Глава 4
Нападение
В субботу утром, 21 июня, Федор поднялся еще до подъема ефрейтора Борисова и, увидев, что тот уже не спит, приложил палец к губам – тихо, мол, не шуми. Когда ефрейтор оделся-обулся, провел его в свой кабинет.
– Саперную лопатку возьми и мешок в углу.
Наблюдатель на вышке проводил их недоумевающим взглядом. На границе тихо, происшествий нет, чего командиру не спится?
– Егор, какие, с твоей точки зрения, направления для нападения на заставу наиболее вероятны?
Выслушав ефрейтора, Федор с удовольствием отметил про себя, что тот назвал почти все места, которые он выбрал сам.
Установить мины было несложно, на каждую ушло не больше десяти минут. Они долго провозились с первой, и то из-за отсутствия опыта и некоторого страха. Действовали осторожно, навыков работы с минами не было.
На заставу вернулись к завтраку.
– Егор, о том, что мы делали, – никому, – шепотом предупредил Федор ефрейтора.
– Даже старшине? А вдруг наши парни с заставы подорвутся? Беда будет…
– Сегодня я пограничников на заставе делами займу, а нарядам и секретам эти мины не страшны, мы же их на тропе не ставили. А завтра снимем, если за нас другие это сделать не успеют…
После завтрака Федор приказал старшине:
– Под твоим руководством сегодня личный состав оружие в порядок приводит. Почистить, смазать… Сам лично у каждого проверю.
– Суббота же сегодня…
– И что? Я запамятовал что-то?
– Общее партсобрание коммунистов и комсомольцев намечено. С повесткой дня «О текущем политическом моменте».
Старшина был парторгом на заставе. Так сказать, проводил линию партии в массы. А чего ее проводить, если сто процентов пограничников заставы коммунисты или комсомольцы?
– Не возражаю и сам на нем буду. Только сначала оружие, потом перерыв на обед, а уж затем собрание.
– Есть!
Возможно, старшине лейтенант занудой показался, службистом. А и пусть! У каждого свои тараканы в голове.
Для чистки оружия в хорошую погоду на улице был длинный стол, и после завтрака погранцы с шутками принялись за оружие. Федор же вместе с Борисовым, забрав ящик гранат и моток проволоки, подарок капитана Варнавы, снова направился в лес. Старшина проводил их подозрительным взглядом. Ох, зря Федор несколько дней назад сказал старшине о растяжках! Что лежало в ящике, который они несли вдвоем с якутом, старшина знал, и Федор был уверен, что ему их затея не понравится. Но это сегодня, завтра благодарить будет – если, конечно, они доживут.
Растяжки они поставили там, где не было мин. Мины установили на открытых местах, там, где растяжки поставить невозможно: на поляне за заставой, где одни пеньки, на грунтовой дороге. А растяжки – среди деревьев.
– Товарищ лейтенант, не пойму я – зачем все это? – Борисов вытер пот со лба.
– Сведения от агентов получил: поутру, когда сон крепок, на заставу нападение крупной банды ожидается.
– Понятно…
Пустой ящик они отнесли в каптерку, взяли второй. И эти гранаты установили. То, что можно было предварительно сделать, они сделали. Видел Федор укоризненный взгляд старшины, когда они с опасным грузом по крыльцу спускались.
После ужина Федор повеселел. На службе прием пищи – наипервейшее и важное дело, голодный воин – не воин вовсе.
После обеда – партсобрание. Старшина вырезки из отрядной многотиражки зачитывал, сам говорил о великом вожде и учителе народов товарище Сталине. В конце Федор сказал несколько дежурных фраз – о бдительности и повышении боеспособности.
После собрания старшина зашел в кабинет Федора.
– Я не как старшина, заместитель начальника заставы, а как парторг поговорить хочу.
– Садись, Петр Васильевич, слушаю тебя.
– Думаешь, Василий Петрович, я не видел, как ты гранаты в лес таскал? Все-таки установил свои сюрпризы?
– Правильно догадался…
– А свои случайно подорвутся? Не обижайся, прямо тебе скажу – вредительская твоя затея.
– Даже так?
Такого поворота Федор не ожидал. Какой из него вредитель? Обвинение серьезное, за него десять лет лагерей схлопотать можно.
– Ты не горячись, Петр Васильевич, завтра все прояснится.
– А если нет, я в понедельник батальонному комиссару в погранотряд телефонирую.
– Просигнализировать вовремя хочешь?
– А хоть бы и так!
– Но до понедельника начальник заставы я, и потому как парторгу говорю: старшина Безверхов все приказы выполнять будет.
– Так точно! – вскочил старшина.
Ох уж эта пресловутая политическая бдительность! Скольких людей она сгубила, причем не врагов! Во времена чисток в Красной Армии десятки тысяч военнослужащих были репрессированы. Одних старших командиров сто восемьдесят тысяч.
Старшина вышел. Расстались они если не врагами, то уж не приятелями точно.
После ужина Федор прилег. Надо было отдохнуть, ночь и последующий день будут трудными.
Внутренний будильник никогда его не подводил. Федор встал, оделся, натянул сапоги, перекинул через плечо автомат и, проверив пистолет, сделал шаг за дверь, в казарму.
Кончилось мирное время. Уже двадцать второе июня, воскресенье, самая короткая ночь в году. В городах и селах выпускные вечера. По случаю выходного в полках и на батареях остались только дежурные офицеры.
Погранцы спят, похрапывают. Сколько их к концу дня останется в живых?
Федор вышел на середину казармы:
– Подъем! Боевая тревога!
Пограничники вскочили, оделись за тридцать секунд и разобрали из пирамид оружие.
– Разбиться по двое, взять ящики с патронами из оружейки, – приказал Федор. – Первое отделение, занимаете позиции на левом фланге, берете с собой ручной пулемет. Второе отделение – на правый фланг, придаю вам «максим». Остальные – за мной, в центр. По возможности занять окопы, траншеи и дзоты тихо, чтобы даже комара не спугнуть.
В оружейке хранился запас патронов на случай массового прорыва границы. Федор решил забрать все, иначе как под огнем противника доставлять патроны с заставы на позиции?
– Товарищ лейтенант! – шагнул вперед старшина. – По Уставу…
– Отставить! Встать в строй!
Старшина с явной неохотой подчинился.
– Взять ящики, строиться во дворе.
Пока бойцы выполняли его распоряжения, Федор вышел во двор.
– Наблюдатель на вышке! Покинуть пост, спуститься вниз.
Такого приказа за полтора года службы Федор еще не отдавал, а наблюдатель не слышал.
Пограничники выстроились во дворе заставы.
