те, кто с боями выходил из окружения и немецкого тыла, были нервными и ни черта не боялись.

– Я этого так не оставлю! – сержант понял, что на испуг погранцов не возьмешь. – Вернусь – вы у меня ответите!

Он вскочил в кабину грузовика и уехал.

Начало получилось плохим.

– Всем обуться и привести себя в порядок. Принять пищу.

Как все повернется дальше, Федор не знал. Так пусть, пока есть время, люди хотя бы поедят, ведь может случиться так, что их заберут.

На душе стало нехорошо. Пограничники входили в структуру НКВД, но были в ней на положении младших братьев. И что там сейчас наговорит в своем управлении этот сержант, еще неизвестно. Если наврет, что представителю госбезопасности угрожали оружием, пиши – пропало.

Бойцы привели себя в порядок, умылись, поели; насколько было можно, почистили форму. Сон на земле ей на пользу явно не пошел: обмундирование было грязным, да и сами бойцы нуждались в бане. Также им необходимо было побриться, все обросли щетиной. Но что поделаешь, если бритвенные принадлежности так и остались в разрушенной казарме? И даже сейчас, после некоторых усилий в этом плане, пограничники выглядели не лучшим образом. Хотя позже Федор видел окруженцев в еще более худшем состоянии…

Когда бойцы завтракали немецкими трофейными консервами, они угостили ими караульного и старшину, бессменных часовых дота. Оба остались довольны, поскольку уже неделю они ели только макароны без масла и сухари, а пили кипяток. Похоже, в суете фронтовых будней о них просто забыли.

Старшина, в свою очередь, поделился с пограничниками сухарями, запас которых был на продскладе.

Федор заметил, что в сторону дота идет грузовик – за ним тянулся пыльный шлейф.

– Застава, строиться!

Из кабины подкатившего грузовика выбрался упитанный майор и, подойдя поближе, молча окинул взглядом ровную шеренгу пограничников. Похоже, он ожидал худшего. Да, грязны, да, небриты. Но оружие вычищено, а в глазах нет знакомой уже по другим окруженцам тоски и безысходности, чувствуется боевой настрой.

– Здравствуйте, товарищи! – поздоровался майор с бойцами.

– Здравия желаем, товарищ майор! – дружно гаркнули те в ответ.

– Вольно! Лейтенант, ко мне!

Федор отдал честь, представился по всей форме и протянул майору документы.

– Майор Гулов из областного управления НКВД. Сержант мне сказал – вы отказались подчиниться.

– Не совсем так, товарищ майор, он приказал оружие сдать. А у нас оно штатное, мы с ним немца на границе били. А сюда пробивались – вражескую автоколонну уничтожили. Так что оружие сдать мы не вправе, если только начальнику погранотряда.

– А кто у вас командир?

– Майор Кузнецов, Александр Петрович.

– Высокий, с усами как у Буденного?

– Никак нет. Рост средний, усы как у Тимошенко, на подбородке ямочка.

– Верно.

– Проверяете?

– А ты как думал? Вы из немецкого тыла вышли – вдруг агентами абвера стали? Время такое…

– Я понимаю…

– Люди все твои?

– Двое из тридцать третьего инженерного полка. Трое их было, капитан погиб. Капитана Варнаву знал лично, еще до войны. Командиры из его полка.

– Я их заберу – саперы нужны в другом месте.

– А застава?

– Нет заставы, лейтенант. Где ты видишь границу, столбы пограничные, контрольно-следовую полосу?

– Я согласен, конкретно здесь границы нет. Но есть рубеж. Там, впереди, немцы, а здесь мы, и за нами – страна.

Майор протянул Федору документы.

– Вот что, сынок… Нет сплошной линии фронта. Немцы давят, сосредоточили танки на узких участках. На Полоцк прут, на Рогачев. Думаю, через несколько дней или недель до Гомеля доберутся. Распусти своих людей.

Федор повернулся к строю своих бойцов:

– Разойдись!

– Пойдем к грузовичку. Поговорить надо, документы кое-какие показать. Кстати, у тебя список бойцов есть, которые с тобой вышли?

– Сейчас напишу. А список героически погибших на заставе есть.

– С собой заберу.

Подойдя к машине, майор обратился к водителю:

– Пойди погуляй, даже вздремнуть можешь.

Федор понял – разговор будет долгим.

Они уселись в кабину грузовика.

– Ты, наверное, не в курсе, что двадцать шестого июня сего года Совет Народных Комиссаров передал охрану тыла Красной Армии НКВД? – начал разговор майор.

