Глав семей группами по шесть человек стали вызывать в правление. Дают выбрать: либо место на государственной службе, либо годовая зарплата сразу наличными. Квартиры в местах расселения будут продаваться по сниженной цене. Все берут деньги.

Шахту, где добывали руду, закрывают. Владелец традиционного ресторанчика уезжает. Парикмахер уезжает. Каждый день мимо окна хранительницы семян на спинах носильщиков проплывают семейные шкафы и корзины с одеждой, ящики и коробки с домашним скарбом.

Семена озимой пшеницы почти никто не покупает. Осматривая свои закрома, хранительница семян думает: пуститься в путь с сумой и посохом и то было бы проще. Можно навестить в городе Ли Цина. Сядешь на пароход, так, может, хоть мир посмотришь.

К концу недели инженеры уехали. Верхний ряд красных маркеров прошел по скалам выше крыш. Река поднимется на шестьдесят четыре метра. Самые старые деревья и то не дотянутся верхушками до поверхности; конек крыши дома правления не достанет даже и близко. Хранительница семян пытается себе представить, как ее огород будет выглядеть сквозь всю эту воду – ее груша и хурма, тыквенные плети с вечно перепачканными землей локотками, а над ними – днище баржи, проплывающей в пятнадцати метрах над крышей.

За сеткой ее куриного вольера соседские мальчишки шепотом делятся слухами, в которых фигурирует Ли Цин. Говорят, будто он убивал людей, да и сейчас его прислали, чтобы он устранял всех, кто против плотины. Будто у него в заднем кармане сложенный листок, а на листке имена; как только он находит кого-то из списка, вызывает его на пристань, вдвоем они отплывают вверх по реке, а возвращается он один.

Но это слухи, всего лишь слухи. Не каждый слух содержит зерна истины. И все-таки, ложась спать, старуха частенько проваливается в кошмары: река подступает к ножкам кровати, вода льется в щели ставень. Просыпается, задыхаясь.