Федор посмотрел на часы: два часа ночи. Через час пятнадцать немцы откроют артиллерийский огонь, а в четыре утра перейдут в наступление сухопутными силами. В это время гитлеровская авиация уже будет бомбить наши города.
Как будто в подтверждение его мыслей, стал нарастать гул моторов – к границе приближались и перелетали ее десятки бомбардировщиков. Да, они ее и раньше перелетали, но это были единичные самолеты.
Пограничники встревожились, старшина спросил:
– Товарищ лейтенант, что это значит?
– Война! – коротко ответил Федор.
После одного слова Федора наступила полная тишина – все осмысливали услышанное, и никто не хотел верить сказанному. Приказ не зачитывали, по радио не объявляли… Как же так?
– Через час немцы начнут переправляться через Буг. Приказа не ждите, как приблизятся на расстояние огня – стреляйте на поражение.
Приказ лейтенанта был необычным, пугающим.
– Разойтись по позициям! Связь по телефону или посыльными.
Расходились молча, хотя обычно шутили, травили анекдоты. То, что сказал им командир заставы, давило, как чугунная плита.
Заняли позиции. Больше всего Федор переживал за правый фланг, поскольку там было самое удобное место для высадки десанта – пологий незаболоченный берег. Поэтому он и станковый пулемет туда отдал, и старшину направил. Взгляд его наткнулся на Борисова:
– Ефрейтор, ты почему здесь?
– Приказ такой был.
– Отставить! Занимай свою позицию на дереве.
– Есть! Разрешите пару пачек патронов взять?
– Две мало, бери пять.
В пачке двадцать патронов, но у Борисова каждая пуля в цель.
Ефрейтор набил пачками карманы и скрылся в темноте. Да и темноты полной не было. Ночь короткая, на востоке уже сереть начало.
Над водами Буга поплыл туман. Сначала клочками, а потом – сплошной пеленой. Далеко на северной стороне загрохотало, и Федор посмотрел на часы: три пятнадцать.
Прозвучали первые артиллерийские залпы кровопролитной войны. Федор знал, что немцы сейчас предвкушают полную победу и полны надежд, которым не суждено сбыться.
Через несколько минут один из пограничников доложил:
– Товарищ лейтенант, слышу всплески со стороны реки.
– Зарядить оружие, приготовиться к бою! – скомандовал Федор.
Погранцы прищелкнули к винтовкам магазины, сняли предохранители, передернули затворы.
Из пелены тумана показались большие темные пятна, как призраки. Вот они ближе, и уже можно различить, что это плоты, понтоны, лодки. Да сколько же их!
– Огонь! – скомандовал Федор и сам дал очередь из автомата.
От пробоин надувные плоты стали сдуваться, выходящий из дырок воздух яростно шипел. Солдаты стали усиленно грести, желая добраться до берега прежде, чем плот утонет. Они понимали, что уже обнаружены и что тихо грести веслами ни к чему.
Но пограничники стреляли уже по солдатам.
Два плота сдулись, и солдаты оказались в воде. Обремененные оружием, амуницией, в стальных шлемах и мгновенно наполнившихся водой сапогах, они барахтались в быстрых водах Буга, стараясь выплыть. Берег уже виден, двадцать пять – тридцать метров всего, рукой подать… Ан нет, многие утонули. Война для них закончилась, практически не начавшись.
Немцы в ответ тоже начали стрелять. Но пограничники в траншеях и окопах, а немцам на воде укрыться негде. Дистанция мала, и почти каждая пуля находит свою жертву. Стрельба с берега, с воды, слева и справа…
На той, немецкой стороне – залп пушек, затем – вой снарядов и грохот.
Федор, как и многие бойцы, обернулся и увидел разрывы там, где была застава. Хорошо, что забрали боеприпасы с собой, сейчас бы все сгинуло в огне.
С правого фланга раздалась длинная пулеметная очередь – в дело вступил «максим». Федор поморщился: зря пулеметчик длинными шпарит, так патроны быстро кончатся. Вопреки расхожему мнению, навязанному фильмами, автоматов у немцев не было, немецкие пехотинцы имели карабины «Маузер 98К».
Один понтон уткнулся в берег прямо напротив позиции пограничников. С деревянного понтона прыгали в воду и перебирались на берег немецкие солдаты.
Федор дал длинную, в полмагазина, очередь по врагам. Сейчас они уязвимы, укрыться негде, а захватят кусок земли, окопаются – попробуй их выбить.
На траншею набегали десятки гитлеровцев. Хлопали винтовки погранцов.
Федор дал три короткие очереди и все в цель, сам видел, как упали немецкие пехотинцы. Автомат его сделал одиночный выстрел, потом раздался щелчок затвора, и автомат замолчал. Сначала Федор, подумав, что случилась осечка, в горячке автоматически взвел затвор, но снова раздался щелчок – в дисковом магазине закончились патроны.
Он выхватил из кобуры «ТТ» и почти в упор начал стрелять в набегающих немцев. Услышав, что по соседству в траншее уже идет рукопашная, повернул голову и увидел: здоровенный немец дерется с пограничником. Оба орудовали винтовками, как дубинами.
Федор выстрелил в спину гитлеровцу, и пистолет, израсходовав последний патрон, встал на затворную задержку. Поменять магазин – секундное дело, только нет у него этой секунды, очередной фашист на него бежит. К карабину плоский штык примкнут.
Федор отшвырнул пистолет и схватил ракетницу. Для подачи сигналов она заряжена патроном с желтой звездочкой – как сигналом сбора пограничников у заставы.
До ближайшего немца уже было два-три метра, и Федор выстрелил ему в живот. Раздалось шипение, оглушающий крик немца, который бросил карабин и схватился за живот. От ракеты, вонзившейся в тело, полетели брызги огня. Потом немец упал, и сильно, до тошноты, запахло горелым. И сразу – тишина, выстрелы и крики стихли.
Мимо разгоряченных схваткой пограничников по воде проплывали трупы в серой немецкой униформе – это выше по течению удачно отбил атаку правый фланг. Все-таки пулемет – великое изобретение!
Федор осмотрелся.
– Доложить о потерях!
К его удивлению, среди пограничников было только трое убитых и один легкораненый. Ему наложили повязку на плечо.
– Зарядить магазины! Немецкие винтовки и другое оружие сложить у дзота. Трупы выкинуть к реке, чтобы не смердели!
Бойцы стали исполнять приказ.
Федор сменил диск у автомата, магазин в пистолете и стал снаряжать патронами опустевшие магазины. Первый приступ отбит с большими потерями для немцев, но они не успокоятся, полезут вновь, и надо приготовиться к этому.
С правого фланга к нему пробрался пограничник:
– Товарищ лейтенант, я с поручением от старшины. У нас четверо убитых и один раненный в живот, тяжело.
– Патроны есть?
– Есть пока.