– Откуда? Радио нет, комендатуры и отряды пограничные отступили, связи с другими заставами не имели.

– Все верно. А со второго июля все погранчасти Киевского, Белорусского и ряда других округов переориентированы на охрану тыла. Но они по-прежнему входят в структуру НКВД. Почитай приказ, – и протянул Федору несколько листов машинописного текста.

Федор прочитал приказ несколько раз – особенно то его место, где речь шла о его, 17-м Краснознаменном пограничном отряде.

Управление охраны войск тыла Западного фронта было создано 27 июня 1941 года, уже на пятый день войны. В состав подразделения входили 17-й и 18-й погранотряды и 78-й полк по охране железнодорожных объектов во главе с В.И. Кузнецовым, однофамильцем начальника 17-го погранотряда. Задачами управления являлись: борьба с диверсантами, шпионами, бандитами, парашютистами и сигнальщиками, агентами немецкой и прочих разведок, а также дезертирами, мародерами и изменниками Родины. Служащие войск по охране тыла имели право проверять документы и задерживать – вплоть до применения оружия – любых лиц, нарушающих режим в прифронтовой полосе.

– Понял? – майор забрал у Федора листки с текстом.

– Уяснил только, что мой погранотряд входит в Управление по охране тыла Западного фронта.

– Я являюсь заместителем начальника Особого отдела Гомельского областного управления НКВД. Все оперативные дела, особенно по парашютистам, вражеским разведчикам и диверсантам – ко мне.

– Товарищ майор, мне в свое управление надо, доложить о заставе.

– Я сам доложу, время не терпит. Ты напишешь список, и я отвезу его. А пока данной мне властью я временно назначаю тебя начальником заградотряда. Продержись сегодня, завтра я подошлю грузовик с провизией и патронами.

– Каковы мои функции?

– Окруженцев задерживать, за ними грузовик приходить будет. После проверки они будут пополнять действующие части. Ну и агентов, если выявишь, само собой.

– Товарищ майор, неувязка получается. Я со своими людьми должен тыл охранять, так?

– Так.

– А перед нами никаких частей Красной Армии нет, и мы не в тылу. Фактически мы на передовой.

– Сложилось так. Я тоже не своим делом занимаюсь.

– А вдруг немецкая пехота или танки? Остановить нечем…

– Что нужно?

– Хоть один станковый пулемет. И хорошо бы противотанковых и обычных гранат.

– С провизией завтра доставят – сам проконтролирую. А сейчас список личного состава пиши. Бумага и карандаш есть?

– Найду.

В командирской сумке были листы бумаги и карандаши. В военной обстановке не до ручек, тем более что чернила от воды расплываются.

Федор написал список – все честь по чести: фамилия, имя, отчество, звание, должность, и приложил список погибших, который написал еще будучи на заставе. К списку приложил документы погибших и солдатские книжки убитых немцев.

– Молодец, документацию вести не забываешь. Вопросы есть?

– Думаю, появятся позже.

– Не дрейфь! Не ты первый, не ты последний. Как говорится, не боги горшки обжигают. Удачи!

Майор забрал с собой командиров инженерного полка и укатил.

Федор же еще некоторое время смотрел вслед машине. Такого крутого поворота в своей судьбе он не ожидал. Видел в фильмах, читал о заградотрядах. Но там они были за передовой, в ближнем тылу. Сейчас же перед ним – ни одного советского бойца, а сзади – родная земля и отсутствие армейских частей. Выходит, его застава отныне – заградотряд, и это и есть его линия обороны, его фронт.

Большая ответственность давила. Он знал, что войска по охране тыла – своего рода прообраз СМЕРШа, который появится в начале сорок третьего года, функции те же.

Федор построил бойцов, объявил им, что отныне они входят в войска по охране тыла, и объяснил задачи – коротко и сжато.

Старшина с интересом слушал Федора, стоя в сторонке, потом подошел к нему.

– Возьмите нас к себе.

– Что значит «возьмите»? Вы же числитесь в какой-то части…

– Да где она, эта часть? Сказывают, в окружение попала.

– А вы как здесь оказались?

– С бойцами на склады послали, а их уже нет. Сержант, который утром приезжал, сюда определил.

– Обнадеживать не буду, спрошу майора при личной встрече. Ты, старшина, мне вот что скажи: поодаль еще один дот… Там люди, вооружение есть?

– Никак нет, пустой.

