В дымке проносятся мимо белые утесы. За пятнадцать минут мимо хранительницы семян пробегают все те места, где она хотя и бывала, но от силы разве что раз пять в жизни. Теснина расступается и отходит назад, глазу открываются поля зимнего картофеля и горчичных клубней; а вот и желтое жнивье рисовых полей.

Весь день судно пробивается сквозь теснины, и весь день река наращивает силу, вбирая в себя притоки: шириной она уже метров пятьдесят, но вот ее опять сжимает в очередной теснине, она вздувается, покрывшись пеной. Стоя на палубе, силу реки чувствуешь прямо ногами. А перед глазами так и стоит пустая кровать учителя, застит собой вид на очередную прибрежную деревню; виде́ния не рассеивает даже отражение солнца, которое ненадолго выглянуло из-за тучи; расколотое на множество бликов, оно мрачно и обличительно бьет в глаза.

Она все не уходит с палубы. Рядом обедает семья, едят рис. Дневной свет резко сменяется сумраком, пассажиры один за другим спускаются вниз поспать. За ночь мимо проплывает не меньше десятка деревень с заведениями, где играют в карты, с простенькими ночлежными домами, рыбачьими лодками, с фонарями, что качаются над пристанью, как заблудившиеся в небе звезды. Она думает: стало быть, вдвоем вы уплыли по реке вверх, и лишь один вернулся. Она думает: еще полгода, и все это уйдет под воду.