– Готовьтесь, немцы скоро полезут опять…
Еще бы посыльный с левого фланга пришел. Там ручной пулемет был, и место для высадки десанта неудобное – камыши у вязкого берега, топь. Подпочвенные воды близко, дно траншеи водой заливало.
Перед очередной атакой немцы решили провести артподготовку. Заставу они разрушили. По разведанной цели дали залп, и теперь там только бревна. А вот разведать дзоты и траншеи они или не смогли, или не предусмотрели их существование, и начали вести огонь по берегу. Взрывы, дым, тротиловый запах, пыль столбом…
Под прикрытием огня немцы стали переправляться на лодках. Понтоны и плоты разбиты и частично пошли на дно, а частично унесены течением.
По планам Гитлера на подавление сопротивления пограничников отводилось тридцать минут. Они уже минули, с начала немецкой атаки прошел час, а ни одного живого немца на нашем берегу нет.
Снаряды взрывали землю по всему берегу, рвались беспорядочно и валили деревья. Контрольно-следовая полоса напоминала лунный пейзаж – она вся была в воронках.
Через четверть часа пушечная стрельба стихла.
– Пятьдесят два снаряда, – сказал один из пограничников.
– Ты что, считал?
– Тогда не так страшно.
В училище Федор изучал тактику армейского боя и знал, что после артиллерийского обстрела вражеских позиций начнется атака пехоты. А ни одного плавсредства на воде не было видно. Закончились люди и понтоны? Нет, просто излюбленной тактикой немцев были охваты, взятие в клещи, в окружение. Вот и сейчас они переправились там, где не было защитников границы, и по лесу пробирались к разрушенной заставе.
Они ударили бы в тыл, если бы не мины и растяжки.
Сначала погранцы услышали в своем тылу один взрыв, потом другой, через промежуток времени – хлопок гранаты. До Федора дошло – это не разрывы пушечных снарядов, это сработали его ловушки.
Следом за подрывами начал стрельбу Борисов. С равными промежутками пять выстрелов, потом еще такая же серия.
Федор не выдержал – все равно немцев на воде не видно – и побежал узнать. Подбежав к сосне, он поднял голову:
– Борисов, как дела?
– Однако, товарищ лейтенант, немцы со стороны деревни к заставе вышли. На минах подорвались, подались к деревьям, а там растяжки, – и ефрейтор довольно засмеялся.
– А стрелял-то ты куда?
– Так их там целый взвод был!
Федор решил взять десяток бойцов и выбить немцев с территории заставы. Хоть и разрушена казарма, но это их оплот, там и дзот есть, и окопы.
– Борисов, что наблюдаешь?
– Вышка рухнула, однако, снаряд угодил.
– Да черт с ней, с вышкой! Сколько немцев наблюдаешь?
– Ни одного. Кто не подорвался на мине, тех я убил.
– Всех? – поразился Федор.
– Нет, только тех, кто шевелился.
На звуки выстрелов и разговор подошел старшина.
– Здравия желаю! Стрельбу слышал, потом разговор. А вы один тут, товарищ лейтенант.
– А ты голову подними. Борисов позицию на дереве оборудовал. На заставе немцы были, так он их уничтожил.
– Поглядеть бы надо…
– Пока тихо, идем.
Федор перевесил автомат на грудь, старшина взял в руку «наган». Он решил идти первым, но Федор остановил его, взяв за локоть.
– Погоди, я первый. Я помню, где растяжки стоят, а ты в беду попасть можешь.
Они вышли к месту, где взорвалась мина – там лежали три изуродованных осколками трупа немецких пехотинцев. Ближе к заставе был еще один – этому досталось от растяжки. Метров через тридцать они увидели еще два трупа и следы крови. Раненый нашел в себе силы отползти подальше да и умер, не дождавшись помощи камрадов.
Старшина непрестанно смотрел по сторонам, потом выдал:
– Беру свои слова назад, товарищ лейтенант…
– Ты насчет чего? – не понял Федор.
– Насчет вредительства… А мины да растяжки помогли, без них мы бы не услыхали, что немец с тыла подобрался.
– Прежде чем осуждать, Безверхов, да клеймо вредителя ставить, надо осмотреться и с выводами не торопиться. Ты думаешь, мне делать было больше нечего, служебное рвение проявлял. А получилось – оружие вычистили и смазали перед боевыми действиями, опять же – боеприпасы вынесли. Казарму-то завалило, хороши были бы мы без патронов!
Они вышли к заставе. Собственно, от казармы осталась груда бревен, наблюдательная вышка повалена.
Пройдя по развалинам, Федор увидел черную эбонитовую трубку телефона. Поднял, послушал. Тишина, связи нет. Улыбнувшись, подколол старшину:
– Товарищ парторг, не хотите ли поговорить с батальонным комиссаром?
– Ерничаете? Нехорошо, Василий Петрович… Ошибку сделал, признаю свою неправоту.
– Осознаешь, что все мои действия на пользу заставе были?
– Политотдел меня не удосужился о нападении предупредить.
– И мне из комендатуры или отряда не сообщили – не намекнули даже. От агентуры сведения получил. А они, сам знаешь, соврать могли или сознательно в заблуждение ввести. А подстраховаться надо было. Мы с тобой, Петр Васильевич, государством поставлены рубежи его охранять, и с нас спрос жесткий. Потому лучше перестараться, перебдить, чтобы кровавой юшкой не умыться.
– Ладно, мир. Кто старое помянет, тому глаз вон.
– А кто забудет, тому оба.
Старшина поднялся с бревна, с жалостью оглядел разрушенную заставу.
– Столько труда положили, только обустроились, а теперь все прахом пошло.
– Ничего, разобьем немцев – новую заставу поставим, побольше. Воду проведем, душ для личного состава.
– Эк размечтался! – ухмыльнулся старшина. – Немца еще разбить надо!
– Это верно. Но если каждая застава, каждая рота армейская свой клочок земли держать будет, умоются немцы кровью.
– Жаль, бумаги нет…
– Зачем она тебе, Петр Васильевич?
– Рапорт написать надо, в политотдел, отметить лучших бойцов.
– Рано.
– Как рано? Скоро армия из тыла подойдет, дальше на немца двинем. Как сказал товарищ Сталин? Врага будем бить на его территории!
– Старшина, ты на часы посмотри!
Петр Васильевич вытянул из карманчика карманные часы за цепочку, откинул крышку:
– Ровно девять часов!
– Ты не понял. С момента нападения прошло пять часов, армии нет. И, полагаю, не будет.
– Пораженческие настроения?! – вскипел старшина.
– Ты ослеп, оглох? Прислушайся! В нашем тылу ни пушек, ни пулеметов не слышно. А где наши истребители? Или сталинские соколы не знают о нападении?