– А внутрь зайти, поглядеть можно?

– Дверь бронированная, закрыта изнутри. А попасть в дот можно через амбразуру, и дверь отпереть. Мы в этот дот так же попали.

– Проводи, посмотрим.

До следующего дота было около километра. Оба дота стояли на холмах и могли простреливать большое пространство вокруг себя. Перед дотами – ровное поле, танкоопасное направление, и немцы обязательно бы сюда ринулись, если бы не речка за полем, метрах в семистах. Невелика, танк вброд преодолеет, но берега ее топкие, и есть реальная опасность, что танк увязнет. Только пехоте пройти, а тяжелой технике – по наведенному саперами мосту. Только вот навести мост доты не должны были дать, если бы вооружение не сняли и личный состав оставили. С флангов же к дотам можно подойти запросто. Два этих дота и представляли собой огневую точку.

Но доты хороши для позиционной войны, немцы же вели войну современную, маневренную, с прорывом нашей обороны танковыми клиньями, оставляя добивать противника тыловым пехотным частям. Такую тактику Гудериан перенял у наших танкистов во время тренировок в СССР, в танковой школе. Однако после расстрела Тухачевского к военному руководству пришли другие люди, с другим видением ведения войны, и все тактические приемы танковых атак и вообще использования танков благополучно забыли. В СССР танки должны были впредь использоваться для прорыва обороны и поддержки пехоты, для чего создавались многобашенные сухопутные дредноуты вроде «Т-28» и «Т-35», тяжелые и неповоротливые, с относительно слабым пушечным вооружением. Да, пушки калибром 76 мм на них были, но с коротким стволом и низкой начальной скоростью снаряда. Для борьбы с пехотой или полевой артиллерией, укреплениями эти пушки были пригодны, но для борьбы с танками противника – слабы. Кроме того, тяжелые танки прорыва, как их называли, обладали низкой скоростью, и ни о каких танковых клиньях, рейдах и речи быть не могло.

Немцы же сделали ставку на средние танки, и в начале войны их «T-III» и «T-IV» проявили себя достойно. У нас же ситуацию спас «Т-34», но производство их стало только разворачиваться, и в войсках их было еще мало. К тому же стояли эти танки в парках, без боекомплекта, близко к границе. Много их было потеряно по небоевым причинам.

Все танки, выпускавшиеся до «Т-34», были с бензиновыми моторами. Танкисты, плохо знавшие новую технику, по привычке лили в топливные баки «Т-34» бензин и губили двигатели, работавшие на солярке.

Федор пошел к доту. Сооружение серьезное: толстые бетонные стены, амбразуры. Со стороны посмотришь – грозная огневая точка. Это если не знать, что вооружения, как и солдат, внутри нет.

– Старшина, полезай внутрь, открывай дверь.

Старшина снял фуражку, протиснулся внутрь и загромыхал железом задвижек.

– Можете войти, – прокричал он через амбразуру.

Внутри дот был точной копией первого. По одним чертежам сделан, проект типовой. Видно, что дот не обжит, после постройки не эксплуатировался.

Федор решил разместить здесь несколько бойцов с ручным пулеметом – в расчете на то, что обещанный майором станковый пулемет разместит в первом доте.

Когда они уже возвращались назад, за речкой показались люди.

Федор поднес к глазам бинокль: военнослужащие Красной Армии, при оружии, у некоторых скатка из шинели через плечо – так носили только в РККА.

Добравшись до дота, он приказал:

– Ручной пулемет – в дот, к амбразуре. Всем остальным залечь цепью, занять оборону.

Сам вместе со старшиной встал открыто и стал ожидать подхода.

Группа была большой, человек пятьдесят. Когда они приблизились и стали видны петлицы, Федор понял, что окруженцы из разных частей. Ему были видны петлицы красные, пехотные, но были и черные – как в артиллерии, у танкистов и у инженерных частей.

– Стоять! – приказал Федор и поднял руку.

Видно было, что бойцам досталось. Они выглядели изможденными, у некоторых – замусоленные бинты на руках, голове.

– Командир, если есть, ко мне!

Командиров не было, самый старший по званию – сержант. Он и подошел, представился.

– Документы!

Федор изучил поданную красноармейскую книжку. Все было в порядке.

– Откуда идем?

– Кто откуда. Сборная солянка, все из разных полков.

– Всем сесть слева от дота. Оружие сдать, сложить у входа.

Никто не возмутился, услышав этот приказ, не начал протестовать – были рады, что вышли к своим. Федор их понимал, еще недавно сам был в подобном положении.