– Что ты хочешь этим сказать? – старшина боялся вслух высказать свою догадку.
– Говори, мы наедине. А картина вырисовывается плохая: немцы уже далеко вперед ушли, и мы теперь в глубоком тылу, если по-другому – окружены. Так что армии не жди.
Старшина вновь уселся на бревно.
– Выводы у тебя неправильные. И мысли незрелые, хоть ты и командир.
– Тогда где посыльный из комендатуры или отряда? Разгромлены они.
– Я с заставы не уйду. Буду насмерть стоять, как коммунист.
– Дурак ты, старшина, уж прости… И коли пошел такой разговор, не умереть здесь надо, а как можно больше врагов убить. Сколько мы сегодня положили?
– Да кто ж их считал?
– Вот убей сто, двести, тогда и помирай. Когда каждый так сделает, все войско немецкое сгинет. А до той поры о смерти героической даже думать запрещаю.
Старшина не знал, что и ответить.
Федор поднялся:
– Дел полно, а мы расселись. Пока тихо, бери пару бойцов. Пошуруди тут, провизию поискать надо – сухари, консервы… Иначе с голодухи сдохнем.
– Верно.
– А я бойцов организую на похороны, братскую могилу рыть надо.
– Ты о ком сейчас говоришь? О погранцах или о немцах?
Федор в ответ только вздохнул. Старшина – служака добросовестный, в бою сдюжил, но временами его тупость солдафонская просто раздражала.
Они направились к бойцам, и Федор попросил:
– Ты дорогу запоминай… Ни шагу в сторону, чтобы на мину или растяжку не напороться.
– Сам также думал. Как думаешь, командир, долго ли война продолжаться будет? Месяц-два?
Федор опешил, повернулся:
– Скажу тебе одному, не для передачи – года три-четыре…
Федор мог бы назвать и точную дату ее окончания, но он понимал, что старшина не поверил бы ему. А случится, что они выйдут к своим, стуканет куда следует. Ведь в понятии старшины это и не донос даже, а позиция принципиального коммуниста, выискивающего в своих рядах вражескую гидру. Да по-иному и быть не могло, если и в газетах, и по радио, и на партсобраниях постоянно говорили о выявленных вредителях, наймитах империализма, агентах иностранных разведок, причем разведок самых экзотичных стран, вроде Парагвая. Если человеку вдалбливать это изо дня в день и год за годом, поверит.
Старшина с бойцами вернулся на заставу, и десяток бойцов приступили к рытью братской могилы в лесу. Песчаник, рыть легко, но уж больно малы саперные лопатки, годятся только окоп отрыть. Все остальные инструменты сгинули на заставе.
– А гробы, товарищ лейтенант?
– Пока война, забудь. Документы бойцов мне отдайте, тела в плащ-накидки заверните.
– С немцами что делать?
– В воду столкните. Жарко, они к вечеру завоняют. Мы их не звали, пусть плывут подальше. Хотя подождите… Соберите у гитлеровцев документы, я посмотрю, какие армейские части на нас брошены.
Когда бойцы принесли несколько «зольдатенбух» – солдатских книжек, Федор прочитал, что их заставу атаковала рота 45-й пехотной дивизии вермахта. Насколько он помнил, эта дивизия под командованием генерал-майора Фрица Шлипера штурмовала Брестскую крепость, чем и запомнилась в истории. После аншлюса 1938 года и присоединения к Германии Австрии 4-я Австрийская дивизия была переименована в 45-ю дивизию и влилась в состав вермахта. Так что уничтожили погранцы не немцев, а австрияков.
Немцы снова начали обстрел позиций пограничников из пушек, но бойцы успели попрятаться в окопы и траншеи, и существенного ущерба налет им не принес.
Однако через четверть часа Борисов, продолжавший сидеть на сосне, подал сигнал.
– Немцы с тыла на заставу наступают – не менее роты. И два броневика.
Под броневиками якут подразумевал бронетранспортеры. Зачем рисковать солдатами на переправе, когда многие подразделения вермахта перешли на нашу землю по мостам, в том числе и в районе Бреста.
По приказу Федора бойцы центра и правого фланга были переброшены к заставе. Там был дзот, где они и установили «максим», а также траншеи.
Из бронетранспортеров вели интенсивный пулеметный огонь, а поразить их было нечем – ни противотанкового ружья, ни противотанковых гранат.
Меткой стрельбой пограничники заставили пехотинцев залечь.
Немцы попытались охватить заставу с флангов, обойдя ее по лесу, но нарвались на мины и растяжки, понесли потери и отошли.
Бойцы радовались, а Федор был встревожен. Он понимал, что немцы не оставят заставу в покое, придумают каверзу. Или танки пустят, или авиацию. Хотя почему танки? Одного хватит, чтобы раскатать дзот и то, что осталось от заставы. Нет у пограничников средств борьбы против танков.
Через час после неудачной атаки над заставой появился самолет. Такую странную конструкцию бойцы видели впервые – два мотора, два фюзеляжа…
– Гля, парни, что-то непотребное летит! – высказался один из погранцов.
– Это разведывательный самолет. Сейчас высмотрит все, а следом штурмовики полетят. Так что нам лучше в лес, в траншеи на берегу. Только подождать надо, пока улетит.
Уходя к берегу, пограничники прихватили с собой станковый пулемет с запасом патронов.
А вскоре послышался рев моторов. Слишком мелкой и незначительной целью показалась разведчику застава, и потому штурмовать ее прилетел один самолет, «Ю-57», прозванный затем на фронте «лаптежником» за неубирающиеся шасси с обтекателями. Самолет описал круг над заставой – летчик высматривал, что бомбить. Развалины из бревен? Но немцы – педанты по натуре. Получил целеуказание – надо отбомбиться.
Самолет с пикирования сбросил бомбу, на низкой высоте – была видна голова пилота, сидящего в кабине, – вышел из пике и вновь набрал высоту. Летчик примеривался не торопясь, как на полигоне. Русских истребителей нет, как и зенитной артиллерии, опасаться некого. Штурмовик снова вошел в пике, и от него отделились две точки.
Пикирование – самый точный и эффективный вид бомбометания. Обе бомбы угодили в разрушенную казарму, разметав бревна.
«Лаптежник» уже вывел самолет из пике, как вдруг раздался выстрел.
Федор даже огляделся – кто патроны попусту жжет? Что для самолета винтовочная пуля? Как слону дробина! Тем более точно рассчитать упреждение без специального зенитного прицела, как на зенитных пулеметах или пушках, невозможно.
Тем не менее за самолетом появилась жиденькая струйка белесого дыма или пара. Неужели пуля в радиатор охлаждения угодила? Не Борисов ли проявил чудеса меткости?
«Лаптежник» отвернул к реке и скрылся из виду, а пограничники дружно закричали: «Ура!» Однако радовались они рано, потому как послышался нарастающий рев моторов – к заставе двигались бронетранспортеры и пехота.
По приказу Федора бойцы перебежали к траншеям и дзоту у заставы и заняли позиции. Немецкая пехота укрывалась за броней и рассыпалась в цепь метров за сто от заставы.
Погранцы открыли огонь.
Федор забеспокоился – почему молчит пулемет? Сомнут же? И тут «максим» ударил длинной очередью, и сразу несколько пехотинцев упали. Другие залегли, не выдержав пулеметного огня, но погранцы тщательно выцеливали немецких солдат и стреляли.
Укрыться немцам было негде, ровное поле, а окопаться они не успели. Зато пулеметчики с бронетранспортеров открыли огонь, целясь по амбразуре дзота.
В стороне, со стороны леса, раздался выстрел, и один из пулеметов на бронетранспортере замолчал. Ствол его торчал вверх. Еще выстрел – и смолк второй пулемет. Очень вовремя Борисов помог! Ему с дерева пулеметчики были хорошо видны. Спереди их прикрывала броня, но якут-то находился сбоку и выше.
Лишившись огневой поддержки, немцы стали отступать, прикрываясь бронетранспортерами. Когда они скрылись, Федор спросил:
– Раненые или погибшие есть?
Как ни странно, обошлось.
– Старшина, успел до бомбежки съестное найти?
– Успел! – старшина потряс вещмешком.
Найденную провизию поделили по-братски. На каждого пришлось по ржаному сухарю, куску сахара и сушеной вобле. Запивали водой из колодца. Скудно, конечно, но желудок перестал сосать, требовать еды.
– Федоскин, – подозвал к себе бойца Федор. – Сходи на левый фланг, где укрепления строили. Что-то я там ни стрельбы не слышу, ни посыльного оттуда не вижу. Узнай, есть ли там потери, что с боеприпасами. Да поосторожнее только, не рискуй. По тропе вдоль следовой полосы не ходи, она с другого берега проглядывается, не ровен час – стрелять начнут.
– Есть!
Федор достал из командирской сумки карту и развернул ее. Из курса истории ему было известно, что Брестская крепость еще держится, в то время как сам город уже оккупирован. Многие бойцы и командиры, не успев вступить в бой, оказались в плену.
Сейчас погранцы его заставы немцам как заноза в заднице, но в том, что уходить с заставы рано или поздно придется, Федор не сомневался, в противном случае уничтожат самолетами или танками. Значит, выводить людей надо. Однако уходить в сторону Бреста было рискованно – даже бесполезно. Но как далеко фронт?
В первые дни, недели, месяцы войны немцы шли танковыми колоннами по шоссе, через неделю после начала войны пал Минск. Стало быть, уходить надо глухими местами. Это сложно, если учитывать, что в Белоруссии рек и речушек полно, а хуже того – болота, по большей части непроходимые.
Федор и читал, и видел документальный фильм об Илье Старинове, еще с испанских времен известном, как организатор диверсий. Он и мины хитроумные придумывал, как в Испании, при взрыве тоннеля, когда мина сама прицепилась к паровозу. Или взрыв здания в Харькове, где разместилось немецкое командование, с использованием радиоуправляемой мины.
Еще перед войной Старинов вышел с предложением обустроить базы для партизан и диверсантов. Для группы из десяти человек оборудовали землянки, сделали тайники с оружием, боеприпасами, продовольствием длительного хранения. Но потом начались репрессии тридцать седьмого года, военное командование почти полностью поменялось, а Сталин провозгласил идею бить врага на его территории. Сдуру все базы и тайники ликвидировали, хотя сейчас они могли очень пригодиться.
Но была у Старинова дельная мысль: в случае отступления наших войск он рекомендовал окруженцам не пробиваться к линии фронта, к своим войскам, попусту тратя силы и в стычках с немцами теряя людей, а создавать партизанские отряды, увеличивать их за счет местных добровольцев. Оружие же, боеприпасы и продовольствие отбирать у немцев. Обучить же военному делу новобранцев из гражданских вполне могут окруженцы. Зачем стремиться убивать врага именно на передовой, если он вокруг? Да, нет поддержки танков, самолетов, артиллерии. Но и линии фронта тоже нет. Нанесли удар по врагу, скрылись в лесах – и попробуй отыскать. Авиация и танки не помогут немцам уничтожать партизан, неизвестно, где они дислоцируются.
Федор об этом подспудно помнил. У человека в трудной ситуации из потаенных уголков памяти всплывают идеи, мысли, факты, которые сам человек вроде бы и забыл.
Конечно, оставаться на заставе и партизанить невозможно. С одной стороны река, не дающая возможности маневра, с другой – населенные пункты западников, недоброжелательно настроенных к советской власти. Да и немцы, зная о присутствии пограничников, рано или поздно найдут способ их уничтожить. Поэтому Федор решил ночью пограничников увести и сейчас мысленно прокладывал по карте маршрут.
Время над картой летело быстро. В какой-то момент Федор услышал, как оживились бойцы – это вернулся Федоскин, сгибаясь под тяжестью ручного пулемета и ящика с патронами. Сердце Федора сжалось от недоброго предчувствия.
К Федоскину подскочили бойцы, забрали ящик и пулемет.
Боец сразу подошел к Федору:
– Товарищ лейтенант!
Федор досадливо поморщился:
– Не тяни резину…
– Нет наших на левом фланге…
– Как нет? Ты же сам пулемет принес, патроны…
– Пулемет нашел, ящик на позиции, а погранцов нет. Следы борьбы на земле, кровь запеклась…
– И что, ни раненых, ни убитых?
– Никого.
– Следы не смотрел? Может, ушли куда?
– Никого нет. Местность там, сами понимаете, влажная. Наступишь – ямка, и через десять минут она уже полна воды.
– Ну не улетели же они?
– Гильз полно. Отстреливались – это точно…
Просто необъяснимое что-то. Единственное объяснение – как бы не националисты из местных ночью напали, вырезали спящих, а тела в воды Буга сбросили. Но в отделении не новички, должны были караул выставить. И еще загадка: если это местная банда, то почему пулемет не забрали, патроны?
Не мешкая Федор объявил общий сбор. На берегу остался наблюдатель, да еще Борисов по-прежнему находился на сосне.
Когда все собрались, Федор объявил о решении уходить отсюда, идти на восток, прибиваться к своим.
И тут воспротивился старшина:
– Я с заставы ни ногой! Меня государство сюда поставило, здесь мой рубеж.