К вечеру приехал грузовик, хотя майор обещал его завтра утром.

Из кабины выпрыгнул водитель:

– Принимайте! Все по описи, под роспись.

Шустер майор, когда только успел!

Пока бойцы перетаскивали в дот мешки с продовольствием и боеприпасы, Федор осмотрел станковый пулемет. Мама моя! И где же хранился этот раритет? Законсервирован добротно, густым пушечным салом, но год выпуска «максима» аж 1910-й! Стало быть, в Первую мировую войну успел повоевать, в революции, в Гражданскую… И не находился, если судить по вмятинам от пуль на бронещитке, все время на хранении. Но выбирать не приходилось.

– Пулемет установить, расконсервировать, заправить ленту, – приказал Федор.

Подойдя к окруженцам, отсчитал двадцать человек.

– В грузовик, на сборный пункт поедете.

Бойцы забрались в машину.

Водитель был недоволен – перегруз. Кузов мал, полуторка брала обычно двенадцать человек.

Оружие окруженцев бойцы перенесли в дот. Когда соберется много, отправят отдельным рейсом.

На северном направлении от огневых точек погромыхивало. Не гром, не гроза – где-то далеко били пушки. Этот грохот не прибавлял оптимизма, он вселял тревогу.

Несколько буханок хлеба Федор распорядился отдать окруженцам – сам прошел через недоедание. Хлеб разрезали на куски и раздали. Кормить окруженцев не было положено, продукты доставили только для заградотряда. Но есть самим, зная и видя, что рядом с дотом находятся голодные бойцы, было нечестно, постыдно. В дополнение к хлебу Федор приказал сварить ведро макарон – их запас был в доте у старшины. Не бог весть какая еда, но желудок сосать не будет, да и сил прибавится.

За хлопотами он и не заметил, как пролетел день. На ночь Федор выставил двух караульных, назначил смены.

С утра, после завтрака, выделил шесть человек постоянного штата для второго дота и ручной пулемет. Коли есть второй дот, грех его не использовать.

Около полудня в небе показались две точки. Самолеты шли с запада, и караульный объявил воздушную тревогу.

Сначала думали – бомбардировщики, но когда самолеты приблизились, оказалось, что это транспортники. Описав полукруг, они стали выбрасывать парашютистов. И не одного-двух, а человек по десять-двенадцать с каждого самолета.

Федор скомандовал построение, причем не только своим пограничникам, но и окруженцам.

– Враг выбросил десант, и нам необходимо его уничтожить. Кто из окруженцев желает участвовать, шаг вперед.

Приказывать окруженцам он не имел права. Они сдали оружие, и после фильтрации их должны отправить на сборный пункт и распределить по военным частям согласно воинским специальностям.

Из строя вышли восемь человек.

– Раздайте оружие и патроны.

У вышедших из окружения были трехлинейки – ни автоматов, ни автоматических винтовок Токарева или Симонова они не имели. Зато трехлинейка была проста и надежна.

Из пограничников Федор отобрал пятнадцать человек – полностью оставлять дот было нельзя, а с остальными бросился бегом к месту выброски десанта.

Некоторые парашютисты к тому времени уже успели приземлиться, и, быстро освободившись от парашютов, открыли по советским бойцам огонь из автоматов. Если немецкая пехота в подавляющем большинстве своем имела на вооружении карабины, то парашютисты – автоматы «МР 38/40». Он мог создавать высокую плотность огня и имел меньшие габариты и вес, чем карабин. Но у него был один существенный недостаток – эффективная дальность огня была мала. На сто метров в цель попасть еще можно было, а на сто пятьдесят – уже маловероятно. Хороший же стрелок из винтовки поражал цель на триста, а отличный – и на шестьсот метров.

Парашютисты и пограничники находились в равном положении. И у тех и у других – голое поле, на котором негде было укрыться, отсутствие окопов.

Когда пули врага начали посвистывать рядом, Федор скомандовал:

– Рассыпаться в цепь, залечь, открыть огонь!

В который раз уже Федор убедился, что Борисова ему в подразделение послал сам Господь Бог. Якут начал стрельбу, задрав ствол вверх, за три минуты выпустил обойму и перезарядил оружие.

– Ефрейтор, ты куда палишь?

– По тем, которые еще в воздухе. Они же не могут перебежать или перекатиться.

Хм, правильно. Парашютист, пока в воздухе, беззащитен и наиболее уязвим.