– Армия отошла к востоку, – возразил Федор, – и пока не поздно, надо уходить. Немцы танки пришлют – что мы им противопоставим? Винтовки? Им по большому счету пока не до нас, они на восток рвутся. Надо пользоваться моментом.
– Не уйду. Оставьте мне патронов, если не жалко. И «максим» – все же казенное имущество.
– К «максиму» всего две ленты осталось.
Станковый пулемет Федор брать не собирался: слишком тяжел «максим», да и габариты велики. Но припрятали бы его надежно. А так у пограничников ручной пулемет есть, автомат, винтовки.
Уходили пограничники с тяжелым сердцем. Федор обернулся – старшина смотрел погранцам вслед. Таким он ему и запомнился. Больше Федор его не видел никогда.
Федор вел группу пограничников к Дубице. Дорога была знакомой, сколько раз он проезжал ее на лошади, на полуторке. Сейчас от машины – только обгоревший остов, а лошади разбежались.
К Дубице они добрались к вечеру. Федор разрешил бойцам отдохнуть, а сам вместе с Борисовым выдвинулся на опушку и поднес бинокль к глазам. Почему-то у него еще теплилась надежда, что комендатура ведет бой, что она не сдалась. Но надежды были тщетными, по улицам разгуливали немцы. Стояли машины, мотоциклы с колясками, бронетранспортеры. Немцы, как хозяева, заходили во дворы, выбивали двери. Слышались редкие выстрелы и визг собак.
– Что это они? Грабят? – спросил Борисов.
– Собак стреляют. Потом за людей возьмутся. Предателей много, укажут дома и квартиры, где партийный или советский актив живет.
Делать в Дубице было нечего. Пока еще было светло, Федор решил вести бойцов по узкой грунтовке на Отяты, затем Збураж и Малориту, держа курс на Дрогичин, Иваново, Пинск. Была дорога от Малориты на Кобрин, а дальше – на Ивановичи, Барановичи, Столбцы и Минск. Но это главное шоссе, и сейчас там полно солдат и немецкой техники. Соваться туда – самоубийство, а Федор хотел людей сберечь. Худо-бедно, а двадцать пять человек за ним, почти взвод. Все при форме, оружие сохранили, боеспособны. Такие, уже понюхавшие пороха, на фронте нужны будут.
Шли по лесу, пока окончательно не стемнело. Расположились у ручья. Есть нечего, но хоть воды напиться вдоволь можно, умыться утром.
Расположились кто где. Федор выставил караул, назначил смены. Без караула на привале воинской части никак, не туристы. Сам улегся под елью, на опавшей хвое. Мягко, а случись дождь – ель вымокнуть не даст, и росе утром осесть не позволит. Устал – больше морально, вымотался. Сон, однако, не шел, думы тяжкие одолевали.
Пройти до Пинских лесов и болот – там как раз между Пинском и Иваново или в районе Ганцевичей подходящие места есть, организовать партизанский отряд? Бойцы ядро составят, местные подтянутся. Не все немцев с хлебом-солью встретят, найдутся патриоты. Или все же на восток идти, к фронту? Решил – на фронте они нужнее. Красная Армия отступает, потери велики – как в личном составе, так и в технике. Пока из глубоких тылов поднимут свежие части, пока мобилизация пройдет, немцы времени терять не будут. С тем и уснул.
Под утро, когда на земле стало зябко, его разбудил караульный.
– Товарищ лейтенант, – шепотом, почти в ухо. Федор спросонья не сразу и сообразил, где он.
– Что?
– Голоса недалеко слышны, по-русски говорят.
– Пойдем, поглядим.
Русские – это хорошо. Немцы – враги, и если по-белорусски говорят, то еще неизвестно, враги это или друзья. Местные так рано по лесу шастать не будут, стало быть – пришлые.
Двинулись на голоса. Говорили тихо, но в утреннем лесу, где тишина полная, звуки разносились далеко.
За деревьями были видны несколько фигур. Не гражданские – форма цвета хаки. Значит, свои.
Федор поправил автомат на груди и шепнул караульному:
– Сбоку зайди, подстрахуешь.
Сам кашлянул – не хватало еще, чтобы от неожиданности по нему выстрелили.
Голоса мгновенно стихли и явственно послышались щелчки затворов.
– Не стреляйте, я свой! – Федор вышел из-за деревьев.
Трое в армейской форме, в руках оружие сжимают. Одного Федор узнал сразу.
– Варнава, ты?
– Погранец! Ты как здесь?
– Тебя искал – должок вернуть, – пошутил Федор.
– Пол-литра сейчас бы пригодились!
Обстановка разрядилась, и военнослужащие опустили оружие.
– Один? – спросил капитан. Это был Алексей Петрович, из инженерного полка – тот, что десять дней назад дал Федору противопехотные мины.
– Не, с бойцами заставы.
– Пригодились «сюрпризы»?
– Еще как!
– Надо же! А все запасы полка в крепости так и остались.
– Как вам удалось из крепости вырваться?
– В городе мы были. Как обстрел крепости начался, я туда было рванул. Какое там! Взрыв за взрывом, близко не подойти. А по мосту уже немцы на мотоциклах. Кое-как ушел… Вот, товарищей по несчастью встретил.
– Лично знаешь? – В Федоре «проснулся» пограничник.
– Тебе документы показать или на слово поверишь?
– Не обижайся, Алексей Петрович, жизнь такая настала… К моим бойцам присоединишься или самостоятельно?
Варнава был старше Федора по званию, капитан, но переходить в его подчинение Федору не хотелось. Бойцы с заставы его, он знает, кто из них на что способен, и отвечает за них. Да и не армия пограничники, другой род войск, даже руководство и наркоматы разные.
Варнава подоплеку вопроса понял.
– Конечно, с тобой. Но погранцами командуешь ты.
Когда они направились к бивуаку, капитан спросил:
– Пожевать ничего не найдется? Двое суток ни крошки во рту не было.
– Сами в подобной ситуации.
– А закурить?
– Запамятовал? Не курю я. Ты семью отправил?
– По твоему совету. Успел даже телефонограмму от них из Куйбышева получить. Обязан я тебе, лейтенант, спасибо.
– После войны сочтемся…
– Ого, сколько бойцов у тебя! – Они вышли к пограничникам.
Федор присел на пенек, капитан встал рядом, наклонился – оба разглядывали карту. Жаль, она за Ганцевичами заканчивалась, почти сто километров от границы. Никто и предположить не мог, что будут востребованы карты более глубокого тыла.
– Какими путями думаешь идти?
Федор карандашом провел по карте.
– Эка ты хватил, лейтенант! Был я в этих местах, топь непролазная! Немного южнее надо брать, через Заболотье, Осу, Дивин, Радостово. К Дрогичину по лесу выйдем, болота севернее останутся. И дорог хороших нет в этом районе, немцам там делать нечего.
Насчет маршрута капитан не ошибся, а вот с немцами промахнулся. Когда они подошли к Мокранам, то увидели на дороге оживленное движение и залегли в кустах. А по дороге непрерывным потоком текли машины, мотоциклы, тягачи с пушками на прицепе, бронетранспортеры. Рев моторов, чад, пыль столбом…
Они просидели до вечера, до сумерек, и только тогда всей группе удалось перебежать оживленное шоссе.
– Сколько времени потеряли! – возмущался капитан. – Это какая же силища у немца? Прут и прут!
– Все в этом мире имеет начало и конец, – ответил Федор.
– Философ! Провизию искать надо, иначе так и загнемся в лесах.
– Тут недалеко Борки будут, можно послать кого-нибудь к селянам. Хлеба попросить, огурцов.
– Да нас три десятка!
– Что предлагаешь? На немцев напасть? Хорошо бы на полевую кухню.
– Ага! А вокруг кухни – рота немецкой пехоты.
Обычно немцы по ночам не ездили: дороги плохие, указателей нет. В начале войны они позволяли себе передвигаться одиночными машинами, а когда окруженцы, а затем и партизаны стали нападать, ездили только колоннами, и зачастую – под прикрытием бронетранспортеров или танков. Знали, что у Красной Армии с противотанковыми средствами плохо.
Окруженцы во главе с Казанцевым и Варнавой шли по грунтовке. Темно, по лесу идти невозможно, либо в яму угодишь, либо на ветку глазом напорешься. А грунтовка – все же направление. Да и заплутать в лесу – пара пустяков, можно бродить полдня и выйти к тому же месту, откуда начал движение. Компаса ни у кого из группы не было; обычно этот прибор имели армейские офицеры, чаще – пехотных батальонов, и артиллеристы.
Шли молча, берегли силы.
Федор первым услышал впереди стук металла, негромкий разговор. Поднял руку. Его жест сразу же продублировали сзади – сказывалась армейская выучка, на границе не всегда можно подать сигнал голосом. Развел руки в стороны; группа бойцов разделилась, и они залегли по обе стороны от дороги.
– Капитан, будь с парнями, я проверю, что впереди.
Федор сошел с дороги. Земля на ней утрамбована почти до каменистой плотности, каждый шаг слышен. А на обочине трава, звуки приглушены.
Федор перебегал, останавливался, вслушивался, и, наконец, увидел нечто крупное на дороге. Но что это, в темноте разобрать было невозможно. Но именно оттуда доносился стук, и там мелькал свет фонаря.
Где перебежками, где ползком он подобрался ближе.
На дороге стоял огромный грузовик. И хоть никаких знаков или обозначений на нем не было видно, Федор понял – грузовик немецкий. В Красной Армии таких машин не было, самый крупный «ЗИС-5» был меньше раза в два. Кузов у грузовика был крыт брезентом, и оттого он выглядел еще внушительнее. Но что в грузовике? Груз? Но даже если и пустой, какая разница?
Федор перебрался на другую сторону дороги.
Два человека меняли пробитое колесо на передней оси. Такое на фронтовых дорогах происходило часто, на проезжей части встречались осколки снарядов и мин, шины простреливали.
Немцы уже установили запасное колесо и закручивали гайки длинным изогнутым ключом. Еще минута – и ремонт закончится.
Федор думал недолго – ночь, глухомань… Вскинув автомат, он дождался, пока водитель и напарник снимут домкрат, и дал очередь. Немцы упали, а спустя несколько секунд сзади раздался топот множества ног.
Федор поморщился: команды он не давал, зачем бегут?
– Живой? – спросил капитан. – В кого стрелял?
– В немцев.
– Могли бы по лесу обойти, по-тихому.
– Не хочу на своей земле прятаться. Они непрошеными гостями сюда пришли. Мысль у меня есть – сесть всем в грузовик. Худо-бедно, сколько-то проедем.
– Мысль разумная, только где мы шофера возьмем?
Водить машину в предвоенное время и в начале войны умели немногие. Автомашин и мотоциклов «на гражданке» было мало, велосипед роскошью считался.
С началом войны автомобильная промышленность начала наращивать производство, до предела упростив конструкцию. Машины стали получать по ленд-лизу у Англии и Америки, и водителей пришлось обучать в спешном порядке. В тылу за руль машин и за рычаги тракторов сели женщины. Тяжко им пришлось. Отопителя нет, как нет и гидроусилителя руля, кабины фанерные, из всех щелей дует, запаска неподъемная, да еще попробуй футорку на колесе открутить.
– Я поеду.
– Умеешь разве? – поразился капитан.
– Бойцы, оттащите трупы в лес, инструменты в кузов забросьте.
Оставлять следы на дороге Федор не хотел. И без того выстрелы могли насторожить немцев, если те были поблизости.
– Капитан, не в службу, а в дружбу, посмотри, что в кузове?
Сам стал осматривать кабину «Бюссинга». На задней стенке кабины в креплениях – карабин, в вещевом ящичке обнаружил металлический термос с кофе и галеты. Скромный трофей, одному не насытиться.
Вернулся Варнава.
– В кузове мешки пустые, бумажные, вязаны пакетами. В толк не возьму, зачем им на фронте пустые бумажные мешки?
Федор и сам не знал. Уже значительно позже увидел – в мешках из крафт-бумаги немцы хоронят своих убитых. Ну да, на фронте гробов не напасешься…
– Пусть бойцы в кузов лезут. Тесно, конечно, но зато не пешком.
Набились, как селедки в бочке. Если бы груза не было, попросторнее было бы. Зато мягко, как на перине.
Федор завел мотор, капитан уселся на пассажирском сиденье.
– Едем! – бросил он.
– До Красной площади или на Крещатик? – пошутил Федор.
– В Минск! Какая там у них улица главная?
– Не был, не скажу.
Мотор тянет грузовик мощно, руль и педали тяжеловаты – так оценил машину Федор.
– Ты где водить научился? – капитан явно позавидовал.
– В училище преподавали.
– Хм, вечно у погранцов свои порядки, не как в армии. А вот я не удосужился. Выходит, зря.
– Знания за плечами не носить. Я вот тоже не знал до встречи с тобой, как мины устанавливать. Оказалось просто. А эффект оглушительный – и в прямом, и в переносном смысле.
– Служба у саперов сложная. Ты мины новые ставил, их снимать сложнее и опаснее. Сначала попробуй мину обнаружить, окопать ее зимой; да корпус и взрыватель ржавые уже, выкрутить проблема. А еще мины имеют боковые взрыватели или могут быть поставлены на неизвлекаемость.
– Мудрено!