Остальные бойцы вели стрельбу по тем, кто уже находился на земле.

Винтовочный прицельный огонь из двадцати трех стволов дал свои результаты. Один немец неподвижно лежит, второй…

– Перебежками вперед! Броском!

Бойцы дружно вскочили, побежали, и через тридцать-сорок метров снова залегли, снова открыли огонь.

Федор все не мог понять, почему немцы высадили десант недалеко от дотов? Место удобное, ровное, но за перелеском точно такое же. Или разведка подвела, сообщила, что доты пусты и высадке десантов ничто не помешает? Впрочем, и наглости немцам было не занимать.

Перестрелка продолжалась около получаса. Один за другим гибли парашютисты, ответный огонь с их стороны становился все слабее и, наконец, смолк. Встал один, поднял руки, сдаваясь:

– Не стрелять! Окружай!

Бойцы цепью, держа немца под прицелом, приблизились.

Федор, как и его пограничники, видел немецких десантников в первый раз. Их амуниция сильно отличалась от пехотной. Поверх камуфляжных штанов – широкие шорты с накладными карманами, и даже стальные шлемы не такие, как у солдат вермахта.

– Собрать оружие и документы убитых! – приказал Федор, а сам решил допросить сдавшегося в плен парашютиста.

– По-русски говоришь?

– Так точно!

Федор обратил внимание на его произношение – чистое, как у русского.

– С какой целью выброшен десант?

– Организовать панику в вашем тылу. Резать линии связи, подрывать мосты, убивать военнослужащих.

– Вас же мало! Один взвод всего.

– Наша группа не одна.

Это уже было интересно. Значит, пленного надо было доставить в Управление, пусть выпотрошат его до донышка.

Пленному связали руки, отвели к доту и заперли в помещении на втором уровне.

Но как связаться с Управлением? Ни телефона, ни рации… Посыльного послать – очень далеко, да и опасно, одиночного бойца могут подстрелить парашютисты из такой же группы. Оставалось только ждать очередного приезда грузовика – водитель наверняка доложил вчера майору о группе окруженцев.

Машина пришла к вечеру. Из кабины выпрыгнул капитан.

– Лейтенант! Будем знакомы, я капитан Останин из отдела Гулова.

Федор доложил о десанте, о пленном, об окруженцах.

– Веди его сюда.

Федор отдал приказ привести пленного.

– С убитыми немцами что делать? – поинтересовался Федор.

– Не знаешь? Приказ начальника был по Управлению. Наших убитых хоронить самим или передавать похоронным командам. У убитых немцев собирать оружие и документы – вплоть до писем. А хоронить их обязано местное население.

– Нет тут местного населения.

– В приказе и это учтено. Собери их всех в кучу и сожги.

Федор оторопел. Как сжечь? Они же не древние норманны. Да и не горят трупы сами по себе… Дрова нужны или бензин, а где их взять?

– Восемь окруженцев добровольно участвовали в уничтожении десанта. Один из них легко ранен в руку.

– Напиши фамилии, на фильтрации зачтется. Обещаю.

– Сделаю.

Пока капитан допрашивал пленного, Федор написал список добровольцев из окруженцев.

– Товарищ лейтенант, пишете зачем? – спросил один из них.

– Чтобы затем у вас было меньше проблем. Ты, как и другие, из немецкого тыла вышел, и должен понимать – полного доверия к окруженцам нет. А то, что добровольцем пошел, – плюс в твою копилку.

– Все равно на фронт бросят, – боец махнул рукой.

Останин побеседовал с пленным десяток минут, сделал отметки карандашом на карте. Наверное, отметил места выброса других групп.

– Пленного и окруженцев я у тебя, лейтенант, забираю. Наведаюсь завтра.

Грузовик, поднимая пыль, укатил, и вокруг дота сразу опустело.

Поужинали спокойно, и, как стемнело, улеглись спать. А что еще делать в темноте? Света же нет…

Ночью караульный разбудил Федора:

– Товарищ лейтенант, слышу посторонних. Вроде к нам идут.

Федор поднял еще трех бойцов, и они все вместе вышли из дота.

В темноте ничего не видно, но хорошо слышно позвякивание железа и приглушенные шаги нескольких человек.

– Стой, кто такие? – крикнул караульный, но в ответ прозвучали выстрелы.

– Огонь! – скомандовал Федор и сам дал очередь из автомата по вспышкам. Раздались крики, а затем – топот ног. Бойцы и Федор стреляли на звук, по редким вспышкам выстрелов в ответ.

Перестрелка быстро стихла, но спать до утра пограничники уже не ложились. А когда рассвело, в полусотне метров от себя увидели троих убитых. Еще двое лежали поодаль справа. Однако Федор понимал, что кто-то мог и уйти. Жаль, не было служебной собаки, сейчас бы по следу пустили…

Федор с бойцами спустился с холма к убитым. По виду это были типичные окруженцы: советская форма, заросшие щетиной лица, наши «трехлинейки». Русские или переодетые немцы? Если красноармейцы, то почему в ответ на оклик часового открыли огонь?

За спиной у одного из убитых был вещмешок. Федор присел, развязал узел. Да вот же она, разгадка! Вещмешок был набит пачками советских денег, видимо – ограбили банк или сберкассу.

В суматохе отступления госбанки и прочие организации деньги и ценности вывозили, но не везде это получалось удачно, во многих городах немцы успевали захватить банки. Если город попадал в окружение, сотрудники банков думали в первую очередь о собственном спасении. Да и какая охрана была у банков? Несколько вохровцев. Эти окруженцы могли напасть на банк, перебить вохровцев, но, скорее всего, деньги они отобрали при перевозке. Броневики банковским служащим не выделялись, их и в армии не хватало. И либо сами окруженцы уголовники, либо они просто не выдержали при виде банковских мешков. Теперь наступила расплата.

Немцы при захвате городов и населенных пунктов в первую очередь обследовали банки и сберкассы – изымали деньги, золото, ценности. Деньги шли на снабжение своих агентов на нашей территории. Германия вполне могла печатать фальшивки, что она и делала, но настоящие деньги всегда лучше, у агента меньше шансов попасться.

И чистые бланки документов немцы изымали. Их интересовали любые – чистые паспорта, сберкнижки, бланки и печати гражданских организаций. А уж заполнять их они были мастерами. Зато к документам подозрения не было, настоящие. Все деньги и бланки документов передавались в разведорганы, абвер, Цеппелин.

После занятия городов немцы изымали не только деньги. Из музеев вывозили картины, скульптуры – для этого была создана специальная организация. Параллельно происходили зачистки населения. К сожалению, находились предатели, которые шли в гестапо и указывали адреса семей советских и партийных работников, командиров Красной Армии, евреев. Немцы расстреливали евреев и цыган как представителей неполноценных наций. Так же они поступали с больными психиатрических больниц.

Федор затянул сидор с деньгами – не стоит показывать бойцам его содержимое. Он уверен в каждом, они проверены в боях, но не стоит искушать людей. В тяжелые, переломные для страны времена ломались, перерождались люди крепкие, передовики производств.

Федор сам обыскал карманы убитых. У одного нашел десяток золотых часов без ремешков, завернутых в грязный носовой платок – явно из ювелирного магазина.

Сверток с часами сунул в сидор, к деньгам. Бойцам приказал отнести убитых к реке и сбросить в воду. Поди разбери – советские бойцы были или переодетые немцы. Коли сопротивлялись, огонь открыли, значит, враги. Товарищ Сталин что говорил? Если враг не сдается, его уничтожают.

Погранцы на костре приготовили немудреный завтрак – кашу из концентратов. Попили пустой кипяток, без заварки и сахара, зато с галетами. Когда боец сыт, воевать легче, сподручнее.

С той стороны реки послышался шум мотора, лязг гусениц. На берег выехал полугусеничный транспортер, корпусом похожий на гроб. Проехав вдоль берега и не найдя брода, вернулся восвояси.

Федор сделал вывод: немцы прощупывают возможности для наступления – слабые места в обороне советских войск, возможность продвижения своих механизированных частей. В Белоруссии пространства большие, а их танки в основном продвигаются по дорогам, потому что много лесов, болот, мелких речушек, лугов. Нет для танковых дивизий и армий маневра. Гудериан, изучив труды наших военных теоретиков еще до войны, побывав в Казанской танковой школе, сделал выводы. Фактически с его помощью вермахт создал структуру и стратегию танковой войны. К сожалению, каток репрессий 37–38 годов выбил из нашей армии многих талантливых военачальников. Были расстреляны 3 маршала из 5, 14 командармов из 16, 58 командиров корпусов из 62, 122 комдива из 201, 8 заместителей наркома обороны, начальников 13 военных академий. А всего 412 человек из старшего и высшего военного руководства. И с началом войны ошибки и недальновидность нового высшего военно-политического руководства начали сказываться. И в первую очередь – слабо развитая связь на низшем звене – рота – батальон – полк, а еще между родами войск. Скажем, пехота не имела возможности оперативно вызвать авиацию.