Капитан замолчал и откинулся на спинку сиденья. Сморило мужика, похрапывать начал. На кочках вскидывался, смотрел непонимающе и снова засыпал.
Фары светили плохо, на них стояли специальные крышки с узкими прорезями – считалось, что такой свет незаметен для авиации.
Смогли проехать километров двадцать, потому что дальше был взорванный мост. Разбомбили его наши или взорвали при отступлении – неизвестно. Берега реки топкие, болотистые, вброд ее не пересечь.
Федор заглушил мотор.
– Все, приехали.
Капитан сразу проснулся.
– Мы где?
– Сам хотел бы знать. Кофе хочешь?
Капитан подумал, что Федор шутит. Но лейтенант достал из бардачка термос с кофе, плеснул немного в крышку и протянул ему галету. Затолкав целиком галету в рот, капитан отпил глоток кофе.
– Вкусно! Вот же гады!
– Ты о ком?
– Да о немцах же! Я в мирное время такого не ел, а они в войну трескают… И, заметь, не офицеры. Дашь еще?
– Нет, каждому по половине галеты достанется. Мало, но все равно лучше, чем ничего.
– А что стоим?
– Мост впереди разрушен.
– У тебя же карта есть, посмотри, где объезд.
– Крюк в десять километров и через деревни. Еще не факт, что там немцев нет. Но куда-то же этот грузовик ехал?
– Жаль… – капитан выбрался из кабины.
Федор обошел кузов.
– Бойцы, подъем! Одна галета на двоих, и по глотку кофе.
Все захрустели галетами, сделали по глотку кофе.
– Теплый и пахнет хорошо, – причмокнул губами пограничник. – Весь термос бы выпить, да вприкуску с бутербродом с копченой колбасой.
– Хорош душу-то травить! – возмутился кто-то.
Кофе хватило не всем – термос был небольшой. Кому не досталось, запили галеты водой из фляжки.
– Ну что, бойцы! Предстоит форсировать реку вброд.
Грузовик они бросили. Капитан предложил его поджечь – все урон немцам будет, но Федор не согласился:
– От пожара зарево далеко видно будет. Немцы заинтересуются, с собачкой наведаются, и жить нам после этого недолго.
Служебное собаководство в Германии было развито. Овчарки охраняли концлагеря, несли караульную службу на складах, ходили по следу в подразделениях полиции, жандармерии. Для Федора же главным было сберечь людей, а грузовик – тьфу!
Из оккупированных стран немцы собрали богатые трофеи – чешские и французские танки, автомашины. Другие страны поставляли продовольствие, амуницию. Вся Европа работала на них, и потому грузовик – это мелочь, комариный укус.
Штыком от «СВТ» срезали деревце, и люди из инженерного полка начали прощупывать дно. Они саперы, им и карты в руки.
Нашли место, где не так глубоко, и дно плотное.
Бойцы разделись догола, оружие и обмундирование несли на поднятых руках – все лучше, чем потом надевать его на себя мокрым.
После переправы по грунтовке с километр бежали, чтобы согреться. Речка небольшая, но вода холодная, подпитывается родниками. У Федора ноги замерзли в воде. А лучший способ согреться – физическая нагрузка. Потом пешком еще километров пять-шесть отмахали, с рассветом привал сделали. Ночью идти безопасней, меньше шансов, что немцы обнаружат. В это время суток господа завоеватели предпочитали спать после сытного ужина.
В кузове грузовика бойцы успели немного вздремнуть, а Федор чувствовал себя усталым и заснул мгновенно, как только распорядился о смене караульных.
Сколько он спал, неизвестно, но проснулся от разговора рядом.
– А я говорю – буди, пусть поест по-человечески. Лейтенант мог сам схарчить галеты в кабине, мы бы и не знали…
Федор уже проснулся.
– Что такое, почему шум, а драки нет?
– Село тут недалеко. Товарищ капитан с двумя бойцами ходил туда. Хлеба принесли, яиц вареных, лук и огурцы. Будете?
– Ты еще спрашиваешь! А бойцы ели?
– Хлеба целый мешок, яйца и огурцы поделили.
Федор принялся за еду. Хлеб был в виде деревенского каравая, свежий, душистый, вкусный, видно испечен накануне.
Наевшись, он собрал крошки в ладонь и забросил их в рот.
– А где капитан?
– Снова в село ушел.
Вот это он зря. За то, что принес еду, – низкий поклон. А вот то, что вернулся…
Словно в подтверждение его мыслей в отдалении хлопнул выстрел, потом еще один.
– Застава, в ружье! – по привычке крикнул Федор. Нет уж заставы, а заученные команды в голове застряли.
– Занять оборону на опушке, приготовиться к бою!
Бойцы цепью залегли на опушке леса. Перед ними дорога, затем луг, а уж за лугом избы села стоят. По лугу капитан к лесу бежит, за ним – гитлеровцы, человек семь.
Да, ошибку капитан совершил, к лесу рванув. Тем самым он врага к окруженцам ведет, а еще собой сектор обстрела перекрывает. Командир же, должен соображать! Хоть бы в сторону отклонился на десяток метров!
Немцы на бегу стреляли из карабинов, весело перекрикивались. Охоту устроили, суки!
– Борисов, начинай с крайних. Всем остальным – не стрелять!
Один выстрел, почти сразу же – второй. Два немца рухнули на ходу, однако остальных преследователей это не остановило. Наверняка думали, что в лесу еще один сообщник.
До Варнавы дошло, что он мешает, и капитан отвернул левее. Но бежал уже тяжело, по-видимому, сказывалась усталость.
– Огонь! – скомандовал Федор.
Пограничники уже давно держали немцев на мушке, и сразу после команды грянул нестройный залп из тридцати стволов.
Разом уничтожили всех, никто даже не пошевелился.
Сапер уже чувствовал себя спасенным, как вдруг из-за избы щелкнул выстрел, и капитан упал. Ранен или убит? Послать бы за ним, вынести тело, если погиб. Только на лугу спрятаться негде, и погранцов могут легко расстрелять, как убили капитана.
– Борисов, стрелявшего засек?
Вместо ответа якут выстрелил.
– Готов!
– Попал?
– Можете убедиться.
Федор посмотрел в бинокль и у одной избы увидел распростертое тело. Потом перевел бинокль на капитана, но тот лежал неподвижно.
Его раздумья «Рискнуть и вынести сапера?» прервал выползший полугусеничный бронетранспортер. С него дали длинную пулеметную очередь по лесу, и с деревьев посыпались сбитые пулями листья и ветки.
– Уходим! Все в лес!
Они отползли, потом отбежали от опушки подальше и быстрым шагом направились на восток.
Преследовать окруженцев по лесу немцы не решились. Немного постреляв для острастки, они вернулись в село. Тем дело и закончилось.