У немцев же командир батальона мог связаться с аэродромом по рации и уже через полчаса получить поддержку в виде штурмовиков или бомбардировщиков. Кроме того, немецкие части были насыщены самоходными орудиями. Пехота не шла в атаку без поддержки самоходов. САУ быстро подавляли огнем доты и дзоты, пехота несла малые потери, быстро продвигалась вперед. И организация была лучше отлажена. Самоходчики немецкие числились артиллерией пехоты. У наших войск на момент начала войны самоходок не было вовсе. Советское военное руководство считало САУ чем-то «вроде недотанков». И даже в докладах о трофеях полковники Красной Армии писали: «Захватили немецкий танк без башни».

Кроме того, появившиеся в РККА самоходки числились за танковыми частями. Пехота осталась без мобильной артиллерийской поддержки. Немцы не зря проводили разведку. Через час мелкими группами через реку стали перебираться пехотинцы. Федор отдал приказ приготовиться к отражению атаки. Обычно немцы атаковали с предварительной артиллерийской подготовкой, при поддержке танков или самоходок, после налета на позиции советских войск своей авиации. Разведка боем? Хотят прощупать – насколько сильна оборона русских? Два бетонных дота, если в них установлено вооружение – пушки, пулеметы, представляют крепкий орешек. То, что у немцев нет тяжелой бронированной техники, оно понятно, препятствие река. Хоть и неширока, вброд перейти запросто можно, но один берег обрывистый, другой топкий, переходящий в луг. Если немцы захватят доты, наведут мост, через топкое место проложат гать из бревен, там и надо всего полсотни метров, рванутся вперед. Нет на этом участке боеспособных, полнокровных частей РККА. Немцы об этом знали, авиаразведка у них была поставлена хорошо. А вот агентурная не очень. Немцы рассчитывали на блицкриг, войну быструю. Поэтому с начала войны и до сорок второго года забрасывали в наши тылы диверсионные группы – нарушить связь, взорвать какое-либо сооружение, убивать командиров. Мосты, что автомобильные, что железнодорожные, старались не трогать, с расчетом – себе пригодится при наступлении. Но, столкнувшись с упорным сопротивлением Красной Армии, а потом и вовсе откатившись немного назад под Москвой, осознали – война будет долгой, упорной, изнурительной. Вот тогда на первый план вышла подготовка и заброска разведывательных групп. Только можно быстро развернуть сеть разведшкол, с набором курсантов – хуже. Брали туда предателей из местных, желающих сотрудничать с новой властью, стали отбирать из пленных. Но, как правило, это был контингент слабый. В любой армии предателям не доверяли. Предав раз – кто тебе поверит?

Немцы разом, без сигнала ракеты или свистком, как делали у них фельдфебели, вскочили. Настолько неожиданно, что несколько секунд Федор медлил, только потом скомандовал:

– Пулеметчикам и Борисову – огонь! Остальным нечего попусту жечь патроны. – Немцы досконально знали, что тяжелого стрелкового вооружения в дотах нет, и огонь «максима» стал для них неприятным сюрпризом.

Сразу понесли потери. Борисов за пять минут успел опустошить два магазина и каждый выстрел его попадал в цель. Не привыкли немцы к таким потерям. Все-же не крупный город перед ними, не укрепрайон и не полк противостоит. Сначала залегли, потом отползли назад. Уже осторожно, по одному-два перебрались на другой берег. Общее число их до атаки было около роты, а после – на лугу взвод остался. Немцы передвинулись правее. Все их передвижения Федор отлично видел в бинокль. Немцы предприняли вторую попытку, но уже против второго дота. Не рисковали, через реку перешло одно отделение, сразу побежали к доту. Федор распорядился передвинуть «максим» к правой амбразуре. В другом доте располагался ручной пулемет «ДЛ-27». Федор ждал, когда бойцы дота откроют огонь, а «максим» ударит во фланг. Шли минуты, немцы уже преодолели половину пути до дота, не стреляли. Федор нервничать стал. Что же погранцы медлят? И сразу ручной пулемет заговорил о себе. Бил короткими, по 4–5 патронов, очередями, экономно. В бинокль было видно, как двое пехотинцев сразу упали. Другие попытались отползти, но пулеметчик стрелял на движение. Десять минут, и на лугу остались только трупы. «Максиму» даже вмешиваться не пришлось. Немцы на другом берегу ретировались, скрылись в лесу. По ним не стреляли, слишком далеко.

Федор знал из истории немецкую тактику.

– Бойцы, наблюдать за небом.

Не прошло и часа, как показались темные точки над лесом.

– Бойцы, всем в дот!

Федор и вместе с ним боец остались у амбразур для наблюдения. Бронированную дверь закрыли, дабы осколки не залетели. Всем уходить вниз, на второй и третий уровни нельзя. Под прикрытием бомбежки немцы могут преодолеть луг, а как только самолеты перестанут бомбить, закидают дот через амбразуры гранатами. Пулемет, во избежание повреждений, опустили из амбразуры на пол.

Пикировщики встали в круг, первый стал пикировать, включив сирену. Душераздирающий вой, рев мотора. Потом нарастающий свист бомбы. Она взорвалась рядом с дотом, осыпав его осколками. Пыль поднялась, запахло сгоревшим тротилом. А следом второй самолет сбросил бомбу, третий, четвертый. Потом взрывы стихли. Федор осторожно выглянул в амбразуру. Немецкие пикировщики перестроились в круг над другим дотом, начали бомбить его. Даже со стороны смотреть было страшно. Дот скрывался в огне, дыму, пыли.

Казалось, после очередного взрыва Федор увидит разрушенные стены. Но дот стоял целехонек. Строители потрудились на славу, не пожалели бетона и железа. Взять такой дот может только бетонобойная бомба крупного калибра – пятисотка, а то и тонная. Отбомбившись, самолеты улетели.

Федор приказал бойцу:

– Зови наших, пусть занимают позиции. – Федор не исключал, что немцы повторят атаку. Но проходили часы, немцев не было. Он поглядывал в бинокль, забравшись на крышу дота.

Отсюда обзорность великолепная, но и сам он представлял собой легкую мишень для снайпера, найдись у немцев такой.

Лишь к вечеру обнаружилось какое-то движение на той стороне. Хотят атаковать под покровом ночи? Начало смеркаться, из леса вышла большая группа военнослужащих. Федор приник к биноклю. Немцы? Или наши окруженцы выходят? Вполне мог быть худший вариант. Немцы могли надеть советскую форму, захваченную трофеем на складах, для маскировки.

– Занять позиции, приготовиться к бою! Без приказа не стрелять!

Защелкали затворы винтовок. Люди с того берега переправлялись вброд через реку, поджидали отстающих. Собравшись, двинулись через луг к доту. В бинокль было видно – все при оружии, форма советская. Федор подпустил их поближе, метров на семьдесят. Вышел из дота, поднял руку.

– Стоять! Командир подразделения ко мне! Остальным оставаться на месте.

От группы отделилась фигура. Портупея, кобура на ремне. Приблизился, оказалось, старшина.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант!

– Ваши документы, товарищ старшина. Что за часть, откуда следуете?

Старшина достал из нагрудного кармана документы, протянул.

– Из разных частей бойцы, пока к своим пробирались, понемногу собрались.

То, что выбирались к своим – хорошо, значит, было желание не остаться под немцами, а продолжать воевать, влившись в действующую воинскую часть. А плохо то, что бойцы не знали друг друга до начала войны и немцы под видом окруженцев могли подсунуть своих агентов. Для этого были созданы фильтрационные лагеря, скромно названные сборными пунктами. Там сотрудники НКВД в меру возможностей выявляли врагов. Но сделать это было трудно.

Штабы, а с ними списки личного состава разгромлены, сожжены. А те, что остались, находятся неизвестно где, и связи с ними нет.

Ловили на несоответствиях. Скажем, у окруженца подлинные документы артиллериста танковой бригады. А когда бойца спрашивают, как извлечь из казенника после выстрела раздутую гильзу, ответить не может.

Даже если артиллерист был напрямую не связан с пушкой, например – подносчик снарядов, как извлечь гильзу, знал. Пушка – оружие коллективного пользования. Всем расчетом перетаскивают на поле боя, всем расчетом за банник берутся, когда ствол чистить надо.

– Старшина, распорядитесь своим людям. Подходить по одному, сдавать оружие, предъявлять для досмотра вещмешки.

Не понравилось распоряжение старшине, по лицу видно было, но приказ старшего по воинскому званию или должности исполнять надо. Оружие и боеприпасы складывали у дота, вещмешки досматривал сам Федор.